Мечты не стареют

Море ворочается в пятидесяти метрах от меня. Перекатывается, шлёпается на каменный берег и медленно сползает назад. В темноте я не видела, где кончается море и начинается небо. Такое же чёрное, бездонное.

- Я просто хотел тебя порадовать.

А я молчала. Подставив лицо прохладному ветерку, делала вид, что наслаждаюсь ночным пейзажем, запахами соли, йода, выброшенных на сушу водорослей и старых сетей.

- Давно я не слышала эту фразу. Интересно, ты всем так говорил?

Никита устало вздохнул за спиной.

- Когда ты успела стать такой?

Я улыбнулась, радуясь, что улыбки он не видит.

- У меня для практики было пять лет. Мало?

Днём здесь пахнет ракушками, медузами, которых мы, как варвары, в детстве вытаскивали на камни, горячей кукурузой, мороженым и резиновыми плавательными кругами. В шесть лет мне казалось, что он воняет просто отвратительно, а сейчас, надо же, с тоской вспоминаю этот запах.

- Кто-то за пять лет стервенеет, а кто-то ума набирается.

- Что-о-о? - притворно-оскорблённо воскликнула я. - Ну, хорошо, я тебе это припомню.

Мы подошли к самому берегу. Волна несмело облизала пальцы, сползла и вернулась, обдав меня по самые бёдра. Я тут же покрылась гусиной кожей и обняла себя за плечи.

На воде, в такт качанью, скакали бледные пятна.

- Мы курили здесь такой же ночью.

Никита усмехнулся.

- Шестнадцать лет! Что взять с двоих ненормальных?

- Ты всегда подбивал меня на всякие гадости.

Раньше мы всё делали вместе. Как две половины одного безумного целого. Сутками пропадали на улицах, таскались под палящим солнцем, ночами бродили по побережью. Я долго думала, почему он бросал своих многочисленных друзей и подруг и пропадал со мной весь месяц? Время, когда я сбегала из огромного мрачного Питера в солнечный Краснодар. Нас тянуло друг к другу, но мы так и не начали встречаться. Один единственный поцелуй - это всё, что осталось на память.

- Ты всегда соглашалась на мои безумные предложения, когда другие просто могли постучать себе по лбу и спросить: «Ты нормальный?». Нет, конечно, ненормальный. Был таким, лет до девятнадцати. Архитектору нужно быть серьёзным, - он замолчал и, взяв меня за руку, повёл по склизким камням.

Его ладонь была тёплой и шершавой. Мне всегда нравились его руки, крепкие и музыкальные, с мозолистыми от струн подушечками пальцев.

- Какое дно скользкое, бррр. Сейчас грохнусь! - лучше бы я не ворчала, ибо море в наказание глотнуло меня, ещё не привыкшую к ледяной воде, целиком.

Никита помогал мне подняться, посмеиваясь и называя меня «человек-авария». Потом продолжил монолог о том, насколько трудно найти человека, полностью поддерживающего все твои начинания, как глупые, так и полезные. Человека, который, не стесняясь, ткнёт носом в твои ошибки, настучит по голове, с которым есть о чём поговорить и о чём помолчать. Этим человеком для него была я. И, несмотря на то, что мы не виделись пять лет, сейчас он этого промежутка просто не замечает.

- Мы встретились всего четыре часа назад. Откуда ты можешь знать, какой я стала? Умная ли, глупая ли… Нужно гораздо больше времени, чтобы понять. А достаточно времени у нас с тобой никогда не было. Может, я сейчас притворяюсь? Сейчас темно и вообще…

- Каждое твоё слово говорит само за себя, Кир.

Я вывернула руку из его ладони. Всегда, чтобы что-то скрыть от этого человека, я должна была очень постараться. С шестнадцати лет, посмотрев на него, как на парня, привлекательного, обласканного жарким южным солнцем, я стала бояться его. Было страшно оказаться в нелепом положении, болтать глупости, как я делала это раньше. Я не знала, как вести себя с ним, поэтому стала замыкаться, а он пытался дознаться, что со мной.

Когда мне было семнадцать, я расцвела, почувствовала себя настоящей девушкой. Как бабочка сбрасывает кокон, я сбросила рваные джинсы и майку с черепом - свои любимые шмотки. А он? Словно не заметил. Хуже того, у него появилась просто отвратительная девушка, солистка их группы, где Ник играл на электрогитаре. Так он с ней стал проводить времени больше, чем со мной, и я, считавшая его чуть ли не собственностью, жутко злилась и ревновала. И любила страстно, безнадёжно, понимая, что в любом случае меня ждёт Питер и собственная далёкая жизнь. Я писала музыку и песни, играла Никите, а он хвалил меня и не знал, что всё ради него. Не видел, что на печатных нотных страницах распластана моя молодая душа. Хотя, наверное, всё же, догадывался. Просто молчал.

В тот год мы с Ником крепко поссорились. Толчком послужила какая-то мелочь, и я выплеснула всю накопленную обиду. Забрала у него все свои ноты, порвала тетрадь с его песнями, скрутила с гитары, подаренные им струны, правда, ни слова не сказала о больной любви. Я уехала, даже не предупредив его. Потом пошли звонки и сообщения с требованием объяснений. «Я не читаю твои мысли, ты сама должна говорить мне всё, что тебя не устраивает».

С тех пор каждое лето я приезжала в Краснодар к родным, только Никите об этом не говорила. Боялась ступить за рамки гордости, но мечтала однажды встретить его на улице, в парке, на пляже - да где угодно!

Вспыхнула старая обида, и я, желая остыть, с головой скользнула в солёную воду, проплыла, как рыба у самого дна, касаясь животом водорослей. Люблю море. Когда вода течёт по лицу, капает с волос, никто не заметит, что я плачу.

Никита нырял в двадцати метрах. Я видела только нечёткий контур его тела и не верила, что ещё несколько часов назад обнимала пыльную подушку в купейном вагоне и глотала слёзы.

Ночь высосала из камней накопленное за день тепло. Я села на надувной круг и укрылась пледом. Никита вышел из воды и замер на берегу. О чём он думал? Любой другой подсел бы рядом, взял за руку, но только не он. Ник не был робким, скорее терпеливым и расчётливым. Предпочитал брать измором.

Хороша же я. Ещё недавно тосковала по жениху, а сейчас мечтаю о другом. Хотя жених - это громко сказано. Мы с Мишей встречались три года, и каждый день неминуемо вёл к разрыву. Впереди я видела лишь пустоту. Нам было удобно вместе, вот и всё. Этакий симбиоз двух одиночеств. А разве спасёт удобство, если нет любви? Без любви я пустовала, и музыка заменяла мне всё. Но Михаил упрямо теснил её, освобождая себе место, крадя моё время. От моей игры у него болела голова, и я подарила свою красавицу младшему брату, когда мы с Мишей стали жить вместе. Замолкли струны гитарные, замолкли и душевные. Сашка, конечно, убил инструмент через месяц, вдобавок накалякал акриловыми красками уродливую русалку с грудями-арбузами.

Ник достал из багажника свою гитару. Ту самую, на которой он учил меня брать первые аккорды, и заиграл рок-н-ролл. Я вспоминала фестивали, сходки, посиделки с друзьями-музыкантами, где мы с Никитой играли и пели песни собственного сочинения. Своей энергией и безумством он мог заразить любого, зажечь, увести за собой. И меня неудержимо влекло к нему. Встать бы, подойти сзади, обнять, прижаться к сильной спине.

- Кирка!

Я всегда бесилась, когда он называл меня Киркой. Он, похоже, вспомнил об этом.

- С кирками ходят гномы в мультиках, а я девушка, - проворчала я и села. - Что надо?

- Ты гитарная струна, тонкая, звонкая, капризная и ужасно нервная. Играй.

Это приказ? Как бы то ни было, я уже сжимала гриф и гладила лакированное дерево, хранящее тепло его рук. Море дыхнуло холодом и свободой.

После долгого перерыва пальцы одеревенели и не слушались, было больно, но я играла. Пела надрывно, то и дело фальшивя. Голос выдавал меня. А рядом, подхватывая, ворочалось море.

- Почему «Yesterday»? - Ник запустил камень в воду.

- Не знаю.

- Не хочешь говорить.

- Наверно.

Он подсел сзади, зажал аккорд левой рукой, а мою правую положил на струны. Я бы, конечно, могла возмутиться.… Но зачем? И почему мечта сбывается, спустя целых пять лет? Быть может потому, что мечты не стареют.

- Играй.

- Что?

- Что хочешь.

Он менял аккорды, а я перебирала струны. Рука двигалась сама по себе, отдельно от меня, замершей и слушающей кожей его кожу. Ну почему, сестра Ирка умудрилась отравиться мороженым, да ещё и попросить Никиту забрать меня с вокзала? Кого угодно я ожидала увидеть, но только не его.

- Я уже знаю, куда завезу тебя и что буду с тобой делать, - сказал он, когда мы ехали по городу. Я опешила и даже испугалась, но Ник попросил взглянуть назад. Страх был сожжён слепящей вспышкой радости - на сиденье лежала хорошо знакомая акустика.

- Неужели все питерские девушки такие холодные?

В ответ я крепче прижалась к нему. А Ник, щекоча ухо дыханьем, пел старые песни. Вот-вот замкнёт провода, вспыхнет искра.

- Похоже, так и есть. Холодные, - заметил он. - Да хватит тебе зубами стучать, - Никита отложил гитару и обнял меня. Пожалуй, сегодня гитара - единственная моя соперница.

- Кира, Кира. Я впервые посмотрел на тебя, как на девушку, а не как на сумасшедшую подругу лет в шестнадцать. Ты была слишком хороша для просто подруги и слишком далека для любимой девушки. Я так боялся, что это окажется увлечением, и не хотел спешить. Не хотел, чтобы мы стали друга для друга только приятным развлечением. Я уважал тебя, даже слишком уважал. Теперь ты понимаешь?

Я молчала долго. Моё лицо было обращено к морю, но видела я вовсе не водную рябь, а разверзнувшееся тёмное нечто внутри себя, оно захватило меня с головой. Думала и молчала.

- Ты решил раскрыть все карты за одну ночь?

Плеск волн, голос знакомого незнакомца под ухом. Скоро рассветёт, и я открою глаза. Как Ремарк писал? «Слова, сказанные в темноте, - разве они могут быть правдой? Для настоящих слов нужен яркий свет». Сейчас тихая, прямо-таки колдовская ночь, мы немножко возбуждены и пьяны близостью и терпким запахом соли.

- У нас всего неделя, и она не вечна. А я ждал тебя каждый год, думал, какой ты становишься там, вдалеке, - он крепче сомкнул руки и вдохнул запах моих спутанных волос. Держал бы он меня так с самого начала! - Но, если бы ты жила здесь, что было бы тогда?

- Может, тогда ничего бы и не было.

Никита шумно вздохнул и отпустил меня. Стало холодно и тоскливо.

- Пессимистка. С таким настроем мы далеко не уедем.

- А ты знаешь, как мне тогда было больно? - голос сорвался. Пять лет назад я бы никогда не сказала ему, что творится на душе, а сейчас уже ничто не мешало.

Он развернул меня лицом к себе и, пока я говорила, держал мои ладони в руках и перебирал пальцы. Скоро рассветёт, и тогда - хоть пропадом всё пропадай. Но не сейчас, когда его глаза так близко. Единственное, что я хорошо помнила во время разлуки - его тёмно-серые глаза. Остальное время и расстояние смазало, как незасохшие краски с холста.

Оказывается, он считал, что поступал правильно, по-взрослому. Что он мог предложить мне тогда, бедный студент и романтик? А сейчас «опыта горького хлебнул», понял, что в жизни чего стоит.

- Циник - это уставший романтик.

- А кто тогда уставший циник? - прошептала я.

Никита встал, подхватил меня на руки и понёс к воде. Я прижималась к нему, как волна к каменистому берегу. Кромка моря у самого горизонта начинала светиться, разрывая небо пополам. После будь, что будет, а сейчас…

- Раньше я представляла, как встречаю рассвет на берегу моря, обнажённая, как только что родившаяся Афродита. Как это было глупо и наивно! Я быстрее бы от холода скукожилась.

Вопреки моим ожиданиям, Никита не посмотрел на меня, как на умалишённую. Он весело рассмеялся и прижал меня к себе крепко-крепко, словно просил прощения за годы, проведённые вдали от меня.

- Мечты не стареют, Кирка. Я согрею тебя в любом случае, решишь ты встретить рассвет обнажённой или одетой.

Кира Фалмер

http://vk.com/sanatanika

Дата добавления: 2015-09-03