Обломовка как символ России

Сон об Обломовке показывает мечту героя, но её парадоксальность в том, что она устремлена не в будущее, а в прошлое. Герой мечтает об Обломовке, в этом сне создается подчеркнуто идиллический образ «утраченного рая», «золотого века» его жизни.

По мнению Гончарова, натуру человека питают первые бессознательные детские впечатления. Сон представляет собой детство Обломова, но Гончаров не начинает роман с описания детства, а переносит его в девятую главу, таким образом, нам сначала представляется личность героя, а затем лишь раскрываются истоки, ее сформировавшие.

Человек и природа. Одноцветье Петербурга сменяется при описании Обломовки разнообразием красок, ярких, несущих свет, ласкающих: «благословенный уголок земли», «чудесный край», «живописные этюды», «утро великолепное», «благотворный летний дождь», «грозы благотворны в этом краю». Атмосферу этого мира создает свет, но не бьющий в глаза, а мягкий: «ясные дни», «лучи солнца», «звезды так приветливо, так дружески мигают с небес».

И в характерах людей такая природа отпечатывает прежде всего неторопливость, покой: «тихо и счастливо», «тишина и спокойствие», «счастливые люди», «ему легко и весело», «затрепетал от радости, от жаркой любви к матери», «следы поцелуев», «осыпать ласками и похвалами», «мать осыпала его страстными поцелуями», обращение к незнакомцу «брат». Обломовцы «боялись как огня увлечения страстей». В сне Обломова природа не просто фон повествования, а естественная основа человеческой жизни, человеческий и природный мир нераздельны, поэтому один из основных приемов выразительности – олицетворение: солнце оборачивается назад, чтобы взглянуть еще раз на любимое место; река бежит весело, шаля и играя; зима как неприступная холодная красавица.

Природа Обломовки становится символом Дома как особой атмосферы, которую человек носит в себе всю жизнь. Образ матери (матери-женщины и матери-природы) объединяет все элементы главы и создает образ родного пространства, где всё согрето материнской любовью и заботой. Небо сравнивается с родительской кровлей, уберегающей избранный уголок от всяких невзгод.

Семья как образ гармонии. Одухотворенным и теплым воспоминанием становится для Илюши прежде всего семья, Дом. Душа этого Дома – мать, именно ей отданы самые вдохновенные строки. Образ матери навсегда отождествился в сознании Обломова с гармонией, счастьем, семьёй, любовью, вероятно, поэтому и в мечтах Обломова о его возможном «золотом рае», его семье в центре тоже женщина, жена, мать: «За самоваром сидит царица всего окружающего, его божество… Женщина! Жена!»

Хранитель обломовского рая - отец Илюши Илья Иванович, однако не случайно Гончаров описывает это «сохранение порядка» комически: явно чувствуется несоответствие серьезности указаний и незначительности их содержания. «Эй, Игнашка! Что несешь?.. Ну неси, неси… Эй, баба! Баба, куда ходила? Ну иди, иди! Да смотри не пролей молоко-то. А ты, Захарка, куда опять бежишь? Вот я тебе дам бегать! Уж я вижу, что ты это в третий раз бежишь». Не случайно этот «порядок» Обломовки включает и шатающееся крыльцо, и рухнувшую часть галереи, и плетень, который сам Илья Иванович «укрепил» двумя жердями, и мостик, который «починили», настлав на него «три новые доски». Порядок Обломовки оказывается внутренне дисгармоничным, хаотичным, неустойчивым, а потому обреченным.

Замкнутость мира Обломовки. Интересы жителей Обломовки были сосредоточены на них самих, не перекрещивались и не соприкасались ни с чьими. «Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была губерния, что есть губернский город; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а дальше уже начинался для них, как для древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак – и, наконец, все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе землю». Границей между обломовским Космосом и Хаосом был овраг как самое страшное место в околотке, в овраге предполагались «разбойники, и волки, и разные другие существа, которых или в том краю, или совсем на свете не было». Неподалеку от оврага находится березняк. «Там, говорят, и лешие, и разбойники, и страшные звери водятся».

Незнакомая жизнь, которая окружает Обломовку, воспринимается ими как Хаос. Пересечение границы обломовского дома всегда было для Илюши болезненно – будь то учеба в Верхлёво или отъезд в Петербург. Если Верхлёво было своеобразным продолжением обломовской жизни, то Петербург оказался миром Хаоса, не случайно Обломов попытался закрыться в своей квартире – маленьком островке Обломовки – от этого чуждого ему мира. «Злые духи» карьеризма, зависти, сплетен, суеты все же время от времени врывались в его кабинет («парад гостей»), однако не смогли проникнуть в душу Обломова – его «внутренний Космос».

Вся жизнь природы и людей Обломовки «вписана» в своеобразный круг. Круг времен года: «правильно и невозмутимо совершается там годовой круг»; круг дня: утро – полдень – сумерки – ночь; круг жизни: «родины, свадьба, похороны»; круг поколений, полностью повторяющих себя в потомках: «Норма жизни была готова и преподана им родителям, а те приняли её, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки», «как это делалось и при отце Ильи Ильича», «потом уже начинались повторения: рождение детей, обряды, пиры...одни лица уступают место другим...так жизнь по этой программе тянется беспрерывной однообразной тканью». Жизнь тянется беспрерывной однообразною тканью, незаметно обрываясь у самой могилы. В этом и состоит суть обломовщины – остановка жизни, ее замирание, отсутствие желаний и стремлений. «Каких целей добиваться? Ничего не нужно…» Обломовцы и не хотели другой жизни, «их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра».

Всё «другое» для обломовцев чуждое, далекое, таящее явную или скрытую угрозу (не случайно слово «другой», произнесенное Захаром, вызвало в Обломове бурю негодования: «Вот ты до чего договорился! Я теперь буду знать, что я для тебя всё равно что «другой»»). Понятие «другие» связано в сознании обломовцев с Хаосом и разрушением. По законам мифологической оппозиции «свой – чужой («другой»)» выстраивается сцена встречи обломовцев с отставшим от артели человеком. «Мальчишки первые заметили его и с ужасом прибежали в деревню с вестью о каком-то страшном змее или оборотне, который лежит в канаве». С одной стороны, этот «чужой» мужик вызывает неподдельный страх («Куда вас несет? – унимали старики. – Аль шея-то крепка? Чего вам надо? Не замайте»), а с другой – желание задобрить: «Эй! Ты, брат! Чего тебе тут?» «Нездешний» означает «опасный», а потому лучше от него отдалиться в обустроенный и упорядоченный Космос Обломовки: «И все ушли назад, в деревню, рассказав старикам, что там лежит нездешний, ничего не бает, и Бог его ведает, что он там…»

Подобное потрясение тишины и покоя вызывает письмо, присланное в Обломовку, как позже оказалось, Филиппом Матвеевичем с просьбой о высылке рецепта изготовления пива: «Все обомлели: хозяйка даже изменилась немного в лице; глаза у всех устремились и носы вытянулись по направлению к письму».

«Чужой» мир, лежащий за пределами Обломовки, всегда отождествляется с неведомым, угрожающим, а значит, разрушительным. Известие Штольца об устройстве в Верхлеве пристани и шоссе, отчего и Обломовка окажется недалеко от большой дороги, приводит Обломова в ужас: «Ах, боже мой! Этого еще недоставало! Обломовка была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Всё пропало! Беда!»

Обломовка – символический образ, во многом образ самой России. Это уклад русской жизни не только с отрицательными, но и поэтическими ее сторонами. Гончаров многое в этом укладе не принимает: ленивое переползание изо дня в день, бездеятельность, отсутствие жизненных целей, упование на «авось», на «как-нибудь», труд как наказание, боязнь любых перемен, сон и еда как главное содержание жизни. Именно Обломовка, с её замиранием жизни, заразила Илью Ильича неумением жить: «Началось с неумения надевать чулки, и кончилось неумением жить». Неумение жить (угасание жизни) и умение любить, безграничная нежность (свет в душе) – истоки этого именно в мире Обломовки. Однако, с другой стороны, Обломовке Гончаров придал черты христианского образ Эдема, рая, поэтому мы не можем сомневаться в авторских симпатиях, обращенных к миру Обломовки.

Дата добавления: 2015-08-21