Милосердие левше

Видите ли, мои родители так и не смогли продолжить учебу после второго класса. Я ходил в маленькую школу в Мичигане, где учителя преподавали грамматику, но я се не учил ни у них, ни у своих родителей. Мои знания грамматики оставались чрезвычайно слабыми. Минимум из всего того, что я узнал о языке, я получил от своего брата Джима. Он был на два года старше меня — толковый малый, - и я, помнится, с ужасом ожидал каждого его возвращения из Государственного университета Мичигана, потому что каждый раз. как он приезжал, он начинал учить меня грамматике.

Я боялся даже рот раскрывать в присутствии Джима и, бывало, говорил: «Мне не надо не это». Он отвечал: «Не используй двойное отрицание». А я говорил ему. что не знаю, что такое «двойное отрицание».

Моя учительница во втором классе пыталась переучить меня писать правой рукой вместо левой, хотя я по-прежнему не имею ничего против того, чтобы быть левшой. Я не знаю, как в школах относятся к левшам сегодня. В те времена мне два раза в неделю приходилось уходить в отдельную комнату с учительницей, чтобы практиковать правую руку, пока мои друзья играли на улице в софтбол или баскетбол. Она давала мне какие-нибудь задания или просила что-нибудь построить. Каждый раз, когда я начинал пользоваться левой рукой, она размахивалась двадцатидюймовой линейкой и... бац! Конечно, я сразу убирал руку.

Люди смеются над этим, но в результате такого обращения у меня развился дефект речи. Каждый раз, когда я чувствовал себя усталым, нервничал или пугался, я начинай заикаться. Я помню, как-то мне пришлось в классе встать и прочитать наизусть Геттисбургское обращение. И вот, я стоял перед всем классом, заикаясь, а учительница все повторяла: «Отвечай! Отвечай!» В конце концов я расплакался на глазах у всех своих друзей и выбежал вон. Это было очень памятным началом жизни, посвященной публичным выступлениям. Вдобавок ко всему все учителя узнали об этом.

Настоящая проблема заключалась в том, что никто так и не сказал, что они пытаются мне помочь. Мне приходилось думать, что, будучи левшой, я неполноценен, а то и что-нибудь похуже. Несмотря на это предположение, я решил, что им не удастся изменить меня. И им не удалось.

Однако мои проблемы с самооценкой не закончились в средней школе. На первом курсе университета профессор английского языка зачитывал список и спросил о моем однокурснике. Я выпалил: «Он нездоровый сегодня!» Профессор немедленно передразнил меня: «Мистер Макдауэлл, он нездоров сегодня?» Это, пожалуй, был последний раз, когда я говорил в классе. Теперь вы понимаете, почему я считаю, что был наиболее неподходящим кандидатом для того, чтобы делать то, что делаю сегодня. Когда д-р Хэмптон, которая консультировала меня на первом курсе колледжа, просмотрела мои ведомости, она заметила: «Джош, вы типичный студент-троечник. Но в вас есть кое-что, чего нет в других людях».

«И что же это? - спросил я. — Сейчас я готов выслушать все, что угодно».

«У вас есть решимость и напор, — сказала она. — И это может повести вас дальше, чем мозги некоторых людей. Если вы согласны поработать над этим, я согласна поработать с вами».

Я схватился за эту возможность и проводил часы за часами, записывая пленки, чтобы она могла послушать их и исправить мою речь. И хотя я чувствовал приступ обиды каждый раз, когда меня исправляли, — чувство типа «а ты кто такой?» — я знал, что мне помогали. И я ценил это.

Мое невысокое мнение о собственной ценности постоянно подкреплялось в домашней церкви, колледже, на собраниях студгородка. Призывы уверовать звучали примерно так: «Принесите свои способности, свои таланты и отдайте их Иисусу. Он хочет взять их и использовать вас». Я никогда не выступал вперед. И даже после того, как я познал Иисуса Христа как Спасителя и Господа, я не думал, что этот призыв касается меня. Понимаете, я не думал, что обладаю какими-либо способностями или достоинствами. Конечно, я обладал ими, но, как напоминают нам Притчи: «Каковы мысли в душе его, таков и он», я считал, что мне ничего не светит. С этим я и жил.

Дата добавления: 2015-09-03