Р. Л. Стайн

Я живу в твоем подвале

«Не делай этого. Ты себе глаз выткнешь!» Вот что сказала мама.

Я рассказывал об этом своему другу, Джереми Гудмэну, по дороге на игровую площадку, что расположена позади школы.

Джереми рассмеялся.

– Так прямо и сказала, Марко?

Я кивнул, и прибавил шагу, стараясь держаться наравне с Джереми, когда мы пересекали Фалтон-стрит.

– Прошлым вечером у меня была целая куча домашки, – сказал я. – Достаю, значит, три новых карандаша и начинаю их затачивать. Мама врывается в комнату и говорит: «Не делай так. Глаз выткнешь».

Джереми вновь рассмеялся.

– Чем же ты должен писать? Мелочками?

Я не смеялся. Мне-то совсем не весело. Мне 12 лет, а мама опекает меня как малыша.

Ее тревожит все, что я делаю.

«Не лезь на дерево. Шею сломаешь».

«Не набирай ванну до краев. Утонешь!»

«Не ешь так быстро! Ты же подавишься!»

Она тревожится по любому поводу! Я все жду, когда она скажет: «Марко, не дыши так сильно – нос порвешь!»

Она доводит меня просто до белого каления. Все время находит новые способы, которыми я могу причинить себе боль или как-нибудь покалечиться.

«Сиди прямо, а то спина искривится».

«Не корчи рожу. Лицо может парализовать, и ты таким навсегда останешься».

«Не ковыряй в носу. Можешь сломать палец».

А еще она мировой эксперт по микробам. Послушать маму, так все, до чего мы дотрагиваемся – или просто видим – все, все распространяет заразу!

«Не обнимайся с собакой. У нее микробы».

«Не откусывай от шоколадки Джереми. Микробы».

«Не суй руки в карманы. Микробы».

Мама всегда на страже. Всегда начеку. Всегда найдет, о чем меня предостеречь.

Меня это малость напрягает.

Очень не любит она, когда я играю в софтбол с друзьями. Уверена, что я сломаю ногу. Это если мне повезет. Если мне не повезет – переломаю все кости.

Представляете, как это тяжело – переломать себе все кости?

Мама единственный в мире человек, думающий, что такое случается с людьми каждый день – всю неделю!

Вот я и выскользнул из дома тайком, чтобы поиграть в софтбол с Джереми и другими ребятами из школы.

Был теплый, солнечный денек. Зеленые лужайки вдоль Фалтон-Стрит буквально сияли в солнечных лучах, и воздух был свеж и сладок.

И было так здорово просто шагать рядом с Джереми, беззаботно смеясь и предвкушая игру в софтбол с друзьями.

Школа рано закрылась из-за какого-то учительского собрания. Я поспешил домой и сбросил рюкзак.

Дома не было ни души, не считая Тайлера, моего пса. Он наполовину кокер-спаниель, наполовину черт знает кто.

Тайлер был счастлив меня видеть. Он облизал мне лицо.

Мама не любит, когда я позволяю Тайлеру лизать себя в лицо. Ну, вы поняли, почему. Ужасное Слово На Букву «М».

Мама, очевидно, ушла за покупками. Полагаю, она забыла, что я вернусь пораньше.

Благословенная передышка. Я надел драные джинсы и футболку. Схватил бейсбольную биту и поспешил к Джереми, пока мама не вернулась.

– Марко, а что тебе мама сделает, если застукает на игре в софтбол? – спросил Джереми.

– Предостережет, – ответил я. – Она никогда мне ничего не делает. Только предостерегает.

– Мои предки меня никогда ни о чем не предостерегают, – сказал Джереми.

– Это потому, что ты идеальный! – поддразнил я.

Джереми хлопнул меня по руке.

Вообще-то я не шучу. Джереми идеальный. Он круглый отличник. Он классный спортсмен. Он заботится о младшей сестренке. И никогда не ввязывается в неприятности.

Ему не грозят никакие микробы.

Идеальный…

Мы миновали автобусную остановку, пересекли Фэйрчайлд-Авеню. Показалась наша школа. Это длиннющее одноэтажное здание, и тянется оно чуть ли не до конца квартала.

Стены школы выкрашены в ярко-желтый цвет. Прямо как яичный желток. Мама говорит, в Родительской Ассоциации по этому поводу было немало споров. Никому такой цвет не по душе.

Мы зашагали через парковку для учителей к игровому полю позади здания. Ромбовидное поле для софтбола расположено за рядами качелей.

Группка ребят уже была здесь. Я узнал Гвинни Эванс и Лео Мерфи.

Близнецы Франклины как всегда спорили; сейчас они стояли нос к носу и орали друг на друга благим матом. Они странные парни. В одну команду их лучше не брать.

– Можете начинать! – прокричал Джереми. – Все звезды здесь!

И рванул через поле. Лео и еще несколько ребят приветствовали нас криками.

Я притормозил, тяжело дыша. Джереми куда спортивнее меня.

Гвинни стояла на месте питчера, помахивая двумя битами сразу и болтая при этом с Лорен Бланк. Гвинни вечно старается доказать, что в спорте будет покруче любого мальчишки.

Она здоровая и сильная. На полфута выше меня, и гораздо шире в плечах. Постоянно толкается, и вообще строит из себя крутую.

Ее никто не любит. Но мы всегда хотим заполучить ее в свою команду, потому что она может запулить мяч на милю. А если кто-то что-то пытается доказать, Гвинни всегда побеждает в споре, потому как орет громче.

– Давайте уже начинать, – сказал Джереми.

– Кто на боковые фланги? – спросил я. – Кто капитаны?

– Гвинни и Лорен, – ответил Лео.

Я побежал на место питчера. Гвинни швырнула одну биту наземь, и мертвой хваткой сжала вторую.

Мне вдруг показалось, что она вообще меня не видит.

Когда я пробегал мимо нее, она отвела биту назад – и ударила со всей силы.

Я успел увидеть движение биты. Но времени пригнуться или отскочить у меня не было.

ТРАХ! Бита обрушилась мне на голову.

Сперва я ни черта не почувствовал.

Земля будто подскочила.

Но я все еще ничего не чувствовал.

А потом боль расколола голову.

Раскалывается… раскалывается… раскалывается.

Все разлетелось в ярко-красной вспышке.

Такой яркой, что хотелось закрыть глаза.

Я услышал собственный крик – пронзительный, точно лошадиное ржание. Душераздирающий вопль, таких я в жизни не слышал.

А потом земля взметнулась вверх, чтобы меня поглотить.

Проснувшись, я уставился в потолок.

Голубой потолочный светильник – голубой, как ясное небо – расплылся перед глазами, потом стал четким, опять расплылся и вновь стал четким.

В поле зрения возникло мамино лицо.

Я моргнул раз, другой. И понял, что лежу дома.

Глаза у мамы были на мокром месте и покраснели. Она туго стянула волосы на затылке, но несколько прядей все равно выбились из прически и падали на лоб.

– Марко? – Ее подбородок задрожал.

Я застонал. Голова болела. Все болело.

Я это сделал, подумал я. Переломал-таки себе все косточки.

– Марко? – повторила мама шепотом. – Ты проснулся, дорогой мой?

– А? – Я снова застонал.

Кто-то сидел у меня на голове. Давил со страшной тяжестью.

Тайлер? Почему собака сидит у меня на голове?

Запястья заболели, когда я медленно поднял руки к голове.

И нащупал повязку. Тяжелую повязку.

Я опустил руки. Комната завертелась. Я вцепился в диванную подушку, стараясь удержать драгоценную жизнь.

Я смотрел наверх, на голубой потолочный светильник, до тех пор, пока он не вернулся в фокус. Гостиная. Я лежу на мягком диванчике в гостиной.

Снова возникла мама. Ее подбородок все еще дрожал. Она натянула мне одеяло до самого горла.

– Марко? Ты очнулся? Как ты себя чувствуешь?

– Чудесно, – пробормотал я.

От разговора и горло болело.

Она посмотрела на меня сверху.

– Ты можешь меня видеть, дорогой? Это я. Твоя мама.

– Ага. Я могу видеть, – прошептал я.

Она промокнула один глаз салфеткой. Затем еще какое-то время разглядывала меня.

– Я прекрасно вижу, – сказал я.

Она потрепала меня по груди через одеяло.

– Вот и хорошо, дорогой.

В ответ я застонал.

Умоляю, не говори, что, мол, я тебя предупреждала! – подумал я. Я скрестил пальцы, несмотря на то, что от этого их пронзала боль. И молился. Пожалуйста, не говори.

Мамино лицо помрачнело. Она посмотрела на меня.

– Я говорила тебе – не играй в бейсбол, – сказала она.

– Это был не бейсбол, – выдавил я. – Это был софтбол.

– Я тебе говорила – не играй, – безжалостно сказала мама. – Но ты же меня не слушал! А теперь твоя голова раскололась, как яичная скорлупка.

– Что?! – выдохнул я. – Раскололась? Мам, со мной все будет хорошо?

Она не ответила.

– Ну?! – потребовал я. – Скажи мне правду. Что сказал доктор? Я поправлюсь?

– Конечно, – ответила она. Еще секунду ее лицо словно плыло передо мной – потом выскользнуло из поля зрения.

Мне не понравилось, как она это сказала. Звучало фальшиво. Нарочито бодро.

– Скажи мне правду, – настаивал я. – Я и впрямь поправлюсь?

Нет ответа.

Я поднял голову. Резкая боль пронзила затылок.

Мама исчезла из комнаты. Я слышал, как она убирает тарелки на кухне.

Я попытался окликнуть ее. Но голос сорвался на хриплый шепот.

Я медленно опустил голову на диванную подушку и закрыл глаза.

Полагаю, я провалился в сон. Разбудил меня резкий телефонный звонок.

Моргая, я уставился на голубой потолочный светильник, стараясь ввести его в фокус. Телефон звонил и звонил. Я ждал, что мама снимет трубку. Но она не отвечала.

Неужели ушла, оставив меня совсем одного? – недоумевал я. Не могла она так поступить. Где же она?

Стеная, я перекатился набок, и сдернул трубку с телефона, стоящего на кофейном столике. Поднес ее к уху.

– ОООУУУУ!

Слишком сильно прижал к повязке на голове. Висок запульсировал болью.

– Алло? – прокаркал я.

Я слышал дыхание на другом конце провода. А потом голос, узнать который я не мог, произнес:

– Надеюсь, с тобой все в порядке, Марко.

– Кто… Кто это? – выдавил я. Я закрыл глаза, отчаянно пытаясь выдавить боль из пульсирующей головы.

– Надеюсь, ты в порядке, – повторил голос. Мальчишеский голос. – Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

– А? Не хочешь? – пробормотал я. – Э… Спасибо. – Я держал глаза закрытыми. Боль пульсировала, прижимать трубку к тяжелой повязке было тяжело.

– Кто это?! – вновь спросил я.

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, – опять сказал мальчик. – Потому что с этого момента ты будешь обо мне заботиться.

– Прошу прощения? – выдавил я. – Что-то я не понял.

В трубке – тишина.

Я сделал глубокий вдох. Я решил задать вопрос еще раз.

– Кто это?

– Это я, – ответил голос. – Кит.

– Кит?

– Да. Кит.

– Я… я тебя не знаю, – пробормотал я.

– Ты и не можешь, – мягко ответил мальчик. – Ты не можешь знать меня, Марко. Я живу в твоем подвале.

Сам ли я повесил трубку? Или это сделал Кит?

Я не знаю. Я был смущен и растерян.

Кит говорил недружелюбно. Я понял, что он пытается меня запугать.

Но зачем?

Может, это кто-то из моих друзей? Кто-то из школы такую шутку сыграл? В таком случае, шутка не удалась.

Я смотрел в потолок, ощущая лишь слабость и тошноту. Не знаю, сколько времени прошло.

Я все время представлял себе Гвинни, стоявшую на питчерской позиции. Видел, как она размахивает двумя битами. Потом одной. Я видел, как бита несется к моей голове.

– Оххх. – Я тяжело застонал и выбросил эти картинки из головы.

– Как твои дела, Марко? – прошептал чей-то голос.

Я глянул вверх – на маму. Она причесала волосы и накрасила губы. На ней была ярко-зеленая футболка и темная юбка.

– Чувствуешь себя получше? – спросила она. – Я тебе каши приготовила. Можешь попробовать немножко поесть. Не будешь кушать – желудочный сок прожжет в желудке язву.

– Мама, – устало начал я, – этот телефон, и…

– Да, знаю, – прервала она. – Это был Джереми. Хотел знать, можно ли ему зайти тебя проведать.

– Что? Джереми?

Она кивнула.

– Я сказала, что ты еще не готов принимать гостей. Сказала, что он, наверное, сможет зайти завтра.

– Я не это имел в виду, – сказал я, приподнимаясь на локтях. Голова уже не так пульсировала болью. Комната не вращалась, и стены не кренились.

Я почувствовал некоторый прилив сил.

– Я про другой звонок, – сказал я. – Ты не брала трубку, пришлось мне ответить.

– Но, Марко… – начала было мама.

– Это был какой-то странный мальчик, – продолжал я. – Странный был звонок. Он сказал, что его зовут Кит. А еще он сказал, что живет в нашем подвале.

Мама изменилась в лице. Опустила глаза.

– Ого, – пробормотала она.

– Какой-то жуткий звонок, – сказал я. – Зачем кому-то звонить и говорить, что он живет в нашем подвале?

Мама накрыла мой горячий лоб холодной ладонью.

– Я… Я слегка беспокоюсь о тебе, Марко, – мягко сказала она.

– А? Ты о чем?

– Постарайся успокоиться, – ответила она. – Ты не слушал моих предупреждений и получил скверный удар по голове.

– Мам, но телефон…

Ее подбородок вновь задрожал.

– У тебя путаются мысли, Марко, – сказала она.

– Почему? Почему ты так говоришь? – воскликнул я.

Она посмотрела на меня.

– В этой комнате вообще нет телефона, – сказала она.

Я проснулся рано утром с тревогой на сердце. Сел. Освежил мысли. Еще и не встав я понял, что мне здорово полегчало.

Голова не пульсировала, мышцы не ныли.

Я долго принимал душ. Колючие струи воды падали на кожу.

Вытираясь, я понял, что на мне больше нет повязки. Я обнаружил ее на полу в спальне. Я догадался, что она, должно быть, прошлой ночью свалилась.

Я прошлепал к зеркалу – оценить причиненный мне вред. Не так уж и плохо. Только мерзкий лиловый кровоподтек на правом виске. Он вздулся, словно меня цапнул гигантский комар.

Но в целом голова выглядела нормальной.

Я подмигнул себе. Глаза казались зоркими и ясными.

Я испустил победный клич. Горло не болело. Какое это счастье – вновь почувствовать себя полным сил!

Я натянул мешковатые джинсы и теплую рубашку. И поспешил вниз на кухню – завтракать.

– Не надо так носиться по кухне, – предупредила мама. – Можешь стукнуться о табуретку и раздробить коленные чашечки.

Коленные чашечки?!

Это уже что-то новенькое!

– Умираю с голоду! – воскликнул я. Я получил большую миску моей любимой каши – дикой смеси из жареных хлопьев и воздушной кукурузы. Схватил ложку и принялся жадно поглощать завтрак.

– Не кушай так быстро, – предостерегла мама. – А то будет заворот кишок.

А вот это я слышал и раньше.

– Полагаю, тебе стало гораздо лучше, – сказала мама. Она улыбнулась мне и сжала мою руку.

Я кивнул.

– Чувствую себя отлично, – сказал я. – Какой сегодня день?

– Суббота, – ответила она. – Ее улыбка увяла. – Я рада, что ты чувствуешь себя лучше. Но мне бы хотелось, чтобы сегодня ты посидел дома.

– Ты всегда хочешь, чтобы я сидел дома, – буркнул я.

– Ты все еще слаб, – заявила она. – Ты можешь споткнуться и удариться головой о бордюр.

– Я останусь дома, – пообещал я.

Оглушительный грохот заставил меня подскочить.

– Что это было?! – заорал я.

Мама встала. Поглядела на меня внимательно.

– Это просто кто-то стучит в дверь, – сказала она. – Видишь? Ты еще не пришел в себя, Марко.

– Сказал же – я никуда не выйду! – простонал я.

Вошел Джереми. Остановился посреди кухни, уставился на меня и выдал:

– Марко, ты живой?

Я ущипнул себя за руку и ответил:

– Ага.

– Не щипай себя. Наделаешь синяк, – предостерегла мама.

Джереми не двинулся с места. Так и стоял посреди кухни, таращась на меня.

– Почему бы тебе не присесть, пока я не доем? – спросил я. – Можно подумать, это тебе досталось.

– Будешь завтракать? – спросила мама. – Никогда не выходи из дому на пустой желудок. Так весь организм отказать может.

Джереми медленно подошел к столу.

– Я просто все время представляю, как Гвинни машет этой битой, – сказал он. И тяжело сглотнул. – Это был такой ужас! Я как сейчас все вижу.

Он плюхнулся на стул рядом со мной и вздохнул.

– Я думал, она тебе голову снесла, Марко. Я правда так подумал. Меня мутило. Думал, вывалю свой ленч прямо на траву.

– Не говори за столом о рвоте, – попеняла ему мама. – Я должна ненадолго отлучиться, Марко. Помни свое обещание. Не выходи!

– Да я помню, – пробормотал я.

– И не принимай близко к сердцу, – посоветовала она. – Посидите, поболтайте. Из игр ты пока выбыл.

Когда она ушла, Джереми повернулся ко мне и спросил:

– Ты правда в порядке?

Я кивнул.

– Да. Совсем не чувствую себя плохо. – Я доел кашу и налил себе стакан апельсинового сока. – Не то что вчера.

– Прошлой ночью мне звонила Гвинни, – сказал Джереми. – Хотела знать, как твои дела. Она и впрямь расстроилась. Ну, понимаешь. Что тебя стукнула.

Я фыркнул.

– Хочешь сказать, она даже не похвалялась силой замаха?

– Нет, что ты! – возразил Джереми.

– Ну, это в общем-то не ее вина, – сказал я. – Я сам вбежал прямо под ее биту. Вот и все.

Мы еще немного пообсуждали происшествие. Потом я спросил, не хочет ли он пощупать шишку у меня на виске.

– Эй, ни за что! – крикнул он, скорчив брезгливую рожу.

Я так и знал, что побрезгует.

Он помог мне убрать со стола.

– Чем хочешь заняться? – спросил я.

– Твоя мама говорила, чтоб ты никуда не выходил, – напомнил Джереми.

– Так мы никуда и не пойдем, – сказал я.

– Хочешь сыграть в бильярд? – предложил он.

У нас в подвале есть бильярдный стол. Он большой, а места для него маловато. Поэтому кий приходится держать под углом и играть среди бетонных балок.

– Лады. Я сыграю с тобой, – согласился я. Он куда как лучший бильярдист, чем я. Но мне порой везет, и я его побиваю.

Я закончил засовывать тарелки в посудомоечную машину и направился к двери подвала.

Потянул дверную ручку… и остановился.

Я живу в твоем подвале.

Я вспомнил голос мальчика в телефонной трубке. Такой безжизненный и холодный.

С этого момента ты будешь обо мне заботиться…

Я живу в твоем подвале.

Вспомнив его слова, я в нерешительности замер у подвальной двери.

Но это мне только почудилось, сказал я себе.

Не было никакого мальчика. Никакого голоса. Никакого Кита.

Мне все померещилось, потому что я получил по башке.

Правильно?

Я отворил дверь. Поглядел вниз, на ведущие в подвал ступени.

Потом, держась за перила, начал спускаться вниз.

Едва оказавшись внизу, я обежал подвал, повсюду включая свет. Даже в прачечной.

Джереми тем временем взял кий и принялся натирать его мелом.

– Какие проблемы, Марко? – окликнул он меня. – Мы будем играть, или нет?

– Люблю, когда много света, – пояснил я.

Я окинул взглядом груду картонных коробок возле печи. Потом протиснулся за саму печь – посмотреть, не живет ли там кто.

Ничего, если не считать высоченной кучи пыли. Я почувствовал себя ослом.

Ну почему кто-то должен жить в моем подвале? Сама идея – бред.

Я быстро подошел к столу, достал кий, и мы с Джереми начали игру.

Он сразу направил в лузу три шара. Но от следующего его удара они перелетели через край стола – ни один не достиг цели.

Мой черед. Мне пришлось притулиться между столом и бетонной балкой, а кий держать под углом. Не так-то просто.

И я, конечно, продул.

– Когда-нибудь играл с Гвинни? – спросил Джереми, прохаживаясь вокруг стола в поисках наиболее удобной позиции.

– Не. Никогда, – сказал я. – Она хорошо играет?

Он прыснул.

– Она в бильярд играет в той же манере, что и в софтбол. Так лупит по шарам, что разбивает вдребезги. Раз мы играли в Молодежном центре. Так Гвинни как поддаст шар, а он – в окно!

– Может, пыталась запулить его к себе домой? – пошутил я.

Мы засмеялись. От смеха у меня разболелся висок.

Даже от мыслей о Гвинни голова болит!

Джереми запустил седьмым шаром в восьмой. Тот чуть не угодил в лузу.

– Еще бы чуть-чуть! – вздохнул он.

На случай, если вы не знаете правил: восьмой шар в лузе – игра проиграна.

Только так я могу победить Джереми.

– Там еще были близнецы Франклины, – продолжал Джереми. – И они, конечно, опять подрались.

Я закатил глаза.

– А другие новости есть?

– Такой был тупизм, – сказал Джереми. – Они не могли решить, где шестой шар, а где девятый. Они начали мутузить друг друга киями. Мелом с ног до головы перемазались.

– Шикарно, – пробормотал я. – Как ты думаешь, почему Франклины вечно дерутся?

Джереми погрузился в минутное раздумье.

– Потому что близнецы, – сказал он наконец. – Они даже говорят одновременно. Вот им и хочется доказать, что они друг на друга совсем не похожи.

– Интересная мысль, – заметил я. Мне захотелось хорошенько над этим подумать.

Но странный звук заставил меня отвернуться от стола.

Какое-то поскребывание. Очень близко.

Царап-царап. А потом – БУМ!

– Ты это слышал? – шепнул я Джереми.

Он кивнул.

– Да. – Он указал на лестницу.

Еще раз – БУМ!

У нас под лестницей есть кладовка. Оттуда и доносились звуки.

Мы оба стояли и смотрели на деревянную дверь кладовки.

И снова – БУМ!

Здесь кто-то есть, – пробормотал я. – Кто-то пытается выбраться.

Джереми прищурился.

– Как кто-то может сидеть в твоей кладовке?

Я подошел к двери кладовой.

– Кто здесь?! – крикнул я.

Нет ответа.

Царапанье. Там, за дверью кто-то есть.

– Кто там? – повторил я.

Нет ответа.

Я схватился за дверную ручку. Сделал глубокий вдох. Потянул дверь на себя.

И завопил, когда существо прыгнуло на меня.

– Белка!!! – заорал Джереми.

Да. Толстая серая белка выскочила из шкафа – прямо мне на ногу.

И тут же спрыгнула. Ударилась об пол – глазищи навыкате, лапы молотят воздух. Поскальзываясь на линолеуме, она дала стрекача.

– Как тут оказалась белка? – спросил Джереми.

Я был все еще слишком напуган, чтобы отвечать. Я заметил, что белка пытается вскарабкаться по одной из опорных балок. Она сорвалась, и тут же, развернувшись, бросилась к прачечной.

Я, наконец, вновь обрел дар речи.

– Мы должны выставить ее отсюда! – взвизгнул я. – Маме крышу сносит, когда в дом попадают животные. Сам понимаешь, у них микробы…

Белка поглядывала на нас из-за двери прачечной.

– За ней! – гаркнул я.

Мы с Джереми бросились за белкой.

Она заметалась по всей прачечной. И в конце концов юркнула за сушилку. Оттуда податься ей было некуда.

– Я поймал ее! – взвизгнул я и, подняв руки, ринулся вперед.

Но белка шмыгнула мне за спину. Пронеслась мимо Джереми. И помчалась обратно в главную комнату.

Голова у меня запульсировала. Я тяжело дышал.

Я пулей вылетел из прачечной. Белка мчалась под бильярдный стол, задрав пушистый хвост торчком.

Я огляделся, и увидел, что оба подвальных окна открыты. Тогда я схватил со стены старую рыболовную сеть.

Перепуганный зверек остановился и повернулся к нам с Джереми. Все его тельце тряслось, маленькие черные глазки смотрели на нас с мольбой.

– Сюда, белочка! Сюда! – крикнул я, помахивая сетью. – Мы тебе ничего не сделаем.

И метнул сеть. Мимо.

Белка бросилась наутек. Джереми – за ней. Но не догнал.

Мы увидели, как белка прыгнула на кучу коробок возле печки. Вскарабкалась наверх. И выскочила в окошко.

– Ййессс! – победоносно завопили мы с Джереми и дали друг другу «пять».

– Все белки повержены! – прогудел Джереми басом.

Не знаю, что в этом было такого смешного, но мы оба взорвались хохотом.

Однако веселье наше прервал мамин голос.

– Что вы там внизу делаете?! – крикнула она с верхней ступеньки.

– Ничего, – поспешно отозвался я. – Так, в бильярд играем.

– Марко! Будь осторожен с этими киями! – крикнула она. – Ты же выколешь себе глаз!

***

Мы с Джереми сыграли еще несколько игр. И каждый раз он с легкостью меня побивал. Зато мы здорово повеселились, и никто никому глаз не выбил.

На ленч мама приготовила нам сэндвичи и куриный суп. Она, конечно же, сказала, чтоб мы хорошенько дули на суп – а то обожжем языки.

Фу.

После ленча я почувствовал усталость. Так что Джереми отправился домой.

– Иди к себе в комнату, посмотри телевизор или ложись спать, – посоветовала мама. – Я же говорила, что тебе не надо переутомляться.

– Я не переутомился, – буркнул я. Но все же поднялся к себе и лег спать.

Причем надолго. Потом, вечером, я никак не мог уснуть. Сна не было ни в одном глазу.

Я немножко почитал. Потом попереключал каналы, но ничего интересного так и не нашел.

Я взглянул на будильник. Пять минут первого.

В животе заурчало. Я решил, что нуждаюсь в ночном перекусоне.

Включив свет в коридоре, я спустился по лестнице в кухню. К моему удивлению, подвальная дверь была открыта.

– Странно, – пробормотал я. Мама всегда держит эту дверь закрытой. У нее вообще пунктик насчет закрывания дверей.

Я подошел к двери. Начал было ее закрывать…

Но остановился, услышав внизу какое-то шарканье.

Шаги?

Я сунул голову в дверной проем, и пристально вгляделся в темноту.

– Кто… кто здесь? – крикнул я.

И опять услышал шаркающие шаги.

А потом мне ответил мальчишеский голос!

– Это я. Кит. Неужели не помнишь? Я живу здесь, внизу.

– Нет! Тебя не существует!

Слова буквально вылетели у меня изо рта. Голос мой звучал визгливо и перепугано.

Я опять услышал шарканье по линолеуму. А потом в подвале вспыхнул свет.

И я уставился вниз, на… маму!

– Что?! – выдохнул я.

– Марко, ты почему не спишь? – спросила она, уперев руки в бока.

– Э… Потому что проснулся, – ответил я. – Мам, ты что там делаешь?

– Стираю, – сказала она. – Мне тоже не спится. Вот и решила занять себя стиркой. Ты знаешь, это всегда помогает мне расслабиться.

– Мам, поднимись наверх. Сейчас же! – крикнул я. – Там, с тобой, кто-то есть!

Она уставилась на меня. Так и стояла, запрокинув голову, словно изучала.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она тихо.

– Живее! – настаивал я. – Этот мальчик. Он опять со мной говорил. Он здесь, внизу, мама. Он сказал, что живет здесь.

– Марко, ты меня очень беспокоишь, – сказала мама. Она начала подниматься по лестнице, не сводя с меня глаз. – Ты не понимаешь, что говоришь, дорогой.

– Но я прав! – настаивал я. – Я его слышал, мама. Он говорил со мною – вот только что! Он здесь, внизу! Правда!

– Слишком поздно, чтобы звонить доктору Бейли, – раздраженно перебила она. Подошла и приложила ладонь мне ко лбу. – Жара нет.

– Мама, мне не показалось! – взвыл я.

– Завтра воскресенье, – сказала она. – И я хочу, чтобы ты отдыхал весь день. Посмотрим, сможешь ли ты пойти в школу в понедельник.

– Но, мам… – начал я.

Меня перебил мальчишеский голос из-за двери подвала.

– Марко, – сказал он, – слушайся мамочку.

– Мам, неужели ты этого не слышала?! – завизжал я.

– Не слышу чего? – спросила мама, глядя на меня в упор.

– Мальчик… – начал я. Но не закончил, потому что кто-то с силой врезался в меня сзади.

Я споткнулся и чуть не упал с лестницы.

– Оу! – вскрикнул я и обернулся.

Тайлер приветливо помахивал хвостиком. Он подался вперед и снова в меня врезался. Он всякий раз так делает. Думаю, в знак дружбы.

– Ты безмозглая псина! – заорал я. – Чуть меня не прикончил!

Тайлер прекратил вилять хвостом. И поднял на меня свои большие карие глаза.

– Не ори на собаку, – укоризненно сказала мама. – Ты и впрямь нездоров, Марко. Давай я тебя уложу спать, хорошо? Ты определенно переутомился.

– Но, мам…

Я понял – спорить бесполезно. Да и что толку?

Я заглянул в подвал, надеясь хоть мельком увидеть мальчишку. Но увидел лишь темноту.

Где же он? Где он прячется?

Я знал, что не вообразил его. Я его точно слышал.

Что тут, в конце концов, происходит?

***

В понедельник мама все-таки отпустила меня в школу. Там события приняли такой оборот, что я понял: лучше бы и дальше дома держала.

Чувствовал я себя молодцом. Шишка на голове все еще была лиловой, но уже уменьшилась примерно на четверть.

Едва я зашел в школу, все ко мне сбежались. Близнецы Франклины опять бранились, выясняя, где чей рюкзак. Вечно они путают свои вещи. Но, едва завидев меня, оба бросили рюкзаки и тоже поспешили ко мне.

– Марко, ты как?

– Ты в порядке?

– Дай синяк позырить!

– Вау. Гадость какая!

– Больно было?

– Поверить не могу, что ты вернулся!

– Крепкая, видать у тебя черепушка!

Все смеялись, шутили и вообще всячески со мной носились. Я был рад хоть раз оказаться в центре внимания. Обычно я всем по барабану!

Я чувствовал, что все вышло не так уж и плохо.

Пока не прозвенел звонок, и мисс Мозли не попросила меня выйти на середину класса.

– Полагаю, все мы счастливы видеть тебя сегодня в школе, Марко, – сказала она.

Джереми захлопал в ладоши, и все последовали его примеру. Даже Гвинни, сидевшая прямо перед учительским столом.

– Поскольку мы будем изучать тему «уход за больными», – продолжала мисс Мозли, – я хочу, чтобы ты рассказал нам, каково тебе было в больнице.

В больнице?

Я уставился на нее. В мозгу будто выключатель щелкнул. Челюсть отвисла.

Разве я был в больнице?

– Какая у тебя была палата? – спрашивала мисс Мозли. – Какой врач тебя обследовал? Что он у тебя искал?

Я моргнул. Крепко задумался. Пытаясь вспомнить.

– Расскажи нам, – настаивала мисс Мозли. Она скрестила руки на груди и, глядя на меня сквозь очки с темными стеклами, ждала моего ответа.

– Я… я не помню, – промямлил я.

Один из близнецов Франклинов засмеялся. Несколько ребят перешептывались.

– Ну, а что ты все-таки помнишь о больнице? – спросила мисс Мозли, выговаривая слова медленно и четко, будто говорила с трехлеткой.

– Да ничего я не помню! Ничего! – взорвался я.

Гвинни подалась вперед – да так, что буквально нависла над учительским столом.

– Может, мне еще раз его стукнуть? – сказала она. – Чтоб, значит, память вернулась.

Несколько ребят засмеялись.

Мисс Мозли хмуро посмотрела на Гвинни.

– Ты говоришь ужасные вещи. Это тебе не шутки. Потеря памяти от удара по голове может быть очень серьезной.

Гвинни пожала широкими плечами.

– Просто прикалываюсь, – буркнула она. – Шуток никто не понимает, что ли?

А я, между тем, все еще торчал посреди класса, чувствуя стыд и неловкость.

– Почему я не могу вспомнить больницу? Первое, что я помню – я лежу на диване у себя в гостиной.

Мисс Мозли жестом велела мне сесть на место.

– Мы рады, что ты в порядке, Марко, – сказала она. – И не беспокойся, если что-то забыл. Твоя память вернется.

Тогда я понял, что все позади. Я плюхнулся за парту, ощущая слабость и дрожь.

Остаток дня прошел как в тумане.

Я не переставал напряженно думать и по пути домой. Все пытался хоть что-нибудь вспомнить о больнице.

На спортплощадке я заметил нескольких ребят, играющих в софтбол. Одна мысль об этой игре заставила меня похолодеть.

Я хотел было отвернуться, но тут же кое-кого заметил.

Гвинни!

Она неслась ко мне по траве. А над головой держала бейсбольную биту.

И физиономия у нее была самая что ни на есть угрожающая.

– Марко! Эй, Марко! – кричала она, грозно размахивая битой.

Она собирается врезать мне еще раз, понял я.

Но за что?!

– Нет! – воскликнул я. И вытаращился на нее в ужасе. – Гвинни, пожалуйста, не надо!

– Марко! Эй, Марко!

Лицо Гвинни исказилось от ярости. Она опять взмахнула битой над головой.

Я оцепенел. Ноги не слушались.

Отчаянно закричав, я, наконец, смог развернуться. И бросился бежать.

Я пронесся через всю улицу, не глядя по сторонам. Что это с ней? Совсем спятила? – спрашивал я себя. Почему она такое вытворяет?

Неужели Гвинни и впрямь решила, что вернет мне память ударом по башке?

Я свернул за угол, тяжело дыша; рюкзак подпрыгивал за плечами. Оглянувшись, я увидел ее на другой стороне улицы. Мимо с ревом проехали два школьных автобуса, и ей пришлось притормозить.

Я пригнул голову, поправил рюкзак и прибавил скорости.

К моменту, когда я добежал до дома, сердце колотилось так, что больно было. И шишка на голове пульсировала болью.

Я ворвался в дом и захлопнул за собой дверь. После чего привалился к ней спиной, пытаясь восстановить дыхание.

– Марко? Это ты? – окликнула из гостиной мама.

Все еще хватая ртом воздух, я попытался выдавить ответ. Но из глотки вырвалось только какое-то глухое карканье.

Мама появилась в дверях гостиной. Она прищурилась, словно бы изучая меня.

– Как прошел первый день в школе?

– Нормально, – пробормотал я.

– Ты не перенапрягся? – допытывалась она. – Почему такой бледный? Неужели был на физкультуре? Я же дала тебе записку с просьбой освободить тебя от физкультуры – помнишь?

– Не было… у нас… физкультуры, – пропыхтел я.

Вообще-то мама постоянно дает мне освобождения от физры. Уж конечно я если глаз не выбью, так все кости переломаю – прямо в спортзале.

– Тогда почему ты так дышишь? – спросила мама, направляясь ко мне. Прижала ладонь мне ко лбу. – Вспотел. Я говорила тебе, что будет, если ты вспотеешь? Простуду схватишь.

– Правда. Все со мной прекрасно, – сказал я, чувствуя, что и впрямь прихожу в норму. Я выскользнул из-под ее руки и выглянул в окно.

Не преследовала ли меня Гвинни до самого дома?

Нет, не видно.

– Я сегодня в порядке, – сказал я маме. – Нет проблем.

Мне хотелось спросить ее насчет больницы. Но я не хотел, чтобы она узнала о моих провалах в памяти. Это лишь даст ей больше поводов для волнения.

Так что я ничего об этом и не сказал. Просто направился к лестнице наверх.

– Мне кучу домашки задали, – сообщил я маме. – Буду у себя в комнате.

– Не хочешь сперва перекусить? – крикнула она мне вслед. – Не следует делать домашнее задание на пустой желудок.

– Нет, спасибо, – отозвался я. Поднялся по лестнице и поспешил в свою комнату.

Но в дверях я остановился.

И испуганно вскрикнул, при виде мальчика, сидящего на моей кровати.

На вид он казался моим ровесником. Волнистые темные волосы обрамляли узкое серьезное лицо. Его круглые темные глаза смотрели на меня. Печальные глаза. На нем были черные твидовые джинсы и клетчатая фланелевая рубашка свободного покроя.

Мое появление его как будто ничуть не смутило.

– Кто… кто ты? – заикаясь, спросил я.

– Это я. Кит, – ответил он мягко. Я тебе говорил. Я живу в твоем подвале.

Я не сказал ни слова. В голове была пустота. Я таращился на мальчишку из коридора.

Колени внезапно ослабели и начали дрожать. Я схватился за косяк, чтобы не упасть.

Лицо Кита расплылось в жестокой усмешке. Темные глаза сверкнули.

– Заходи. Думаю, нам стоит познакомиться поближе, – сказал он. – Тем более, ты теперь будешь меня обихаживать.

Я с трудом сглотнул.

И еще какое-то время простоял в оцепенении.

А потом завопил:

– Нет! Ни за что!

Рывком я захлопнул дверь спальни. Там были ключ с замком, хотя мы никогда ими не пользовались.

Мои руки дрожали, когда я схватился за ключ и повернул его.

Я подергал дверь. Да! Я запер Кита внутри. Он был в ловушке.

Теперь-то мама сможет его увидеть. Теперь-то она просто обязана мне поверить.

– Мам! – гаркнул я. – Иди сюда! Быстрее!

Нет ответа.

Неужели ее нет дома?

Нет. Наверное, на кухне, обед готовит.

Я еще разок проверил дверь, убедившись, что заперто накрепко. После чего ринулся вниз по лестнице, зовя маму.

– Марко? Что стряслось? – она выскочила из кухни, держа в руках луковицу и нож.

– Пошли наверх! Скорее! – крикнул я. – Я его поймал! Он в моей комнате!

– Поймал кого? – она подозрительно оглядела меня. – Кто там у тебя в комнате?

– Пацан! – крикнул я. Я вцепился в ее руку и принялся тянуть к лестнице. – Кит. Парень, что живет в подвале.

– Марко… погоди. – Мама вырвала руку. – Пожалуйста, не начинай снова. Ты же знаешь, как я волнуюсь, когда ты начинаешь нести бред.

– Это не бред! – взвыл я.

Я опять схватил ее за руку. Луковица выпала у нее из руки и запрыгала по полу.

– Прекрати меня тянуть. Я и так иду, – огрызнулась мама. – Ты очень странно себя ведешь, Марко. Не нравится мне это. Доктор Бэйли сказал, чтобы, если ты начнешь вести себя странно, я его немедленно вызывала и…

– Мама, только не говори так! – взмолился я. – Ни слова больше. Пожалуйста, идем со мной. Он в моей комнате. Я его там запер. Ты увидишь его своими глазами и поймешь, что я не псих.

Она заворчала, но все же двинулась за мною по лестнице.

Я остановился у дверей комнаты и потянулся за ключом. Сердце колотилось так, что грудь, казалось, вот-вот взорвется. Голова запульсировала.

Я повернул ключ. И толкнул дверь.

– Вот! – заявил я, указав на постель.

Мы с мамой вскрикнули от удивления.

С кровати на нас таращился Тайлер.

Он громко пыхтел, вывалив язык. При виде нас он завилял хвостиком.

Мама положила руку мне на плечо.

– Ложись в постель, Марко, приказала она. – Я сейчас же звоню врачу.

– Нет уж, погоди, – сказал я и, пригнувшись, вывернулся из ее рук.

Я опустился на пол и заглянул под кровать.

– Кит, ты где?

Никого.

Вскочив на ноги я пронесся через всю комнату и рывком распахнул дверцу стенного шкафа.

– Кит?!

Нету.

Я огляделся вокруг. Где он еще мог притаиться?

Тайлер соскочил с кровати и запрыгал по комнате.

– Бедный пес, не любит сидеть взаперти, – сказала мама.

– Да не запирал я его! – рявкнул я. – Я Кита запер!

Она прищелкнула языком.

– С тобою все будет в порядке, – но голос ее дрожал.

Нетрудно было смекнуть, что она имела в виду: «У тебя от удара крыша поехала. Вот и ведешь себя как полоумный!»

Сделав глубокий вдох я снова попытался все объяснить:

– Мам, я сам не знаю, как здесь очутился Тайлер. Но я знаю, в моей комнате был мальчик. И я его запер.

– Сейчас же иду звонить доктору Бейли, – ответила мама. – Но я не хочу, чтобы ты переживал. Все будет хорошо, – и она поспешно вышла из комнаты.

Все будет хорошо, повторил я про себя ее слова.

Как обычно, она ошибалась.

***

Комната ожидания для больных была зелено-голубой. В огромном аквариуме возле стены всплывали пузыри. Из-за сине-зеленых кресел, сине-зеленого ковра и сине-зеленых стен мне начало казаться, что и сам я сижу в аквариуме!

Мы с мамой взяли талон у регистраторши и уселись на твердые пластиковые стулья около стены.

Наискосок от нас сидела со своим папой девчонка лет семи-восьми. И каждые пять секунд оглушительно икала. Да так, что от каждого «ика» содрогалась всем телом

– И так уже две недели… – пожаловался ее отец, качая головой.

– Папа! – возмутилась девчонка. – Всего-то… ИК!!! дней десять…

– А она кушала яйца? – спросила мама. – Слишком много яиц могут вызвать икоту.

Мужик на нее вытаращился.

– Это все яичные белки, – пояснила мама. – Они слишком скользкие, вот желудок их и не усваивает.

Отец девочки еще некоторое время смотрел на маму.

– Не думаю, что виноваты яйца, – буркнул он наконец.

Девочка икнула и содрогнулась. Вода в аквариуме забурлила.

У меня было такое ощущение, что я сам плаваю вместе с рыбами. Рассекаю темно-голубую воду…

Но я не могу дышать под водой! – сказал я себе.

А девчонка икнула опять…

Этот звук меня уже до ручки доводил. Мне хотелось домой. Я повернулся к маме, но она как раз углубилась в чтение одного из лежавших на столике журналов.

– Может уйдем? – взмолился я. – Со мной все в порядке.

Она покачала головой.

– Доктор Бейли просто хочет тебя посмотреть, – ответила она, не отрываясь от журнала. Удар по голове – это серьезно. У тебя, она знаешь ли, только одна.

Девчонка икнула…

– Постарайся задерживать дыхание, – посоветовал ей отец.

– Уже десять дней задерживаю! – огрызнулась она.

Пару сотен «иков» спустя, медсестра наконец провела нас в кабинет доктора Бейли. Войдя, я увидел, что и тут все сине-зеленое.

Доктор оказался жизнерадостным таким упитанным дядечкой с круглым лицом, сверкающей лысиной и галстуком-бабочкой под зеленым лабораторным халатом. Когда он говорил, бабочка так и подскакивала вверх-вниз.

Он обошел стол, чтобы пожать мне руку. Потом оттянул мне веки и осмотрел глаза.

– Хммм… Вроде, все в порядке… – пробормотал он.

Он пробежался пальцем по шишке у меня на виске.

– Так тебе больно, Марко?

– Есть немножко, – признался я.

– Прекрасно заживает, – сказал он маме. – Просто прекрасно. Так что, Марко, тебя тревожит?

Я колебался. Можно ли рассказать ему про Кита? А если расскажу – не решит ли он, что я совсем спятил? Еще отправит обратно в больницу, а то и куда похуже.

И можно ли сказать ему, что я ничего не помню о больнице?

Доктор Бейли смотрел на меня, ожидая, когда я начну.

Ладно, решил я, расскажу ему все. Он же доктор, в конце концов. Он разберется.

Итак, я рассказал ему все. И что я не помню, как был в больнице. И о мальчишке, который сказал, что живет у нас в подвале. Рассказал, как встретил его наяву. Как запер в комнате, а там потом оказался Тайлер.

Все-все рассказал. Как же это здорово – выговориться.

Все это время доктор Бейли сидел за столом, не сводя с меня глаз. Бабочка подергивалась у него на горле. Но он ни слова не проронил, пока я не закончил.

Наконец он со вздохом перегнулся через стол.

– Звучит не так уж и плохо, – сказал он.

– О, слава Богу! – воскликнула мама.

Доктор почесал лысину.

– Но знаете, что бы я хотел сделать, чтобы убедиться, что все в порядке?

– Что? – спросили мы в один голос.

– Я бы хотел изъять твой мозг и проверить его под микроскопом, – сказал доктор.

– Чего? – Я чуть из кресла не выпал.

– Это безобиднейшая операция, – сказал доктор Бейли и одарил меня успокаивающей улыбкой.

– Но… но… – забормотал я.

– Как только я расколю череп, мозг выскользнет как по маслу, – продолжал доктор.

– Я… я не думаю, что это нужно, – запротестовал я.

Он пожал плечами. Галстук-бабочка дернулся вверх-вниз.

– Не могу же я как следует изучить мозг, не удалив его!

Мое сердце колотилось, руки заледенели. Я вгляделся в круглую физиономию доктора Бейли.

– Вы же шутите, правда? – возмутился я. – Это какой-то дурацкий прикол?

Мама ткнула меня в бок.

– Слушайся доктора, – сказала она. – Доктор плохого не посоветует. Раз он сказал, что мозги надо удалить, значит – надо.

Доктор еще сильнее перегнулся через стол. Его лицо нависло надо мной – я даже мог разглядеть бисеринки пота у него на лбу.

– Не так уж это и больно, – сказал он.

Я повернулся к маме.

– Ты же не позволишь ему это сделать?! – потребовал я.

Она потрепала меня по плечу.

– Доктору лучше знать. Доктор Бейли – очень хороший врач. Очень опытный.

Доктор кивнул.

– Я кучу мозгов поудалял, – сообщил он мне. – Хвастаться не хочу, но все-таки…

– Можно мы с мамой вместе все обсудим? – спросил я, пытаясь потянуть время. – Может, мы зайдем завтра? Я отлично себя чувствую. Да-да, правда. По правде говоря, я себя потрясающе чувствую!

Доктор опять почесал лысину.

– А это идея, – сказал он маме. – Почему бы вам не позвонить мне завтра? Тогда и назначим вынос мозга.

ЧТО?!

Вынос мозга?!

Я вскочил из кресла и пулей вылетел за дверь. Я даже не стал дожидаться маму. Даже не попрощался. Просто сбежал.

Мама последовала за мной в комнату ожидания.

– Марко, это было очень грубо, – укорила она.

– Мне дороги мои мозги! – со злостью ответил, я не сбавляя шаг. Проходя мимо икающей девочки, я сказал ей «пока».

– ИК! ИК! ИК! – ответила она. Сдается мне, ей стало хуже!

– Докторам лучше знать, – сказала мама, едва поспевая за мной.

Я залез в машину и уселся, скрестив на груди руки.

– Все со мной в порядке, – процедил я сквозь зубы. – Мои мозги совершенно нормальные. Я никогда больше не увижу Кита. Он исчез навсегда.

И я, разумеется, ошибался.

Мама сказала, чтобы я не переживал из-за возможной потери мозгов. Она сказала, что мы выждем несколько дней, а там уж решим, что делать.

От чего я испытал огромнейшее облегчение.

Тем же вечером я долго возился с домашкой на компьютере. Мисс Мозли на сей раз дала нам творческое задание: надо было написать историю от имени кого-то другого.

Я решил описать самый обычный день с точки зрения Тайлера. Это ведь забавно – попробовать представить, что творится в голове у собаки.

У собаки «ай-кью» – примерно десятка. Это я узнал из одной научной передачи по телеку. Десять – не слишком-то высокий уровень. С десятичным «ай-кью» очень многое кажется совершенно непонятным. От того-то у Тайлера такая обалделая морда.

Вот почему он может добрых десять минут обгавкивать пластиковый пакет с мусором.

Я склонился над клавиатурой и увлеченно печатал. Работа спорилась. Так-то я не в восторге от письменной работы, но это задание было и впрямь прикольное.

Когда зазвонил телефон, я застонал, но продолжал печатать. Я ждал, что мама возьмет трубку, но она не брала.

Я встал и прошел к телефону на прикроватном столике. Шею сзади будто холодом сковало.

Неужели это он, Кит?

Я вспомнил день, когда он позвонил впервые. День, когда меня ударили по голове.

Моя рука вцепилась в трубку, но я не поднял ее. Я был просто не в силах это сделать. Не хотел я больше с ним разговаривать. А хотел, чтобы он исчез.

После шестого звонка я все же поднес трубку к уху:

– Алло?

– Здорово, Марко. Это я.

Новая волна холода пробежала по спине. А потом я узнал голос.

– Джереми?

– Ага. Привет. Как ты там?

– Джереми? – повторил я.

– Да. Ты там в порядке, Марко? Я просто беспокоюсь, как твои дела.

– О, я в порядке, – сказал я, опускаясь на край постели. – Чувствую себя нормально. Я тут над творческим заданием работаю.

– Ага, я тоже, – ответил Джереми. – А ты от чьего лица пишешь?

– Моей собаки.

– А я от лица моего кота! – засмеялся он.

– Думаешь, все в классе напишут о животных? – спросил я. – Вот будет умора.

Мы еще немножко поболтали о всякой всячине. Беседа с Джереми приободрила меня. Я снова почувствовал себя нормальным.

– Вернусь-ка я лучше к работе, – сказал я наконец.

Повесил трубку и направился обратно к компьютеру. Я уже садился, как вдруг обратил внимание на монитор – и остолбенел.

Моя писанина бесследно исчезла.

А с экрана смотрело лицо.

Лицо Кита!

– Нет! – воскликнул я.

И в тот же момент могучая рука обхватила мою шею сзади и сдавила мертвой хваткой.

– Кхххххххх…

Я задыхался.

Рука сжалась еще сильнее.

Я замолотил руками и вывернулся.

И ошалело уставился на Гвинни.

Она отступила назад, ухмыляясь.

– Что? – выдохнул я. – Что это еще за штучки?

Ее усмешка стала шире.

– Никак я тебя напугала?

– Нет, – ответил я, тяжело дыша. – Ко мне постоянно всякие вламываются и душат сзади.

Она захохотала.

– Хотела тебя удивить. Думаю, сил не рассчитала!

– Вот это точно, – буркнул я, потирая шею. – Ты что тут делаешь, Гвинни?

Она тяжело плюхнулась на мой стул.

– Вообще-то я пришла прощения попросить.

– А? – У меня отвисла челюсть.

– Правда, – настаивала она. Обеими руками она отбросила свои густые черные волосы за мощные плечи. – Мне было паршиво из-за моей вчерашней шуточки на уроке. Ну, насчет того, чтобы еще раз дать тебе по башке.

– Да уж. Припоминаю, – сказал я, закатывая глаза.

– Это было реально тупо, – продолжала Гвинни. – Сама не пойму, зачем я такое сказала. Вот я и захотела извиниться.

– Гвинни, ты же гналась за мной после уроков! – возразил я. – Ты неслась за мной с бейсбольной битой и…

– Нет! – воскликнула она, вскочив со стула. – Я бежала за тобой, чтобы извиниться.

– Тогда почему ты битой размахивала?! – наседал я.

– Я всего лишь бежала за тобой! – воскликнула она, изменившись в лице. Неужели ты и впрямь решил, что я опять хочу тебя стукнуть?

– Ну… – Я не хотел признаваться, что именно так тогда и подумал. Она же это по всей школе разнесет – что я ее испугался. И все будут потешаться над боягузом Марко. Как я улепетывал! А человек ведь только хотел извиниться.

Гвинни смотрела на меня зелеными глазищами.

– Знаешь, из-за этого всего мне очень худо, – сказала она тихо. – Все стоит перед глазами, как я замахиваюсь и бью тебя. И как ты падаешь на колени и кричишь.

Она вздохнула.

– Я… я так была напугана. Ты просто лежал на траве. Не шевелился. Я уж подумала… – Она отвела взгляд.

– Я в порядке, – сказал я. – Правда.

– Ну, у меня все не было возможности сказать, как мне жаль, – сказала Гвинни. – И вот я здесь. – Она подняла на меня глаза. – С тобой точно все нормально?

Я кивнул. И тут же вспомнил о Ките.

– Есть у меня одна большая проблема, – сказал я. – Этот пацан. Он постоянно меня преследует. Звонит мне. Показывался в моей комнате.

Ее глаза расширились от удивления.

– Пацан? В твоей комнате?

Я кивнул.

– Смотри. Вот его физиономия – на экране! – я ткнул пальцем в монитор. – Я писал домашку. Пришлось ответить на телефонный звонок. Возвращаюсь – а домашка исчезла. И рожа его с экрана смотрит. Гляди!

Гвинни уставилась на монитор. Когда она повернулась ко мне, лицо у нее было смущенное.

– Марко! – сказала она, пристально глядя на меня. – Твой компьютер даже и не включен!

– Черта с два! – воскликнул я.

И повернулся к монитору. Экран был черен.

Никакого лица. Никаких слов.

Гвинни прошла через комнату и прислонилась к подоконнику. Скрестила на груди руки.

– Это была шутка, так? – спросила она.

Я не мог отвести взгляд от экрана. Неужели лицо мне почудилось? Нет! Я его видел.

Я не сумасшедший! – с казал я себе.

– Это он сделал! – сказал я Гвинни; мой голос дрожал. – Кит! Его зовут Кит. Он… он устраивает мне каверзы. Он не дает мне покоя!

А Гвинни все глазела на меня – с подозрением.

– Марко, когда ты увидел его впервые? После удара по голове, верно?

– Не важно! – закричал я. – Он здесь, Гвинни. Я видел его. Он сидел прямо здесь. Прямо на моей кровати. Он сказал, что живет в моем подвале.

Гвинни покачала головой. Ее темные волосы снова упали на лицо.

– Успокойся, Марко. Остановись и подумай.

– Я могу его описать, – настаивал я, задыхаясь. – У него черные волосы. Вот как у тебя. И темные круги под глазами. А лицо такое серьезное.

Гвинни прищелкнула языком.

– Сам подумай, – повторила она. – С чего бы тут кому-то быть? С чего кто-то стал бы жить у тебя в подвале?

– Он сказал, что я должен о нем заботиться, – с жаром продолжал я. – Что я должен о нем заботиться до конца дней своих!

Гвинни смотрела на меня, прищурившись. Она не проронила ни слова. Я видел, что она меня прямо таки изучает.

Кажется, я мог прочесть ее мысли:

Бедняжка Марко.

Совсем башню снесло.

Тут меня осенило.

– Гвинни, а ведь он там, внизу, – сказал я тихо. – Кит внизу, в подвале. Я знаю, он там.

Она не отвечала.

– Пойдешь со мной вниз? – спросил я. – Ну пожалуйста.

Она закусила губу.

Гвинни куда храбрее меня, сказал я себе. И крупнее. Да и сильнее, если уж на то пошло.

Если в подвале мы найдем Кита, с Гвинни будет куда безопаснее.

– Это чушь, – сказала она наконец. – Пойду-ка домой. Меня домашка ждет. – Она направилась к двери.

– Нет. Погоди! – взмолился я. – Я не псих, Гвинни. Пойдем в подвал, я могу это доказать.

Она остановилась в дверях.

– Нууу…

– Пожалуйста! – умолял я. – Он там, внизу. Мы его найдем, я знаю. – И добавил: – Ты ведь не боишься, нет?

– Конечно, нет! – отрезала Гвинни. Она со стоном воздела руки вверх. – Ладно. Ладно. Идем в твой подвал.

Я знал, что сумею ее убедить.

– Пошли быстрее, – скомандовала Гвинни. – Покажешь своего дружка-приятеля, и я – домой.

Я провел ее к лестнице в подвал. Потом рывком распахнул дверь и включил свет.

Бросил взгляд на деревянные ступени. Никого не видать.

Но я все равно испытывал леденящий страх.

– Ты пойдешь первой, – сказал я Гвинни.

Наши кроссовки стучали по деревянным ступеням. Воздух становился все холоднее и холоднее, по мере того, как мы спускались. Мама всегда жалуется, что у нас в подвале нет отопления.

Гвинни быстро шла впереди. Цепляясь за перила я, тем не менее, старался не отставать.

У подножия лестницы я остановился, чтобы не врезаться в Гвинни. Мы оба окинули взглядом основное помещение.

Потолочный светильник не горел; половина комнаты была погружена во мрак. Я слышал, как в прачечной в глубине подвала капает из крана вода.

Услышав чье-то тяжелое дыхание, я ахнул. Лишь потом я сообразил, что это дышит Гвинни.

Гвинни сделала несколько шагов в комнату. Затем сложила ладони рупором и проорала:

– Эй, пацан, ты там?!

Я подкрался к ней и прислушался.

Нет ответа.

– Кит?! – вопила Гвинни. – Кит?! Где ты?!

Я содрогнулся. Он был здесь – я это знал. И почему это Гвинни не боится?

Внезапный звук заставил меня подскочить. Взгляд устремился к потолку. Порывы ветра сотрясали окна подвала.

Я остановился, услышав еще один странный звук. Мышь?

Нет. Это Гвиннины кроссовки скрипят по линолеуму.

Мы продвигались вглубь комнаты. Я подошел к бильярдному столу и заглянул под него.

Там никого не было.

Гвинни потянула дверь кладовки под лестницей. Включила свет и осмотрела полки.

Потом закрыла дверь и повернулась ко мне.

– Я начинаю чувствовать себя дурочкой, Марко.

– Он здесь, внизу, – настаивал я, понизив голос почти до шепота. – Он сказал, что живет здесь. Я знаю, он здесь.

Гвинни вздохнула.

– Даю тебе еще пять минут. А потом сваливаю.

– Давай тут поищем, – сказал я. – Возле печи.

Мы пересекли комнату. Печь находилась на затемненном участке комнаты. Она возвышалась над нами, точно какое-то гигантское чудовище.

– Кит! – позвала Гвинни. – Кит, где ты прячешься? Выходи, выходи – где б ты ни скрывался!

Ее голос эхом отдавался в темных стенах. Снаружи завывал ветер, сотрясая окна.

– Эй, постой! – прошептал я. Мне вовсе не хотелось, чтобы она уходила далеко вперед.

Она распахнула старый платяной шкаф.

– Кит, ты здесь?

Из шкафа пахнуло нафталином. Гвинни захлопнула дверь.

– Кит? Не стесняйся, Кит! – крикнула она.

Мы заглянули за печь. Никто там не прятался.

– Прачечная. Мы только там не искали, – сказал я Гвинни.

– А я бьюсь об заклад, что он заныкался в сушилке, – поддразнила Гвинни.

Я понимал, что она не воспринимает меня всерьез. Впрочем, мне было плевать. Я все равно был рад, что она здесь, со мной. Я бы ни за что не решился осмотреть подвал в одиночку.

Я последовал за ней вдоль стены по направлению к прачечной. Мы были уже на полпути, когда Гвинни вдруг остановилась.

– О, вау! – воскликнула она. – Здесь он! Я его вижу!

– А? – У меня екнуло сердце. Ахнув, я круто повернулся.

И уставился на старый мамин манекен.

Гвинни засмеялась.

– Упс! Ошибочка вышла.

Меня буквально затрясло.

– Не смешно! – выдавил я наконец. Я попытался ее стукнуть, но она с хохотом увернулась.

– Бросай это, Марко, – сказала она, качая головой. – Я понимаю, ты пытался напугать меня этой байкой о Ките. Только ни капельки не страшно. Я знала, что никого там нету.

– Но… но… но… – выдавил я. – Хочешь сказать, что ни на секунду мне не поверила?

– Конечно нет, – ответила Гвинни. – Да и кто бы поверил?

– Ты думала, я просто пытаюсь расквитаться с тобой за удар? – воскликнул я.

Она кивнула.

– А завтра пришел бы в школу и всем рассказывал, как меня напугал, – сказала она с укором.

– Нет. Ты ошибаешься. Выслушай меня… – взмолился я.

– Ни за что, – оборвала она и, повернувшись, направилась к лестнице.

– Гвинни, послушай! – взмолился я, бросаясь следом.

Она остановилась у подножия лестницы и повернулась ко мне.

– Ты не сможешь меня напугать, Марко, – сказала она, и свет подвальной лампы отразился в ее глазах. На ее лице играла странная улыбка.

– Ты не сможешь меня напугать, – повторила она. – Я покажу тебе, почему.

– Что, прости? – я ничего не понимал. – Если бы ты только меня выслушала…

– Я тебе кой-чего покажу, – сказала Гвинни.

Она положила обе руки на перила и открыла рот. Широко.

Еще шире.

Ее рот растягивался. Шире… шире…

Пока все лицо не исчезло позади раззявленного рта.

Ее язык тяжело шлепнул по подбородку.

А потом наружу поперло что-то розовое.

Что-то розовое, влажно поблескивающее, выкатилось из раззявленного рта.

Еще, еще… Попадая наружу, оно разбухало.

Сперва я подумал, что у нее там, внутри, большой ком розовой жвачки. Но потом, когда розовая мерзость вылетела наружу, когда рот распялился еще больше, когда вся голова исчезла за ним, я понял…

Я понял…

Я понял, что вижу не жевательную резинку.

Я смотрел на внутренности Гвинни!

Я видел желтые органы, залипшие в блестящей розовой плоти. Что-то длинное и серое лезло изо рта, закручиваясь спиралью.

Темно-лиловые легкие соскользнули по вывалившемуся языку.

А потом и красное сердце – такое красное, такое потрясающе красное! – выскочило изо рта, пульсируя, пульсируя, пульсируя равномерно и влажно!

Я испустил долгий стон ужаса.

Но отвернуться не мог. Не мог оторвать глаз от Гвинни, когда ее внутренности лезли через рот.

Я так и стоял. Стоял и смотрел в потрясении, в леденящем ужасе на корчащиеся органы, пульсирующие в сочной розовой плоти.

Стоял, глядя на Гвинни – пока она целиком и полностью не вывернулась наизнанку.

И тогда я разинул рот в бесконечном вопле.

Мой вопль нарастал, точно сирена.

Гвинни – вернее, ее нутро – трепетала передо мною, трепетала и пульсировала.

Казалось, мой вопль заставляет ее трепетать сильнее, как массу желто-розового желе.

И когда я кричал, вокруг нас вспыхивал белый свет. Столь яркий, что и закрыв глаза, я видел его.

Ярко-белый, ослепительно-белый.

Мой крик прорвался сквозь белизну. Гвинни исчезла за ней. Подвал – тоже. Я погрузился в эту белизну, в собственный пронзительный крик.

Дата добавления: 2015-08-13