Свет первотворения

Люди делятся на две группы — созидатели и разрушители. Особенно явно это прослеживается в литературе. Другое дело, что некоторые разрушители кажутся нам почти созидателями, потому что рал рушили они еще на фундаменте относительно твердой нравственности, будучи людьми более чистыми, чем мы сейчас.

Йозеф Эметг

В темноте Арей шел по лесу, когда кто-то с дерева прыгнул ему на спину и попытался оцепить ся зубами в шею. Арей, закинув руку, сорвет с себя это существо. С силой швырнул на землю. Сапога и придавил шею. Это оказался большеротый хмырь с острыми зубами, голова которого откидывались как на шарнире.

— Агух больше не будет! Агух ош-ш-шибся в темноте! Агух не знал, что ты такой сильный! — за шипел хмырь.

Несколько мгновений Арей брезгливо разглядывал его. Ничего не мешало ему нажать сапогом сильнее. Услышать треск позвоночника. Он имел на это пол ное право. Он не свет, он изгнал. Не все ли равно,

что он будет делать теперь? По что-то внутри Арея, что-то, чему удивился он сам, помешало совершить убийство. Он убрШ1 сапог и, переступив через существо, пошел дальше. Агух, догнав его, дернул за одежду.

— Чего тебе? Снова хочешь напасть?

Хмырь поспешно замотал головой. Желтоватые рожки, правый из которых был недоразвитым, задергались.

— Будет ли позволено Агуху повсюду следовать за вами? Я буду ваш-шим спутникам! Ваш-шим паж- жом!

— Зачем это тебе? — удивился Арей.

— Вы особенный! Вы будете много убивать! У меня на это нюх-:х! А я буду перегрызать горло раненым и обгладывать кости у трупоф-ф-ф-ф! — воскликнул Агух.

Арей представил, что у его ног всегда будет копошиться зубастое жирное существо.

— Кем ты был раньше? Мне кажется, я видел тебя когда-то прежде!

В красных глазках хмыря мелькнуло нечто забытое, погрузившееся на дно памяти.

— Агух-х был дух-х корней! Он следил, чтобы корни деревьев не переплеталис-сь и сильные не отбирали влагу у слабых. Деревья — они такие! Не всем объяснит-шь! Есть очень непослуш-шные~ Особенно клены, ели, осины... А есть послуш-шпые: рябины, ясени, березы... Но Агух объяснял всем! Деревья слуш- шались Агуха! Любили его!

Хмырь протянул ладонь к ближайшему боярышнику/ и произнес что-то неуловимое, почти нежное,

похожее и па шелест вашей, и на звук ветра в кроне, и на журчание ручья. Боярышник, наклонившись, доверчиво коснулся созревшей гроздью ладони Агуха. Агух улыбнулся, лицо его смягчилось, но тут боярышник, вздрогнув, отдернул ветвь, точно зверь, но ошибке пришедший на чужой зов.

На лице у хмыря возникла обида. Он зашипел и, бросившись на боярышник, стал грызть его ствол. Через десять секунд дерево было измочалено и у ни ч тожено. Ягоды Агух растоптал:

— Ненавиж-жу! Убеж-жал от меня! Раньше Агух- х-ха деревья не боялись! И ц-цветы меня любили!

Арей кивнул:

— Я вспомнил тебя. Это ты ужасно быстро рыл рожками землю. Просто фонтаны вылетали!

— Агух-х рыл! Без этого нельзя! Порой корень выходит на поверхность, а его надо направить вниз-з!.. Так. вы позволите мне быть ваш-шим спутником?

Арей посмотрел па растоптанный боярышник.

— Нет, — решительно сказал он. — Такой шустрый малый сам найдет себе трупы!

Хмырь недовольно завозился на земле.

— Вы пож-жалеете об этом! Я был бы хорош-шин паж-ж! Я бы грыз ваш-ших врагов! Вас бы боялись! Там, где нет любви, правит только страх-х! - про шипел он, повернулся и заковырял в заросли.

— Трупофф будет много, очень много-. Пока ж-животные, но с-скоро появятся и люди, — донесся из зарослей его голос.

Арей похолодел. Слова, которые хмырь тапько что произнес, показались ему абсолютным безуми-

ем. Люди?! При чем тут они? Но почему существо говорило об этом так уверенно?

— Люди в Эдеме. Их берегут как зеницу ока! И их всего двое! — крикнул Арей вслед хмырю. Тот забулькал из кустов ржавым смехом.

Арей поднялся на холм, на котором не был уже давно. С холма открывался вид на равнину. Кое- где на равнине начинали появляться бревенчатые строения, окруженные заостренным частоколом. Частокол удивил Арея. Он как минимум означал, что кто-то кому-то не до конца доверяет. Или, возможно, у стражей появились враги.

Отыскав среди костров тот, что был ему нужен, Арей направился к нему. Шел он долго, почти до рассвета. Шаг был тяжеловат: Арей начинал грузнеть.

Кводнон сидел у костра в окружении самых близких своих соратников. Привстал, вгляделся в Арея, поманил его поближе к костру:

— Давненько не виделись, Арей! Сколько? I ода два?

— Три, — сказал Арей.

— Три года.. — протянул Кводнон. — В Эдеме это быт бы три тысячи лет! Ну-ка дай на тебя взглянуть! Что-то в тебе изменилось! Повернись!

Арей, помедлив, повернулся. Услышал, как у костра изумленно выдохнули. Да, он знал, что так произойдет.

| — Ну и где твои крылья, Арей? — задал вопрос

Кводнон.

Лигул собрался подхалимски хрюкнуть, но не решился. И правильно. Жизнь одна.

Г — Я их отрезал, — сказал Арей. — Мне было противно смотреть, как выпадают перья.

Лицо-половинка пришло в движение. Правая, пре-красная сторона выразила тоску и сочувствие. На левой же оттиснулось неприкрытое торжество.

— Сам отрезал? Серьезно? — спросил Кводнон.

— Да. Взял раскаленный клинок, отмахнул себе крылья и прижег раны.

Лигул, благоразумно перебежавший на другую сторону костра, не то зашипел, не то засмеялся:

— бескрылый Арей! Никак не привыкну, что ты такой!.. Прижег культяпки! — прошипел он.

— Зато у меня никогда не будет горба, — сказал в сторону Арей.

Лигул перестал улыбаться и оскалился как хорек,

— И еще у меня есть это! Я назвал это «меч»! — Арей закинул за плечо правую руку, потянул вверх, и в руке возникла прямая длинная полоса металла.

Металл был еще темным, без блеска, со следами удара молота, гарда отсутствовала, но в руках у Арея оружие уже дышало силой. Первым эту силу ошутил Хоорс. Подбежал, уставился с искренним восхищением, прижимая к груди руки, точно опасался, что они помимо воли схватят и не смогут с этим расстаться. Когда-то такими же сияющими глазами Хоорс смотрел на цветущие вишни в Эдеме.

— А это что? Почему здесь он плоский, а здесь сужен? — спросил Хоорс, отважившись протянуть истец.

— Острие. А по бокам заточка. Я додумался до этого только через год. Так он лучше режет. Смотри!

Арей сделал быстрое движение с потягам на себя. Молодая, в руку толщиной рябина даже не упала, а

скользнула по собственному своему стволу. Коснулась земли, закачалась и повалилась. Арей отщипнул яркую ягоду, сунул ее в рот, раскусил и выплюнул. Кислятина. А вот зимой, когда прихватит морозцем, будет в самый раз. Хотя для этой рябины зима уже никогда не наступит.

— А почему ты заточил только верхнюю треть? — жадно спросил Хоорс.

— Зачем ослаблять металл? Если кто-нибудь по-пытается напасть на меня, — Арей искоса взглянул на Кводнона, — я отражу удар незаточенной частью, а потом отступлю чуть назад, чтобы использовать всю длину оружия, и...

Он толкнул ногой перерубленную рябину.

Возникло неловкое молчание. Барбаросса поскреб пальцами шею. Вильгельм очень заинтересовался вы-летевшим из костра угольком. Гальпер и Ирос, два мощных стража, похожих на дубовые колоды, не-приметно придвинулись к Кводнопу и застыли один справа от него, другой слева. На Арея они смотрели как сторожевые псы, ожидающие команды «фас!». В глазах ни капли сомнения. Такие выполнят любой приказ. В руках у обоих были палицы, пожалуй, что потяжелее меча Арея. Неужели это Гальпер когда- то рыдал на весь Эдемский сад, когда случайно сломал молодую розу? Неужели это Ирос, целуя цветы, собирал губами капли росы?

— Ого! — сказал Арей. — Я вижу, пока я изобретал меч, кое-кто другой изобрел, как превращать бывших эдемцев в идиотов!

Кводнон мягко улыбнулся прекрасной половиной лица и оскалился страшной:

— Не обижай их, Арей! Хоорс тренирует Гальпе- ра и И роса с утра до вечера. Теперь он умеет убивать не только грубо, но и почти ласково. Вчера он прикончил медведя так, что я даже не обнаружил следов крови.

Арей взглянул на Хоорса и понял, что на оленихе он явно не остановился.

— Значит, на оружии помешан? А ты, Кводнон, на чем? — спросил Арей.

Гальпер и Ирос выдвинулись вперед еще на пол- шага. Видимо, Кводнона уже не называли на «ты». И уж точно не обвинят в помешательстве.

Владыка мрака милостиво пропустил опасное слово мимо ушей. Ему тоже было чем похвастать:

— Пока ты в чаще возился с железками, мы тоже не стояли на месте. Осваиваем Тартар. Нам удалось объединить и расширить подземные пещеры. Ну, магия, то-се... И знаешь, я доволен результатом! Началась цепная реакция, которой никто из нас не ожидал! Наш маленький Тартар, который изначально планировался как небольшой подземный уголок совершенства, растет независимо от нас! Просто расползается! Вверх, вниз, во все стороны! Уже сейчас его не обойти и за целую жизнь.

— Там темно, — сказал Арей.

— Нет, — возразил Кводнон. — Не темно. Ну разве что в самом низу, где, признаться, я не люблю бывать, потому что там егце и холодно. А наверху и в средней части довольно светло. Мы развели там много всякого зверья. Почти каждый месяц придумываем несколько новых видов, запускаем их туда, и они быстро размножаются. Некоторые даже ухитряются вырваться на поверхность, хотя, правду сказать, я этого 71е одобряю. Все совершенство моего мира должно оставаться там, внизу...

Арей вспомнил громадного зверя, которого недавно встретил в лесу. У него были морда и туловище носорога, задние лапы льва и передние ноги страуса. Разъяренное животное ломилось через лес, снося все 71а своем пути. Арей, испытав жалость, поныв спея успокоить его, но зверь ничего не соображен Заревел, бросился атаковать. Отброшенный докован частью его рога, Арей отлетел в кустарник я но-сорог, ломая лес, промчался дальше. Арей запомни только, что па его мощной спине были крошенные, нелепые крылышки,

— Л этих зверей ты придумал полностью сам? —

осторожно спросил Арей.

— Сам! — крикнул Кводпон. — Сам! Это мои звери!

— Я не сомневаюсь. Но, может, ты брал какие- нибудь идеи, существующие до тебя? Части других

животных? Птиц? — уточнил Арей.

Повисла зловещая тишина. Слышно было лишь,

как потрескивает костер.

— Кое-что я, конечно, использовал, — сквозь лбы признал Кводнон. — Но лишь те идеи, что лежали совсем уж на поверхности. Зачем заново придумывать лапы, желудок или рога? Это же элементарно!

— Конечно, — согласился Арей. — В °ез того все> я уверен, получилось неплохо. Надо как-нибудь побывать в Тартаре и посмотреть новых зверей. Дршю, они не хуже, чем в Эдеме. Птицы садятся на руки. Тигр дружелюбно облизывает трепетную лань

Кводнон тяжело уставился на него. Затем окинул зорким взглядом других стражей, проверяя их реакцию. Вильгельм невинно чистил ногти сосновой иголкой. Барбаросса таращился с невозмутимым видом. Бельвиазер, старинный друг Арея, лепил из смолы человечка.

— Какая там лань, какие птицы! — подал голос наивный Хоорс. — В Тартаре и тигров давно уже нет, разорвали!

Кводнон быстро взглянул на него. Хоорс, опомнившись, прикусил язык и принялся изучать рукоять меча Арея.

— Ну да, — неохотно произнес Кводнон. — Наши звери были прекраснее эдемских, но мы несколько переборщили с их количествам. Зверей насоздавали, они размножились, а пищи всем не хватило. В результате вместо того, чтобы немного потерпеть, животные стали рвать друг друга, и сила выживания заставила их преобразиться. Мир молодой, магии много. Тетерь одни защищаются броней, другие достигают совершенства в маскировке. И абсолютно все не отказываются от мяса. Порой попутаются такие твари, что лучше с ними не встречаться.

— Почему? Разве они не узнают своего создателя? Не испытывают к нему благодарности за его творение? — спросил Арей.

— Видимо, не испытывают. Что-то пошло не так, — процедил Кводнон.

— Снова не так?.. О запуске цепной реакции, которая начнет увеличивать Тартар, ты не знал! О том, что животные примутся пожирать друг друга, не подумал. То, что основа всякой привязанности — любовь, а не страх; тоже, видимо, не учел! — сказал Арей.

Кводнон шагнул к нему. Отодвинул рукой меч, опустил руку ему на плечо:

— Через любовь перешагивают, через страх — нет! Пусть сильные уничтожат слабых. Пусть! Пусть потом уничтожают и друг друга! Но те, что останутся, будут действительно совершенны! Они получат все силы павших!.. Да, мы порой ошибаемся! Но мы ищем, мы идем вперед! Теперь я точно знаю, что пан предстоит совершить в ближайшие столетия!

— И что? — спросил Арей.

Глаза Кводнона зажглись.

— Завоевать Эдем! Захватить его! Получить все их силы, все артефакты! На худой конец — просто уничтожить! — убежденно заявил он.

Арей тихонько присвистнул. Это было что-то новое. Когда он уходил в лес, программа была несколько проще.

— Зачем? Разве мы не для того ушли из Эдема, чтобы построить что-то свое?Доказать, что ни в ком не нуждаемся? Что тоже можем нести первичный свет и первичную жизнь?

— Да! — сердито крикнул Кводнон. — Так! Но нельзя построить свое, пока хоть где-нибудь стоит что-то чужое!.. Вот когда мы разрушим чужое, тогда па его основании построим свое! Они теш в Эдеме нам вредят! Это из-за их зависти Тартар получился не таким, как я ожидал, а мои прекрасные звери вместо того, чтобы пить нектар и кормиться пыльцой цветов, разрывают

друг друга! Мы уничтожим Эдем — и начнется новая жизнь!

Слова Кводнона были горячи, искренни. Его прекрасное лицо пылало, отражая свет костра. Арею не верилось, что можно говорить страшные вещи с таким искренним, таким сияющим лицом. Помимо своей воли 071 потянулся к Кводнону сердцем, как когда-то в Эдеме. Готов был простить ему и удар палкой, и свою трехлетнюю ненависть, когда он тренировался в лесу с шестом и мечом. Арей, как и другие стражи, желал во что-то верить, на что-то надеяться. Ночные мотыльки должны лететь на лунный свет. Такими уж они созданы. Но некоторые мотыльки, ошибаясь, летят па огонь и погибают.

Но тут в момент, быть может, максимального увлечения, Арей обнаружил вдруг, что Кводнон нарочито поворачивается к ним лишь одной стороной лица. Вторую же прячет. И сразу очарование исчезло. Актер! Если он может заботиться о том, как он звучит или выглядит, то он жалкий актер! Даже сама его искренгюсть — актерство.

Уловив это, Арей понял основу сущности Квод- ноиа. Он любит нравиться, блистать, поражать, любит вести за собой, ощущать себя пупом Земли. Он, Арей, находит себя, властвуя мечом, а до этого — крыльями и полетом, Кводнону же для самоутверждения нужна толпа. И чем больше толпа, тем выше наслаждение!

В остальном же он ничто. Он может только гадить. Разлагать. Его цель — окончательное уничтожение и разложение. Гниющие отбросы, как извест-

но, производят тепло. Он хотел бы всю Вселенную превратить в гниющие отбросы и, находясь в центре этой кучи, получать энергию.

Арей неприметно шагнул, повернувшись так, что Кводнону, чтобы и дальше блистать красивой половиной лица, пришлось либо вступить в костер, либо повернуться к другим стражам его уродливой частью. Никто из стражей, увлеченных сиянием Кводнона, не разгадал этого простенького маневра Арея. Никто, кроме Кводнона, который считывал все мгновенно. Угол его рта едва заметно дернулся. Создатель Тартара замолчал на середине фразы и отвернулся. Незримая трещина, разделявшая Арея и Кводнона уже давно, расширилась и стача глубокой, как пропасть. Но такая же пропасть разделяла уже Арея и с Эдемом.

Арей смотрел па других стражей, по-прежнему увлеченных Кводноном, и понимал, что ничего им не докажет. Даже если кто-то (Вильгельм? Хо- орс?) по старой памяти испытывает к Арею дружеские чувства, сейчас это дружба не перевесит. Все же Кводнон что-то им обещал, куда-то их вел, а Арей ничего не обещал и никуда не веч, только сомневался и делал их жизнь неуютной. Он вечный изгой. Он изгнан светом, а сейчас, возможно, будет изгнан и мраком. Хотя мрак-то, конечно, его }1е изгонит, потому что изгнать уже по определению некуда.

Арей понял это и вдруг расхохотался. Он хохотал как безумный. Даже присел на корточки, и собственным хохотом его качало вперед и назад. Чтобы не упасть, Арей оперся пальцами рук о землю. Некуда изгнать! Некуда! Будут теперь со мной маяться!

Внезапно на Арея опять упала тень. Перестав хохотать, Арей схватился за рукоять меча. Он не забыл, как в прошлый раз после такой же упавшей тени получил удар палкой. Да, это опять Кводнон. Но он не замахивался.

— Возьми! — участливо сказал Кводнон,

— Что взять?

— Кажется, я понял, в чем дело. Ты слишком долго пробыл в лесу! Одичал, Это бывает,

Кводнон махнул рукой, кого-то подзывая. Гальпер и Ирос поставили у его ног каменный ларец. Квод- нон поднял крышку и деревянной лопаткой, не касаясь рукой, выудил со дна что-то непонятное. Этот неясный Арею предмет то корчился как змея, то твердел и становился похож на винтовой рог или сосульку.

— Держи, Арей! — сказал Кводнон. — Нанижи на шнурок и повесь на шею! Твоя жизнь сразу станет проще! Ты обретешь покой, о котором давно мечтал.

Арей не спешил брать.

— Что это за пиявка? — спросил он брезгливо.

— Мы называем это «дарх»! Он из недр Тартара, с самого его дна. Мы до сих пор не знаем, как он возник, Там огромное давление. Все мутирует, изменяется.

— А почему ты не прикасаешься к нему рукой?

— Не могу, — сказал Кводнон. — Как видишь, у меня уже есть один дарх.

— И что?

— Дарх признает только одного хозяина. Если его коснусь я, он сцепится с моим дархом. Они переплетутся, схватятся, и нужно будет их разнимать.

— И зачем я должен его брать?

Кводнон повернулся к другим стражам, уступая им право ответа.

— Чтобы приобрести сипу! — прорычал Барбаросса. — Эта штука творит чудеса! С пей я стая втрое мощнее и вдобавок перестал сомневаться, что делаю что-то не так. Бери!

— А дархи есть уже у всех? — спросил Арей.

— Да, разве ты не видишь? У меня есть! — влез Лигул, однако Арей, не слушая его, смотрел на Вильгельма.

Тот раздвинул одежды. На его тонкой шее висел кожаный шнурок, а па шнурке корчилась серебристая, неуловимо меняющая цвет сосулька.

— Мы гаснем, — печально сказал Вильгельм. — Ты сам это знаешь, Арей. Мы становимся все тусклее. Мы должны откуда-то черпать силы. А эта сосулька дает много сил!

Потам Арей сам не мог объяснить себе, почему послушался. Видимо, поверил грустному голосу Вильгельма больше, чем Кводнону или Лигулу. Взяп с деревянной лопатки корчащуюся сосульку, продел, как ему показали, кожаный шнурок Повесил на шею.

И в тот же миг ощутил страшную боль. Точно у него из груди с яростной силой вырвали сердце. Мгновенно вырвали, и так быстро, что плоть ничего не поняла. Даже рана не успела возникнуть, и только где-то внутри зияла пустота.

— Что это было? — прохрипел Арей.

— Ничего. Ты отдал дарх)> силы своего первотво- рения! — не скрывая торжества, сказал Кводнон.

— Как?! Ты обманул меня!

Арей рванулся к нему, но Галъпер и Ирос были го-товы и схватили его за руки прежде, чем он выхватил меч,

— А вот это напрасно! Ты обиделся, что мы не сказали тебе сразу?

-ДА!

— Зато теперь мы все в равном положении! — сказал Кводнон, — Дарх —?пвоя собственность. Он будет черпать силы твоего первотворения и воз- вращатъ их тебе же, хотя и несколько искаженными. А если захочешь стать еще сильнее, придется подкармливать его эйдосами. Но это пока невоз-можно!

Арей переапал вырываться:

— Эйдосами? Ты обезумел! Эйдосы есть только у человека!

То, что он услышал, показалось ему нереальным и страшным бредом. Как если бы кто-нибудь предложил нырнуть в глубь солнца и пить его раскаченные недра. Но это было не просто страшно, это было еще и кощунстве}то, потому что в эйдосе скрывайся свет Того, Кто сотворил мир. И это было много больше, чем силы первотворения.

На Арея смотрело множество лиц. Напряженных лиц, волчьих.

— Долго же ты просидел в лесу! — сказал Барба-росса. — Да, нам теперь нужны эйдосы, и мы ищем способ заполучить их!

— Но эйдосов всего два! Потому что людей в

Эдемском саду всего двое! И оба под защитой! — | крикнул Арей.

Кводнон махнул Гальперу и Иросу, и они, рассту-пившись, отпустили Арея. Правда, далеко отходить не стали: на всякий случай остались рядом.

— Верно! Вот это уже серьезный разговор! — сказал Кводнон. — Человек пока в Эдемском саду. Мы выманим его оттуда прежде, чем закончится период его ученичества. Разрушим союз человека с создавшим его! Устроим так, что постепенно он и верить в него перестанет! Здесь на Земле люди размножатся, как размножились звери. Много людей — много эйдосов! Мы отнимем у них эйдосы и поместим их в дархи!

Арей провел пальцем по кривлявшейся пиявке.

— Но эйдосы в дархах будут страдать! — сказал он.

Кводнон отмахнулся от этого, как от чего-то / мсущественного:

— Понятия не имею, чем они там будут зани-маться! Мне довольно, что дарх дает мне силы уже сейчас, когда в нем нет ни единого эйдоса! С эйдоса- ми же сил станет еще больше! Я предчувствую это! Мы получим те силы, которых нас лишили, когда изгнали из Эдема!

— Если мы посягнем на человека — отрежем себе путь назад, — возразил Арей.

Кводнон уже не думал, какой стороной лица по-ворачиваться.

— Что?! Как? Ты собираешься назад? — прошипел он.

— Пока нет, — сказал Арей. — Но к чему жечь

мосты? Пока мы разрушаем лишь себя, мы еще можем надеяться, что наша связь с создавшим нас не расторгнута. Он слышит нас, он любит нас, он ждет. Есть еще надежда, что что-то изменится, если мы изменимся сами. Он все исправит, даже эй- досы для него — ничто, мелочь. Но если переступим через человека — пути назад у нас не будет. Одно дело уничтожить только себя, и совсем другое - загородиться еще кем-то.

— Ты собираешься просить прощения? Твоя гордость позволит тебе произнести «извини"? И кому — ЕМУ? Он спрашивая у пас, когда творил человека? Спрашивал у меня, когда поместил бесценную песчинку ценой во все предыдущие Его творения в слабую грудь существа, похожего на обезьяну? — крикнул Кводнон.

«Так вот почему он ушел на самом деле. Зависть единственного ребенка, у которого появился младший брат. Остальное все вторично*, — подумал Арей.

— Люди слабы! Люди безобразны! Зачем им дали эйдосы? Почему им? Почему не нам? — пискнул Лигул.

Кводнон толкнул его в грудь, и горбун упал.

— Молчи! Нам же лучше! Он предпочел нам каких-то обезьян, а мы будем отнимать эйдосы у тех из них, кто не сможет их удержать! Эти глупцы, лишенные эйдосов, станут нашими послушными марионетками! Мы будем властвовать над теми, кого Он предпочел нам!

Арею захотелось сорвать сосульку со шнурка, растоптать ее, но он ощутил, что если сделает это — боль будет намного сильнее. И он испугался

боли и пустоты. Испугался, возможно, впервые в жизни.

«Уйди в лес! Там в лесу взмолись! подсказан ему тихий голос внутри. — Проси — и тебя услышат! У тебя пока не отрезано небо! Твоя душа еще рвется ввысь/»

Но Арей не ушел в лес и не попросил. Зато он понял истинный мотив Кводнона и первопричину его ухода из Эдема. Зависть к человеку! Знак вопросительный превратился в знак восклицательный. Как там? Новый мир и новый путь?Держи карман шире! Досада, ревность и желание отомстить! Разве каждый ребенок хотя бы раз в жизни не мечтал подчинить себе родителя? Да, согласен, ты родитель! Ты мой отец, я не спорю, поскольку об этом говорят факты. Но я просил тебя производить меня на свет? Нет. А раз не просил, вот и исполняй теперь вечно мои прихоти, решай мои проблемы, развлекай меня, потому что ты мне должен, а я буду’ вытирать о тебя ноги! Или, может, ты сам рассчитывал на мою помощь? Что я буду помогать тебе с младшими братьями, с новыми твоими творени-ями? Ну, дорогой мой, это несерьезно! Разве ты не можешь сделать все сам? Ведь и о младших братьях я тебя тоже не просил? Ну фьють-фьють, трудись

один! Ты же все можешь!

Все это Арей понял как-то разом. Он почувствовал. что, если захочет, сможет еще вернуться в Эдем, где разгуливает этот новый любимчик — человек и, не ведая еще своих сил, не зная цены эйдосу, смотрит на все глазами новорожденного ребенка. И что этот новорожденный ребенок нуждается в 

Арее как в старшем брате, который поведет его по саду. показывая все творения их общего отца!

Нет! Ни за что! Зависит ужалила Арея. Ему захо-телось, чтобы вечный свет, заключенный в эйдосе, горел у >1его в дархе, наполняя его силами.

— 'Гак ты с нами или нет? — Кводнон безошибочно угадал состояние Арея. Он улыбнулся, и лицо его вновь показалось Арею прекрасным. Это была жуткая красота несущего смерть.

— С вами! — процедил Арей. — С вами, но сам за себя!

— Мы все сами за себя. Это нас и объединяет, — ухмыляясь, сказал Хоорс, первый убийца из всех стражей. 

Дата добавления: 2015-08-13