Отдел XXXI

ПРЕДМЕТЫ МИСТЕРИЙ

Самыми ранними Мистериями, отмеченными в историях, являются Самофракийские. После раздачи чистого Огня, началась новая жизнь. Это было новым рождением Посвященного, после которого, подобно браминам древней Индии, он становился двиджа – «дважды рожденным»,

Посвященные в то, что по праву можно назвать наиболее благословенным изо всех Мистерий... будучи сами чистыми[521],

говорит Платон. Диодор Сикул, Геродот и Санхуниафон финикийский – старейший из историков – говорят, что эти Мистерии имели свое начало в седой древности, вероятно, за многие тысячи лет до исторического периода. Ямблих сообщает нам, что Пифагор

Был посвящен во всех Мистериях Библа и Тира, в священнодействия сирийцев и в Мистериях финикиян[522].

Как было сказано в «Разоблаченной Изиде»:

Когда такие люди, как Пифагор, Платон и Ямблих, прославившиеся своею нравственною чистотою, участвовали в Мистериях и говорили о них с почтительностью, то не пристало нашим современным критикам судить о них (и о их Посвященных) по одному только внешнему аспекту.

Все же это как раз то, что делалось до нынешнего времени, особенно христианскими отцами. Климент Александрийский клеймит Мистерии, как «неприличные и дьявольские», хотя его слова, показывающие, что Элевзинские Мистерии были тождественны с еврейскими и даже, как он хотел бы уверить, заимствованы от них, – приводятся в другом месте настоящего труда. Мистерии состояли из двух частей, из которых Малые совершались в Агре, – а Великие – в Элевзине, и Климент сам был посвящен. Но Катарсис, или испытания очищения, никогда не были правильно поняты. Ямблих объясняет самое худшее, и его объяснение должно быть полностью удовлетворительным, во всяком случае, для каждого непредубежденного ума.

Он говорит:

Показы такого рода в Мистериях были представлены с целью освобождения нас от безнравственных страстей путем доставления удовольствия зрению и в то же время подавляя все нехорошие мысли благоговейной святостью, какая окружала эти обряды.

Д-р Уорбертон замечает:

Мудрейшие и лучшие люди языческого мира все единодушно сходятся на том, что Мистерии были учреждены чистыми и преследовали благороднейшие цели, применяя достойнейшие средства.

Хотя к Мистериям допускались люди обоих полов и всех классов, и участие в них даже было обязательным, в самом деле только весьма немногие достигали высшего и окончательного Посвящения в этих проводимых обрядах. Градации Мистерий даны нам Проклом в четвертой книге его «Теологии Платона».

Обряд совершенствования предшествует по порядку посвящению Тэлэтэ, и посвящению, Эпоптейе, или заключительному апокалипсису (откровению).

Теон из Смирны, в «Математике» также делит мистические обряды на пять частей:

Первой из которых является предварительное очищение: ибо так же не все допускаются к Мистериям, кто их желает, но имеются некоторые люди, предупреждаемые голосом глашатая,... так как необходимо, чтобы те, которые не должны быть изгнаны из Мистерий, сперва усовершенствовались посредством определенных очищений: но после очищения следует восприятие священных обрядов. Третья часть носит название эпоптейа, или прием. А четвертая, которая является завершением и целью откровения, представляет собою (инвеституру) повязывание головы и возложение венцов[523]... станет ли он (посвященная личность) после этого факельщиком, иерофантом Мистерий или выполнителем какой-либо другой должности духовенства. Но пятая, которая является результатом всех предыдущих, есть дружба и внутреннее сношение с Богом. И это было последнее и наиболее благоговейное изо всего в Мистериях[524].

Главные предметы Мистерий, изображаемые христианскими отцами, как сатанинские, и высмеиваемые современными писателями, были установлены, имея в виду высочайшую и наиболее нравственную цель. Нет надобности повторять здесь то, что уже было описано в «Разоблаченной Изиде»[525], что или через храмовое Посвящение, или личное изучение Теургии, каждый изучающий получал доказательство бессмертия своего Духа и сохранения своей Души. Что представляла собою последняя эпоптейа об этом дает намеки Платон в «Федре»:

Будучи посвященными в эти мистерии, которые с полным правом можно назвать самыми благословенными изо всех мистерий... мы были освобождены от приставания зол, которые в противном случае подстерегают нас в каком-то будущем периоде времени. Также вследствие этого божественного посвящения, мы стали зрителями цельных, простых, стойких и благословенных видений, пребывающих в чистом свете[526].

Это завуалированное признание показывает, что Посвященные наслаждались Теофанией – видели видения Богов и действительных бессмертных Духов. Как правильно говорит Тейлор:

Наиболее возвышенная часть эпоптейи, или завершающего откровения, заключалась в лицезрении самих Богов (высоких Планетарных Духов), облаченных в сияющий свет[527].

Недвусмысленно по этому поводу сообщение Прокла:

Во всех этих Посвящениях и Мистериях Боги показывают многие свои формы и появляются в различных видах; а иногда, действительно, от них видим только бесформенный свет; иногда этот свет соответствует человеческой фигуре, а иногда он проявляется в другом виде[528].

И опять:

Что бы ни было на Земле, все есть подобие и тень чего-то, что находится в сфере, пока тот сияющий (прототип Души-Духа) остается в неизменном состоянии, то же самое происходит с его тенью. Когда тот сияющий, отдаляется далеко от своей тени, жизнь удаляется (от последней) на некоторое расстояние. Опять-таки тот свет представляет собою тень чего-то еще более сияющего, чем он сам[529].

Так говорит «Десатир», в «Книге Шета» (пророк Зиртушт), тем показывая тождественность своих Эзотерических доктрин с доктринами греческих философов.

Второе утверждение Платона подтверждает взгляд, что Мистерии древних были тождественны с Посвященными, практикуемыми даже теперь среди буддийских и индусских Адептов. Высшие видения, наиболее правдивые, достигались путем регулярной дисциплины постепенных Посвящений и развитием психических сил. В Европе и Египте мисты приводились в тесное единение с теми, кого Прокл называет «мистическими сущностями», «сияющими Богами», потому что, как говорит Платон:

(Мы) сами были чистыми и беспорочными, будучи освобождены от этого облекающего нас одеяния, которое мы называем телом и к которому мы теперь прикреплены, как устрица к ее раковине[530].

Что касается Востока, то:

Доктрины о планетарных и земных Питри были целиком раскрыты в древней Индии, также как и теперь, только в самый последний момент посвящения и адептам высших степеней[531].

Слово «Питри» можно теперь объяснить и кое-что добавить. В Индии чела третьей степени Посвящения имеет двух Гуру: один – живой Адепт; другой – развоплощенный и сияющий Махатма, который остается советником и наставником даже высоких Адептов. Мало таких принятых чела, кто даже видят своего живого Учителя, своего Гуру, до дня и часа своего окончательного и навсегда связывающего обета. Именно это подразумевалось в «Разоблаченной Изиде», когда говорилось, что немногие из факиров (в те дни слово чела не было известно ни в Европе, ни в Америке), какими бы

Чистыми, честными и самоотверженными они ни были, когда-либо видели астральный образ чисто человеческого питара (предка, или отца) иначе, как только в торжественный момент своего первого и последнего посвящения. В присутствии своего наставника, Гуру, и как раз перед тем, как ватоу – факир (только что посвященный чела) будет отправлен в мир живых людей вместе со своим семиузловым бамбуковым жезлом для всякого рода защиты, – его внезапно ставят лицом к лицу с неизвестным ПРИСУТСТВИЕМ (его Питара, или Отца, сияющего невидимого Учителя, или развоплощенного Махатмы). Он видит его и падает, распростершись у ног быстроисчезающей формы, но ему не доверяют великого секрета, как его вызвать, ибо это составляет высшую тайну священного слога.

Посвященный, говорит Элифас Леви, знает; поэтому «он смеет все и молчит». Так этот великий французский каббалист говорит:

Часто вы можете увидеть его печальным, но никогда – упавшим духом или отчаявшимся; часто бедным, но никогда – покоренным или жалким; часто преследуемым, но никогда запуганным или подавленным. Ибо он помнит вдовство и убийство Орфея, изгнание и одинокую смерть Моисея, мученичество пророков, муки Аполлония, Крест Спасителя. Он знает, в каком заброшенном состоянии умер Агриппа, память которого подвергается клевете доныне; он знает преследования, которые сокрушили великого Парацельса, и все, что пришлось перестрадать Раймонду Луллию до того, как настал его кровавый конец. Он помнит Сведенборга, которому пришлось притвориться сумасшедшим и даже потерять рассудок, прежде чем люди простили ему его знание; Сен Мартэна, который был вынужден прятаться всю жизнь; Калиостро, умершего, брошенным в тюрьму инквизиции[532]; Казота, погибшего на гильотине. Будучи наследником столь многих жертв, он тем не менее смеет, но тем более понимает необходимость молчания[533].

Масонство – не то политическое учреждение, которое известно под названием Шотландской Ложи, но настоящее Масонство, некоторые обряды которого все еще сохранились в Великом Востоке Франции, и которое Элиас Ашмол, знаменитый английский философ-оккультист XVII века понапрасну пытался преобразить по образцу индийских и египетских Мистерий – то Масонство покоится, по словам Рагона, великого авторитета по этому предмету, на трех основных степенях; тройная обязанность масона заключается в изучении откуда он произошел, что он такое и куда он идет; т. е. изучение Бога, самого себя, и будущего преображения[534]. Масонское Посвящение было оформлено по образцу Посвящения в малых Мистериях. Третья степень была степенью, применявшейся и в Египте, и в Индии с незапамятных времен, и память о ней держится до сих пор в каждой Ложе под обозначением смерти и воскресения Хирама Абифа, «Сына вдовы». В Египте последнего называли «Озирисом»; в Индии – «Локачакшу» (Глазом Мира), и «Динакара» (создателем дня) или Солнцем – и везде сам этот обряд носил название «врата смерти». Гроб, или саркофаг Озириса, убитого Тифоном, приносили и ставили в середине Зала Мертвых; кругом стояли Посвященные и тут же поблизости кандидат. Последнего спрашивали, участвовал ли он в убийстве или нет, и несмотря на его отрицание, после различных и очень тяжелых испытаний, Посвятитель притворно наносил ему удар по голове топориком; его бросали наземь, забинтовывали, как мумию, и плакали над ним. Затем блистала молния и раздавался гром, мнимый труп окружался огнем и наконец воскресал.

Рагон говорит о слухах, которые обвиняли императора Комода, что он однажды, играя роль Посвятителя, настолько серьезно сыграл ее в драме посвящения, что в самом деле убил посвящаемого, нанося удар топориком. Этим доказывается, что малые Мистерии еще не совсем перестали существовать во втором веке нашей эры.

Мистерии были занесены в Южную и Центральную Америку, в Северную Мексику и Перу атлантами в те дни, когда

Пешеход с севера (того места, которое когда-то также было Индией) мог достичь – едва смочив свои ноги – полуострова Аляски через Маньчжурию, через будущий Татарский пролив, Курильские и Алеутские острова; тогда как другой путник, снабженный челном, отправляясь с юга, мог перейти Сиам, пересечь Полинезийские острова и достичь любой части материка Южной Америки[535].

Они продолжали свое существование вплоть до дней вторжения испанцев. Те уничтожали мексиканские и перуанские летописи, но были предотвращены от накладывания своих оскверняющих рук на многие Пирамиды – ложи древнего Посвящения – руины которых рассеяны по Puente Nacional, Cholula и Теотихуакану. Развалины Паленке, Ококимго в Чианасе и другие в Центральной Америке известны всем. Если когда-либо пирамиды и храмы Гуиэнголы и Митлы выдадут свои тайны, то окажется, что настоящая Доктрина является предвестником величайших истин в Природе. Пока что все они имеют право называться Митла, «место печали» и «обитель (оскверненных) покойников».

Дата добавления: 2015-08-13