Кочевники

Киерстаад, сын Рэвйяка, опустился на колени, оставляя вмятины на мягком дерне. Рост его лишь немногим превышал шесть футов, и среди кочевников Долины Ледяного Ветра он не считался высоким, не был он и столь мускулистым, как большинство из них. У него были длинные светлые волосы, цвет его глаз напоминал цвет неба в яркий весенний день, а улыбка, в тех редких случаях, когда он позволял ей появиться, говорила о его душевном тепле.

Через плоскую тундру Киерстааду была видна покрытая снегом вершина Пирамиды Кельвина. Это была единственная гора на территории в тысячу квадратных миль, именуемой Долиной Ледяного Ветра, на открытой всем ветрам полосе тундры между Морем Плавучего Льда и северо-западными отрогами горного хребта, известного как Гребень Мира. Киерстаад знал, что, пройди он всего лишь несколько миль по направлению к горе, он увидел бы верхушки мачт рыболовецких судов, плавающих по Лек Деннишир, второму по величине из трех озер, расположенных в этом регионе.

Всего лишь несколько миль до другого мира, осознал Киерстаад. Он был, в сущности, всего лишь юношей семнадцати лет от роду. Но за эти годы Киерстаад повидал в Королевствах и узнал о жизни больше, чем многие. Он вышел с отрядом воинов, внявших призыву Вульфгара, из Долины Ледяного Ветра в Сэттлстоун. Свой девятый день рождения он отметил в пути, вдали от своей семьи. В одиннадцать лет мальчик бился с гоблинами, кобольдами и дроу, сражаясь рядом с Берктгаром Смелым, предводителем Сэттлстоуна. Именно Берктгар решил, что варварским племенам пора возвращаться в Долину Ледяного Ветра — на родину предков, к привычному образу жизни.

Киерстаад повидал так много, казалось, он прожил две различные жизни, в двух разных мирах. Сейчас он был кочевником, охотником в открытой тундре, приближался его восемнадцатый день рождения и первая самостоятельная охота. Глядя на Пирамиду Кельвина и зная о рыболовецких судах на Лек Деннишир, на Мер Дуалдон на западе и на Красных Водах на юге, Киерстаад понимал, сколь замкнутым стал на деле его мирок и насколько шире был мир — большой мир, лежавший всего лишь в нескольких милях от того места, где он сейчас преклонил колени. Юный варвар мог бы описать рынки в Брин Шандере, самом большом из городов, окружающих озера. Он мог представить себе многоцветные одежды, драгоценности и то возбуждение, которое царило в городе, когда купеческие караваны входили туда по весне и южане торговались из-за чудесных резных изделий из головной кости форели особого вида, в изобилии водившейся в трех озерах.

Его собственная одежда была бурой, как тундра, как олени, на которых охотился он и его народ, как шатры, в которых они жили.

Он вздохнул, но все же этот вздох молодого человека выражал не сожаление о том, что было утрачено, а скорее согласие с тем путем, которым он шел сейчас, дорогой своих предков. В нем была простая красота, должен был признать Киерстаад, а также жесткость, которая закаляла тело и душу. Он был молод, но мудр не по годам. Говорили, что это семейная черта, ибо отец Киерстаада, Рэвйяк, возглавлял объединенные племена после ухода Вульфгара. Спокойный и всегда сдержанный, Рэвйяк не ушел из Долины Ледяного Ветра на войну в Мифрил Халл, объяснив, что он слишком стар и закоренел в своих привычках. Рэвйяк остался с большинством народа варваров, укрепляя союз между кочевыми племенами и развивая связи с жителями Десяти Городов.

Рэвйяка не удивило, но порадовало возвращение Берктгара, Киерстаада — его самого младшего сына — и всех остальных. И все же это возвращение принесло с собой много вопросов в отношении будущего кочевых племен и того, кто же возглавит народ варваров.

— Снова кровь? — долетел до него вопрос, который вывел юношу из раздумья. Киерстаад обернулся и увидел остальных охотников, среди которых был и Берктгар, приближающихся к нему.

Киерстаад кивнул и указал на красное пятно на бурой земле. Берктгар пронзил копьем оленя — это был прекрасный бросок с огромного расстояния, — но не убил, а лишь ранил животное, которое бросилось бежать. Охотники погнались за ним. Кочевники всегда отличались рациональностью, в особенности в том, что касалось оленей, которые давали им многое. Они ни за что не оставили бы раненое животное, не дали бы ему умереть зря. По словам Берктгара, это было свойственно лишь людям, склонным к расточительству, — тем, которые жили в Десяти Городах или к югу от Гребня Мира.

Берктгар вплотную подошел к юноше, стоявшему на коленях.

— Мы должны поскорее нагнать оленя. Если он слишком приблизится к долине, его украдут дворфы, — сказал великий вождь, устремив свой взгляд на далекую Пирамиду Кельвина.

Несколько человек согласно кивнули, и группа охотников тронулась в путь быстрым шагом. Киерстаад теперь тащился позади, как бы сгибаясь под грузом слов вождя. С тех пор как они ушли из Сэттлстоуна, Берктгар всегда плохо отзывался о дворфах, о народе, который был их другом и союзником, народе Бренора, сражавшемся в благородной войне рядом с варварами. Как же быть с речами, произнесенными в честь победы? Самым ярким его воспоминанием о той паре лет в Сэттлстоуне была не война с дроу, а празднование победы, это время великого братства дворфов, любознательного свирфа и воинов из нескольких окружающих деревень, присоединившихся к ним.

Почему же все так драматично изменилось? Не прошло и недели, как они вышли из Сэттлстоуна, и история жизни в нем варваров начала меняться. Больше не говорили о хороших временах, вместо этого речь шла о трагедии и невзгодах, о том, как варваров унижали черной работой, что не подобало ни Племени Лося, ни Племени Медведя. Такие разговоры шли, когда они обходили Гребень Мира и на всем обратном пути в Долину Ледяного Ветра, а затем постепенно прекратились.

Сейчас, когда появились слухи о том, что несколько десятков дворфов вернулись в Долину Ледяного Ветра, Берктгар снова взялся за старое. И Киерстаад понимал почему. Ходили слухи о том, что вернулся сам Бренор Боевой Топор, Восьмой Король Мифрил Халла. Вскоре после войны с дроу Бренор передал трон своему предку, Гэндалугу, Главе Клана Боевого Топора, который освободился из многовекового магического плена у темных эльфов. Даже в то время, когда их содружество переживало наивысший подъем, отношения между Берктгаром и Бренором были напряженными, ибо Бренор был приемным отцом Вульфгара, человека, наиболее высоко чтимого варварами. Бренор выковал могучий Клык Защитника — боевой молот, который в руках Вульфгара стал самым почитаемым оружием всех племен.

Но потом, когда Вульфгар погиб, Бренор не передал Клык Защитника Берктгару.

Даже после своих героических подвигов в битве против темных эльфов в Долине Хранителя Берктгар оставался в тени Вульфгара. Проницательному Киерстааду казалось, что вождь начал кампанию по дискредитации Вульфгара, чтобы убедить свой гордый народ в том, что погибший не прав, что он был не великим вождем, а предателем своего народа и их богов. Образ жизни предков — странствия по тундре, свобода от любых уз, — что может быть лучше!

Киерстааду нравилась тундра, и он не был уверен в том, что не разделяет взглядов Берктгара относительно того, какой образ жизни достоин большего уважения. Но юноша вырос, восхищаясь Вульфгаром, и злые слова Берктгара о погибшем вожде противоречили взглядам Киерстаада.

Он посматривал на Пирамиду Кельвина и думал о том, насколько правдивы слухи о возвращении дворфов, и если это так, то вернулся ли Король Бренор?

А если он с ними, то не принес ли он с собой Клык Защитника, самый могучий из всех боевых молотов?

Что-то кольнуло Киерстаада при этой мысли, но мгновением позже чувство прошло. Берктгар заметил раненого оленя, и охота возобновилась в полную силу.

* * *

— По-твоему, это канат! — закричал Бренор, швырнув на пол веревку, предложенную ему хозяином лавки. — Толщиной с мою руку, не меньше, проклятые твои орковы мозги! Думаешь, твоя бечевка выдержит меня в штольне?

Хозяин засуетился, подобрал веревку и вышел, не переставая ворчать.

Стоя слева от Бренора, Реджис бросил на него сердитый взгляд.

— Ну? — спросил рыжебородый дворф, поворачиваясь, чтобы взглянуть в лицо дородному хафлингу. Немного было таких людей, на которых дворф ростом в четыре с половиной фута мог смотреть сверху вниз, и одним из них был Реджис.

Хафлинг пригладил пухлыми руками свои вьющиеся каштановые волосы и хихикнул.

— Радуйся, что у тебя сундуки полны денег, — сказал он, ни капельки не боясь задиристого Бренора. — В противном случае Мабойо выкинул бы тебя на улицу.

— Пф! — фыркнул дворф, отворачиваясь и поправляя свой кривобокий однорогий шлем. — Он заинтересован в сделке. У меня есть шахты, которые я вновь открою, а это означает золото для Мабойо.

— Что ж, хорошо, — пробормотал Реджис.

— Ты не очень-то губами шлепай, — проворчал Бренор.

Реджис взглянул на него с любопытством, затем его лицо выразило полнейшее изумление.

— Что такое? — спросил Бренор, поворачиваясь.

— Ты видел меня, — прошептал Реджис. — И только что ты снова увидел меня.

Бренор начал было отвечать, но слова застряли у него в горле. Реджис стоял слева от Бренора, а Бренор потерял свой левый глаз в битве за Мифрил Халл. После войны между дворфами и дроу один из самых могущественных жрецов Серебристой Луны наложил волшебные целительные снадобья на лицо Бренора, изуродованное огромным шрамом, который шел от его лба по диагонали вниз через глаз и к левой стороне челюсти. К тому времени это была уже старая рана, и жрец предсказал, что его усилия скорей всего окажут только косметическое воздействие. И действительно, через несколько месяцев глубоко в складках шрама появился новый глаз, который затем постепенно вырос до нормальной величины, но не видел.

Реджис притянул Бренора поближе. Неожиданно хафлинг прикрыл рукой правый глаз Бренора, а вытянутым пальцем другой руки попытался ткнуть в левый глаз дворфа.

Бренор вздрогнул и поймал эту руку.

— Ты можешь видеть! — воскликнул хафлинг.

Бренор схватил Реджиса и сжал в объятиях, раскачивая из стороны в сторону. Действительно, левый глаз дворфа прозрел!

Несколько покупателей, находившихся в лавке, наблюдали за этим эмоциональным всплеском, и как только Бренор ощутил на себе их взгляды и, что было еще хуже, их усмешки, он резко опустил Реджиса на пол.

Вошел Мабойо, в руках которого был тяжелый канат.

— Удовлетворит ли это твои пожелания? — спросил он.

— Для начала сойдет, — закричал Бренор, неожиданно помрачнев. — Но мне нужно еще тысячу футов, и немедленно! Ты даешь мне канат, или я отправлюсь в Лускан и запасусь там канатами для себя и своих родичей на добрую сотню лет вперед!

Мабойо посмотрел на него еще несколько секунд, затем сдался и отправился в кладовую. Как только Бренор вошел в его лавку, торговец сразу понял, что дворф собирается подчистить его запасы товаров. Мабойо любил выдавать свои запасы понемножку, медленно, чтобы каждая покупка казалась очень ценной, извлекая при этом из покупателя как можно больше золота. Но Бренор был самым упрямым покупателем по эту сторону гор и в подобные игры не играл.

— Возвращение зрения не слишком улучшило твое настроение, — заметил Реджис, как только Мабойо вышел.

Бренор подмигнул ему.

— Подыграй-ка мне, Пузан, — сказал дворф лукаво. — Торгаш ведь чертовски рад, что мы вернулись. Удвоит свои обороты.

А ведь верно, подумал Реджис. Теперь, когда Бренор и две сотни дворфов из клана Боевого Топора вернулись в Долину Ледяного Ветра, в лавке Мабойо — самой большой и с наилучшим выбором товаров как в Брин Шандере, так и во всех Десяти Городах, — дела пойдут хорошо.

А это означало, что Мабойо придется ладить с самым грубым из покупателей. Про себя Реджис хихикнул, представив, какие сражения разгорятся между хозяином лавки и Бренором. Подобное уже бывало почти десятилетие назад, когда скалистая долина к югу от Пирамиды Кельвина оглашалась звоном молотов дворфов.

Реджис посмотрел на Бренора долгим взглядом. Хорошо было оказаться дома!

Дата добавления: 2015-08-13