Стих двадцать восьмой

«Воздрема душа моя от уныния, утверди мя в словесех Твоих».

Долог труд, далек путь, продолжительно искание. Промежуток между обращением на путь заповедей и свободным хождением по нему проходит в состоянии полугорьком и полуотрадном, полуживом и полумертвом. У одного он длиннее, у другого короче, но у всякого бывает. Таков закон правды Божией в устроении нашего спасения. Крещеный или искренно покаявшийся есть уже и сын и наследник; но одному предстоит пройти полный курс воспитания, а другому только законную епитимию. Конец этого состояния есть, когда вычистится душа, и деятельность ее на добром пути сделается легкобыстродвижною, как будто не видящею препятствий и задержаний. До того же времени т борьба и труд: многое приходится испытать труженику.

Два бывают у него главных удара: первый — ослабление энергии нравственной, второй — сильный напор неправых движений внутри и недобрых раздражений со вне. О первом говорится в настоящем стихе, это — уныние; о втором в следующем.

Уныние есть скучание за делом. Когда оно нападает, дела идут вяло. До того все делается охотно, дело спеется, и время за делом не замечается. Но когда нападет уныние, делающий начинает посматривать по сторонам, и — то делает, то останавливается, так вот и хочется поскорее бросить дело. Это бывает и в житейском быту, бывает и в духовной жизни. Пропадает охота и в церкви стоять, и дома Богу молиться, и читать, и обычные добрые дела исправлять. Труженик начинает скучать за всем этим; оттого, и делая, как будто не делает, и проку нет никакого от такого делания. Он точь–в–точь полусонный, у которого работа из рук валится. Это состояние изображает пророк в словах: «воздрема душа моя от уныния».

Дремание есть только остановка делания, а не худоделание; но само–то оно худо. В телесной жизни оно естественно; в духовной ему не след быть, ибо тут неотменимая обязанность — трезвиться и бодрствовать. Худо оно, как остановка, так как мы обязаны непрестанно идти вперед; худо и тем, что граничит с худым действованием. Задремавший может пасть и разбиться, может быть схвачен врагом и понесть раны и поражения, даже смертельные. Потому задремавший духовно в унынии, сознав свою дремоту, не может не укорять себя и не устрашиться за себя. Отсюда и вопль о пробуждении и оживлении: сам с собою никто не может сладить в это время.

Блаженный Августин пишет: «Проходя труды в стяжании добродетелей и некоторым образом будучи утомлен ими, он сказал: «воздрема душа моя от уныния». Что значит «воздрема душа», если не то, что она охладела в питаемой надежде скоро стяжать добродетели? Вот он и молится, боясь, как бы воздремав, не отпасть от тех добродетелей, в которых, думалось, уже преуспел». «Он, прибавляет святой Иларий, называет себя дремлющим, но не уснувшим. Кто спит, тот находится в состоянии сна, преодолен сном; а кто дремлет, тот еще не уснул, но находится в преддверии сна. Пророк дремлет, но не спит, и молится, чтобы, раздремавшись, не заснуть».

Зигабен приводит мнение Исихия, что, когда душа дремлет, грех не спит, но, подкрадываясь, покушается увлечь ее и привлечь к себе. «Начало сна, говорит он, есть дремание, а начало падения — разленение и расслабление души унынием. Как дремлющий влечется ко сну, так нравственно расслабевший — к греху».

Хорошо также изображает это состояние один из западных толковников Псалтири (Беллярмин): «В странствии жизни сей едва ли найдется человек, который бы не расслаблялся и, соскучив постоянною борьбою, какую дух ведет с плотию, не охладевал бы к ней, не задремывал, когда скучно становится идти притрудным путем, на коем плоть воюет против духа».

Вот слова блаженного Феодорита: «Частое приражение греха расслабляет нередко силу помыслов, делает, что подвижник начинает утомляться, производит в нем так называемое уныние; расслабевающая же душа преклоняется ко сну, а сон наводит смерть. Посему пророк просит утвердить его и укрепить. Это говорит он и в другом месте: «просвети очи мои, да не когда усну в смерть» (Пс.12,4) называя смертию грех».

Как же быть в этом недобром состоянии? — Во–первых, молиться; во–вторых, пребывать твердо в заведенных порядках и начатых делах, хоть вкус к ним и пропал; в–третьих, размышлять о дивных путях Божиих, открытых в слове (Божием). Все эти способы содержатся в молитве пророка: «утверди мя в словесех Твоих».

Итак, прежде всего, молись. Унывший пророк обращается к Богу. Вместе с ним возносись туда и ты, немощный, и проси, чтоб опять в тебе возгнетен был тот же жар, при котором пред сим всякий труд был тебе не в труд, чтобы возвратился к тебе огнь благодати, и ты, будучи возбуждаем им, не переставал усердно шествовать путем заповедей Господних.

Молясь, не отставай ни от чего, что прежде делал. Пусть не будет вкуса, — нудь себя, силою воли нагибай выю (шею) твою и весь стан твой под воспринятое иго. Блаженный Августин перефразирует молитву пророка так: «Утверди меня в тех словесах Твоих, которые я уже держу, которые уже исполняю, чтобы от них, мало–помалу преуспевая, подвигался я и к другим». По святому Амвросию: «Пророк просит здесь быть утвержденным в словесах Божиих, «да не подвижутся ноги его» (Пс.16,5) и «не пролиются стопы его» (Пс.72,2). Этого не претерпит тот, кто крепко и мужественно стоит в правоте сердца. Как дерево, глубоко пустившее корни, он держит себя неподвижно против всякого чуждого напора и гнета».

При том и другом усу губи богомысленное размышление о дивных путях Божиих. В другом псалме пророк прямо говорит, что когда уныл в нем дух, то он, для отогнания его, помянул дни древние и стал поучаться в дивных делах Божиих. Из этого что вышло? — Душа стала, как земля безводная, то есть жаждущая; пробудились духовные вкусы и потребности, и душа, убитая унынием, ожила. То же и здесь. По святому Афанасию, пророк учит, что невозможно иначе изгнать дух уныния, как только поучением в Божественных словесах. Посему надлежит трезвиться и бодрствовать по слову Господа: «бдите и молитеся» (Мк.14,38).

Святой Иларий пишет: «утверди мя в словесех Твоих», чтобы, будучи утвержден разумением всех путей Твоих, я не только не спал, но и дреманию не поддавался, а непрестанно пребывал во всякой бодренности».

Та же мысль и у Зигабена: «утверди мя в словесех», то есть в размышлении о заповедях Твоих, чтобы мне всегда в этом упражняться, ибо чрез это я надеюсь отгонять дремание уныния».

Пространнее об этом пишет святой Амвросий: «Совершенный, устремляя ум свой к Божественным таинствам, не дремлет, но всегда бодрствует: и хотя телом иногда спит, но сердцем бдит. В другом месте пророк говорит: «аще дам сон онима моима и веждома моима дремание» (пока не созижду храма Богу) (Пс.131,4). Итак, не дремлет тот, кто задумал создать храм Господу не из камней, а из благих мыслей, чувств и расположений, возбуждаемых и образуемых небесными словесами. Слово Божие разгоняет уныние — сон души и уныние ума. Сон нападает от печали и забот века. Но прилепляющийся к Богу бегает таких забот; удовольствие же находит в познании вечного порядка вещей, не смущаясь никаким изменением вещей земных».

Блаженный Анфим замечает, что «в пятом и шестом издании (перевода Библии) и у Симмаха стоит вместо воздремала, — капать, промокать стала; этим означается, что душа человека праведного плотно и прочно сложена, а душа грешника расстраивается и делается дырявою, текучею; потому и имеет нужду в Божием сплочении и скреплении».

Святой Амвросий, упоминая о таковом переводе, находит две мысли в слове пророка; первая: «душа» стала капать, стала в себя принимать чуждое, не дающее ей покоя и изгоняющее во вне; вторая: душа стала промокать, испускать из себя принятое прежде спасительное слово, наполняясь, вместо его, душевредными помыслами. Вот слова его: «Другие читают не «воздремала», а «капать», что значит — стала капать, пропускать влагу. Мысль будет такая: душа мужа совершенного, будучи хорошо настроена и скреплена, не каплет, как своды и потолки, плотно и прочно устроенные. Говорится: «капли изгоняют человека в день зимен из дома его» (Притч.27,15). Стало быть, надлежит нам скрепить душу свою так, чтоб она не капала; надо прочно сплотить ее нераздельным сочетанием добродетелей, чтоб она могла хранить тайну вечного Царя, подобно святой Марии, которая слагала все словеса в сердце своем, чтобы какое–либо из них не излилось оттуда устами: кто скор на слова, тот, как переполненный сосуд, туда и сюда изливаясь, опорожняет свое внутреннее и наводняется внешними пристрастиями, не умея ни кровли себе устроить, ни сохранно удержать принятое слово. Та душа не имеет порчи (дыр, трещин), которая великодушным терпением поддерживает в себе верх (свод, потолок) правды и стены прочих добродетелей. Потому не каплет, не льется, не изливается: нет в ней распущенности, изменчивой подвижности, невнимательной небрежности, не исторгается из нее ничто дырою языка».

Дата добавления: 2015-08-13