ЧАСТЬ I 3 страница

По лицу старухи вс„ лились потоки слез, которые осторожно отирал расстроенный князь. Из уст е„, пытавшихся что-то сказать, вырвалось вдруг диким, страшным, свистящим голосом слово «Прощение». Как звук оборванной струны прозвенело оно, сменяясь могильной тишиной. И я почувствовал уже знакомое мне ощущение тошноты и головокружения, как И. обнял меня за плечи, шепнув: «Мужайся, думай о Флорентийце и призывай его на помощь».

Некоторое время в комнате царила полная тишина. И. стоял возле княгини, вс„ ещ„ держа е„ руку в своей. Постепенно лицо е„ успокоилось; слезы больше не текли по щекам, и оно перестало походить на ужасную, гримасничающую маску.

И. велел мне достать из аптечки два лекарства, смешал их вместе, разв„л в них какой-то порошок красного цвета из флакона, которого я ещ„ не видел и который показался мне золотым. Жидкость, закипев, стала ярко-красной. Я поднял голову княгини, а И. осторожно стал вливать лекарство ей в рот.

Как только, с большим трудом, последняя капля была проглочена, княгиня глубоко, облегч„нно вздохнула, закрыла глаза и задремала.

Мы вышли из комнаты, предупредив сестру милосердия, что больная может проспать около суток беспробудно.

Вернувшись в кабинет князя, мы присели на прежние места, и И. сказал:

– У меня к вам просьба, князь. Вы вс„ время стремитесь отблагодарить нас с братом за оказываемую вашей жене помощь.

– О нет, не только жене, для меня вы явились новым смыслом жизни, которую я считал загубленной, – вскричал князь. – Вы ведь не знаете, что порыв заставил меня жениться на моей теперешней жене. Я вообразил, что спасаю е„ от тысячи новых ошибок. И ни от чего не спас, а оказался сам слаб и попал в презренное и бедственное положение. Вы не знаете…

– Я знаю, – перебил его И., – что вы и благородный, и очень честный и добрый человек. Вот к этой-то доброте я и хочу сейчас воззвать. Вы, вероятно, слышали, что мы с капитаном помогли одной бедной француженке с двумя детьми добраться до Константинополя. Она рассчитывала отыскать здесь своих родственников. Но, я думаю, найти их она не сможет. Здесь мы е„ оставляем под покровительством одной чудной семьи. Но бедняжка так молода, неопытна и плохо воспитана, что, несомненно, создаст себе множество трудностей, из которых ей самой будет, пожалуй, и не выбраться. У не„ вспыльчивый, неуравновешенный характер. А ваш такт и доброта помогут ей разбираться в жизненных сложностях. Мы вскоре уедем; вам же прид„тся здесь жить не менее полутора-двух лет, так как движение вашей жене смертельно опасно. Если вы согласны, пойд„мте с нами к Жанне Моранье. Мы познакомим вас с ней, и я буду спокоен, что у Жанны над„жный и честный покровитель.

– Я буду очень счастлив, – ответил князь, – если мне удастся сделать что-либо хорошее для мадам Жанны. Но я сам так мало верю в свои силы и так горько переживаю разлуку с вами. Конечно, я готов идти хоть сию минуту. И буду видеть в ней только то сердце, которому должен отдать всю мою благодарность вам, и перенесу на не„ всю свою преданность.

Расставаясь, мы условились с князем, что завтра, около полудня, после визита к княгине отправимся к Жанне.

Мы возвратились домой, и я был так утомл„н, что немедленно должен был лечь в постель, совершенно ничего не соображая. Мысли мои все спутались, и я не помню, как заснул.

Довольно поздним утром следующего дня меня разбудил стук в дверь, и звенящий голос капитана стыдил меня за леность.

– Я уже сто дел переделал. Мой пароход отвед„н в док для ремонта, солнце успело порядком испечь улицы, а вы вс„ нежитесь, будущий великий человек? Я голоден, как гончий п„с. Вставай, Девушка, скорее; я закажу завтрак, и мы его уничтожим на тво„м балконе, если ты принимаешь меня в компанию, – громко продолжал говорить за дверью капитан.

Я ответил согласием, быстро проскочил в ванную, и через четверть часа мы уже сидели за столом.

И. уш„л, не оставив мне записки, из чего я понял, что он сейчас верн„тся. И действительно, вскоре послышались его шаги, и он вышел к нам на балкон, как-то особенно сияя свежестью и красотой.

Поздоровавшись, он осведомился у капитана, в каком состоянии его пароход.

Лицо капитана омрачилось. Судно нуждалось в довольно серь„зном ремонте; задержка парохода, на котором большая часть грузов и пассажиров направлялась дальше, грозила множеством осложнений.

– Но ваше присутствие, доктор И., мне так дорого; встречу с вами я считаю одной из самых значительных в своей жизни! И потому я готов вынести вдвое больше, только бы провести ещ„ некоторое время в вашем обществе, если это вам не в тягость, – закончил тихим голосом капитан, глядя на И. Его глаза сейчас смотрели печально. И это был вовсе не тот «волевой» капитан, «царь и бог» своего судна, перед которым трепещут все.

Так ещ„ раз мне было дано увидеть скрытую грань души человека; и ещ„ раз пришлось убедиться в необычайной разнице между тем, что видишь, и тем, что в человеке жив„т.

– Я тоже очень счастлив, что встретил вас, дорогой капитан, – ответил ему И. – И мне не только не тягостно ваше общество, но, наоборот, в мо„м сердце жив„т большая братская дружба. Сегодня я получил чудесные вести и о брате Л„вушки, и о сво„м близком друге Ананде, которого я не ждал сюда так скоро. Твой брат и Наль, Л„вушка, обвенчаны в Лондоне в присутствии Флорентийца и его друзей. Что же касается Ананды, то он рассчитывает через десять дней быть уже здесь. Мне бы очень хотелось, капитан, чтобы ваши заботы задержали вас здесь на некоторое время. Ананда так высоко превосходит обычного человека, что увидеть его и понять, чего может достичь на земле человек одинаковой с вами плоти и крови, значит войти в несравненно более высокий круг идей, чем те, в которых вы жив„те сейчас. Я читаю в вашей душе целый томик вопросов, который становится вс„ толще по мере нашего сближения. Можно было бы составить не только серию вопросов и ответов, но и круг чтения «на каждый день», если изложить в литературной форме бурление вашего духа. Но вопросы нарастают именно потому, что я не так высок в своих знаниях и духе, как Ананда. Характерным признаком присутствия истинного мудреца является то, что вопросы не нарастают, они исчезают. Раст„т активность не ума, а интуиции. И подсознание приводит в гармонию мысль и сердце, потому что атмосфера, окружающая мудреца, указывает каждому на тщету и иллюзорность одних только личных достижений и желаний. Я уверен, что встреча с Анандой уничтожит в вас целый караван кастовых и национальных предрассудков. В вас так много истинно ценного, истинно прекрасного, чем не может похвастаться ваше окружение, равные вам по положению ваши приятели.

Папироса капитана погасла, вино осталось недопитым; он сидел неподвижно, глядя в прекрасное лицо И., точно находился под гипнозом. В воцарившемся молчании слышен был только шум города, да изредка сюда доносились резкие гортанные крики разносчиков.

Каждый из нас уш„л в себя, и никто не хотел нарушать молчания, в котором, очевидно, – каждый по-своему – создавал и переживал образ великой мудрости.

– Да, если говорите так о другом вы, выше которого я – человек – не видел человека, то каков же должен быть он, ваш Ананда? – отирая лоб, вс„ таким же тихим голосом произн„с капитан.

Я хотел ему сказать, что я-то видел, это мой друг Флорентиец. Но внезапно почувствовал то особое состояние л„гкости во вс„м теле, ту собранность внимания в одну точку, которые каждый раз предшествовали видению образа или слышанию голоса тех, кого в этот миг со мной не было.

Я вдруг вздрогнул, точно меня ударило электрическим током, и увидал Ананду, сидящего за столом в той позе, в какой я увидел его однажды ночью:

– Не бойся и не беспокойся. И. не забыл ни о Флорентийце, ни о сэре Уоми. Но о них сейчас говорить не следует. Старайся больше молчать. Ценность слова так велика, что иногда одно только произнес„нное не ко времени слово может погубить целый круг людей. Дождись моего приезда, – поговорим.

Я долго сейчас это рассказываю. Но тогда вс„ промелькнуло как вспышка молнии.

Я протянул руки к Ананде; очевидно, что-то сказал, так как капитан в одно мгновение был подле меня, подавая мне стакан с вином.

– Бедный мальчик! Опять голова заболела? – нежно спросил он. И. тоже подош„л ко мне, ласково улыбаясь; и по его сверкающим глазам я понял, что он знал истинную причину моего внезапного беспокойства.

Моя мнимая болезнь отвлекла внимание капитана от нашего разговора. Побыв с нами ещ„ несколько минут, он отправился хлопотать по своим многочисленным делам. Вечер у него тоже был занят, и мы условились встретиться на следующий день часов в пять. Он хотел свезти меня обедать в какую-то знаменитую «Багдадскую» ресторацию, уверяя, что увижу там сюрпризы почище, чем живая ч„рная женщина. Я на вс„ был согласен, лишь бы скорее остаться с И. и узнать подробности о брате и Наль.

Проводив капитана, И. вернулся ко мне на балкон и присел на кушетку, потому что я вс„ ещ„ лежал, чувствуя и на самом деле какую-то слабость.

– Ты будешь несколько разочарован, милый друг, ведь я знаю чуть больше того, что уже сказал тебе. Ананда вообще скуп на подробности. А на этот раз он особенно тщательно следил за каждым своим словом. У тебя такой вид, точно ты огорч„н свершившимся браком? – спросил меня И.

– Не огорч„н, конечно, – ответил я. – Если в браке счастье моего брата и Наль – значит, ценность их жизни, – для них самая главная сейчас, – ими достигнута. Но по всему я представлял себе нечто огромное, гораздо большее, чем самый обыкновенный брак.

И. неожиданно для меня весело-превесело рассмеялся, обнял меня, погладил нежно мою неразумную голову и сказал:

– Откуда же ты взял, мой дорогой философ, что брак это такое простое и обыкновенное дело? Вс„ зависит от людей, кто в него вступает. И могут быть браки огромного значения, а вовсе не только личного. Всякий брак, как ячейка, где рождаются и воспитываются люди, дело чрезвычайно важное и ответственное. Отцы и матери, – если они поднялись до осознания себя единицами Вселенной, если их трудовой день вносит красоту в единение всех людей, – будут готовы к воспитанию новых человеческих жизней; они будут проводить свои системы воспитания не на словах, но собственным живым примером увлекать своих детей в красоту. Если же они поднялись до больших высот творчества, они образуют те ячейки, где воплощаются будущие великие люди, творцы и гении, чь„ вдохновение составляет эпохи в жизни человечества.

Гармония семьи не в том состоит, чтобы все е„ члены думали и действовали одинаково, имели или не имели тайн друг от друга. А в той царственно расточаемой любви, где никто не требует обязательств друг от друга, в той высочайшей чести, где нет слов о самопожертвовании, а есть мысль о помощи, о радости быть другому полезным. Я уже говорил, что приедет Ананда, – ив тебе забурлит творческий дух, а не Ниагара вопросов. Об одном только должен ты подумать, и подумать очень крепко: в сердце тво„м уже не раз шевелился червь ревности. Большего ужаса, нежели пронизать свою жизнь ревностью, нельзя и представить.

Можно всю жизнь себе и окружающим отравить и даже потерять совершенно смысл долгой прожитой жизни только от того, что дни твои были разъедены ревностью. Можно иметь великий талант, можно увлечь человечество к новым вершинам в литературе, музыке, скульптуре, – и тем не менее создать для себя такую железную клетку страстей, что прид„тся века изживать ту плесень на сво„м духе, которую успел нарастить в подобной семейной жизни. И наоборот, одна прожитая в мире и гармонии жизнь проносится над человеком века и века подобно очищающей атмосфере, невидимой помощи и защите.

Не задумывайся сейчас над браком твоего брата. Много пройд„т времени, прежде чем ты пойм„шь великий смысл его жизни и проникнешь в духовный его мир. Ведь до сих пор ты знал его как любимую нежную няньку, как воспитателя и отца.

Встань, дружок. Вот тебе часть пилюли Али. Пойд„м к князю, мы обещали его познакомить сегодня с Жанной. Что касается твоего брата, то поверь: ни о каком легкомысленном шаге, ни о самопожертвовании во имя спасения Наль здесь не может быть и речи. Здесь один из величайших моментов его жизни. Отнесись к нему с полным уважением и даже благоговением.

Я принял лекарство, захватил свою аптечку и молча пош„л за И.

В доме князя мы нашли вс„ ту же гнетущую атмосферу. Князь, провожая нас к жене, рассказывал о беспрерывных попытках княгини улыбнуться и говорить, попытках мучительных для всех, не приводящих ни к каким результатам.

– Здравствуйте, княгиня, – сказал И., наклоняясь над измученным, старческим лицом больной, которая казалась тяж„лой, мертвенной массой среди чудесных, благоухающих цветов.

Княгиня с трудом подняла веки, но увидав И., совершенно преобразилась. Глаза блеснули сознанием, губы сложились в улыбку без всякой гримасы.

– Вы прекрасно себя вед„те. Я очень доволен вами, – говорил И., держа старуху за руку. – Можно немного раздвинуть гардины и впустить в комнату солнце, – обратился он к сестре милосердия.

Когда солнце осветило комнату, я поразился, с каким вкусом, с какой тщательной заботливостью она была обставлена. Казалось, князь, забывший совершенно о себе, перен„с сюда вс„ сво„ внимание, чтобы вознаградить больную за е„ страдания.

Я оценил; какой высокой внутренней культурой должен обладать этот человек, чтобы расточать доброту и заботу полум„ртвому телу своей ужасной супруги.

Смог бы я когда-нибудь вознестись на такую высоту, чтобы забыть все горести и унижения совместной жизни и так ухаживать за женой, отравившей мою молодую жизнь?

Мне даже холодно стало, когда я подумал, что представляло собой существование князя, эта его «жизнь». Мысли опять увели меня от действительности, – «Л„вушка-лови ворон» Сидел вместо внимательного помощника лекаря, и очнулся я только от прикосновения И., смотревшего на меня с укором.

– Л„вушка, князь уже несколько минут жд„т пилюлю и держит перед тобой стакан с водой. Этак мы задержимся здесь, и Жанна снова обидится на господина младшего доктора за опоздание, – сказал он, улыбаясь только губами, но глаза его пристально и строго смотрели прямо в мои. Я покраснел и подумал, что он снова проч„л вс„ – как я судил, как копался в жизни князя.

Через несколько минут И. напоил больную красной кипевшей жидкостью, отдал сестре распоряжения, и мы вышли вместе с князем из дома.

До Жанны было не особенно далеко; но жара на улицах после затен„нного и сравнительно прохладного дома князя была просто нестерпимой. Улицы, хотя и считались центральными, были грязны и зловонны. Пыль проникала в горло и хотелось кашлять.

Наконец, мы вошли в дом Жанны и сразу попали в атмосферу деловой суеты, вес„лой беготни и детского смеха.

Квартиру было не узнать. В пустой вчера передней стояла отличная деревянная вешалка, занявшая одну из стен. У другой были теперь трюмо, столик, высокие стулья.

В магазине шла возня с установкой стеклянных шкафов и элегантных прилавков. Всем распоряжался Борис Ф„дорович, лишь советуясь с Жанной и прекрасной своей дочерью Анной.

Но «благодать», казалось, не участвовала сегодня в этой работе. Дивное лицо Анны виделось мне ликом с иконы, так много в н„м было ласки и доброты. Я и представить себе не мог это мраморное лицо в ореоле иссиня-ч„рных кос так божественно, нечеловечески добрым.

Но Жанна… нахмуренная, точно недовольная, едва цедящая слова в ответ на вопросы Строганова… Я не выдержал, пош„л прямо к ней, и чувство у меня было такое, точно я иду с рогатиной на медведя.

– Вот как вы «легко» начинаете сво„ дело! Это что же, вы в благодарность И. так срамите его своей невоспитанностью? Сейчас же возьмите себя в руки, улыбнитесь и постарайтесь быть как можно внимательнее ко всем этим добрым людям; а особенно вежливы вы должны быть с тем новым другом, которого прив„л к вам И., – сказал, вернее выпалил я ей вс„ это в лицо, быстро, как из револьвера выбрасывая горох французской речи.

Жанна, ждавшая, очевидно, что я иду к ней ласково здороваться, смотрела на меня ошалелыми глазами. Я не дал ей опомниться:

– Скорей, скорей приходите в себя. Вспомните пароход и трюм, откуда вас вытащили. Не для того вас вводят в жизнь, чтобы вы упражнялись в сво„м дурном характере. Где же ваш обет думать о жизни детей?

– Л„вушка, вы мной недовольны? Но вас так долго не было. Здесь все чужие; мне и страшно и скучно, – бормотала Жанна. Лицо е„ было совершенно по-детски беспомощно.

– Чужие?! – воскликнул я возмущ„нно. – Да вы слепая! Посмотрите на лицо Анны. Какая мать может нести в себе больше любви и доброты? Сейчас же вытрите глаза и приветливо встретьте нового друга, – я вижу, И. вед„т его к вам.

«Знала бы ты, что этот новый друг – никто иной, как муж преследовавшей тебя княгини», – подумал я в ту минуту, когда И. знакомил Жанну с князем. И вся комическая сторона этого так ярко сверкнула в мо„м уме, что я не выдержал и залился своим мальчишеским смехом.

– Эге, – услышал я смеющийся голос Строганова. – Да ведь, кажется, мы не на пароходе, бури нет и опасность как будто нам не грозит? А смельчак-литератор вроде бы пода„т свой, ему одному свойственный знак опасности.

Я не мог унять смеха, даже Анна засмеялась низким, звонким смехом.

– Этот капитан, – ответил я, наконец, Строганову, – будет иметь со мной серь„зное объяснение. Он созда„т мне совершенно не соответствующую моей истинной сущности репутацию. И особенно стыдно мне пользоваться ею в вашем, Анна Борисовна, присутствии.

– Почему же я так стесняю вас? – тихо и ласково спросила Анна, помогая отцу расставлять стулья.

– Это не то слово. Вы не стесняете меня. Но я преклоняюсь перед вами. Не так давно я видел одну прекрасную комнату в Б. Я представлял себе, что в ней должны жить существа высшего порядка. Я думаю, там, в этой комнате, вы были бы как раз на месте, – ответил я ей.

– Ай да литератор! Знал, чем купить навеки сердце престарелого отца! Ну, Анна, более пламенного обожателя у тебя ещ„ не было, – воскликнул Строганов.

– Разрешите мне на полчаса увести одного из членов вашей трудовой артели,

– услышал я за собой голос И. – Если вы ничего не имеете против, мы с Жанной пройд„м в сад. Кстати, позвольте вам представить одного из наших друзей, – обратился он к Анне и е„ отцу, подводя к ним князя.

Анна пристально посмотрела в глаза князя, совершенно растерявшегося от неожиданной встречи с такой красотой. Она улыбнулась, подав ему руку, и ласково сказала:

– Я очень рада познакомиться с другом И. Мы будем счастливы видеть вас у себя в доме, если вам захочется побыть в семье.

– Доктор И. беспредельно добр, отрекомендовав меня своим другом. Я для него просто первый встречный, облагодетельствованный им и ещ„ ничем не отплативший ему за его помощь. Но если простому и слабому человеку вы разрешите когда-нибудь побыть подле вас, – я буду счастлив. Мне кажется, вы, как и доктор И., вливаете в людей силу и уверенность.

– Вы совершенно правы, – ответил Строганов, – Анна мне не только дочь, но и друг и сила жить на свете. Буду рад видеть вас у себя в любой день. Вечерами мы с Анной всегда дома и почти всегда вдво„м. Семья наша огромна, и все любят веселиться. Только я да моя монашенка вс„ сидим дома.

И., князь и Жанна вышли в сад, уведя с собой детей. Я тоже пош„л было за ними, но какая-то не то тоска, не то скука вдруг заставила меня остановиться, и я присел в т„мном углу за шкафом, где кто-то поставил стул.

Строганов с Анной разговаривали в передней, и слов их я не разбирал. Но вот стукнула дверь, и отец с дочерью вошли в комнату.

– Что ты так печальна, Аннушка? Тяжело тебе приниматься за ремесло, когда вся душа твоя соткана из искусства? Но как же быть, дитя? Ты знаешь, как тяжело я болен. Каждую минуту я могу умереть. Я буду спокоен, если оставлю тебя с каким-то самостоятельным делом. Играть публично не хочешь. Писать ты для печати не хочешь. А только эти твои таланты могли бы обеспечить твою жизнь. Земля требует от нас труда ч„рного или привилегированного. Если не хочешь служить земле искусством за плату, – надо трудиться в ремесле.

Только, может быть, я ошибся в компаньонке. Я думал, что жизненная катастрофа поможет Жанне начать трудиться и она оценит тебя по достоинству. Но, кажется, я ошибся, – говорил Строганов, очевидно продолжая начатый разговор.

Я хотел подать знак, что вс„ слышу, хотел выйти из своего угла, чтобы не быть непрошеным свидетелем чужих тайн. Но апатия, точно непобедимая дремота, овладела мной, и я не мог пошевелиться.

– Нет, отец, я не печальна. Напротив, я очень благодарна тебе за эту встречу. Мне так ясна моя роль подле этих прелестных, но заброшенных детей. Мать их обожает, но переходы от поцелуев к шлепкам ей кажутся единственной воспитательной системой и нормальной обязанностью. У меня личной семьи никогда не будет, ты это хорошо знаешь. Я буду им т„ткой-воспитательницей, пока… – голос е„ слегка задрожал, она помолчала немного, – пока я не уеду в Индию, где буду учиться подле друзей Ананды. Но я дала тебе слово, – это будет после твоей смерти.

Я не видел Строганова, но всем существом почувствовал, что в его глазах стоят слезы. И я не ошибся. Когда вновь раздался его голос, в н„м слышались слезы:

– И подумать только! Сколько красоты, сколько талантов в тебе! Сколько сил ума и сердца, – и вс„ это должно гибнуть, оставаться бесполезным.

– Как раз наоборот, отец. Любя людей всем сердцем, я хочу трудиться для них, для земли, а не быть над ними. Я хочу быть совершенно свободной, никакими личными узами не связанной, не выбирать людей по своему вкусу, а служить тем страдающим, кого мне подбросит жизнь. И в эту минуту твоей любящей рукой дана мне та из встреч, где я могу быть наиболее полезна. Мне не трудна будет Жанна, потому что она тоже дитя, хотя разница в летах между нами небольшая.

Но в моей жизни был ты, у не„ же – жадные французские мещане. А ты, – хотя ты и сме„шься над моим тяготением к Индии, над исканием какой-то высшей мудрости в жизни, – ты самый яркий пример человека, которого можно назвать великим посвящ„нным.

Ничего не зная и не желая знать о каких бы то ни было «посвящ„нных», ты всю жизнь подавал мне пример активной доброты. Ты ни разу не прош„л мимо человека, чтобы не взглянуть на него со всем вниманием, чтобы не подумать, чем бы ты мог быть для него полезен. И ты помогал, не дожидаясь, чтобы тебя об этом просили.

Я шла и иду, как ты. Я только верна тем заветам, которые читала в твоих делах. Я знаю, как тяжела тебе моя любовь к Ананде, которую ты считаешь безответной и губительной. Но пойми меня сейчас и навсегда. В первый раз за всю нашу жизнь я говорю с тобой об этом, – и в последний.

Не гибель принесла мне эта любовь, но возрождение. Не смерть, но жизнь; не горе, но счастье. Я поняла, что любовь – это когда ничего не просишь, но вс„ отда„шь. И вс„ же не разоряешь душу, но крепнешь.

То высочайшее самоотвержение, в котором жив„т Ананда, это уже не просто человеческое творчество. Это мощь чистого духа, умеющего превратить серый день каждого человека в сияющий храм.

И если моя жизнь подле тебя была радостью и счастьем, то он научил меня ценить каждый миг жизни как величайшее благо, когда все силы человека должны быть приложены не к достижению эгоистического счастья жить, а к действиям на благо людей. Не отказываюсь я от счастья, а только вхожу в него. Вхожу любя, раскрепощ„нная, весело, легко, просто.

В прихожей послышались голоса, разговор оборвался, и в комнату вошла Жанна, а за нею князь и И. Лицо князя было бодро, Жанна больше не хмурилась и принялась весело разбирать какой-то картон.

Послышался стук в дверь, все отвлеклись, я воспользовался мгновением и проскользнул в сад.

Через несколько минут я услышал, что меня зовут; но вместо того чтобы приблизиться к дому, я отош„л в самый дальний угол сада.

Вскоре в дверях показался князь, державший в руках конверт. Он искал меня, зовя тоже «Л„вушка», видимо не зная моего отчества, как и я не знал даже его фамилии по свойственной мне рассеянности.

Я очень обрадовался, что это он. Легче всего мне было сейчас увидеться именно с ним. Он подал мне письмо, говоря, что его прин„с матрос-верзила.

Капитан писал, что не может сегодня обедать с нами, как сговорился вчера. В его делах возникли некоторые осложнения, почему он и просит отложить нашу восточную идиллию и разрешить ему заехать к нам завтра часов в десять вечера.

Мы вернулись с князем в дом, и я передал И. содержание письма. Строганов приглашал нас к себе, но И. сказал, что воспользуется свободным временем и напишет несколько писем, а мне даст отдохнуть от чрезмерной суеты.

Мы простились со Строгановыми, и И. предложил Жанне провести с нами вечер. Но старик категорически заявил, что Жанна пойд„т обедать к ним, а вечером, часам к восьми, он привед„т к нам обеих дам.

– Вот это прекрасно, – сказал И. – Может быть, и вы пожалуете к нам? – обратился он к князю.

Тот вспыхнул, растерялся, как мальчик, и с радостью ответил согласием.

Мы вышли с И. Он пов„л меня новой дорогой, но видя мо„ ловиворонное состояние, смеясь взял меня под руку.

– Итак, – сказал он, – новая жизнь Жанны и князя уже началась.

– Что она началась для Жанны – это я вижу, – ответил я. – Но вот началась ли она для князя – по-моему, большой вопрос.

– А для меня новая жизнь князя гораздо яснее обозначилась, – улыбнулся И., – чем жизнь Жанны.

– Быть может, это и так, – возразил я. – Но если чья-либо жизнь действительно преобразится, – так это жизнь Анны.

И. остановился так внезапно, что на меня сзади налетели две элегантные дамы и далеко не элегантно сбили зонтиком мою панаму, не подумав даже извиниться.

Я разозлился и крикнул им вдогонку:

– Это совсем по-турецки.

Должно быть, я был смешон в сво„м раздражении, потому что проходивший мимо турок засмеялся, а я ещ„ больше озлился.

И. снова ласково взял меня под руку.

– Ну и задал ты мне загадку… Ай да Л„вушка, – сказал он, смеясь, после чего мы благополучно добрели до своего отеля. Я был рад, что И. не обладал способностью стрелять речами, как горохом из ружья, по моему примеру, хотя сознавал, что именно этого я достоин сейчас больше всего.

ГЛАВА 18 ОБЕД У СТРОГАНОВЫХ Пробежала целая неделя нашей суетливой константинопольской жизни, с ежедневными визитами к больной княгине, к Жанне, к некоторым из наших спутников по пароходу, о ч„м просил капитан, и я не только не успевал читать, но еле мог вырвать час-другой в день, чтобы осмотреть город.

В голове моей шла усиленная работа. Я не мог не видеть, как светлело лицо князя по мере выздоровления его жены. Когда она в первый раз заговорила, – хотя и не очень внятно, но совсем правильно, – и шевельнула правой рукой, он бросился на шею И. и не мог найти слов, чтобы высказать ему свою признательность.

В квартире Жанны тоже, казалось, царила «благодать». Дети хвостом ходили за Анной. Жанна, руководимая Строгановым и его старшей дочерью, вес„лой хохотушкой и очень практичной особой, бегала по магазинам, наполняя шкафы и прилавки лентами, перьями, блестящими пряжками, образцами всевозможных шелков и рисовой соломки, из которых прелестные руки Анны сооружали не просто витрины, а дивные художественные произведения.

Сначала мне казалось, что с Анной несовместимы суета и самые элементарные мелочи жизни. Но когда я увидел, каким вкусом, красотой и благородством задышала вся комната, как лицо каждого, кто входил сюда, преображалось от мира и доброты Анны, я понял, что значили е„ слова о сером дне, становящемся сияющим храмом.

Малютки, одетые, очевидно, заботами Анны, отлично ухоженные ласковой няней-турчанкой, чувствовали себя возле Анны защищ„нными от вспыльчивой любви матери, переходившей внезапно от ласки к окрику.

В магазине уже появилось несколько шляп, сделанных руками Жанны, и через пару дней предполагалось его открыть.

Князь ежедневно навещал Жанну, но мне казалось, что между ними вс„ ещ„ не устанавливается верный тон дружеских отношений; тогда как к Анне князь испытывал простое, самое чистое и радостное обожание, какое испытывают к существам, стоящим на недосягаемой высоте.

В его новой жизни, которую я теперь видел ясно, складывался или, вернее, выявлялся добрый, мужественный человек. Иногда я бывал удивл„н той неожиданной стойкостью характера, которую он проявлял при встречах с людьми.

Со мною Анна была неизменно ласкова. Но невольно подслушанный мною разговор так выбивал меня из колеи, что я каждый раз конфузился; тысячу раз давал себе слово во вс„м ей признаться, а кончал тем, что стоял возле не„ весь красный, с глупым видом школьника, замеченного в неблаговидной шалости.

Несколько раз, видя меня в этом состоянии, И. с удивлением смотрел на меня. И однажды, очень внимательно вглядевшись, он улыбнулся ласково и сказал:

– Вот тебе и опыт, как жить в компромиссе. Честь, если она живой ниткой вибрирует в человеке, мучит его больше всего, когда е„ хотят обсыпать сахарным песком и скрыть под ним маленькую каплю ж„лчи. Ты страдаешь, потому что цельность твоей природы не может вынести лжи. Но неужели так трудно найти выход, если правдивое сердце этого требует?

– Я вам ничего не говорил, Лоллион, а вы опять вс„ узнали. Но если уж вы такой прозорливец, то должны были понять, что я действительно в трудном положении. Как я могу сказать Анне, что вс„ слышал и знаю е„ тайну? Как могу я признаться, что сидел зачарованный, как кролик перед змеей, и не мог сдвинуться с места? Кто же, кроме вас, поверит в это?

– Ты, Л„вушка, не должен ничего и никому говорить. Мало ли человек может знать чужих тайн. Случайностей, я уже говорил тебе не раз, не бывает. Если тебе, так или иначе, привелось увидеть чужую рану или сияние сердца, скрытое от всех, будь истинно воспитанным человеком. А это значит: и виду не подавай, что ты о ч„м-либо знаешь. Если же тебя самого грыз„т половинчатость собственной чести, умей нести сво„ страдание так, чтобы от него не терпели другие. И унеси из пережитого урока знание, как поступать в следующий раз, если попад„шь в такое же положение.

Дата добавления: 2015-08-09