Угроза со стороны ислама

Начавшееся в конце 20 века возрождение практически всех известных в России традиционных религий не могло обойти стороной ислам, в том числе, на Северном Кавказе. Уже тогда при явном влиянии зарубежных разведок начинает распространяться ранее мало известное течение – ваххабизм («чистый ислам», салафизм), представляющее собой радикальное религиозно-политическое движение в суннитском исламе. Крупнейшим материальным и идейным «спонсором» распространения ваххабизма в Российской Федерации стала Саудовская Аравия, свою лепту внесли и другие государства Ближнего и Среднего Востока.

Экспансия ваххабизма оказалась прологом к нарастанию социальной конфликтности, а затем и политического радикализма исламистских групп в республиках Северного Кавказа. Последователи ваххабитов стремятся к силовому захвату власти, замене действующего законодательства нормами шариата и построению в перспективе на Кавказе и в Поволжье исламского халифата. Появление этого экстремистского течения и беспрецедентное иностранное давление породили внутренний конфликт во многих мусульманских общинах России.

С влиянием радикального ислама связаны эскалация конфликта в Чечне, открытые вооруженные выступления и террористические акты в других северокавказских республиках и за их пределами. Помолодевший, интеллектуально окрепший, терроризм демонстрирует способность к самоорганизации и воспроизводству. Особенно воинственная ситуация сложилась в республиках Северо-Восточного Кавказа: Дагестане, Чечне, Ингушетии. По нашим данным потери личного состава не сокращаются и даже растут. Наблюдается отток молодых людей в ряды боевиков.

Борьба с «новым терроризмом», как его определили некоторые исследователи, в Российской Федерации, как и во многих других государствах, ведется по четырем основным направлениям: совершенствование правовой базы, улучшение деятельности спецслужб, ликвидация каналов финансирования террористов, идейно-психологическая работа. Если успехи на первых трех направлениях очевидны, то в битве за умы и души прорыва не ощущается, особенно в самой мусульманской среде.

Необходимость подготовки собственных, российских кадров священнослужителей, способных защитить традиционные ценности ислама и одновременно уберечь отечество от влияния пришедшего извне квазиваххабитского исламизма, для России назрела давно. В свое время распространению радикальных исламистских идей помогла как раз неспособность мусульманского духовенства России что-либо противопоставить изощренной экстремистской пропаганде.

Внешнее воздействие на систему мусульманского образования в постсоветской России неоспоримо. Оно осуществлялось и осуществляется двумя путями: с одной стороны, у российской молодежи появилась возможность получать религиозное образование в других странах, с другой – образовательная система внутри страны нередко развивалась при содействии зарубежных «наставников». Однако этот процесс по-разному происходил в различных российских регионах, в том числе и на Северном Кавказе.

На Северо-Западном и Центральном Кавказе (Адыгея, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария и Северная Осетия) прослеживается турецкое воздействие, обусловленное, в числе прочего, историческими обстоятельствами (распространение ислама шло из Турции и находившегося от нее в вассальной зависимости Крымского ханства). К тому же в Турции сегодня имеется значительная черкесская диаспора. Поэтому вполне естественно, что потоки желающих получить мусульманское образование устремились в Турцию. Однако некоторая часть молодежи этого северокавказского региона сделала ставку на страны Ближнего Востока (Сирия, Иордания, Королевство Саудовская Аравия и др.). Например, лидеры движения «молодых мусульман» в Кабардино-Балкарии, близкие к печально известному по событиям 14 октября 2005 года в Нальчике «джамаату Ярмук», – М. Мукожев и А. Астамиров – учились в исламском университете в Эр-Рияде (Саудовская Аравия).

Молодые мусульмане Северо-Восточного Кавказа (Дагестан, Чечня и Ингушетия) в основном едут в Сирию (Дамаск), Египет (Каир, «Аль-Азхар»), государства Персидского залива, прежде всего Саудовскую Аравию. Некоторые тюркоязычные этносы Дагестана (кумыки, ногайцы) предпочитают Турцию.

Выезд молодежи на учебу за рубеж осуществляется как официально (через духовные управления мусульман), так и неофициально (по частным приглашениям). Те, кто выезжает официально, в рамках заключенных договоров получают стипендии, обеспечиваются жильем. Однако таких немного, так что немалая часть религиозной молодежи выезжает самостоятельно по примеру уже обучающихся за рубежом соплеменников. Эта категория не обеспечивается стипендиями, жильем и пакетом социальных услуг, а потому легко попадает под влияние радикальных джамаатов и стоящих за ними исламистских фондов, где и вербуется.

К настоящему времени более 14 тысяч молодых россиян получили исламское образование за границей. Многие были завербованы и стали агентами радикальных террористических центров. Их деятельность после возвращения на родину, как правило, входит в противоречие с традиционными для Северного Кавказа течениями ислама.

Сегодня в России работают более 2 тысяч имамов, получивших иностранное образование. Около 3 тысяч шакирдов (студентов) в настоящее время продолжают обучение за рубежом, из них только 200 человек – по официальным направлениям муфтиятов. Государство до сих пор не контролирует процесс направления молодежи за рубеж для получения мусульманского образования.

Для остального мира такое событие может стать реальной угрозой. Россия, сама того не замечая, может стать центром локализации террористов, обученных за рубежом.

Существенную роль в радикализации исламского движения в современной России сыграли события в Чечне. На ее территории в начале 1990-х годов стала исподволь формироваться инфраструктура по подготовке боевиков под прикрытием «изучения основ ислама». На деньги экстремистских организаций была развернута сеть лагерей – «квазимедресе». Под руководством саудовца Хаттаба в середине 1990-х годов в селении Сержень-Юрт Шалинского района был создан «учебный центр», состоявший из пяти лагерей, причем «курсанты» изучали арабский язык, шариат и военное дело (тактику партизанской войны, подрывное дело и прочее).

В настоящее время на территории ЮФО функционируют 20 высших исламских учебных заведений (ВИУЗов), около 170 средних специальных исламских учебных заведений – медресе, а также около 300 начальных исламских учебных заведений – мактабов. В общей сложности в них обучается примерно 17 тысяч человек, из них около 14 тысяч, или примерно 85% – в исламских учебных заведениях Дагестана. В подавляющем большинстве это приверженцы одного из основных направлений в исламе – суннизма.

Вместе с тем система исламского религиозного образования Северного Кавказа до сих пор не составляет реальной конкуренции зарубежным образовательным центрам. Только из Республики Дагестан в последние годы на обучение в эти центры выехали около 1500 молодых людей (треть возвратилась после обучения в республику). В результате имамы – приверженцы традиционного ислама – постепенно вытесняются из мечетей их более образованными конкурентами, получившими образование за границей.

Всего в Дагестане официально обучаются исламу около 7 тысяч человек, в том числе в вузах – около 2500, в филиалах вузов – более 700, в медресе – более 3000, в начальных школах – около 700 человек. В 2008 г. общее количество обучающихся в исламских учебных заведениях сократилось по сравнению с 2005 г. на 700 человек. Примерно 30% выпускников идут служить имамами и по­мощниками имамов в мечетях, работают преподавателями в исламских вузах, медресе и мактабах республики.

В настоящее время в Дагестане действуют три теологических института: Исламский Университет им. Саидбега Даитова в Хасавюрте (150 студентов), Институт тео­логии и религиоведения в Махачкале (250студентов), Институт теологии и религиоведения им. Сайда Афанди в селении Чиркей Буйнакского рай­она (50 студентов).

В начале 90-х годов пришедшие на «постперестроечной волне» к власти в Чечне сепаратистски ориентированные элиты первоначально пытались консолидировать чеченское общество, реанимируя элементы древней традиционной социальной системы чеченцев. В ее основе находятся кровнородственные кланы (снизу - вверх: дъозал, вар, варис) и образованные на их фундаменте более крупные социальные образования – тайпы и тукхумы, которые в совокупности образуют чеченскую нацию – нохчи къам. Однако наличие огромного числа тайпов и тукхумов и отсутствие у вайнахов на протяжении их истории собственной государственности не позволяли реализовать поставленную задачу. Тогда сторонники генерала Дудаева сделали ставку на идеологию традиционного «местного ислама» - прежде всего, суфийских вирдов Кунта-хаджи и Вис-хаджи, относящихся к суфийскому кадирийскому тарикату (ордену), известному в Чечне под брендом «зикризм». Однако и эта попытка не увенчалась успехом в силу разобщенности чеченцев по нескольким десяткам суфийских структур (вирдовых братств). Тогда пришел черед «интегристского ислама», не признающего деления мусульман на расы, этносы, тайпы, другие локальные этнические и конфессиональные группы, и ставшего известным в регионе как «ваххабизм» (салафизм).

События в Чечне 1994-96 годов под лозунгом «наведения конституционного порядка» открыли двери для ускоренной интернационализации салафитского движения в регионе. Чечня превратилась в полигон международного терроризма, пристанище убийц, торговцев «живым товаром», наркотиками и оружием, позволило развиться здесь экстремистскому движению, прикрывавшемуся исламом. В свою очередь, это обстоятельство предопределило вторжение международных террористов в августе 1999 года на территорию Республики Дагестан. Общими усилиями федеральных вооруженных сил и дагестанского населения экстремистам был дан отпор. Осенью 1999 года началась «вторая чеченская» кампания, которая эволюционно прошла ряд важных этапов: от фронтальных сражений, апогеем чего стал штурм Грозного, до его решения преимущественно силами самих чеченцев. Это, безусловно, привело к позитивным результатам непосредственно в Чечне: в этой республике отмечается снижение активности преступных группировок, а за 11 месяцев 2007 года совершен только один террористический акт.

Однако поражение сепаратистов в Чечне, распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало «сопротивление» частично в «партизанщину», частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки, построенные по сетевому принципу. Тенденция растекания терроризма в регионе, которое ранее прогнозировали лишь эксперты, стала реальностью. Особенно тревожная ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе – в Дагестане и Ингушетии. Она, в свою очередь, предопределила процессы в других республиках – Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии.

В Дагестане с начала 2009 года совершено 54 посягательства на жизнь и здоровье сотрудников правоохранительных органов, при этом погибло 35 и ранено 80 военнослужащих.

Современные чеченские войны, особенно вторая, принесли в северокавказский регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей наиболее идеологически подготовленных и непримиримо настроенных по отношению к России исламских радикалов. Сепаратистски ориентированные носители исламистской идеологии продолжают привлекать в свои ряды молодых людей не только в Чечне, но и в соседних республиках Северного Кавказа. Правоохранительными органами практически повсеместно отмечается непрекращающийся процесс вовлечения молодежи в деятельность религиозных экстремистов. Поэтому следует констатировать, что квазиваххабизм (религиозно-политический экстремизм) в регионе распространился, прежде всего, в среде молодежи и стал серьезным и долгосрочным фактором нестабильности.

Сегодня практически во всех субъектах Южного федерального округа сложились собственные террористические сети «молодежных джамаатов».

Организационно эти структуры копируются с ближневосточных образцов: жесткое единоначалие, сплоченность рядов, широко развитая внутренняя благотворительность и взаимопомощь (как, например, у палестинского «Движения исламского сопротивления» - ХАМАС).

Анализ материалов, отображающих деятельность «молодежных джамаатов», позволяет сделать определенные выводы. Эти сетевые структуры, доказали свою жизнеспособность, автономность и восстанавливаемость. При этом неизбежной политической практикой носителей идеологии религиозно-политического экстремизма был, есть и будет терроризм. Сегодня группировки боевиков-ваххабитов объединяются на новейшей идеологической основе, разработанной в зарубежных исламистских центрах и уже дополненной собственными идеологическими наработками. Совершенствуя свою боевую тактику и стратегию, они отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». Они способны быстро менять места дислокации, маневрировать и, в случае необходимости, объединяться с другими аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь; действия, если требуется, согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность неоваххабитских бандгрупп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит сетевой принцип (принцип «паучьей сети»). Причем, и это особенно важно, вчерашние «партизаны» из лесисто-гористой местности перебрались в города, привлекли в свои ячейки молодежь без криминального прошлого, в том числе из числа учащихся средней и высшей школы, аспирантов и даже молодых ученых, создали эффективно действующую своеобразную «городскую герилью».

Вместе с тем, на наш взгляд, связывать активизацию боевиков только лишь с увеличением их финансирования (внешнего и внутреннего) неверно. Такое объяснение можно часто слышать от некоторых представителей власти, которые желают все свести кфинансовой экспансии «движения сопротивления», показать его продажность, безыдейность, а потому гибельность. Этим самым они преследуют, как минимум, несколько целевых установок: подорвать доверие к боевикам и их популярность среди населения, в том числе в молодежной среде (действительно, убивающие невинных людей, а также друг друга из-за не поделенных долларов боевики вызывают моральное отторжение), объяснить собственные промахи в деле борьбы с диверсионно-террористическим подпольем; списать все предпосылки религиозно-политического экстремизма, как в Чечне, так и в других северокавказских субъектах исключительно на пресловутый экономический фактор, отметая прочие причины.

Однако перекрытие каналов финансирования бандгрупп, как бы оно ни было важно, не всегда решает проблему существования и разрастания террористических группировок, которые питаются определенными идейно-политическими доктринами, а также имеют автономную самоорганизацию и мобильные отряды, не нуждающиеся в особо стабильном и щедром финансировании. В условиях существования массовой коррупции, казнокрадства и клановости установить, пусть и путем шантажа и угроз, контроль над несколькими фирмами и коммерческими предприятиями для террористического подполья не представляется чрезмерно сложным.

Расползание ислама по территории России продолжается. Этому способствуют наличие мусульманских движений и учений в центральной части России, а также в Сибири. Количественные оценки присутствия сторонников мусульманского начала впечатляет коренных жителей Москвы. Усугубляются наметившиеся противоречия между русским населением и мусульманским населением.

Террористическая угроза в России не ослабла, наоборот, она может резко усилиться. Об этом, в частности, недавно сообщил заместитель генпрокурора по Южному федеральному округу, выступая в комитете Совета Федерации по правовым и судебным вопросам. Безусловно, нынешняя активность террористов связана и с масштабной выборной кампанией в России, и с мощным давлением «внешнего фактора». Власти ЮФО уже обращали внимание на очень высокой уровень преступности в округе.

Дата добавления: 2015-08-13