Октябрь 29, 1974

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

В этом мире таковости нет ни «я»,

ни «иного-чем-я».

Чтобы прийти непосредственно

в гармонию с реальностью,

скажите только: «не два»,

когда возникают сомнения.

Не имеет значения, когда или где,

но просветление означает

вхождение в эту истину.

И эта истина за пределами расширения

или сокращения во времени

или в пространстве,

в ней единственная мысль —

это десять тысяч лет.

НИ ЭТО, НИ ТО

Сначала постарайтесь понять слово «таковость»; Будда очень полагался на это слово. В собственном языке Будды это татхата, тако­вость. Вся Буддийская медитация состоит из жития в этом слове — такой глубокой жизни с этим словом, что слово исчезает, и вы становитесь таковостью.

Например, вы больны. Отношение таковости — это принять бо­лезнь и сказать себе: «таков путь тела» или «таковы вещи». Не созда­вайте борьбы, не начинайте воевать. Если у вас болит голова — при­мите это. Такова природа вещей. Неожиданно приходит изменение, потому что когда появляется такое отношение, изменение следует, словно тень. Если вы можете принять вашу головную боль, она исче­зает.

Проверьте это; если вы принимаете болезнь, она начинает рассеи­ваться. Отчего это происходит? Оттого, что когда вы боретесь, ваша энергия разделена: половина энергии движется в болезнь, в головную боль, а половина энергии борется с головной болью — и возникает тре­щина, промежуток и борьба. В действительности эта борьба и есть более глубокая головная боль.

Если вы принимаете, если вы не жалуетесь, если вы не боретесь, тогда энергия становится единой внутри и трещина соединяется. И освобож­дается очень много энергии, ибо теперь нет конфликта; и высвобождение энергии само становится лечащей силой. Лечение не приходит извне. Все лекарства могут сделать только одно: помочь телу привести в действие свою собственную лечащую силу. Все, что может сделать врач, это помочь вам найти вашу собственную лечащую энергию. Здоровье не может быть навязано извне — это цветение вашей энергии.

Это слово «таковость» может работать так глубоко, что для физиче­ской, умственной и, наконец, духовной болезни оно является тайным методом — они исчезают. Но начинайте с тела, ибо это низший уровень. Если вы добьетесь здесь успеха, тогда можно попробовать с высшими уровнями. Если здесь не добьетесь успеха, тогда вам будет трудно двигаться выше.

Если что-то не в порядке с телом, расслабьтесь и примите это, и просто скажите внутренне, не только словами, но и почувствуйте это глубоко: такова природа вещей. Тело — это соединение, поэтому в нем сочетается много вещей; тело рождено и оно склонно к смерти. И это сложный механизм; есть большая вероятность того, что, то или другое испортится.

Примите это и не отождествляйтесь. Когда вы принимаете, вы оста­етесь «над», вы остаетесь «вне». Когда вы боретесь, вы опускаетесь на тот же уровень.

Приятие — это превосхождение. Когда вы принимаете, вы на холме, а тело остается позади. Вы говорите: «Да, такова природа, рожденное должно умереть. И если рожденное должно умереть, оно будет иногда болеть. Не стоит волноваться слишком много». Так, будто это не проис­ходит с вами, а просто случается в мире вещей.

Это прекрасно, что когда вы не боретесь, вы превосходите — вы больше не на том же уровне. И это превосхождение становится лечащей силой — тело неожиданно начинает меняться. И то же самое происходит с ментальными заботами, напряжениями, тревогами, мучениями. Вы волнуетесь относительно определенной вещи. В чем волнение? Вы не можете принять факт — и это является волнением. Вы хотели бы, чтобы это происходило иначе, чем оно происходит. Вы волнуетесь из-за того, что имеете некую идею, чтобы навязать ее природе.

Например, вы стареете. Вы волнуетесь, вы хотели бы всегда оставать­ся молодым — это проблема. Вы любите жену, вы зависите от нее, а она собирается уйти, уйти к другому, и вы в волнении. Вы взволнованы, ибо, что произойдет с вами? Вы так зависите от нее, с нею вы чувствуете безопасность. Если она уйдет, безопасности не будет.

Она была вам не только женой, но также матерью, поддержкой: вы могли прийти и спрятаться от всего мира. Вы могли положиться на нее, что она будет с вами. Даже если весь мир против вас, она не будет против, она будет утешением. Теперь она уходит — что случится с вами? Неожиданно вы в панике, взволнованы.

Что вы говорите своим волнением? Вы говорите, что не можете при­нять происходящего — ведь так не должно быть. Вы предполагали как раз обратное, совсем противоположное — вы хотели, чтобы жена была вашей всегда, а она теперь уходит. Но что вы можете сделать?

Когда исчезает любовь, что вы можете сделать? Нет выхода: вы не можете принудить любовь, вы не можете принудить жену остаться с вами. Да, вы можете заставить — это то, что делает каждый — вы мо­жете заставить ее. Будет мертвое тело, но живого духа не будет — он уйдет. Тогда в вас будет напряжение.

Ничего не может быть сделано против природы. Любовь была цвете­нием, теперь цветок увял. Ветерок вошел в ваш дом, теперь он движется в другой дом. Таков путь вещей: они продолжают двигаться и меняться.

Мир вещей — это течение, ничто там не постоянно, не ожидайте. Если вы ожидаете постоянства в мире, где все непостоянно, вы создадите волнение. Вам бы хотелось, чтобы эта любовь была всегда. Ничто не может быть навсегда в этом мире; и все, что принадлежит этому миру, является временным. Такова природа вещей, такова татхата.

Итак, теперь вы знаете, что любовь исчезла; это ввергает вас в пе­чаль. Отлично — примите печаль. Вы чувствуете дрожь — примите дрожь, не подавляйте ее. Если вы хотите плакать — плачьте, примите это. Не принуждайте себя, не стройте хорошее лицо, не притворяйтесь, что вы не волнуетесь, ибо это не поможет. Если вы волнуетесь — вы волнуетесь; если жена уходит — она уходит; если любви больше нет — ее больше нет. Вы не можете бороться с «фактичностью» — вы должны принять ее.

Если вы принимаете ее постепенно, тогда вы будете непрерывно в боли и страдании. А если вы принимаете ее без сожаления — не в беспо­мощности, но в понимании — она становится таковостью. Тогда вы больше не волнуетесь, тогда нет проблемы, ибо проблема возникла не из-за факта, а потому, что вы не могли принять то, что происходило. Вы хотели, чтобы все было по-вашему.

Помните: жизнь не собирается следовать вам — вы должны следо­вать жизни; нехотя или счастливо — это ваш выбор. Если вы следуете с недовольством, вы будете страдать; если вы следуете счастливо, вы становитесь Буддой — жизнь становится экстазом.

Будда тоже должен умереть — вещи не изменяются — но он умирает иначе. Он умирает так счастливо, как если бы смерти не было. Он просто исчезает, ибо он говорит, что рожденное должно умереть, рождение дополняет смерть, поэтому все в порядке, с этим ничего не поделаешь.

Вы можете быть несчастны и умереть. Тогда вы упускаете смысл, красоту, которая приходит в последний момент, озарение, которое про­исходит, когда тело и душа расстаются. Вы упустите это, потому что слишком озабочены, слишком цепляетесь за прошлое и за тело, так что ваши глаза закрыты. Вы не можете увидеть, что происходит, потому что вы не можете принять это — поэтому вы закрываете глаза, закрываете все ваше существо. Вы умираете, вы умирали много раз, и вы будете продолжать упускать смысл этого.

Смерть прекрасна, если вы можете принять, если вы можете открыть дверь с гостеприимным сердцем, теплым приятием: «Да, если я рожден, мне надо умереть; итак, круг завершился». Вы принимаете смерть как гостя, желанного гостя, и качество этого феномена моментально меня­ется.

Внезапно вы бессмертны: тело умирает — вы не умираете. Вы можете видеть теперь, что только одеяния отбрасываются — не вы, а только покров, оболочка, не содержимое. Сознание остается в своем озарении, даже еще в большем, ибо в жизни на нем было много покровов, а в смерти оно обнажено. И когда сознание пребывает в полной обнаженности, обладает собственным великолепием — это самая прекрасная вещь в мире.

Но для этого надо впитать отношение «таковости». Когда я говорю «впитать», я имею в виду впитать — не просто мысль в уме, не философия таковости, но весь образ вашей жизни становится таковостью. Вы даже не думаете об этом — это просто становится естественным.

Вы едите в таковости, вы спите в таковости, вы дышите в таковости, вы любите в таковости, вы плачете в таковости. Она становится самим стилем: вам не надо заботиться о ней, не надо думать о ней — это то, что существует. Вот что я подразумеваю под словом «впитать». Вы впитываете ее, вы всасываете ее, она течет в вашей крови, она глубоко входит в ваши кости, она достигает самого сердца. Вы принимаете.

Помните: слово «принять» не очень подходит. Оно извращено из-за вас, а не из-за слова, потому что вы принимаете только тогда, когда чувствуете беспомощность. Вы принимаете неохотно, вы принимаете неискреннее. Вы принимаете только тогда, когда не можете ничего под­делать, но глубоко внутри вы все еще жалеете: вы были бы счастливы, если бы это было иначе. Вы принимаете, как нищий, а не как царь — разница огромна.

Если уходит жена или уходит муж, вы, в конце концов, приходите к приятию этого. Что можно сделать? Вы рыдаете и плачете, многие ночи размышляете и волнуетесь, многие кошмары и страдания окружают вас. Тогда что делать? Время исцеляет, а не понимание. Время, но запомни­те: время нужно только потому, что вы не понимаете, а иначе происходит немедленное исцеление. Время необходимо потому, что вы не пони­маете. Поэтому постепенно — шесть месяцев, восемь месяцев, год — события тускнеют в памяти, теряются, покрываются пылью. Проходит перерыв в год — понемногу вы забываете.

И все же иногда рана болит. Иногда женщина проходит по дороге, и вы внезапно вспоминаете: нечто схожее в том, как она идет, и вспоми­нается жена, и ноет рана. Потом вы влюбляетесь в кого-то, и тогда собирается больше пыли, тогда вы меньше помните. Но даже с новой женщиной иногда, когда вы видите, как она смотрит, вы вспоминаете жену. Она так поет в ванной, что приходит воспоминание — и вот она, рана, свежая.

Это больно, потому что вы носите в себе прошлое. Вы носите все, вот почему вы так обременены. Вы носите все. Вы были ребенком; ребенок все еще находится в вас — вы носите его. Вы были юношей; юноша все еще находится в вас со всеми своими ранами, переживаниями, глупостями — рана есть. Вы носите все свое прошлое целиком, слой на слое — все есть. Вот почему вы иногда возвращаетесь.

Если что-то происходит, и вы чувствуете беспомощность, вы начина­ете плакать, как дитя. Вы возвращаетесь во времени — ребенок захва­тывает вас. Ребенок более эффективен в плаче, чем вы, поэтому выходит ребенок и побеждает — вы начинаете плакать и рыдать. Вы можете даже начать брыкаться, словно ребенок в раздражении. Все есть.

Почему носится так много груза? Потому что в действительности вы никогда ничего не принимали. Послушайте: если вы принимаете нечто, оно просто никогда не становится грузом, тогда рана не сохраняется. Вы принимаете феномен — тогда из него нечего носить, вы вне него. Через приятие вы вне этого; через полубеспомощное приятие это сохраняется.

Запомните одну вещь: нечто незаконченное носится умом всегда, нечто законченное отпадает, потому что ум имеет тенденцию носить незаконченные вещи в надежде, что однажды представится возможность их завершить.

Вы все еще ждете, что вернется жена или муж или вернутся ушедшие дни — вы все еще ждете. Вы не превзошли прошлое, и из-за слишком отягощенного прошлого вы не можете жить в настоящем. Ваше настоя­щее является кашей из-за прошлого, и таким же будет ваше будущее, потому что прошлое будет становиться все тяжелее и тяжелее. С каждым днем оно становится все тяжелее.

Когда вы действительно принимаете, в этом отношении таковости нет нежелания, вы не беспомощны. Просто вы понимаете, что такова природа вещей. Например, если я хочу выйти из этой комнаты, я выйду через дверь, а не через стену, ибо пытаться выйти через стену — это значит просто разбить об нее голову, это глупо. Такова природа стены

— препятствовать, поэтому вы и не пытаетесь пройти через нее. Такова природа двери, что вы можете пройти через нее — потому что дверь пуста, вы можете пройти через нее.

Когда Будда принимает, он принимает вещи, как стену и дверь. Он проходит через дверь, он говорит, что это единственный путь. Сначала вы пытаетесь пройти через стену и раните себя многими миллионами способов. И когда вы не можете выйти — разбитые, пораженные, подав­ленные, падшие — тогда вы ползете к двери. Вы могли выйти через дверь с самого начала. Зачем вы пытались и боролись со стеной?

Если вы можете с ясностью смотреть на вещи, вы просто не делаете таких вещей, как попытка заменить дверь стеной. Если любовь исчезла — она исчезла; теперь, если там стена, не пытайтесь пройти через нее. Теперь там больше нет двери, там нет больше сердца — сердце откры­лось кому-то другому. И вы не одиноки здесь, есть и другие.

Дверь больше не для вас, она стала стеной. Не пытайтесь и не стучите в нее головой — вы понапрасну поранитесь. А когда вы изранены, измучены, тогда даже дверь не будет таким прекрасным выходом для вас.

Просто посмотрите на вещи. Если нечто естественно, не пытайтесь совершить над ним неестественную вещь. Выбирайте дверь — будьте вне этого. Каждый день вы совершаете глупость прохождения через стену. Тогда вы становитесь напряженными и чувствуете постоянное смущение; мучение становится самой вашей жизнью, сутью ее — и тогда вы просите медитации.

Но почему не с самого начала? Почему бы не смотреть на факты, как они есть? Почему вы не можете смотреть на факты? Потому что ваши желания слишком велики: вы продолжаете надеяться вопреки всему. Вот почему вы стали таким безнадежным случаем.

Только взгляните: всегда, когда есть ситуация, ничего не желайте, ибо желание уведет вас прочь. Не желайте и не воображайте. Просто посмотрите на факт со всем доступным вам сознанием — и внезапно дверь откроется. И тогда вы никогда не будет двигаться через стену; вы идете через дверь, не оцарапавшись, — тогда вы остаетесь неотягощен­ным.

Запомните: таковость — это понимание, а не безысходная судьба; здесь есть разница. Есть люди, которые верят в судьбу, в предназначе­ние. Они говорят: «Что поделаешь? Бог повелел этому быть таким. Мой ребенок умер, и на то воля божья, и это моя судьба. Это было предначер­тано и это произошло».

Но глубоко внутри есть отказ, все это только приемы сглаживания отказа. Вы знаете Бога? Вы знаете судьбу? Знаете ли вы, что это было предначертано? Нет, это все рационализации, это все для успокоения себя.

Отношение таковости — это не фанатическое отношение. Оно не привносит Бога, или предназначение, или судьбу — ничего. Оно призы­вает просто смотреть на вещи, просто смотреть на «фактичность» вещей. Поймите — и там есть дверь, там всегда есть дверь, и вы проходите.

Таковость означает приятие с полностью гостеприимным сердцем — не в беспомощности.

В этом мире таковости нет ни «я», ни «иного-чем-я».

И если вы растворяетесь, вы растворились в таковости, в татхате, в понимании. Нет никого, именуемого вами, и нет никого другого, чем вы — нет «я», нет «иного-чем-я». В таковости, в глубочайшем понима­нии природы вещей, ограничения исчезают.

Мулла Насреддин заболел. Доктор осмотрел его и сказал: «Хорошо, Насреддин, очень хорошо. Ты поправляешься, ты идешь к выздоровле­нию, все почти отлично. Осталась только маленькая вещь: твоя почка еще не в порядке. Но я об этом нисколько не беспокоюсь».

Насреддин посмотрел на доктора и сказал: «Вы что думаете, если бы ваша почка была не в порядке, я бы об этом беспокоился?».

Ум всегда разделяет — другой и я. И в тот момент, когда вы разделя­ете себя и другого, другой становится врагом — другой не может быть другом. Это одна из основных вещей, которую надо глубоко понять. Вам надо проникнуть в это — другой не может быть другом, другой — это враг; в самом своем бытии другим - он ваш враг.

Некоторые более заклятые, некоторые менее, но другие остаются врагами. Кто друг? На самом деле — наименьший враг, никто иной. Друг — это тот, кто по отношению к вам наименее заклятый враг, а враг — это тот, кто наименее дружественен по отношению к вам, но они стоят в одном ряду. Друг стоит ближе, враг — дальше, но все они враги. Другой не может быть другом, это невозможно, ибо с другим обязательно существует соревнование, ревность, борьба.

Вы сражаетесь также и с друзьями, воюя, конечно, по-дружески. Вы соревнуетесь также и с друзьями, потому что ваши притязания такие же, как их. Вы хотите достичь престижа и власти — они тоже хотят достичь престижа и власти. Вам бы хотелось обладать большой империей вокруг вас — им тоже. Вы боретесь за одно и то же, но только некоторые могут это иметь.

Невозможно иметь друзей в мире. У Будды есть друзья, у вас есть враги. Будда не может иметь врага, вы не можете иметь друзей. Почему у Будды есть друзья? Потому что другой исчез — теперь нет никого, кто был бы иным, чем он.

И когда другой исчезает, «я» тоже должно исчезнуть, ибо они два полюса одного и того же феномена. Здесь, внутри, существует эго, а там, вовне, существует другой — это два полюса одного феномена. Если один полюс исчезает, если «ты» исчезает, тогда «я» исчезает вместе с ним: если «я» исчезает, «ты» тоже исчезает.

Вы не можете заставить исчезнуть другого — вы можете только за­ставить исчезнуть себя: если вы исчезаете, нет и другого; когда «я» отброшено, нет и «ты». Это единственный путь.

Но когда мы стараемся, мы пытаемся сделать как раз противополож­ное — мы стараемся убить «ты». «Ты» не может быть убито, «ты» не может быть захвачено, подавлено. «Ты» остается бунтующим, ибо «ты» тоже старается убить вас: вы оба боретесь во имя одного и того же эго — он за свое, вы за ваше.

Вся политика мира — это как убить «ты» так, чтобы только «я» оста­лось и успокоилось, ибо, когда нет больше никого, когда вы един­ственны, все успокаивается. Но этого никогда не случалось и не случится. Как вы можете убить другого? Как можете уничтожить другого? Другой безграничен: вся вселенная это другой.

Религия действует через другое измерение: она пытается отбросить «я». И если «я» отброшено, нет и другого — другой исчезает. Вот почему вы цепляетесь за ваши жалобы и недовольства — они помогают существованию «я». Если ботинок жмет, тогда «я» может более легко существовать. Если ботинок не жмет, тогда нога забыта — тогда «я» исчезает.

Люди цепляются за свои болезни, цепляются за свои жалобы, цепляются за все, что жмет. И они продолжают говорить, что это раны, и они хотели бы их излечить, но глубоко внутри они продолжают поддерживать раны, потому что если все раны залечены, тогда тех, кто говорит об этом, не будет.

Только понаблюдайте за людьми: они привязываются к своим болез­ням. Они говорят о болезни, о своих отрицательных настроениях больше, чем о чем-либо другом. Послушайте их и вы увидите, что они наслаждаются разговорами об этом.

Каждый вечер я должен слушать; я слушаю много лет. Посмотрите на их лица: они наслаждаются этим, они мученики — у них болезнь, гнев, ненависть, та или иная проблема, алчность, амбиция. И посмотрите только — все это просто безумно, ибо они просят избавить их от этих вещей, но взгляните на их лица: они наслаждаются этим. И если все это действительно уйдет, чем тогда они будут наслаждаться? Если все их болезни исчезнут, если они совершенно оздоровятся и исцелятся, им не о чем будет говорить.

Люди идут к психиатрам и затем рассказывают об этих визитах: что они посетили этого психиатра и того, были у этого Мастера и того. Они действительно радуются, когда говорят: «Все они ничего не добились со мной, я все еще тот же, никто не смог меня изменить».

Они радуются этому, как если бы победили, и доказывают проигрыш каждого психиатра: все «пассы» оказались тщетными.

Я слышал об одном человеке, который был ипохондриком, постоянно говорящим о своих болезнях. Никто ему не верил, потому что он прове­рялся и осматривался всеми возможными способами, и ничего не было нарушено. Но каждый день он бежал к врачу, ибо был в серьезном затруднении.

Затем доктора стали постепенно осознавать, что если по телевизору шла реклама, и говорилось о какой-то болезни — эта болезнь немедлен­но приходила к нему. Если он читал о какой-то болезни в журнале, он немедленно бежал к врачу — он болен, совершенно болен. И он имити­ровал все симптомы.

Врач однажды сказал ему: «Не беспокойте меня так часто, ведь я читаю те же журналы, которые читаете вы, и слушаю те же телепереда­чи, что и вы. А на следующий же день вы здесь с этой болезнью».

Человек ответил: «Что вы думаете о себе? Вы что, единственный врач в городе?».

Он перестал ходить к этому врачу, но он не мог прекратить свое безумие относительно болезней. Затем он умер, ибо все должны умереть. Перед смертью он сказал жене, чтобы она написала несколько слов на мраморной плите у могилы; эти слова все еще там. Большими буквами на его надгробии выбито: «Теперь вы верите, что я был прав?».

Люди так счастливы своему несчастью. Я даже иногда думаю: если все их несчастья исчезнут, что они будут делать? Они станут настолько незаняты, что просто совершат самоубийство. Вот мое наблюдение: вы помогаете им выйти из одного, а на следующий день они уже тут как тут с другим. Вы помогаете им выйти из этого тоже, а они снова уже готовы для чего-то еще, как будто у них глубокая привязанность к несчастью. Они что-то получают из этого, это вклад — и это плата.

Что это за вклад? Вклад в том, что когда ботинок не впору, вы лучше чувствуете, что вы есть. Когда ботинок полностью подходит, вы просто расслабляетесь. Если ботинок полностью подходит, тогда не только за­бывается нога, но исчезает «я». Не может быть никакого «я» вместе с блаженным сознанием. Невозможно!

Только с несчастным умом может существовать «я»; «я» — это ни что иное, как комбинация всех ваших несчастий. Поэтому если вы действи­тельно готовы отбросить «я», только тогда исчезнут ваши несчастья. Иначе вы будете продолжать творить новые несчастья, и никто не смо­жет помочь вам, ибо вы на том пути, который является саморазруши­тельным, пораженческим.

Поэтому когда бы вы ни пришли ко мне в следующий раз с какой-то проблемой, сперва спросите себя внутри, хотите ли вы, чтобы она была решена, потому что я могу решить ее — будьте бдительны. Действи­тельно ли вы заинтересованы в ее решении или только в разговорах об этом.

Обратитесь внутрь и спросите себя, и вы почувствуете, что все ваши несчастья существуют из-за того, что вы их поддерживаете. Без вашей поддержки ничто не может существовать. Только когда вы даете этому энергию, тогда оно существует; если вы не даете ему энергию, оно не может существовать. А кто вас заставляет давать ему энергию? Даже когда вы печальны, нужна энергия, ибо без энергии вы не можете быть печальны.

Чтобы заставить случиться феномен печали, вы должны дать ему энергию. Вот почему после печали вы чувствуете себя опустошенным, исчерпанным. Что произошло? Ведь в депрессии вы ничего не делали — вы просто были печальны. Так почему же вы чувствуете себя таким исчерпанным, опустошенным? Вы должны были бы выйти из печали полным энергии, но нет.

Запомните: все негативные эмоции нуждаются в энергии, они истощают вас. А все позитивные эмоции и позитивные отношения являются генераторами энергии, они создают больше энергии и никогда не истощают вас.

Если вы счастливы, весь мир внезапно стекается к вам с энергией, весь мир смеется вместе с вами. И люди правы, когда они говорят: «Когда ты смеешься, весь мир смеется вместе с тобой. Когда ты плачешь, ты плачешь один». Это верно, это абсолютно верно.

Когда вы позитивны, все существование продолжает давать вам все больше, потому что когда вы счастливы, все существование счастливо вместе с вами. Вы не бремя — вы цветок; вы не скала — вы птица. Все существование счастливо с вами.

Когда вы, словно скала, сидите мертво со своей печалью, питаете вашу печаль — никто не с вами. Никто не может быть с вами. Тогда просто возникает разрыв между вами и жизнью. Тогда, что бы вы ни делали, вы должны зависеть от источника вашей энергии. Это будет истощающим: вы тратите свою энергию, вы истощаетесь собственным нонсенсом.

Но есть одна вещь: когда вы печальны и негативны, вы больше ощу­тите эго. Когда вы счастливы, блаженны, экстатичны, вы не чувствуете эго. Когда вы счастливы и экстатичны, «я» и другой исчезают. Вы объе­динены с существованием, не разделены — вы вместе.

Когда вы печальны, злы, гневны, двигаетесь только внутри себя и наслаждаетесь вашими ранами, смотрите на них снова и снова, играете с ними, пытаетесь быть мучеником, тогда есть разрыв между вами и существованием. Вы оставлены одни, и тогда вы ощущаете «я». И когда вы чувствуете «я», тогда все существование становится враждебным вам. Оно не становится враждебным из-за вашего «я» — оно кажется враж­дебным. И если вы видите, что каждый есть враг, вы будете вести себя так, что все должны быть врагами.

В этом мире таковости нет ни «я», ни «иного-чем-я».

Когда вы принимаете природу и растворяетесь в ней, вы идете с ней. Вы не делаете каких-либо собственных шагов, вы не танцуете свой танец, у вас нет даже маленькой песенки, чтобы спеть ее самостоятельно — песня целого есть и ваша песня, танец целого — это и ваш танец. Вы больше не отдельны.

Вы не чувствуете «я есть», вы просто чувствуете: «Целое есть, я — только волна, приходящая и уходящая, прибытие и отправление, бытие и небытие; я прихожу и ухожу, целое остается, и я существую из-за целого, а целое существует через меня».

Иногда оно принимает форму, иногда становится бесформенным: и то, и другое прекрасно. Иногда оно расцветает в теле, иногда исчезает из тела. Так должно быть, ибо жизнь — это ритм. Иногда вам надо пребывать в форме, потом вам надо отдохнуть от формы. Иногда вам надо быть активным и движущимся, волной, а иногда вы уходите в глубину и отдыхаете, недвижимы. Жизнь — это ритм.

Смерть — это не враг, это просто перемена ритма, движение к дру­гому. Вскоре вы родитесь живыми, моложе, свежее. Смерть необходима. Вы не умираете в смерти; должна быть смыта вся та пыль, которая собралась вокруг вас. Это единственный способ омолодиться. Не только Иисус воскрес — все воскресает в существовании.

Вот сейчас миндальное дерево во дворе сбросило все свои старые листья, и теперь новые листья заменят их. Так это происходит. Если дерево цепляется за старые листья, оно никогда не будет свежим, и тогда оно сгинет. Зачем создавать конфликт? Старое исчезает только для того, чтобы пришло новое. Оно уступает место, создает пространство, чтобы пришло новое. И новое всегда будет приходить, а старое всегда будет уходить.

Вы не умираете, только отпадает старый лист, чтобы создать про­странство для нового. Здесь вы умираете, там рождаетесь; здесь вы исчезаете, там появляетесь. От формы к бесформенному, от бесформен­ного к форме; от тела к не-телу, от не-тела к телу; движение — отдых, отдых — движение, это ритм. Если вы смотрите на ритм, вы не волнуе­тесь ни о чем — вы верите.

В мире таковости, в мире веры нет ни «я», ни «иного-чем-я». Тогда вас нет, и нет никакого «ты». Оба исчезли, оба стали ритмом одного. Это одно существует, это одно есть реальность, единство.

Чтобы прийти непосредственно в гармонию с этой реальностью, скажите только: «не два», когда возникают сомнения.

Это одна из старейших мантр. Всегда, когда возникают сомнения, когда вы чувствуете раздельность, когда вы видите, что двойственность закрадывается в бытие, просто скажите внутри: «не два». Но говорите это с сознанием, не повторяйте это механически.

Это проблема со всеми мантрами, а в действительности это проблема со всем. Вы можете делать это механически, тогда вы упускаете смысл: вы делаете все, и все же вы упускаете. Или вы можете сделать это с полным осознанием, пониманием, и тогда это происходит.

Когда бы вы ни почувствовали возникновение любви, скажите: «не два», иначе там вас ожидает ненависть — они едины. Когда вы ощущаете возникновение ненависти, скажите: «не два». Когда вы чувствуете страх смерти, скажите: «не два». Существует только одно.

И это высказывание должно быть вашим пониманием, оно должно быть исполнено понимания, проникновенной чистоты. И внезапно вы ощутите внутреннее расслабление. В тот момент, когда вы говорите «не два» — если вы говорите это понимающе, не повторяя механически — вы вдруг почувствуете просветление.

Кто-то оскорбил вас, и вы чувствуете себя оскорбленным — прос­то вспомните и скажите «не два», ибо тот, кто оскорбляет, и тот, кого оскорбляют, едины. Так зачем волноваться? Тот человек ничего не сделал вам — он сделал это самому себе, ибо только одно существу­ет.

Случилось так. В 1857 г. в Индии произошла революция против англичан. Однажды ночью саньясин просто проходил по улице, но он не знал, что это был военный лагерь. Поэтому его схватили, а он хранил молчание тридцать лет. Когда полиция схватила его, и англичане спро­сили: «Зачем ты здесь ходишь? Это запретная зона, сюда нельзя входить без разрешения», — он просто стоял, ибо не мог говорить. Тридцать лет он не говорил, так что же делать? И он не писал, не использовал никаких коммуникаций.

Они подумали, что этот человек пытается их обмануть, ибо он не выглядел глупым человеком, он был очень умен. Выражение его глаз, то, как он стоял. Он был красивым человеком. Он не был дураком или идиотом.

Поэтому они сказали ему: «Ответь нам, иначе мы застрелим тебя». Но он стоял так же молча, поэтому они подумали, что он, наверно, шпион и просто притворяется саньясином в оранжевой одежде, что он пытался что-то узнать в лагере и поэтому молчит. И они сказали: «Го­вори, иначе мы убьем тебя». Но он молчал, поэтому они убили его.

Он принял обет тридцать лет назад, что в своей жизни он заговорит только раз, поэтому, когда его убивали, когда английский солдат убил его штыком и штык достиг его сердца, он произнес только одно слово. Это основа, главная основа восточного понимания мудрости; это слово из Упанишад. Он сказал: «Тат твам аси» — «то есть ты», и умер.

Вы есть также то — единое. Убийца и убитый едины, так зачем волноваться? Зачем принимать точку зрения? Почему бы не растворить­ся в другом? Ведь другой — это тоже я; и другой, и я есть также и то — только одно существует.

Никто не мог понять, что он говорил, ибо он произнес слово на санскрите: «тат твам аси». Но качество умершего человека было таково, что даже убийцы осознали, что сделали что-то плохое. Потому что они никогда не видели шпиона, умирающего так. Шпион — это просто шпион; но блаженство и энергия, которые высвободились, когда этот человек умер, были огромны. Каждый в лагере почувствовал, будто внезапно ударила молния.

После тридцать лет молчания так и должно быть, если вы произно­сите слово: так много энергии — тридцать лет молчания в одном слове, «тат твам аси», оно стало атомным, оно взорвалось. Все люди, даже спавшие в палатках, почувствовали, что нечто произошло, но уже было слишком поздно. Тогда они пошли искать брамина, чтобы узнать, что сказал саньясин. И они узнали, что он сказал предельное: «то есть ты» — «тат твам аси» — существует только одно.

Всегда, когда вы сталкиваетесь со смущением, сомнением, разделе­нием, конфликтом; всегда, когда вы просто собираетесь выбирать что-то, вспомните: «не два». Сделайте это глубокой мантрой, постоянно звучащей внутри вашего существа. Но помните: это должно быть сдела­но с пониманием, с осознанием, иначе вы можете говорить «не два, не два, не два» — а продолжать делать «два». И они станут отдельными двумя вещами, они никогда не встретятся.

Это то, что я подразумеваю, когда говорю «механически». Механи­ческое означает, что на одном уровне вы говорите прекрасные вещи, а на другом продолжаете делать все безобразные вещи. На одном уровне вы говорите, что каждый божественен, а на другом вы остаетесь «я» — борющимся, насильственным, агрессивным.

Агрессия не только в войне, не только в том, что вы убиваете челове­ка. Агрессия так тонка, что она даже в ваших жестах. Вы имеете внеш­ность, и если вы разделены на «я» и «ты», ваша внешность агрессивна.

Я слышал, однажды случилось так, что заключенного привели к надзирателю тюрьмы, а этот заключенный был идеальным. За пять лет на него не было ни одной жалобы, и тюремное начальство подумывало об его освобождении. Он был убийцей и провел в тюрьме всю жизнь, но пять последних лет он был таким хорошим заключенным, таким при­мерным, что каждый год получал приз лучшего заключенного. Но нео­жиданно он бросился на своего соседа по камере и сильно избил его, поэтому его и вызвали.

Даже надзиратель был удивлен и спросил: «Что случилось? Ведь пять лет, мы наблюдали за тобой, и я никогда в жизни не видел такого хоро­шего, тихого и послушного заключенного, как ты. Мы даже думали о твоем освобождении. Что теперь вдруг произошло? Зачем ты бросился на соседа по камере? Зачем ты начал его избивать?»

Человек стоял с опущенной головой, очень смущенный. И он сказал: «Это произошло потому, что мой сосед по камере сорвал листок кален­даря, а была моя очередь».

У них в камере был календарь, и это была единственная вещь, кото­рую они могли делать, единственное действие, которое им разрешалось. Поэтому они его поделили: один день листок отрывал один человек, на другой день — второй. И человек сказал: «Сегодня была моя очередь, листок оторвал он». Если вы агрессивны, даже это может стать проблемой. И он избил соседа так сильно, что мог убить его, просто голыми руками, а ведь проблема была очень простой. Но вы не понимаете, если действительно думаете, что это простая проблема — она не такова. Живя в камере пять лет, ничего не делая, накапливаешь так много энергии, что даже малень­кая вещь может стать очень большой.

И это происходит со всеми вами. Всегда, когда вы бросаетесь на своего друга, жену, мужа; всегда, когда вы гневаетесь, думаете ли вы когда-ни­будь о том, что действительная причина — это такая маленькая вещь — просто отрывание листка с календаря. Вы накопили гнев вне всяких пропорций — и агрессия выходит наружу.

Когда бы это ни случилось, повторите не механически, а сознательно: «не два», и вы ощутите неожиданное осознание глубоко внутри сердца. Скажите «не два» — и нет выбора, нечего выбирать: любить или не любить. Тогда все в порядке, и вы можете благословлять все; тогда, куда бы ни повела вас жизнь, вы идете. Вы верите жизни.

Если вы говорите «два», тогда вы не верите. Вера возможна только если «я» и целое едины. Иначе как возможна вера? Вера — это не интел­лектуальная точка зрения, не отношение. Это тотальный ответ тому чувству, что только одно существует, не два. Сделайте это своей мантрой, научитесь этому у Сосана.

Всякий раз, когда вы чувствуете сомнение, смущение, разделение, приближающийся конфликт, повторите это тихо и глубоко. Сначала осознайте конфликт, затем повторите тихо: «не два» и смотрите, что происходит — конфликт исчезает. Даже если на единственное мгнове­ние он исчезает, это великий феномен. Вы расслаблены, внезапно нет ни одного врага в мире, внезапно все едино. Это семья и целое блаженствует с вами.

В этом «не два» ничто не отделено, ничто не исключено. Не имеет значения, когда или где, но просветление означает вхождение в эту истину.

Истина в не двух. Просветление означает вхождение в эту истину не двух. Продолжайте испытывать это столько, сколько сможете; продол­жайте ощущать это настолько, насколько можете. В течение двадцати четырех часов в сутки есть возможности и возможности — неограничен­ные возможности. Нет нужды упускать их.

При каждой возможности, всегда, когда вы чувствуете некоторое внутреннее напряжение, скажите «не два» и расслабьте все тело. И смотрите внутрь на то, что происходит, когда вы говорите «не два». Никакая мантра не может быть так глубока, как эта. Но это не то же, что произнесение «ом, рам». Нет, это не то же, что произнесение «рам, рам, рам».

Всегда, когда есть возможность разделения, когда вы чувствуете, что сейчас вы разделитесь, что сейчас вы на грани выбора, избирания этого вопреки тому, предпочтения этого вопреки тому, когда вы чувствуете, что приближается возможность и возникает напряжение, скажите вне­запно «не два» — и напряжение отойдет, и энергия будет сублимирова­на. Эта сублимированная энергия становится блаженством.

Есть два способа, которыми можно работать с внутренней энергией. Один из них: когда возникает напряжение, облегчить его. Это то, как работает секс. Это мера безопасности, ибо энергии может накопиться так много, что вы можете просто взорваться, вы можете умереть от этого. Поэтому просто чтобы быть в безопасности, природа сделала автомати­ческое устройство в теле: всегда, когда в теле слишком много энергии, вы начинаете чувствовать сексуальность.

Что происходит? Есть центр, который индуисты назвали третьим глазом. Когда энергия достигает третьего глаза, когда ее слишком много и вы ею наполнены, она ударяет в третий глаз, и вы начинаете чувство­вать, что нечто должно быть сделано. Этот третий глаз индуисты назвали аджна чакра, центр приказаний, повелений, место, откуда тело получа­ет приказы.

Всегда, когда энергия доходит до третьего глаза, тело немедленно чувствует, что нечто надо делать. Если вы не делаете ничего, вы почув­ствуете удушье. Вы почувствуете себя так, будто вы в туннеле и хотите выйти из него — вам тесно. Что-то надо немедленно сделать.

Природа приготовила внутренний процесс: центр третьего глаза не­медленно ударяет в сексуальный центр, они соединяются, и вы начина­ете ощущать сексуальность. Чувство сексуальности — это просто ус­тройство для освобождения энергии. Вы занимаетесь любовью, энергия выбрасывается, и вы чувствуете расслабление, облегчение. Это один способ использования вашей энергии — вы чувствуете счастье через облегчение.

Есть другой способ использования энергии: когда ее становится слишком много, не выпускайте ее, а просто скажите: «Не два. Я один со вселенной». Куда ее выпускать? С кем заниматься любовью? Куда ее выбрасывать? Ее некуда выбрасывать — я один со вселенной. Когда вы ощущаете, что энергии слишком много, просто скажите «не два» и оста­вайтесь расслабленными. Если вы не выбрасываете ее из третьего глаза, она начинает выходить выше третьего глаза. Там, в голове, есть послед­ний, седьмой центр, который индуисты назвали сахасрара, тысячелепестковый лотос. Когда энергия достигает сахасрары, есть блаженство; когда энергия достигает сексуального центра, есть счастье.

Счастье может быть только моментально, ибо облегчение может быть моментальным; облегчаясь, вы завершили нечто, вы не можете продолжать облегчение. Напряжение облегчено, тогда энергия ушла. Но бла­женство может быть вечным, ибо энергия не выпускается, а сублими­руется. Центр облегчения — это секс, первый центр, а центр сублима­ции энергии — это седьмой, последний.

И помните: оба есть два конца одного энергетического феномена — на одном конце секс, на другом конце сахасрара. Из одного энергия просто выпускается, и вы ощущаете облегчение, потому что теперь ничего не надо с энергией делать — вы идете спать. Вот почему секс помогает сну, и люди используют его как успокоительное, как снотвор­ное.

Если вы идете к другому пределу, где энергия сублимируется — ибо там нет никого другого, кому можно ее выбросить, потому что вы есть Целое — тогда открывается тысячелепестковый лотос. Это говорится просто для того, чтобы сказать, что у него бесконечное число лепестков; он открывается — и он продолжает открываться и открываться. Это­му нет конца, ибо энергия продолжает двигаться в него, продолжает сублимироваться. Тогда есть блаженство, а блаженство может быть веч­ным.

Человек должен прийти от секса к сверхсознанию. Этот тысячелепе­стковый лотос — центр сознания, поэтому, когда вы вновь почувствуете сексуальность, скажите «не два» — понимающе, сознательно, алертно — скажите «не два» и отдыхайте. Не становитесь беспокойным и взвол­нованным — отдохните и скажите «не два».

И внезапно вы почувствуете, что что-то происходит в голове: энер­гия, которая использовалась для падения вниз, движется вверх. И если она касается седьмого центра, она трансформируется, сублимируется. Тогда вы становитесь все более и более энергичны, и энергия — это наслаждение, энергия — это экстаз. Тогда нет нужды выпускать ее, ибо теперь вы есть океаническое я, бесконечное. Вы можете впитать беско­нечное, вы можете впитать целое, и все же еще останется место.

Это тело тесно. Ваше сознание не тесно, ваше сознание так же без­гранично, как небо. В этом теле вы не можете нести много, это тело просто маленькая чашка: немного больше энергии — и чашка перепол­нена. Ваш секс — это переполнение чашки, тесного тела. Но когда от­крывается сахасрара, тысячелепестковый лотос в вашей голове, он про­должает открываться и открываться — этому нет конца. Если целое влилось в вас, все же в вас еще остается бесконечное пространство.

Говорят, что Будда больше вселенной. Вот смысл этого: его тело не больше, чем вселенная, это, конечно, само собой разумеется, но Будда больше, чем вселенная, ибо лотос раскрылся. Теперь эта вселенная ничто: миллионы вселенных могут впасть в него и быть впитаны, а он может продолжать расти.

Он совершенен и все же продолжает расти. В этом парадокс, ибо мы считаем, что совершенство не может расти, но совершенство тоже рас­тет. Оно растет, чтобы быть еще совершеннее, и совершеннее, и совер­шеннее. Оно продолжает расти, ибо оно бесконечно.

Это та пустота, о которой говорит Будда — шуньята. Когда вы пус­ты, Целое падает в вас, и все же остается еще бесконечное место. Там больше места — много вселенных может прийти и впасть в вас.

В этом «не два» ничто не отделено,

ничто не исключено.

Не имеет значения, когда или где,

но просветление означает вхождение

в эту истину.

И эта истина за пределами

расширения или сокращения

во времени или пространстве.

Эта истина за пределами расширения или сокращения во времени или пространстве. Для этой истины время и пространство не существу­ют, она ушла за их пределы. Она не окрашена теперь ничем — ни временем, ни пространством. Она больше чем пространство, и больше, чем время.

В ней единственная мысль — это десять тысяч лет.

Это просто способ сказать, что в ней единственный момент — это вечность. Будда не живет во времени, не живет в пространстве. Его тело движется, мы можем видеть его тело, но тело — это не Будда. Будда — это сознание, которое мы не можем видеть. Его тело рождается и умира­ет; его сознание никогда не рождалось и никогда не умрет. Но мы не можем видеть это сознание, а это сознание и есть Будда.

Это просветленное сознание — самый корень всего нашего сущест­вования, и не только корень, но также и его цветение. И время, и пространство существуют в этом сознании, но это сознание не сущест­вует во времени и пространстве. Вы не можете сказать, где находится это сознание: где — это не важно — оно везде. Скорее наоборот, будет луч­ше сказать, что «везде» пребывает в нем.

Мы не можем сказать, в какой момент времени существует это про­светленное сознание. Нет, это невозможно сказать. Мы можем только сказать, что все время существует в этом сознании. Это сознание больше и так должно быть. Почему это должно быть так?

Вы смотрите на небо, и небо безгранично; но смотрящий, свидетель безграничнее, иначе как вы можете смотреть на небо? Видящий должен быть больше видимого — это единственный способ.

Вы можете наблюдать время, вы можете сказать: «Это утро, а сейчас день, а сейчас вечер. И одна минута прошла, и один год прошел, и один век прошел». Этот наблюдатель, это сознание должно быть больше, чем время, иначе как оно может наблюдать? Наблюдатель должен быть больше наблюдаемого.

Вы можете видеть пространство, вы можете видеть время — тогда этот видящий внутри вас больше и того и другого. Если произошло просветление, тогда все есть в вас: все звезды двигаются в вас, миры вырастают из вас и растворяются в вас, ибо вы — целое.

Дата добавления: 2015-08-13