Согласен 3 страница

— Где ты, черт подери?

— Что-что?

— Где ты, говорю, черт подери?

— В своей машине.

— Не ври мне. Ты ведь в Барселоне, верно? Я едва не рассмеялся вслух:

— Да я же в своей машине. Как раз отъезжаю от «Траффорд Центра».

Но отец-командир не внимал моим словам:

— Мой приятель видел тебя в барселонском аэропорту.

Что я тут мог сказать? Я описал ему автостоянку в «Траффорд Центре», рассказал, в каких отделах побывал. Последовала длинная пауза: — Хорошо. До свидания.

Позже я узнал, что за пять минут до того, как связаться со мной, шеф звонил Гэри, чтобы узнать, где я нахожусь, и рассказать, какие слухи до него дошли. После всего того, о чем мы говорили на встрече, состоявшейся чуть раньше, в то же утро, Гэри только и оставалось положить телефон и подумать про себя: «Дэйв, после всего, что произошло, прошу тебя, пожалуйста, не будь в Испании».

Такими вот немыслимыми, почти сверхъестественными, оказались в этом сюжете ядовитые стрелы клеветы. Я не мог поверить в нашу только что состоявшуюся телефонную беседу с шефом. Да, он знает кучу людей по всему Манчестеру и знает все, что касается его игроков. Все, кому не лень, постоянно рассказывают ему массу вещей и непременно утверждают, будто они сами это видели или слышали. Вот кто-то из них только что и ляпнул ему, как я выходил из самолета в Барселоне. Проблема с такими историями состоит в том, что в действительности они не могут не заводить шефа, причем независимо от того, верны они или нет. А это никак не помогает ни мне, ни кому бы то ни было еще, кого касаются подобные выдумки. Не думаю, что с чисто профессиональной точки зрения я мог бы устроить свою жизнь лучше: ведь я всегда следил за собой, проявлял осторожность в таких вещах, как выпивка или слишком позднее возвращение домой, и прочее. Когда я езжу в Лондон, чтобы повидаться со своей семьей и друзьями, то никогда не допускаю, чтобы такие вояжи мешали моей работе. Если игра назначена на субботу, то вечер среды — крайний срок, когда я могу себе позволить вернуться в Манчестер. Тем не менее, слухи, приведшие к той распре, которая, как я надеялся, подошла к концу, убедили отца-командира, будто я чуть ли не через день разъезжаю туда-сюда по автостраде Манчестер-Лондон. Он не обозлился на меня просто так или исключительно из-за моих поездок — в этом я не сомневался, — но только по причине его искренней убежденности в том, что жизнь, которую я веду вне футбола, мешала достижению успеха там, где это действительно имело значение, мешала одерживать победы в играх за «Юнайтед». И никакие слова в свое оправдание не могли убедить его в собственной неправоте. Потому единственное, что я мог сделать для восстановления прежних отношений, это играть, и играть хорошо.

Тем временем мы были на подъеме. Клубный чемпионат мира оказался полезным перерывом, позволившим нам передохнуть от напряженных выступлений в премьер-лиге, и, как мне кажется, мы возвратились из Бразилии, чувствуя себя действительно сильными. После встречи в Лидсе я вернул себе место в команда, и в период между этой игрой и концом сезона мы в лиге свели только два матча вничью и выиграли все остальные. В итоге мы с большим запасом финишировали в ранге чемпионов, опередив на восемнадцать очков «Арсенал», и такой разрыв в верхней части таблицы красноречиво говорил обо всем. За год мы проиграли только три встречи, и никто не был в состоянии с нами конкурировать. Разумеется, визит в Бразилию заранее подразумевал, что мы не сможем защитить Кубок федерации. Но, как потом оказалось, самое большое разочарование этого сезона состояло и другом: мы не защитили и свой титул в лиге чемпионов. Наш опыт в европейских турнирах свидетельствовал, что мы научились преодолевать групповую стадию, даже если проигрывали какой-нибудь матч или не показывали лучшую игру. Однако, как только мы выходили в ту стадию, где поражение означало нокаут, все менялось: там надо было играть в настоящий кубковый футбол и обязательно выигрывать, причем не у середнячков, а у некоторых лучших команд. Так, в четвертьфинале кубка чемпионов 2000 года мы по жребию вытянули в качестве противника мадридский «Реал».

Первую из предусмотренных двух встреч, проходившую на стадионе «Сантьяго Бернабеу», мы свели вничью 0:0. Они временами показывали великолепный футбол, но мы имели шансы победить (против «Реала» у тебя всегда бывают такие шансы) и отыграли хорошо. Гол на выезде, забитый в тот вечер в Испании, сделал бы ситуацию совсем иной. Но и так все выглядело неплохо, и ребята действительно с нетерпением ждали их приезда на «Олд Траффорд». Мы считали, что вполне можем сокрушить их. Так же думали и наши болельщики. Точно так же считала пресса. Но не мадридский «Реал». Это было еще перед тем, как в их команде появились Зидан, Фигу и Роналдо! Но «Реал» и тогда имел в своем составе отличных футболистов (помнится, шеф сказал, что. по его мнению, Рауль является лучшим в мире игроком на своей позиции). И они забили в Манчестере превосходные голы и задавили нас прежде, чем мы смогли по-настоящему заиграть. Вроде бы в проигрыше такой команде не было никакого позора. Ведь они продолжали одерживать победы и в конце концов выиграли весь турнир. Но мы были раздавлены. У нас имелся шанс, но мы им не воспользовались.

Немного похоже выглядела первая половина нашей встречи в Мадриде, проходившей в 2003 году: они доминировали все время точно так же, как это было на «Олд Траффорде» в первые пятнадцать минут после перерыва, когда у них, казалось, выходило буквально все, чего они хотели, а мы не могли даже подобраться к ним. Помню, как их левый полузащитник, аргентинец Редондо, пробил невероятно подкрученный мяч таким образом, чтобы тот пролетел мимо Хеннинга Берга. Получился идеальный навес, и Раулю оставалось только подставить ногу, чтобы вбить его в сетку. Это было просто блестяще. Мы получили в свои ворота один гол в первой половине встречи, затем Рауль забил свой второй мяч и не успел завершиться час игры — которая, нам казалось, никогда не кончится, — как мы проигрывали уже 0:3. За последние полчаса мы. правда, едва не отыгрались: сначала забил я, потом Скоулзи реализовал пенальти — но они продержались и прошли дальше, а мы вылетели.

Хотя мой гол в тот вечер никак не компенсировал поражения, но я был им доволен. Ведь прежде, чем резким ударом послать мяч в верхний угол, я смог пробросить его далеко за спину Роберта Карлоса и обежать его. Мне довелось несколько раз играть против этого футболиста — и в матчах «Юнайтед» с мадридским илом», и во встречах сборных Англии и Бразилии. Все говорят о том, как здорово Роберто Карлос, и он неоднократно это доказывал — а в тот вечер особенно, — что умеет и защищаться. На самом деле, Роберто — лучший левый задний игрок в мировом футболе. Кое-кто заявляет, что за его спиной остается слишком много места, потому что он все время рвется вперед, но этот парень может дать противникам пять и даже десять ярдов форы и все равно успеть вернуться, чтобы выполнить свой фирменный подкат. Мне всегда нравилось играть против него; он всегда оставался Роберто Карлосом — будь то в мадридском «Реале» или в сборной Бразилии. Ты знал, что тебе и твоим товарищам по команде предстоит действовать против одного из лучших футболистов в мире.

После вылета из числа претендентов на Кубок европейских чемпионов важно было не рассиживаться, испытывая жалость к себе, как бы отчаянно мы ни хотели снова добыть этот почетнейший трофей. Думаю, одной из наших сильных сторон, всегда отличавшей «Юнайтед» от прочих команд, было то, каким образом мы реагировали на поражения. Требуется особый командный дух чтобы в ходе турнира команда ничем не выказывала, что ее обыграли. И после того как мы проигрывали какой-то матч, все знали, что, какое бы большое разочарование нас ни постигло, каждый из футболистов «Юнайтед» будет к следующей встрече готов восполнить понесенный урон. Это именно тот дух, который снова и снова зовет разных спортсменов, выступающих в форме «Манчестер Юнайтед», идти вперед и добиваться длинных беспроигрышных серий (наподобие удавшейся нам в 1999/2000 годы) и побеждать в чемпионатах. Очень многое делает для этого наш отец-командир. Да и весь тренерский состав в «Юнайтед» еще со времен Нобби Стайлза и Эрика Харрисона всегда умел вдохновить спортсменов на подобное отношение к игре. И мы также, еще выступая в молодежном кубке и полулюбительском футболе, всегда демонстрировали свою способность выбираться из самых трудных ситуаций как в ходе отдельных игр, так и после серьезных поражений.

Это качество можно назвать упорством или, если хотите, непокорностью. Мы закончили сезон 1999/2000 годов в качестве чемпиона премьер-лиги. Нежелание соглашаться ни на какое место, кроме первого, сила эмоции и неукротимое желание — все эти качества образуют собой психологический портрет нашего клуба. В «Юнайтед» профессиональное отношение к делу пронизывает все, что мы делаем. Думается, я не открою никакого секрета, сказав, что особенно сильно, особенно очевидно эти свойства проявляются среди той группы игроков, которые вместе росли и воспитывались в девяностые годы: это я, братья Невиллы, Пол Скоулз, Райан Гиггз и Ники Батт. Рой Кин нередко доводил нас, со смехом говоря о «наборе 1992 года», но он, как никто другой, принадлежит к тем спортсменам, которые умеют распознать в других игроках своей команды бойцов, всегда готовых сражаться.

Среди нас существовало такое ощущение близости, что я не думаю, чтобы его удалось когда-либо купить или воспроизвести. Оно еще и росло со временем, потому что все мы так долго находились вместе в «Юнайтед». Мы полностью верили друг в друга. Ни один из нас не позволял себе чрезмерно увлечься или выпячивать свою индивидуальность. И не было для нас большего греха, чем подвести друг друга. А еще у нас всегда была одна общая черта: мы жили ради того чтобы играть в футбол, и не просто играть, а за «Манчестер Юнайтед». В последние годы, особенно после того как мы не сумели завоевать никаких трофеев или титулов в 2002 году, некоторые ученые мужи и даже отдельные приверженцы «Юнайтед» начали говорить о том, что, пожалуй, пришло время, когда лучше всего было бы раздробить «набор 1992 года». Как все знают — некоторым теперь пришлось покинуть эту группу, но что касается других, я искренне убежден, что клуб рисковал бы в таком случае потерять многие из тех качеств — и в первую очередь свой дух, дух «Юнайтед», — который создан для его успеха. Эти качества — из разряда тех, которыми располагают лишь немногие команды, и в «Манчестер Юнайтед» их было бы просто невозможно заменить.

Немцы

«Идите и получайте удовольствие от игры…

Они хорошая команда, но мы — лучше».

Как мне кажется, для многих зачастую перестает иметь значение, что футбол — игра командная. Когда дела идут не так, как надо, то вину за это всегда должен кто-нибудь взвалить на себя — или ее взвалят на него другие. Возьмем, к примеру, выступления сборной Англии. В чемпионатах мира последних лет таким человеком в 1998 году был я, а потом, в 2002 — Дэйв Симэн. Что касается европейского чемпионата 2000, то игроком, который стал козлом отпущения за то, что показанный нами результат не совпал с ожиданиями публики, сделали Фила Невилла. Складывается впечатление, что для СМИ и для некоторых болельщиков в каждом крупном турнире всегда должен отыскаться герой или же злодей. Я вовсе не говорю, что у людей нет законного права высказывать собственное мнение насчет сборной Англии или отдельных ее футболистов. Тем не менее, иногда становится интересно, а понимают ли эти люди, что слова, которые они произносят или пишут о нас, западают в память и оказывают свое действие. Футболисты могут порой заявлять, что они не читают газет и не слушают радио, но, уж поверьте, мы все отлично знаем, когда нас честят в хвост и в гриву. И какими бы сильными мы ни старались при этом быть — или хотя бы казаться, — но подобные тексты всегда оставляют несмываемый след и на нашей вере в самих себя и на психологических установках.

Конечно же, стремление отыскать положительную — или отрицательную — фигуру присуще футболу не только на международном уровне. Был осенью 2002 года такой период, когда «Юнайтед» действовал далеко не так, как хотелось бы. Для этого имелась масса причин, среди которых можно упомянуть не только травмы и дисквалификацию ведущих игроков, но и тот факт, что команда в целом отчасти утратила уверенность и необходимый уровень концентрации. У меня были собственные проблемы, речь о которых я поведу позже. Но некоторые люди почему-то решили, что во всем этом виноват Райан Гиггз. Никто в нашей раздевалке — ни футболисты, ни персонал — так не считал. Но изрядная часть зрителей, регулярно приходивших на «Олд Траффорд», была недовольна нашими выступлениями, а газеты и радио, естественно, уцепились за это и быстро нашли виноватого. Для всех игроков и, наверняка, для самого Райана такие упреки оказались полной неожиданностью, тем более что болельщики «Юнайтед» многие годы проявляли себя с самой лучшей стороны, я бы даже сказал, потрясающе. А особенно лояльно и одобрительно относились они к «доморощенным» ребятам, которые пришли в клуб еще мальчиками и воспитывались при нем чуть ли не с футбольных пеленок.

Но как только газеты раздули из этого целую историю, большинство приверженцев «Юнайтед» не просто отстали от Гиггзи, но и поддержали его. Возможно, у него в тот период и был спад формы, но никто из тех, кто хоть мало-мальски разбирался в футболе, не сомневался, что в его лице мы имеем игрока мирового класса. Более того, никто из приверженцев «Манчестер Юнайтед» ни на секунду не усомнился в Гиггзи только потому, что команда в целом мало забивала и вообще действовала не так, как от нее ждали. Разумеется, у меня и в мыслях нет, что болельщики не имеют права высказывать свое мнение о «Юнайтед» и отдельных игроках клуба; в конце концов, это ведь именно от них зависят заработки футболистов и всех остальных, кто трудится на «Олд Траффорде». Футболисты должны соответствовать самым высоким ожиданиям своих болельщиков — в этом и состоит их работа. Однако когда все наезжают на одного спортсмена, то этого я просто не понимаю. Ведь тем самым ситуация становится еще более трудно разрешимой — и для данного игрока, и для остальной команды. Вообще-то, я бы сказал, что зрительская аудитория «Олд Траффорда» более терпима, чем на большинстве остальных стадионов. Она понимает игру и понимает игроков. Настоящие болельщики «Юнайтед» знали, что к Гиггзи вернутся его легкость, результативность, и он действительно доказал это в течение последних шести месяцев того сезона, когда в конечном итоге мы победили в премьер-лиге.

Вообще, если говорить об Англии в целом (по крайней мере, с тех пор как я всерьез занимаюсь футболом), то там всегда наблюдается одна и та же тенденция: как только команда начинает прихрамывать, всю вину взваливают на плечи одного человека. А уж когда подумаешь, что есть еще и международный уровень, где мы представляем нашу страну, а не только свои клубы, и что каждый раз, когда мы гоняем мяч на каком-то крупном турнире, миллионы болельщиков наблюдают за этим по телевизору, то понимаешь: в этом случае оказаться козлом отпущения и виновником всех бед страны — болезненно и оскорбительно. Помню, когда мы были помоложе, некоторые из нас, участвуя в подготовке к выступлениям за сборную Англии, говорили — вроде бы наполовину шутя — о том, кто же будет расхлебывать кашу на сей раз, если мы продуем. Однако теперь, оглядываясь назад, понимаешь, что это вовсе не было смешно — даже наполовину. Думаю, когда кого-то заставляли отдуваться за всех, то тем самым копали яму не только для конкретных ребят, выбранных в качестве мальчиков для битья, — это вредило и команде Англии в целом. А возможно, и до сих пор продолжает вредить.

На игроков сборной Англии всегда оказывается психологическое давление, и мне это понятно — я ведь тоже патриот. Я болею за Англию и хочу, чтобы мы как страна добивались всяческих успехов. Но, на мой взгляд, в мировых и европейских чемпионатах это давление иногда запугивает игроков и не позволяет им испробовать новинки, заставляя избегать всякого риска и подлинного самовыражения. Страх перед неудачей и память о том, что, к примеру, приключилось в 1998 году со мной или с Филом Невиллом после турнира «Евро-2000», остается сидеть в головах отдельных игроков. Взгляните на Бразилию — их парни спокойны, что бы ни случилось. Помню, как в ходе четвертьфинала на чемпионате мира 2002 года я посмотрел на поле (это было в тот момент, когда мы вели 1:0) и увидел Роналдо смеющимся и перебрасывающимся шутками с рефери.

Конечно, практически ни один из ведущих бразильских игроков не должен после окончания ответственного турнира возвращаться в Бразилию и выступать на следующий сезон в своем клубном футболе. Возможно, это помогает им не особенно волноваться насчет того, что может с ними случиться, если дела их сборной сложатся на нем не так, как надо. Зато игроки главной английской команды отлично знают, какие тумаки могут обрушиться на них у себя на родине, и я искренне убежден, что озабоченность этими возможными последствиями сдерживает кое-кого из нас и мешает развернуться в полную силу. А если учесть, через какую бурю недоброжелательности пришлось пройти мне самому, то нет ничего удивительного в том, какие мысли бродили у меня в голове, когда я попал домой после чемпионата мира 2002 года. Скажем, что наговорили бы и настрочили обо мне, промажь я тот одиннадцатиметровый против Аргентины? Возможно, я здесь не совсем прав. Во всяком случае, с другими парнями-сборниками я на этот счет не беседовал. Просто у меня в самом есть такое чувство, что в самых ответственных, действительно решающих играх страх перед неудачей иногда останавливает нас, не позволяя действовать на полную катушку и показать все, на что мы способны и чего ждут от нас болельщики. Но по тем или иным причинам турнир «Евро-2000» прошел совсем не так, как нам всем того хотелось. Часть вины за это взял на себя Фил Невилл. Кевин Киган тоже стал объектом множества критических выступлений. Но благодаря тому командному духу товарищества, который создал Кевин после своего прихода на пост старшего тренера сборной Англии, все мы чувствовали, что и у нас рыльце в пуху. А это означало нашу общую готовность взять на себя ответственность за то, что Англия оказалась выбитой из этого европейского первенства на такой ранней стадии. И хотя наша команда переживала трудные времена еще в отборочный период, мы все же уезжали на основной турнир с надеждами на успех. Перед прибытием в Бельгию и Голландию в нашем тренировочном лагере во Франции было намного больше спокойствия и непринужденности, чем в том, который организовал Гленн Ходдл за два года до этого, перед мировым чемпионатом. Ко времени начала европейского турнира все мы испытывали настоящее воодушевление и с нетерпением ждали его открытия.

Если вы посмотрите на стартовые двадцать минут нашей первой игры против Португалии, проходившей тем летом в Эйндховене, то наверняка согласитесь, что мы находились в надлежащей форме и надлежащем настроении. Нам противостояла превосходная команда, в которой выступали игроки мирового класса наподобие Луиша Фигу и Руи Кошты, и они с первых минут стали оказывать на нас чувствительное давление. Но каждый раз, когда мы переходили на их половину поля, всем казалось, что мы вполне можем забить. И действительно, я сделал парочку хороших навесов, первый из которых удачно замкнул Пол Скоулз, а после второго отлично сработал Стив Макманаман. В результате, прежде чем у кого-либо из нас было время по-настоящему почувствовать игру и распробовать ее на вкус, мы уже вели 2:0. Честно говоря, нас самих удивило положение, в котором мы оказались. Надо было просто продолжать начатое и доводить игру до победного конца, но почти сразу же после нашего второго гола Фигу прошел вперед и издали вбил неотразимый мяч в верхний угол ворот, после чего все переменилось. События стали развиваться совсем не по тому сценарию как надо было нам. А непосредственно перед самым перерывом они сравняли счет. Потом Майкл Оуэн покинул поле из-за травмы, за ним последовал Стив Макманаман. И португальцы смогли во втором тайме забить победный гол.

Для нейтрального наблюдателя это была великолепная встреча. Но для нас, равно как и для английских болельщиков, она оказалась весьма неутешительной. Играть столь уверенно, как мы действовали вначале, и забить два хороших гола, а затем упустить нити игры и продуть уже, казалось бы, выигранный матч — это было невероятно обидно. И тот факт, что на отдельных отрезках мы показывали хороший футбол и уступили не лишь бы кому, а превосходной команде, нисколько не ослабил оказанное на нас давление. К примеру, хотя сам я считал, что провел эту встречу очень прилично, после ее окончания я тоже чувствовал себя по-настоящему подавленным: поражение со счетом 2:3 было совсем не тем началом турнира, на которое мы надеялись. В течение нескольких минут после финального свистка я как бы отключился и отрешенно погрузился в себя. Пожалуй, мне следовало тогда поднять голову повыше и даже ожесточиться, потому что пока я, понурившись, брел с поля, меня ждала неприятность.

Виктория специально приехала в Голландию на эту встречу. Разумеется, она хотела тем самым поддержать меня, но, с другой стороны, я хорошо помню, как занервничал из-за нее перед введением мяча и игру с центра поля. Вообще-то всем футболистам сказали, что наши родственники будут размещены в безопасной огороженной зоне, но этого не случилось. Я осмотрелся вокруг в надежде увидеть ее среди зрителей и убедиться, что Виктория — в безопасности. Она сидела вместе со своим отцом, и, как я потом узнал, у них были проблемы до и после матча: их толкали и оскорбляли люди, называвшие себя болельщиками Сборной Англии. Могу лишь сказать, что моя жена никогда больше не поедет на матч такого уровня при подобных обстоятельствах.

Некоторые из таких же точно идиотов поджидали и меня, когда я покидал поле. Направляясь к туннелю уже после того, как настоящие английские болельщики приветствовали нас аплодисментами, я столкнулся с несколькими мрачными типами, которые сидели па местах, расположенных за навесами для запасных. Они начали наезжать — сначала на меня, потом на Викторию. А затем — и это самое ужасное — стали кричать, разные гадости о Бруклине. Когда я вспоминаю, о чем они вопили, мне и сегодня делается плохо и что-то тянет в животе. Я был в бешенстве, но кусал себе губы, только бы не сорваться. Да и что тут можно поделать? Остановить их словоизвержение невозможно. Я только показал им средний палец и отправился прямиком вниз, к раздевалкам.

Начиная с турнира «Франция-98», случаи наездов на меня стали настолько частыми, что я почти научился жить с этим. Само собой разумеется, это всегда травмировало душу, но я, как мне кажется, научился не замечать таких нападок. Но вот что действительно шокировало меня, так это поток грязи, обрушившийся на нас, с тех пор как мы с Викторией поженились и образовали семью. Вместо уважительного отношения к себе, эта перемена статуса, как мне показалось, только ухудшила наше положение. Хотелось бы спросить людей, которые нас оскорбляли, почему они это делали, что ими двигало. Зависть? Презрение? Или они не могли найти себе лучшего занятия? Я знаю только одно — в тот день в Эйндховене, после того как я провел на поле девяносто минут, выступая в составе сборной команды Англии, и мы не смогли показать в этом матче хороший результат, моя охрана явно огорчилась. Что же касается слов, которые произносили те гнусные типы, то они только травмировали меня и вызвали чувство отвращения. И поскольку я был настолько потрясен и даже шокирован ими, то не мог не отреагировать.

К тому времени, когда я вместе с остальной командой спустился в туннель, для меня лично весь этот неприятный эпизод казался законченным. Мне повезло в том, что когда мы покидали поле, Кевин Киган находился всего в нескольких шагах позади меня. Он слышал каждое словечко, которое эти типы изрыгали в мой адрес, но ничего не сказал на сей счет, когда мы очутились в раздевалке. Гораздо важнее для всех было поговорить о только что проведенной встрече и начать настраиваться на следующую, против Германии, которая ждала нас в Шарлеруа. Я переоделся и вместе с другими парнями прошел в автобус. Оттуда позвонил Виктории, и она стала рассказывать мне, что происходило с нею и Тони, когда они сперва подходили к трибунам, а потом покидали их. По-моему, я даже не успел доложить ей, какие гадости кричали мне, когда по проходу приблизился Пол Инс:

— Ты выставлял палец зрителям? Я только утвердительно кивнул.

— Они сфотографировали этот жест. Один из ребят, связанных с прессой, секунду назад сказал мне по мобильнику, что снимок завтра будет в газетах.

К моменту, когда мы вернулись в свою гостиницу, Кении тоже знал о предстоящих проблемах. Его спросили о данном эпизоде на пресс-конференции после игры. Мы всей командой усаживались на ужин, когда он подошел ко мне:

— Дэвид, я все слышал. Тебе не о чем волноваться или тревожиться. Не делай только никаких заявлений по поводу того, о чем прочитаешь в газетах. Я своими ушами слышал все, что говорилось на стадионе, до единого словца. Не волнуйся. Я тебя прикрою.

Кевин повторял то же самое всем, кто об этом спрашивал. И сказал представителям печати (и, возможно, представителям футбольной федерации, которые беспокоились насчет последствий), что он в курсе всей этой истории и полностью на моей стороне. Именно Кевин позволил окружающим в полной мере понять, насколько серьезными были эти оскорбления и какими они были злобными. Он дал публике понять, что гадости, выкрикиваемые в чей-то адрес, ужасны, и их нельзя оставлять без внимания. В той ситуации, которая сложилась вокруг меня, никакой футболист не мог, пожалуй, рассчитывать на лучшую поддержку со стороны своего старшего тренера. Кевин Киган был готов стоять плечом к плечу рядом со мной. И точно так же поступил бы в подобных обстоятельствах Алекс Фергюсон. Думается, и Кевин, и наш манчестерский отец-командир понимают, насколько для игроков важно знать, что их старший тренер независимо от всяких личных соображений встанет на их защиту, когда дело дойдет до противостояния со СМИ.

Что же касается Эйндховена, то Кевин, на мой взгляд, посчитал для себя необходимым прикрыть меня не только потому, что я был одним из его игроков. У меня сложилось впечатление, что он был действительно потрясен и расстроен услышанным из толпы зрителей. И, как оказалось впоследствии, был в этом далеко не единственным. Конечно же, на следующий день в газетах поднялась большая суета и, конечно, нашлись люди, говорившие в мой адрес примерно то же самое, что они заявляли обо мне после происшествия в Сент-Этьенне: мол, это просто идиотизм, позорище, и такой человек никогда больше не должен играть за свою страну. Но на сей раз ситуация была совершенно иной. За меня горой стоял старший тренер сборной Англии и публика лучше понимала, почему я отреагировал на откровенное хамство именно таким образом. В Эйндховене меня достал не аргентинский полузащитник, а люди, державшие в руках английский флаг и носившие точные копии футболок сборной Англии. Пожалуй, широкая публика смогла наконец понять, почему я так среагировал, даже если мой поступок и был неправильным. Меня к нему подталкивали в течение, по меньшей мере, двух лет, меня накачивали и заводили, и вот я не выдержал. Впрочем, нашлось немало таких журналистов и болельщиков, которые сочли, что меня уж слишком затравили, и потому я заслуживаю той поддержки, которую оказывал мне Кевин. В результате я почти немедленно почувствовал смену отношения ко мне со стороны СМИ и общества.

Мне отлично известно, что иногда память может подвести, либо сыграть с тобой скверную шутку. События далеко не всегда развиваются настолько быстро или драматично, как тебе запомнилось. Но я абсолютно точно знаю, что после Эйндховена все изменилось почти мгновенно. Того, что произошло, когда мы вышли разминаться перед игрой с Германией, я никогда не забуду. После моего удаления в матче против Аргентины английские болельщики не нуждались в особых подсказках или подстрекательстве, чтобы повернуться ко мне спиной или кое-чем похуже. Мои выступления на уровне клубного футбола в составе «Юнайтед» тут не помогали. Еще со старых времен все ребята из «Юнайтед», выступая на «Уэмбли», привыкли подвергаться нападкам. Некоторые лондонские болельщики непременно шикали, когда при объявлении состава команды звучали имена Гэри или Фила Невилла. Оскорбления, которые обрушивались на представителей нашего клуба в выездных матчах, обычно имели продолжение, когда мы оказывались в составе сборной нашей страны. Но в Шарлеруа все это изменилось — во крайней мере, для меня.

Спустя пять дней после поражения от Португалии мы встречались со сборной Германии — на крошечном стадионе в крошечном бельгийском городке. Я знаю, что до начала матча там на главной площади возникли какие-то проблемы с толпой зрителей, но нас они никак не затронули, и нам важна была атмосфера на стадионе. Чувство было такое, что мы находились на маленьком спорткомплексе одной из младших лиг, где зрители располагаются вплотную с полем. Шум стоял фантастический, причем исходил он по большей мере от английских болельщиков. Когда примерно за 35 минут до начала мы вышли разогреться, все места уже были заполнены. И тут случилось нечто, буквально потрясшее меня. Я бегал трусцой неподалеку от наших болельщиков и впервые в жизни услыхал их пение:

— «Один Дэвид Бекхэм. Есть только Дэвид Бекхэм…» У меня и теперь по спине пробегает дрожь, когда я вспоминаю эти минуты. А в тот момент я просто не мог поверить собственным ушам. Как я уже говорил, одновременно я и болею за Англию, и играю за Англию, так что когда наши болельщики скандировали мое имя, то для меня не могло быть счастья выше. И точно так же, как зрители «Олд Траффорда» помогли мне преодолеть последствия Сент-Этьенна, эти английские болельщики, собравшиеся в Шарлеруа, заставили меня позабыть обо всем том, что случилось после игры с Португалией в прошлый понедельник. Я испытал огромное облегчение, зная, что наши отечественные зрители — люди, которые платят хорошие деньги, чтобы приезжать на крупные турниры и сопровождать команду Англии, — находятся на моей стороне. Убежден, что именно с того дня отношение ко мне навсегда изменилось. Мне никогда не узнать, насколько важной оказалась во всем этом поддержка Кевина, но я глубоко уверен, что события в Эйндховене наконец-то помогли людям понять, через какие муки мне довелось пройти на протяжении двух лет непрекращающихся оскорблений.

Дата добавления: 2015-08-10