Глава восьмая Страж с опытом ошибок

«В юности отрезало трамваем ногу; потом любимая девушка покинула, и Шергин дал обет иночества; потом пятнадцать лет слепоты и пожизненное одиночество. Поэзия выбирает себе верных духовных певцов. Сладко ли было такую жизнь перейти и не ошибиться, не споткнуться, не зажалобиться? Казалось бы, выгореть должна душа, испепелиться, покрыться мраком, излиться желчью, все вытравливая на своем пути, на доверчивых сердцах выжигая язвы. А тут выработал человек свой нравственный урок и упорно следовал ему до края: «Лукавый ведь может просунуть в сознание тебе: «Вот-де мне что приходится выносить! Вот-де что я терплю!» Вот эта собственная бешенина и застит нам глаза, не дает понять, что не мы терпим, не я терплю, а от меня и только от меня терпят».

Владимир Личутин о Борисе Шергине. — Цит. по: Душа неизъяснимая // Литературная учеба. 1980. № 5.

Исчезновение грифона было чем-то экстраординарным, разом потрясшим Эдем и ударившим сразу по всем. По Дому Светлейших бегали стражи. Даже у Троила лицо выглядело опрокинутым. Порой он застывал и на несколько мгновений закрывал ладонью глаза.

Мефодий уже четверть часа не мог поговорить с Троилом. Ему мешал подпрыгивающий златокрылый с длинным подбородком, ходивший за генеральным стражем как приклеенный. Троил негромко отдавал приказы, а златокрылый, слушая, кивал. Если кивок выглядел решительным, значит, приказ не вызывал возражений. Если же у высокого стража имелось на этот счет собственное мнение, кивок приобретал извилистые очертания, точно страж вычерчивал подбородком в воздухе вопросительный знак. Троил, видя это, начинал разъяснять, и разъяснял до тех пор, пока кивок златокрылого не приобретал решительности. Мефодий заметил, что генеральный страж прихрамывает и, морщась, часто потирает плечо и ключицу. Видимо, ушибся, когда, сбитый с ног грифоном, был брошен на плиты.

«А ведь это Троил закрыл меня от грифона!» — вспомнил Буслаев, преисполняясь самой искренней благодарности.

Вспомнив о Мефодии, генеральный страж остановился, намереваясь что-то ему сказать. Однако, воспользовавшись паузой, высокий страж быстро затарахтел, правой рукой делая смешные движения, словно разрезал свою речь на кусочки и каждую мысль сгребал в отдельную кучку.

Троил, направившийся было к Мефу, отвлекся, принялся спорить, а потом, сделав Мефодию знак подождать, сердито отступил к транспортной руне и исчез в ослепительной вспышке. Златокрылый торопливо последовал за ним, продолжая сгребать невидимые кучки.

— Это Гладий, помофник геневального страва! Уфясный зануда! — сообщил кто-то Мефу.

За спиной у Буслаева стояла Шмыгалка и протирала флейту о свою розовую кофточку. Это была самая нелепая розовая кофточка во всем Эдеме, но Мефодий не позавидовал бы тому, кто даже из лучших побуждений сообщил бы об этом Шмыгалке.

— А почему Троил его терпит, если он зануда? — спросил Меф.

— Я сама долго не могла понять, а потом разобралась. Объясняя фто-то Гладию, Троил объясняет это и себе. А когда фто-то себе объясняеф вслух, видиф недофеты!

Глаза Эльзы Керкинитиды скользнули по лицу Мефодия и, конечно, сразу обнаружили испарину.

— Тебе фарко? — спросила Шмыгалка.

— Да, — признал Меф, вытирая лоб.

— Я так и поняла. Иди сюда!

Она завела его за колонну, и Мефодий увидел большую металлическую ванну, установленную на кирпичных ножках в полуметре от пола.

— Забирайся! Там сухо! Оно и без воды работает! — потребовала Шмыгалка.

Буслаев послушно забрался в ванну. Там и правда было сухо и прохладно, но почему-то пахло рыбой, а к дну прилипла чешуя. По углам было начертано множество рун, слившихся в единый узор, из которых Меф узнал только руну, защищающую нежить.

— А нежить тут при чем? — спросил он.

— Тебе фе тут хорофо? — уклончиво уточнила Шмыгалка.

— Хорошо, — признал Меф.

— Тото фе!

— А запах?

— Не пойми меня превратно! Это холодильник для транспортировки нефити. С конференции по русалкам остался, — пояснила Шмыгалка.

Поняв, где именно он сидит, Мефодий хотел выскочить.

— Нет-нет, не выскакивай! Здефь тебе лутьфе!

— А златокрылые?

— Никто из златокрылых тебя за колонной не уфидит! Все эти герои — бывфые двоефники. Уфасно меня боятся! Внуфти муффине страх, пока он маленький, и он будет увафать тебя фсю физнь! — произнесла Эльза Керкинитида с глубочайшим удовлетворением.

Меф послушно сидел в ванне для русалок и чувствовал, что ему здесь неплохо. Много лучше, чем снаружи.

— Странно, — сказал он. — В холодильнике для нежити мне нормально, а у наружных стен Дома Светлейших я едва не сварился!

— Прафильно! — воскликнула Шмыгалка. — Потому фто с нефитью тефе фамое место! Подальфе от Дома Светлейфих! Даже перфое небо ты едва переносифь! А на фтором или третьем небе ты растаял бы за десять секунд! Поэтому дерфись подальфе от транспортных рун!.. Зафем ты вообфе сунуфся в Дом Светлейфих? Тефя кто-то сюда сфал?

Меф вскинул голову.

— Вообще-то я не напрашивался! Ладья Света… — начал он.

Шмыгалка взмахнула флейтой, указав ее концом в самый нос Мефу. Флейта Шмыгалки, в отличие от флейт многих златокрылых, была без штыка. Эльза Керкинитида считала, что штыком тонко настроенный инструмент только испортишь.

— Ефли я фсе поняла прафильно, ладья Света прифезла тебя ф Чафю Нефити?! Вот там бы и остафалься! Прифыкал бы к Эдему постепенно, как фсе прифыкают. А ты без приглашения полез ф Дом Светлейфих! И фот результат! Тебя едва не разорвал грифон! Неуфели надо объяснять очевидные вефи? Эдем состоит из двух территорий. В Чафе Нефити могут находиться почти фсе, кроме страфей мрака! А вот в Дом Светлейфих войти мофет только тот, кто готов!.. А тебе фто здесь надо?! Ты вообфе фей? Я тебя спрафиваю!

Мефодий озадаченно вскинул голову, но разобрался, что последняя фраза Шмыгалки относилась не к нему, а к волоску на флейте. Придирчиво оглядев волосок, Шмыгалка сняла его длинным ногтем мизинца, который специально оставляла для этой цели.

— Фолосок — это серьезно! Он мофет исфортить звук! А так я выдаю штопорную маголодию ф тфа приема. Могу поразить сразу две цели на одном фыдохе! — пояснила Шмыгалка.

Подняв вверх руку, она безошибочно вставила флейту в наспинный чехол.

— Ну фсе, Буфлаев! Теперь займемся тобой фплотную! Как ты вообфе сюда пролез? Страже у форот был дан строгий приказ тебя остановить! Мы фредвидели нефриятности с грифонами, но не претфидели их масштабов! — заявила она.

— Лягушка, — угрюмо буркнул Меф.

— Какая ефе лягуфка?

— Василина Ужасная! Сказала, чтобы я не шел через ворота, чтобы избежать торжественной встречи.

Лицо у Шмыгалки сделалось мрачнее тучи.

— Тэк-тэк, — сказала она. — Вафилина Уфасная, знафит. И это фсе? Больфе эта офоба нифего не делала, не говорила?

— Дала мне золотой клубок, который пересчитал моей головой все пни! И еще просила передать вам привет, когда доберусь! — сказал Меф.

— Прифет? Мне? Прямо фот так фот? Маленький такой прифетик?

Эльза Флора не то всхлипнула, не то хохотнула и, присев на корточки, закачалась, стиснув ладонями виски. Ее высокая прическа вздрагивала.

— Уфе дфести лет я ифу эту негодную ляфушку! Эту нефтясную волфебницу, которая мнит себя обифенной! — простонала она. — Дфести лет пытаюсь изфиниться за маголодию, которой я разнесла трухлявое дерево, не зная, фто в нем ее дом! И фсе это фремя проклятая фаба непрерыфно делает мне гадости! Ну теперь-то, надеюсь, она довольна? Фто, мне буквами на тучках написать: «Слуфай ты, вздорная фаба! Ты отомстила уфе! Отфянь!»?

Кто-то вежливо постучал согнутым пальцем по металлической ванне, обозначив свой приход. Рядом Мефодий увидел нечто блестящее, похожее на покрытое воском яблоко из гипермаркета. Это была лысина Генерального Стража. Буслаев сообразил, что Троил слышал если не весь его разговор со Шмыгалкой, то всю его «лягушачью» часть точно.

— Идем в парк, пока тебя никто здесь не увидел! — сказал Троил, не без укора взглянув на Шмыгалку. — У нас тут народ, конечно, добрый, но зубы позубоскалить любит. Эту ванну для нежити тебе будут припоминать лет так с тысячу!

Мефодий торопливо выбрался из ванны, вновь ощутив жар Дома Светлейших. Он был выше Генерального Стража, но тот двигался быстро, решительно, собранно, и Буслаев невольно ощутил себя собачкой, которую ведут на поводке авторитета. Такое чувство у него возникало только с Ареем.

По парку они шли уже вдвоем. Шмыгалка осталась в Доме Светлейших. Аллея из желтого песка, уверенно вспарывая холмы и нигде не соглашаясь вильнуть, вела прямо в центр Эдемского сада. То здесь, то там от нее отбегали узкие дорожки. Мефодий шагал рядом с Троилом. Они почти не разговаривали, лишь изредка Троил показывал ему рощицу или отдельно стоящее дерево.

Чем дальше от Дома Светлейших, тем Буслаеву становилось лучше. Он больше не вытирал пот со лба, дышал легко. Мефодий оглянулся и посмотрел на Дом Светлейших. Отсюда он казался огромной, сложенной из солнца колонной.

Троил стоял с ним рядом и тоже разглядывал Дом Светлейших.

— Ты должен был проходить этот путь шаг за шагом. И тогда к моменту, как ты перешагнул бы порог Дома Светлейших, грифон признал бы в тебе своего, — сказал он негромко.

— Вы меня спасли. Спасибо, — поблагодарил Мефодий.

Троил кивнул.

— Спас. Но я ударил грифона маголодией! — сказал он.

— Он вас простит и вернется. Рана не смертельна.

— Грифона убить не так просто. Рана заживет, — согласился Троил. — Но в другом ты не прав. Грифон не вернется. А с ним вместе из Эдема ушла огромная сила, потому что грифон буквально соткан из силы. И вход в Дом Светлейших не может охраняться одним грифоном. Теперь мы уязвимы, и мрак вскоре об этом узнает.

— Грифон может вернуться, — сказал с надеждой Меф.

— Нет, — сказал Троил печально. — Грифон уже переступил. Это люди могут переступать черту добра и зла в обе стороны. Прыг-прыг — как через веревочку! В этом их уникальность. С грифонами, как и со светлыми стражами, все, к сожалению, не так. Мы переступаем лишь однажды.

В стороне от аллеи лежал большой камень. Троил подошел к нему и, погладив камень ладонью, сел. Меф тоже сел и тоже на всякий случай погладил камень ладонью. Вид отсюда открывался удивительный — на теплые шершавые холмы Эдемского парка. Дом Светлейших проступал между деревьями, вписываясь в их ряд так, словно сам был деревом.

— Люблю это место. Всегда тут сидел, еще когда был помощником младшего стража. Помню, когда мне было плохо, смотрел на него и все думал: камню мои проблемы смешны. А завтра мне и самому будут смешны. Такие зарубки времени. И становилось легче, — сказал Троил.

— И Арей переступил один раз? Да? И никакой возможности повернуть назад? — спросил Меф.

— И Арей. И Лигул. И тысячи других. А первые стражи — те рухнули по той же причине, что и грифон — во многом из-за человека, который тогда только появился.

Меф озадачился. Арей ему никогда ничего такого не говорил.

— А человек тут при чем? — спросил он.

— Они сочли его недостойным. Жалкое создание из воды и глины, лишенное маголодий, полета, многих других способностей, — и вдруг такое доверие от Того, Кто сотворил все! Сверкающий эйдос в груди, равный ценности всей видимой Вселенной! Свобода выбора между добром и злом! Сегодня человек может быть хуже Иуды, а завтра что-то в нем изменится, и эйдос просияет. Многие стражи были обижены, оскорблены! Столько даров одному созданию! За что? Здесь и прошла незаметная трещина. Отпали первые, другие сочли, что с первыми поступили несправедливо, и произошел раскол… Были, конечно, и другие причины, но эта главная.

Мефодий жадно слушал. Ему казалось, что Генеральный Страж говорит сам с собой, сидя на своем любимом камне. Он чувствовал, что Троил откровенен, и отзывался этой откровенности.

— Борьба добра с бобром. От бобра добра не ищут! Убей бобра — спаси дерево! — сказал Меф, когда Троил замолчал.

— А? — переспросил Троил удивленно.

— Ну у людей так же. Берем любую войну. И те думают, что правы, и эти. И все как будто хорошие люди, призванные вообще за шкирку. Плохие люди вообще не воюют, они отмазались. Сидят в штабе и заведуют продовольствием…

— Но все равно воевать приходится. И предавать нельзя, — серьезно сказал Троил.

— Это да, — согласился Меф. — А то часто бывает, что предаешь в двух шагах от победы. Бьешься-бьешься, а потом — раз! — сдулся и задрал ручки. А противник-то уже едва на ногах держался, и вообще у него трещина была в руке, сейчас бы рухнул. Нет уж, мне больше нравится подход Арея: достал меч и так сражайся! Когда убьют — отдохнешь.

Троил засмеялся.

— Не очень-то увлекайся теперь драками. Только по делу. Перья потемнеют! — предупредил он.

— У кого? У Дафны? — не понял Меф.

— При чем тут Дафна? У тебя. В конце концов, ты теперь златокрылый!

— Я?!

— Ты. — Троил разжал ладонь. На его ладони лежали золотые крылья. — Это твои! — сказал Генеральный Страж. — Ты получил их от златокрылого, убитого в карьере рядом с храмом Софии! Помнишь?

Мефодий недоверчиво смотрел на крылья и, хотя Троил их ему протягивал, не спешил их касаться. Тогда Генеральный Страж сам набросил ему на шею шнурок. Крылья охватило неравномерное сияние. По ним точно пробежала золотая волна. Потом края крыльев сделались полупрозрачными, в центре же сияние сгустилось и стало чуть материальнее материи.

Чушь! Не может такого быть!

Мефодий недоверчиво моргнул. Ощущение надматериальности не пропало. Середина крыльев и их края ощутимо отличались. Словно на монитор компьютера с подробным изображением морского берега кто-то положил настоящую раковину.

Буслаев осторожно потрогал это место пальцем, а затем, сравнивая ощущения, скользнул вдоль крыла к его краю. Палец ощущал разницу, но словами Мефодий затруднился бы ее выразить. Примерно так, как если ты гладишь настоящее лицо близкого человека, а потом касаешься этого же лица на фотографии.

— Да, — сказал Троил. — Не удивляйся! Любой страж видит свои крылья точно так же.

— То есть мне не кажется, что они другие?

— Нет, не кажется. Они и есть другие. Это позволяет нам понять, что мы еще не в конце пути, а только в его начале. Что есть что-то более настоящее, чем та реальность, которая нас окружает.

— Даже более настоящее, чем Эдемский сад? — недоверчиво спросил Меф.

— Да, — быстро сказал Троил. — Даже так. Понимаешь?

— Примерно, — кивнул Меф.

— Хорошо, что ты не сказал «понимаю», — одобрил Троил. — И еще, если честно, меня очень смущают окончания твоих крыльев.

— То, что они прозрачны?

— Они не прозрачны. Они размыты. Менее настоящие, чем настоящее. И уж конечно, куда бледнее середины. Это означает, что крылья пока не стали твоими. Ты их не вполне достоин. Они твои — да, но внутренней связи пока нет.

— А флейта? — спросил Мефодий. — Или я страж без флейты?

— С флейтой. Помнишь твой последний бой? Незадолго до него Джаф выкупил у победителя флейту погибшего стража. Теперь эта флейта — твой трофей. Эссиорх забрал ее. Вот она!

Мефодий осторожно взял флейту:

— Я не умею играть. И летать не умею. Какой я страж?

— Будешь учиться, — сказал Троил. — Первое время, конечно, маголодий тебе не освоить. Придется действовать спатой. Она по-прежнему твоя.

Ощутив благодарность, Меф наклонился к Троилу и коснулся его руки.

— Нет! — сказал Генеральный Страж. — Это не мое решение. Не я вложил в твою ладонь окровавленные золотые крылья! Не я одолел Джафа и был убит копьем в грудь. Не я сделал так, что у Джафа оказалась флейта. Не я послал Ладью Света. И стражем тебя сделал тоже не я.

— А что сделали вы? — спросил Мефодий.

— Я озвучил тебе результат. И от грифона тебя спас тоже я, — улыбаясь, признал Троил. — Отныне ты страж света, быть может такой же неправильный, как Дафна, или даже еще неправильнее, потому что ты не родился стражем. Ты златокрылый, но у тебя нет ни опыта любого златокрылого, ни сотен лет тренировок с флейтой, ни терпения. Зато у тебя есть опыт человеческой жизни. Опыт ошибок. Опыт выбора между добром и злом. Ну и опыт Дмитровки, 13, его тоже нельзя забывать.

Мефодий опять коснулся пальцем того места крыльев, где сквозь них проходил шнурок. Это его успокаивало.

— Хорош златокрылый! В Доме Светлейших едва не сварился. Грифон не прикончил меня только чудом!

— Это да! — улыбаясь, признал Троил.

— Так что теперь? Я остаюсь в Эдеме и ближайшую тысячу лет зубрю маголодии? — тоскливо спросил Буслаев. — Имейте в виду, что медведь не просто наступил мне на ухо. Он устроил у меня в ухе берлогу.

— Ничего. Медведя мы прогоним. Эльза Флора берется за самых безнадежных учеников. Моцарт и Чайковский всего лишь окончили сокращенные трехмесячные курсы под ее руководством… Но тебе, конечно, придется получить полное музыкальное образование. Музыкальная литература, сольфеджио, фортепиано, хор. Первое знакомство с флейтой. Правильная постановка пальцев, верное дыхание. Лет через триста ты вполне сможешь прицельно сбить вон с того дерева любой плод… А еще через пятьсот приступишь к изучению штопорных маголодий… Надеюсь, на земле за это время не произойдет ничего особенно интересного. Она не уничтожится, на ней не вырастет ядерный гриб ну и так далее.

— Нет! — взвыл Меф. — Ни за что!

Глаза Троила плеснули весельем:

— Ладно, златокрылый страж Буслаев! Учиться тебе, конечно, придется, но без отрыва от производства. Не думаю, что я оставлю тебя в Эдеме. Хотя тебя и убили, твой эйдос еще не завершил свой земной путь.

Мефодий радостно вскочил:

— Тогда что? Возвращаюсь? Когда? Сейчас?

Троил остановил его движением руки:

— Погоди! Ты не дослушал! Ирка теперь Дева Надежды. Ездит по Москве и помогает нежити. Это работа временная, на год, на полтора, но она пока об этом не знает. Твоя задача будет шире. Путешествовать по России, искать магических животных, включать их в опись и оказывать им необходимую помощь. Учитывая, что и Ирка занимается чем-то похожим, вы будете сотрудничать.

— А такие животные-то на Земле есть? — спросил Меф, боясь остаться без работы.

— Странный вопрос, — сказал Троил. — Если нет, то это тогда откуда?

И он осторожно коснулся плеча Мефодия, изодранного когтями грифона. Буслаев стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть.

— Что, правда так больно? — спохватился Троил. — Погоди!

Он поднес к губам флейту, осторожно выдохнул маголодию, и боль стихла.

— Скоро затянется, — пообещал Генеральный Страж.

— То есть я теперь вроде сотрудника зоомагазина? Буду перевязывать химерам раненые хвостики, — хмыкнул Меф.

Троил иронии не поддержал:

— Потребуется перевязывать — будешь перевязывать! А с магическими животными история такая. Кого смогли, мы переселили в Эдем. Прочих взяли себе элементарные маги. На Буян, в Магфорд и в другие места. Третьих уничтожили люди. Отсюда и бесконечные истории о победах над драконами. В результате из магических животных на Земле остались самые приспособленные, сильные, быстрые и умеющие маскироваться. Нередко они смертельно опасны и абсолютно непредсказуемы. В среднем каждого из твоих предшественников хватало на два года. Затем они либо погибали, либо получали тяжелые раны, и я отзывал их в Эдем.

Мефодий кивнул.

— Это уже ничего, — одобрил он. — Хотя бы не скучно. А по лесам я буду бродить один?

Троил посмотрел на него весело и немного лукаво:

— Не всегда по лесам. И не всегда один. Вообще-то я планировал устроить все торжественнее, но эта история с грифоном нарушила мне все планы!.. Минуту!

Он поднес к губам флейту, и негромкий, но не затихающий с расстоянием звук разнесся по Эдемскому саду. Вислые ветви дальних ив вздрогнули, точно струи водопада. От ив отделились и полетели к ним две маленькие фигурки.

— А вот и твоя команда! Работать будете вместе, — сказал Троил, но Мефодий едва его услышал. Сорвавшись с места, он пробежал несколько шагов. Остановился. Фигурки постепенно становились крупнее, но Буслаев замечал из них лишь одну. Вот невесомые, точно отдельно летящие хвосты легких волос, а вот и знакомые крылья!

— Дафна! — крикнул он. — Это Дафна!

— Точно! — подтвердил Троил. — И Варсус!

— А, пастушок! — вспомнил Меф.

— Да, это его прозвище. Вы знакомы? — удивился Генеральный Страж.

Мефодию не хотелось упоминать о Запретных Боях, чтобы не получилось, что он выдал чужую тайну.

— Очень мало, — сказал он торопливо.

Крылья Варсуса выглядели чуть короче, чем у Дафны, но имели более хищные очертания. Белыми их можно было назвать с натяжкой. Часть перьев скорее серая, одно, крайнее, абсолютно черное, а еще три пера изломаны, из-за чего Варсус летел чуть боком.

Троил тоже это заметил.

— Ну вот! — пробормотал он. — Опять перья повредил, хорошо хоть крылья уцелели. Его хлебом не корми, только дай подраться.

Оказавшись над поляной, пастушок на мгновение неподвижно завис. Коснувшись шнурка, дематериализовал крылья и красиво упал с высоты двух метров с последовательной опорой на стопы и ладони. Приземлившись, Варсус эффектно застыл без единственного лишнего движения и сразу же вскочил, как ни в чем не бывало откинув со лба волосы.

Холщовая рубашечка с пояском. Берестяной чехол с тростниковой дудочкой и тут же у пояса рапира без ножен, в клинок которой точно вплетена золотая нить.

Дафна опустилась на поляну не столь красиво и крылья убрала уже на земле. Она стояла, а ее невесомые волосы продолжали лететь. Под мышкой у нее шипел Депресняк. Мефодий бросился к ней и, не добежав метра, застыл. При Троиле и Варсусе касаться Дафны ему не хотелось. Он делал это только глазами. Смотрел на нее и улыбался, а она улыбалась ему. Их волосы тянулись друг к другу, и это был первый случай, когда Мефодий обнаружил, что и его волосы становятся такими же легкими и летучими, как у Дафны.

Варсус приблизился к Троилу и остановился, с легким смущением то вскидывая глаза, то вновь опуская их. Так выглядит отцовский любимец, случайно попавший кирпичом по дверце новой папиной машины. Не то чтобы боится, но все же понимает, что хвалить не будут.

— Прилетел, пастушок? — спросил Троил. — Как погулял? Где перьев лишился?

Варсус виновато шмыгнул носом:

— Своим вопросом, Генеральный Страж, вы заставляете меня впасть в нескромность. Ну что, впадать?

— Валяй! — разрешил Троил.

— Я, да будет мне позволено именовать свои действия таким громким словом, защищал девушку на Лысой Горе! — сообщил Варсус.

Троил нахмурился:

— Не знал, что на Лысой Горе нападают на девушек!

— Еще как нападают! Полуночная ведьма подралась в кабаке с тремя оборотнями. И мертвяки еще, конечно, примазались. Я, как лицо, не чуждое стихийного благородства, вступился.

— И как, девушка не пострадала? — уточнил Троил.

— Да нет. Когда я уходил, поцеловав ей на прощание руку, она отгрызала оборотням головы. И я бы не сказал, что осуждаю ее. Когда уходит любовь, в женском сердце поселяется очень много гнева.

— Осталось узнать, что сам Варсус делал ночью на Лысой Горе. Видимо, искал обижаемых девушек… — весело заявила Дафна.

Слух Мефа зацепило, что она говорила о Варсусе не просто ласково, а как-то по-особенному поддразнивая его. Так поступают только с теми, с кем близко и давно знакомы.

— Примерно! — смиренно признал пастушок. — Конечно, я не знал, что девушки там будут, но не исключал, ибо количество полов, несмотря на все суккубьи старания, все равно не превышает статистической погрешности. На Лысой Горе попадаются порой интереснейшие особы, особенно из элементарных магов.

Крылья Троила запульсировали. Генеральный Страж озабоченно посмотрел на них и поднялся с камня:

— Меня вызывают! Давайте ближе к делу! Пока вы остаетесь в Эдеме. Привыкаете друг к другу, знакомитесь, не ссоритесь, — взгляд Троила задумчиво перепорхнул с Мефодия на Варсуса. — Далее работаете по заданию.

— А задание какое? — спросил Варсус.

— Задание теперь у всех одно — вернуть в Эдем второго грифона и восстановить защиту Дома Светлейших.

— Но он же не вернется, потому что переступил! — осторожно напомнил Мефодий.

— Да, — согласился Троил. — Но можно спуститься в Верхний Тартар, оттуда в Средний Тартар, оттуда к Расщелине Духов, которая простирается до Нижнего Тартара, и узнать у Арея, куда он спрятал третьего грифона.

Дафна не поверила своим ушам:

— Куда-куда спуститься?

— В Тартар, — повторил Генеральный Страж. — Задание, конечно, для самоубийц. Но выхода нет. Если мы оставим без защиты Дом Светлейших, мрак этим воспользуется и отрежет нас от всех небес выше первого, потому что другого пути ввысь нет. А это будет означать медленную гибель Эдема.

— Мы что, пойдем втроем? В Тартар? — спросил Варсус.

Троил кивнул:

— Большой отряд посылать бесполезно. Чем больше отряд, тем скорее его обнаружат и уничтожат. Расклад сил в Тартаре никогда не будет в нашу пользу. Это раз. А два — никому другому, кроме Мефодия и Дафны, Арей все равно не откроет секрета, даже если каким-то чудом златокрылая гвардия и прорвется к Расщелине Духов.

Мефодий ревниво отметил, как хорошо Генеральный Страж понимает Арея. Видимо, когда-то они были друзьями, и Троил, как создание света, не мог не сохранить последнего уголька погасшей дружбы.

— Я не знал, что у Арея есть грифон! — сказал Буслаев.

— Был грифон, — голос Троила потеплел. — Да. Существовал третий грифон, который очень любил Арея. Если бы вы видели, как Арей обхватывал его за шею и обрушивался с грифоном в водопад высотой эдак в три Ниагарских! Брызги, радуга — а потом они вылетали почти из-под самых камней!

— И каменный грифон не тонул? — недоверчиво спросила Дафна.

— Нет, третий грифон почти никогда не каменел. Он был слишком подвижен для камня. Не так силен, но стремителен и непоседлив. Мы воспринимали его как малыша, детеныша тех двух грифонов.

— А он правда детеныш?

— Нет, — качнул головой Троил. — Все три грифона возникли вместе с Эдемским садом, в первый миг его творения. Оттого в них и столько сил. Просто молодой, непомерно активный грифон…

— И он покинул свет?

— Да. Вместе с Ареем. Не думаю, что грифон что-то планировал. Но ведь и тот грифон, которого Эдем лишился сегодня, не продумывал ничего заранее… Мгновенное, спонтанное решение — уходит друг, ухожу и я. Далее следы третьего грифона затерялись. Мы можем лишь констатировать, что его не было ни в Верхнем Тартаре, ни на маяке с Ареем. Он исчез. Хотя Арей, конечно, знал, где он находится.

— Возможно, Арей не хотел, чтобы грифон служил мраку? Предпочел оставить его нейтралом? — предположил Мефодий.

— Бездействие — это уже служба мраку, — отрезал Троил. — Во всяком случае, к Лигулу и Кводнону Арей грифона не пустил. В войне света и мрака грифон не участвовал ни на одной стороне. Но и к свету не вернулся. Просто пропал.

— Может, погиб? — спросила Дафна.

— Мы бы об этом узнали. Грифон — это огромная сконцентрированная сила. Когда такая сила где-то исчезает или где-то появляется, это всегда ощутимо, — Троил хотел продолжить, но Варсус кашлянул.

— Вас, кажется, ищут, — сказал он.

В конце аллеи показался Гладий. Подпрыгивая, он спешил и при ходьбе забавно размахивал руками, словно пытался оторваться от земли, но не мог.

— Смешной он. А почему не летит? — спросил Меф.

— Не может. В бою ему отрубили половину крыла, — объяснил Генеральный Страж.

— А разве… — начал Меф.

— Нет. Крыло дается один раз и на всю жизнь. Пока крыло не материализовано, причинить ему вред нельзя, но если повредить материализованное крыло, оно больше не восстановится. Даже сломанные кости не срастаются, — сказал Троил и заспешил навстречу Гладию.

Варсус, Дафна и Мефодий остались втроем. Буслаев, конечно, предпочел бы побыть наедине с Дафной, без Варсуса, но пастушок был как слово из песни, которое не выкинешь.

— Весело! — сказал Варсус. — Живу я, такой тихий, никого не трогаю, не имею в жизни иных впечатлений, кроме поездок на Лысую Гору, и тут вдруг кто-то начинает назойливо заботиться о моем экскурсионном обслуживании. И особенно приятно, что это, так сказать, бонзы нашего светлого направления в лице Троила!

— Ты о чем?

— Это я так намекаю на поездку в Тартар. Как это еще назвать, кроме как расширением кругозора? Всегда почему-то знал, что докачусь до Тартара!.. Перья опять же темнеют, голос грубеет, ухо чешется. И вообще Арей умер, Кводнон умер, и я себя что-то плохо чувствую…

Дафна покрутила пальцем у виска. Она считала, что слова материальны и притягивают события. Варсус же придерживался строго противоположного мнения и ляпал все, что приходило ему в голову. Казалось, что бредовые мысли со всей вселенной слетаются к нему как мухи и терпеливо выстаивают очередь у ушей Варсуса, чтобы быть высказанными через его речевой аппарат.

— Вас-то, понятно, посылают потому, что никому другому Арей тайну не откроет. А вот меня почему?

— А ты что, разболтаешь? — улыбнулась Дафна.

— Позвольте, дамочка, перебить вас лопатой! — возмутился Варсус. — Да, согласен, я болтун. Но болтун профессиональный, лишнего не разбалтывающий! Чужая тайна во мне умирает, как крыса, которую, перепутав с гамбургером, засунули в микроволновку!

— Все-таки интересно, зачем тебя посылают в Тартар, если Арея ты близко не знал? — спросил Мефодий.

— Как зачем? Защищать хрупких и красивых дам — моя нелегкая работа! — сказал Варсус, клоунски кланяясь Дафне.

Буслаеву это не понравилась.

— Я бы справился и сам. Я уже был в Тартаре, — напомнил он.

— Ну конечно! Видимо, хорошо себя проявил и теперь тебя посылают за ручку с папочкой… Кстати, поздравляю! — Варсус хлопнул Мефодия по плечу. — Видел твой бой с Джафом. Ничего не могу сказать. Блестящий был бой…

— Спасибо, — поблагодарил Меф.

— …если сравнивать с дракой двух мертвецов за ослиную челюсть, — договорил Варсус.

Буслаев мысленно отозвал свою благодарность и, скатав ее в коврик, убрал поглубже в душу.

— Вижу, у тебя теперь флейта и золотые крылья! — продолжал пастушок. — Да, не позавидуешь тебе!

— Почему? — удивился Мефодий.

— Ну как почему? Ребята недовольны. Столь быстрое продвижение по службе попахивает карьеризмом. Я одну серебряную полоску зарабатывал полторы тысячи лет, а потом у меня ее отняли за драку с циклопом. Мне кажется, они бы и бронзовых крыльев меня лишили, но Троил когда-то лично учил меня фехтованию. Если не это, меня давно переселили бы в человеческий мир.

«Ага! Вот почему он так смело ведет себя с Троилом! Троил — его учитель», — подумал Меф.

Варсус подпрыгнул, в прыжке коснулся своих ободранных бронзовых крыльев, висевших на толстом кожаном шнурке, и, материализовав крылья, взлетел. Не успел Мефодий обрадоваться, что остался с Дафной, как Варсус вернулся вновь. В руках у него был сочный плод с ближайшего дерева.

— Хочешь грушу? — предложил он.

— Нет, — отказался Меф.

— Правильно! — одобрил Варсус. — Висит груша — нельзя скушать! Что это такое, товарищи? Нет, вы неправильно подумали! Не суицид несчастной пенсионерки! Это златокрылый страж Мефодий Буслаев отказался от груши ума!.. Дафна, что-то я забыл, у тебя какие крылья?

— Алмазные.

Скрестив руки на груди, Дафна хмуро изучала Варсуса и, казалось, пыталась понять, что заставляет его задирать Мефодия.

— Да ну! Алмазные? — хмыкнул пастушок. — И будет ли мне позволено на них взглянуть?

— Вечером покажу, — пообещала Дафна и, шагнув, вложила Депресняка в руки Варсусу. — Котика не подержишь? А то я устала!

Лысый кот ржаво мурлыкал и терся мордой о сгиб локтя пастушка. Смутно предчувствуя подвох, Варсус держал его двумя руками с тем выражением, с которым неопытный сапер держит мину.

— Хорошенький, правда? Погладь его за ушком! — потребовала Дафна.

Варсус недоверчиво погладил и убрал руку. Потом снова погладил. И снова. Минуту спустя он уже рыдал и повторял, что не хочет жить, а Дафна его утешала.

— Меня никто не любит… ты не любишь… начальство не любит… про лысегорских оборотней вообще не говорю… — всхлипывал пастушок.

— Что, тоже не любят?

— Ненавидят!

Дафна обнимала Варсуса и легонько раскачивала его, чтобы он не грустил.

— Любят тебя, все любят… Как такого хорошего не любить? Котика-то отдай! — повторяла она, жалея уже, что не устояла перед искушением. Подкладывать-то свинью ближнему всякий может, а вот чтобы кота…

— Не отдам! Он один меня понимает! — плакал Варсус и вытирал о Депресняка зареванное лицо.

Отобрать Депресняка силой не вышло. Пастушок стал хвататься за рапиру. Кота он при этом категорически не выпускал и даже пытался обмотать его вокруг шеи как шарфик. Депресняк довольно мурлыкал. Давненько он не вампирил столько энергии.

Внезапно Варсус шагнул к Дафне и, схватив ее за руку, опустился на колени:

— Выслушай меня! Хотя бы раз! Когда-то я был в тебя влюблен! Следил за тобой издали, не решался подойти. Глупый был, скромный! Считал себя некрасивым, смешным, недостойным тебя! Отмечал зарубками дни — там, в парке на коре до сих пор есть мои зарубки! — и говорил себе: «Решено! Я подойду к ней через тысячу лет… Ага! День уже прошел! Осталось всего девятьсот девяносто девять лет триста шестьдесят четыре дня… Ждать-то всего ничего! Пойду позанимаюсь фехтованием и боевыми маголодиями!» — и Варсус, отпустив Дафну, опять зарыдал, орошая кота слезами.

Внезапно он протянул руку, не вставая с колен, сгреб Мефодия за шиворот и притянул его к себе.

— А ведь почему я ее полюбил? Спроси меня: почему? — потребовал он.

— Почему? — спросил Буслаев, взглядом разгибая его пальцы.

Этот дар остался у него со времен мрака.

— Знаешь, какой она была в одиннадцать тысяч лет? А в двенадцать? Скажи, помнишь?

Мефодий уклонился от прямого ответа.

— Отдельные какие-то моменты, — сказал он.

В другой раз Варсус не упустил бы шанса поиронизировать, но сейчас ему было не до того.

— А такая! Дафна была девочкой, у которой все самое лучшее! — торжественно объявил он. — Она говорила: «У меня самая лучшая в мире флейта! Самые лучшие сандалии! Самый лучший письменный стол!» А ведь я же не слепой! Я видел, что флейта у нее не лучшая. И ремешки на сандалиях потертые! А из стола так вообще трава какая-то растет! Я это видел, да, но все это было не важно! Она была такая радостная, такая убежденная, такая всем довольная, что я действительно — понимаешь, действительно! — допускал, что все это лучшее в мире! И, разумеется, все эти лучшие в мире предметы могли принадлежать самой лучшей в мире девочке!

— А я думал, потому что она красавица, — сказал Мефодий.

Варсус презрительно отмахнулся:

— Быть красавицей мало! Три девушки из десяти хороши собой! А на сто — это уже целых тридцать! Представляешь, какая толпа? И только этим тридцати и кажется, что они чем-то между собой отличаются! А начнешь разбираться, так разницы килограмма на три. У одной глаза чуть больше, у другой ноги чуть длиннее, у третьей волосы, у четвертой еще что-нибудь… Но, небо, какой же я был дурак! Чего я ждал?

Варсус повернулся к Дафне и с глубокой укоризной ткнул в нее пальцем:

— Да, да! Тысяча лет еще не прошла, оставалось целых полгода, когда тебя назначили хранителем к этому вот!.. И все! Это было крушение моей мечты! А сейчас кто ты такая? Кто? Ответь на этот вопрос! Не мне! Себе ответь!

Варсус вновь нашарил кота и, используя его как полотенце, вытер им мокрое лицо. Лучше бы он этого не делал, потому что Депресняк выпил из него последние силы, и Варсус без чувств упал на траву.

— Ты слышала, что за бред он нес? Мелодрама какая-то! — пробормотал Буслаев, в полном недоумении оглядываясь на Дафну.

К его удивлению, Дафна, похоже, не считала слова Варсуса мелодрамой. Напротив, стояла красная и сердитая. Вырвала пучок травы и швырнула его себе под ноги.

— Да что с тобой? — спросил Мефодий.

— Со мной все прекрасно! Не трогай меня!

— Почему?

— Потому что он прав!

— В чем прав?

— В том, что теперь непонятно, кто я такая! Каков мой статус? Твоя девушка? Боевая подруга? Страж-хранитель? У тебя свои крылья, да еще и золотые!

— Ничего не изменилось! — сказал Мефодий. — Крылья достались мне случайно. А теперь просто молчи! Меня убили, но я с тобой! И всегда буду с тобой! И никакой мрак, и никакой Варсус нас не разлучат.

Мефодий притянул Дафну к себе и стал целовать ее в мокрые глаза. Несколько мгновений она еще оставалась сердитой, а потом вдруг обхватила его так крепко, словно боялась, что его у нее отнимут.

— Я не знала, где ты… не знала, что с тобой… на что-то надеялась, но и не надеялась уже ни на что… чуть не умерла, когда увидела тебя сегодня… — прошептала она.

Неподалеку, уткнувшись в мох и прижимая к груди кота, надрывно рыдал Варсус, припоминая все свои неурядицы. Дафну и Мефодия он не видел и не слышал. Даже свое имя, скорее всего, забыл, а вот Депресняка не отдавал, продолжая рыдать в него и вытирать слезы.

— Может, отберем? — предложил Меф.

Дафна отказалась:

— Бесполезно. Будет кусаться, но не отдаст. Ему нравится растравлять себя.

— Почему?

— Это все проделки Депри. Вампиры — они хитрющие. Делают так, чтобы ковыряться в ранке было приятно. У, рожа хитрая! Хорошо, хоть у меня иммунитет!

И она погрозила коту кулаком. Депресняк лениво прищурился на кулак и зевнул. Постепенно Варсус перестал рыдать и словно заснул, даже не шевелился. Депресняк, выпивший всю его энергию, выскользнул у Варсуса из рук и погнался за жар-птицей. Вот он вцепился ей в сверкающий хвост и с ней вместе скрылся за деревьями. Жар-птица несла его на себе, разбрызгивая искры, от которых сухо вспыхивала трава.

Через полчаса Варсус открыл глаза и, пошатываясь, поднялся. Мефодий и Дафна сидели рядом и смотрели на Чащу Нежити. Пастушок подошел к ним. Глаза у него были еще красные, но лицо он уже вытер насухо.

— Прошу прощения за свое поведение! Я должен был догадаться, что кот вампир. Я не говорил ничего лишнего? — спросил он будто вскользь.

— Нет, — сказала Дафна.

— А ты не помнишь, что ли, ничего? Не-а, не говорил! — сказал Меф.

Варсус с облегчением кивнул и сел с ними рядом. Ветки в парке затрещали, и показался Депресняк. Поджимая уши и шипя, кот выделывал в воздухе невероятные петли. За Депресняком гналась жар-птица, била его крыльями и долбила клювом.

Дата добавления: 2015-08-10