Расстрел

Был очень теплый день. Солнце нагревало траву. Теплый день, теплая трава – мы босиком. На том месте, куда нас согнали, устраивались всегда праздники, проводились митинги или просто все пели. Мама с отцом хорошо пели и их всегда приглашали петь на праздниках в хоре.

У всех, кого собрали, были просто каменные лица. Странно, говорят, люди должны предчувствовать свою смерть. Но не плакал никто, даже мы сбились в одну кучку.

Обычно стояли отдельно от девчонок: не любили мы их, да и связываться никогда не связывались, за косичку дёрнем и убежим. А сейчас стояли возле девчонок, и так нам их стало жалко. Нас сейчас всех расстреляют каратели, так было уже в двух сёлах – наше было на очереди.

Матери не держали нас возле себя, только все время шептали:

? Если сможете, бегите, дитятки.

? Куда?

? Куда угодно, либо притворитесь, что вас расстреляли, ну, что мертвые вы уже,? говорила мама моего друга Пети Скобуева.

В нескольких шагах от нас уже поставили пулеметы, и возле него сели два эсесовских солдата, о чем-то разговаривали, показывая пальцем на нас, смеялись. Потом подошел один из офицеров.

? Кто из вас скажет, где партизаны – будет жить! – сказал он всем. – Все будут молчать, расстреляем всех.

? Слышишь, Петька, они точно нас сейчас покрошат. Интересно, кто из нашего села выйдет?

? Не знаю, разве найдутся такие предатели?

? Еще раз спрашиваю: «Кто держит связь с партизанами? Время даю ровно три минуты!»,? сказал эсесовец в черном плаще и высокой фуражке.

Все молчали.

Я видел, как солдат снял затвор, зарядил ленту и взял пулемет в руки. До нас было два метра, до кого – десять. Жались теснее друг к другу, кто-то что-то кому-то говорил, но не словами, движением руки, глазами. Я, например, ясно представлял себе, что нас расстреляют и всё. Жалко, с отцом не встречусь, да и мать оставлять одну никак нельзя.

? Последняя минута пошла… И вам капут.

Из тех, что стояли впереди, солдаты отсчитали десять человек. Дали им лопаты и сказали копать яму. А меня и Петьку погнали ближе смотреть, как они копают. Копали быстро-быстро. Когда яма была готова, она была такая большая, как под дом или фундамент.

Расстреливали по три человека. Поставят у края ямы – и в упор.

Остальные смотрят…

Я не помню, чтобы родители прощались с детьми. Не прощалась со мной и моя мама, хотя стояла, совсем рядом. Ужас парализовал всех от мала до велика. Стали отбирать маленьких детей у женщин.

Вот только когда закричали все наши братья и сестры, закричали наши матери. Женщин сталкивали в яму, а детей бросали отдельно.

? Дитятки, родненькие! Пустите! Пустите!

Тетка Полина пошла на пулемёт.

? Стреляй! Стреляй, гадина! Всех не перебьешь!.. Нас убей, но детей не тронь. В чем они виноваты?

Раздался одинокий выстрел, но не со стороны офицера, наоборот, тот упал в песок. Затем ещё и ещё. Били точно, по-снайперски. Мы с Петькой легли на землю.

? Наши бьют! Прицельно.

Скоро из немецких солдат никого не осталось. Очистив площадь от оккупантов, к нам вышли партизаны. Вот тогда прорвало всех: кто кричал, кто плакал, кто поднимал из ямы тех, кого уже успели расстрелять. Заголосила вся деревня.

? Простите, что не успели! Теперь собирайтесь, берите детей и за нами в лес – к партизанам. Хоронить будем ночью, если каратели сюда не нагрянут, а сейчас главное уйти! Времени нет, товарищи!

Мы с Петькой побежали к своим матерям оставшиеся в живых, через минут двадцать уходили к партизанской стоянке, далеко в Белорусские леса.

Дата добавления: 2015-08-09