Когда приходит весна.

(Для тех, кто не ищет любви)

Их детство проходило по-разному. Да, следует заметить, что она была старше года на два, кажется... Разница в возрасте между ними тогда казалась большой, и если бы можно было вернуться в прошлое и сравнить этих детей, вы бы обязательно заметили это... Девочки растут и развиваются быстрее мальчиков, рано становятся самостоятельными, хоть и внешне не скажешь - так они милы и красивы, но поведение говорит о другом... Или я ошибаюсь?

Он был первенцем в семье. Долгожданным и на первых парах особо любимым, во-первых, потому что мальчик, и молодой папаша благодарил небо за это и испытывал небывалый эмоциональный подъем, хоть и окружающая обстановка в стране, в обществе и семейном быте повергала порой в страшной отчаяние и уныние.

Дальше семья стала расти, и когда ребенку исполнилось пять лет, отец уже не радовался особо, потому что помимо сына, жены и ее дряхлеющих стариков нужно было кормить еще двоих детей, его детей, таких маленьких, пузатеньких и вечно обкакивающихся после прогулки на свежем воздухе... А еще через некоторое время жена, которую он в первые годы совместной жизни даже любил, как нечто дарованное Богом, родила ему еще троих: мальчиков и девочку, и папаша стал озлобленным на что-то и кого-то, унылым и немного пьяным, ведь все это стадо, расплодившееся под его началом, надо было кормить, одевать и все такое... Ну, вы поняли... Быт и бытие...

А старшенький уже подрос и бегал в гимназию, и к семи годам в совершенстве владел искусством пеленания младенцев, а так же их мытья, убаюкивания и прогуливания... Еще он научился ремонтировать прогулочные коляски, щедро пожертвованные окрестными соседями этой многодетной семье, ведь их отпрыски уже давно гоняли на велосипедах. А в колясочках постоянно клинило раскладной механизм или отваливались колеса, и в багажнике, что располагался между осями, всегда болтались разводной ключ, пасатижи, шпагат из пеньки, плоская отвертка и молоток. В случае внезапной аварии мальчик подставлял под колесо кирпич, чтобы маленький пассажир не укатился, и резво брался за инструменты...

Со стороны покажется, что жизнь этого пацаненка проходила по невыносимо-унылому сценарию: утром - школа на другом конце города, днем - возня с младшими, пока мать стирает, готовит или убирает. Еще были походы в сельпо за хлебом-батоном, порошком-мылом и прочими мелочами... Разнообразие в его жизнь иногда вносило совместное затаскивание с матерью и соседом-дальнобойщиком Ромой пьяного отца в спальню из обветшалой летней кухни, которую мальчик однажды поклялся отремонтировать... А вечером ребенок снова кого-то убаюкивал, помогал пеленать... Он знал, что завтра все неуклонно повторится, и к одиннадцати часам молился и спокойно засыпал...

Классу к седьмому у его появилась коза и несколько кур... Через год коз было уже несколько, кур - с десяток другой. Младшенькие нашего антагониста подросли, окрепли, кто-то даже пошел в школу, короче говоря, стало немного легче. (А легче ли?). Все внимание старшего сына главы этого семейства переключилось теперь на хозяйство. Подросток привык нянчится с кем-то, кому-то отдавать свою энергию, не важно, кому, собственно. Быть может, из него получился бы неплохой учитель или воспитатель в детдоме. А энергия ох как бурлила в молодом теле, в голову лезли бесконечные планы по улучшению быта, модернизации тачек для сена и перевозки бака с водой... И все получалось; пускай, даже путем проб и ошибок он научился косить траву огромной дедовской косой, строить бесконечные закуты, загоны и курятники из подручного хлама, возиться с проводкой, водить мотоцикл с коляской... Господь помогал ему, неустанно труждающемуся, и дела иногда шли весьма неплохо...

К пятнадцати годам он уже принес домой первую зарплату. Работал подросток на железной дороге учеником путейца-обходчика. Ночью, когда семейка засыпала, он плелся в гараж, полчаса заводил свой "Днепр" и спешил на свою "каторгу" через пустынное поле и молчаливый лес, тянущийся причудливой змейкой по высоким берегам Сейма.

Работа была тяжелой, особенно зимой. Ему казалось, что в сильные морозы было невыносимо толкать тяжелую дрезину с инструментом: коченели руки, обмерзало лицо. Колючий северный ветер пронизывал насквозь, как тепло ты не одевайся... "Прям ад какой-то, так же невозможно..." - все время думал парнишка, но упорно шел вперед... Весной, которая была в его жизни однажды, страдания бригады облегчились: старший путеец Антип Петрович где-то достал низкооборотистый и необычайно тяговитый двигатель с мотоцикла "К- 750 ", который путем совместного кулибничества был установлен на дрезину. Жить и работать стало веселее!

...Маргарита Сергеевна росла в семье дальнобойщика и учительницы биологии. Девочка была единственным и долгожданным ребеночком в семье. Принято считать, что таких детей все время балуют и берегут для чего-то. Здесь было не так: отец был вечно в рейсах, когда приезжал - пил в гараже, ремонтировал свой тягач, трезвел и снова исчезал за поворотом, едва успев поцеловать дочь и дать жене денег на расходы. Мама работала в школе в две смены, дома проверяла тетради и что-то писала за маленьким столом под низкой лампой, подперев левой рукой вечно усталую голову... Девочка тайком наблюдала за этим через приоткрытую дверь: напряженно стояла на цыпочках, держась за ручку, и скучала... Как же четырехлетнему малышу не хватало тепла, ласки, да просто - материнского внимания! Суровость духа и быта не предполагала сантиментов... И разве ребенок это понимал? Он думал, что тараканы на кухне - это нормально, что пьяный, когда дома, но вечно пропадающий за баранкой отец - тоже норма, так и должно быть... И когда девочке надоедало торчать у двери и наблюдать за мамой, она плелась на кухню разговаривать с тараканами, путаясь в сползающих колготках. Рита очень удивлялась, почему это тараканы разбегаются, когда она, шлепнув веником по выключателю, зажигала свет.

И тогда девочка стала тихонько, не включая лампочки, пробираться в тараканье царство. Рита забиралась на высокую табуретку и, затаив дыхание, вслушивалась в невнятное шабуршание на холодильнике, на газовой плите, на столе и где-то за плинтусом внизу... Ей казалось, что насекомые обсуждают, как же им пробраться в холодильник и уничтожить семейные запасы провианта. "Ведь там... Так холодно!.." - думал ребенок, и шепотом предостерегал тараканов: "Там зюзя, вы замерзните, миленькие мои..." Один раз даже заплакала: все-таки это были единственные друзья, хоть и молчаливые, и мысль, что эти черные твари могут погибнуть, не давала ей покоя. Шорох стихал...

1.09.1997 года Рита пошла в первый класс. Как же там было интересно! Сколько всего нового свалилось вдруг на девочку: эти палочки, кружочки, цифры, крестики-нолики... Она жадно поглощала неизведанное и интересное, вещаемое заботливой учительницей, навсегда оставив тихий тараканий мир...

Папа все колесил по Черноземью на своем "МАNe", а вот мама... Классе в восьмом Рита стала замечать, что мать как-то странно теперь стала проверять тетради: она раскладывала их в раскрытом виде на полу тесной комнаты, и долго-долго неподвижно рассматривала, бормоча что-то под нос. И так по нескольку раз... А потом собирала все в кучу на столе и выставляла оценки: "Сереженьке сегодня - сердечко, Танечке - рыбка, Мите - листик папоротника..."

Ладно, думала девочка, все это от усталости... Но однажды в октябре Вера Васильевна пришла в школу босая и в ночной рубашке. Тетради были аккуратно сложены в стопку и перевязаны шпагатом, как связывают кипы старых газет, складируемых в макулатуру. Учительница биологии растерянно и пусто смотрела на ошалевшего вахтера, отчаянно держа свою ношу.

- Что во мне не так, люди?..

Почему эту женщину никто не остановил, когда она шла по утренней улице, полной спешащего народа? Почему соседи ничего не сделали, ведь они видели, как Вера спускалась по ступенькам? Почему?!

Общество! Катись ты ко всем чертям, если не хочешь, или не можешь помочь слабому, оторвавшемуся от тебя человеку... Как бы яростно и настойчиво ни кричали мне в статьях, бесконечных ток-шоу "по зомбоящику", в научных и философских трактатах, что гуманизм и милосердие формирует нравственную основу чего-то там, называемое человеками... Нет! Зачем же обманываться? Ведь мы - стадо, в основном - волчье, где принято безжалостно разрывать ущербного...

И он так будет думать лет в двадцать, развозя на своем еле-дышащем грузовике 1958 года выпуска стройматериалы по объектам. Подростковая усталость от нищебродства, потерь и вечной несправедливости превратится к тому времени во взрослую, отчаянную озлобленность на всех и вся, особенно на людей, у которых все слишком хорошо: такие будут встречаться на тусовках и автопати, жениться, может и по любви, но не всегда, и в основном из-за материальных выгод, покупать дорогие машины с маминых и папиных подачек, возмущаться сильно, если у кого-то в ржавой и немытой "девятке" играет музыка громче, чем у них в BMW X5 или в нечто подобном. Закон движения беспощаден: если ты "нищеброд", так не "выеживайся" и "жмись" в углу, который милостиво отведен господами. Не вздумай обижаться, если в тебя из красного кабриолета вдруг полетит пустая бутылка из под элитного чешского пива, бережно подбери ее, если не разобьется о твою оловянную башку или крышу "ведра", на котором ползешь в крайней правой полосе, и сдай ее в пункт приема стеклотары. Авось, на хлебушек наскребешь. При удачном раскладе даже на пять литров 80-го бензина - тебе до бабушкиной дачи хватит доехать.

И попробуйте-ка объяснить "колхознику", работающему с 15 лет (в основном честно), как к 20 годам можно все иметь (по его мнению): квартиру, "телку", престижную машину, "лаве на кармане"? Почему они, не работавшие ни дня или: "ну, типа я работаю у папы", диктуют ему, как должно одеваться, как должно себя вести в обществе? А это самое общество обязывает равняться на него и покупать айфоны, айпады и всякую, простите, блестящую "шнягу"... Почему они будут косится на него, тарахтящего в центре города в пробке, которая состоит из "их" престижных иномарок которые где-то там впереди немного зацепились бамперами и перекрыли две полосы сразу? Он вынужден вылезать из кабины, материться и доливать воду в радиатор своего обшарпанного ЗИЛа, неизбежно закипающего на жаре. А ведь малый не в кафе на ланч едет, подчевать сушами свою "ципу" или "шопиться", а везет цемент на стройку, и если опоздает, отнюдь не сладких пирожков получит от шефа... Что работяга сделал этим мажорам?.. что им сделали цыгане, которые утром идут толпой на эту стройку работать? Однажды девушка переходила улицу по зебре на зеленый и едва успела отскочить от летящего на нее внедорожника. "Ты че, овца, ох*ела?" - обратились к ней из открытого окна иномарки. Он хотел выскочить из кабины и ткнуть этого урода мордой в разметку, чтобы лучше видел, но за него это сделали... Раньше бы сказали: "Бывает и такое", а сейчас это даже "можно зафоткать", ведь "прикольно", когда мужики колотят друг друга об асфальт. Нахрена их разнимать? Это не наше дело...

Рассуждения эти риторические и бессмысленные, и дело здесь не в иномарках... Никому неизвестно, почему так плохо живем, и люди продолжают злиться, изредка калеча друг друга за косые взгляды.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день...

...Шизофрения прогрессировала, и как-то лечить учительницу биологии дома уже не было возможности. Душевное состояние становилось тяжелее и тяжелее, препараты требовались с каждым приступом все серьезнее, и бригада неотложки однажды настояла на диспансеризации...

Для Риты настал тот день, когда показалось, что она осталась совсем одна...

Маму забрали в психиатрическую, отец еще был в рейсе. Конечно, Сереге обо всем сообщили по телефону службы опеки, и он, послав их «на хер», мчался домой на своем тягаче, оцепив под Воронежем фуру. Дочь останется с ним, только с ним!

Девочку, потаскав по всяким социальным службам и опекам, пока оставили в покое... Она окончательно замкнулась в себе... И тут вдруг вспомнилось: детство, кухня невнятный свет и тараканы...

Все это так, шелуха от семечек, осколки прошлого, на котором нельзя останавливаться. Рита прекрасно понимала, что жизнь еще продолжается и улыбалась... Но душу разъедало одиночество. Однажды девочку осенило, что такого маленького и жалкого человечка, как она, не сыскать во всем мире... Заплакала... А ведь за все свою крохотную жизнь ни с кем так и не поговорила искренне, по-душам, с надеждой на сочувствие и понимание... Ни с матерью, ни с отцом...

Маргарита заканчивала 11 класс, весна, по календарю, была близко, да и по факту так же. Уже в середине февраля установился стабильный "плюс", городские снега стали таять, под ногами чавкала мокрая серая каша. День девушки проходил скучно и незатейливо: утром она кормила маму и уходила в школу, после учебы - стирка-уборка, возня с матерью, уроки, чтение медицинской литературы и любимого Чехова... На улице было тепло, она теперь гуляла, делая несколько кругов по аллеи, которая оттаяла и была полна смелой весенней возней: бабушки гуляли с детьми, молодые обнимались на лавочках, голуби рассеяно бродили по бордюрам, неадекваты испуганно прятались за деревьями, выслеживая потенциальных жертв...

"Вот, мне уже семнадцать, - думала Рита, - а я все одна-оденешенька... - Она грустно улыбнулась и поправила шапку, глядя на парня с девушкой, немного счастливых, как ей казалось, - Что же мне мешает? Судьба? Как глупо... Обстоятельства сделали меня такой зажатой и замкнутой? А как я мечтала!.. Если так должно быть, пусть... Я изменюсь, если что-то случится..."

В вестибюле школы он ждал трудовика, чтобы тот открыл мастерскую и отдал инструменты. Сегодня они меняли краны в кочегарке, а некоторых ключей у Ивана Саныча не было, поэтому он позвонил своему ученику в пол седьмого утра и попросил кое-что захватить.

Как всегда, в голове юноши крутились мысли о работе, хозяйстве и переустройстве невыносимого быта. Усталость теперь стала его нормальным состоянием, но он научился прятать ее глубоко внутри, внешне подросток был бодрым, приветливым со своим окружением, иногда даже шутил с девчонками, которых так боялся.

Было около трех часов дня, когда Рита засобиралась домой. Попрощавшись с физиком, который готовил девушку после уроков к майскому ЕГЭ, она подошла к окну, солнечному, весеннему окошку школьного коридора, которое так манило безмятежным теплом. Небо было ясным, легкие, почти прозрачные облака неслись от колокольни, прятавшейся в плену высоток, куда-то в сторону ее дома… С крыши звонко капало, на яблонях школьного сада весело качались птицы.

"Как же хорошо, - восхищалась Рита, - надо жить! Просто так, не задумываясь о завтрашнем, которое так гнетет... Все получится, ведь правда? Я верю, Господи!"

Она вдруг остановилась.

- Первый раз я вспомнила... О Боге? Где же Он был раньше, почему там - в далеком детстве, я обращалась не к Нему, а к черным тараканам на кухне? Да, было ведь время... Неужели оттого, что мать и отец не научили молиться, не привели в церковь? А ведь это так просто, наверное, сказать куда-то в пустоту о своих проблемах. Надо попробовать. Интересно, станет легче? Маме станет легче, Господи? Нет, не станет, она обречена до конца жизни не понимать, плакать и разговаривать с собой... А может она с Тобой беседует?

Пусть с этого момента... Да нет, так быстро не получиться, надо подождать..."

Иван Саныч окончательно куда-то запропастился, и томительное ожидание превратилось в озлобленность. Хотелось домой, и так с утра подросток торчал в школе, ничего толком не поев. Скоро тащиться на работу, а дорога превратилась в месиво. Не застрять бы! "Днепр" не подведет, ведущая люлька вытащит из любой колеи...

Он встал с лавочки, уступая место пожилой мамаше, сделал самое страдальческое лицо, и...

Рита спускалась в раздевалку. Легкая белая кофточка, облегающие джинсы, длинные каштановые волосы, эти тонкие девичьи руки, безмятежно скользящие по перилам... А улыбка - легкая, едва заметная... Говорят, что улыбаются глазами, так и было… Красивые карие глаза... Господи, почему так случилось, зачем Ты однажды создал все это? Серая масса ожидающих, погруженных в свои проблемы не замечала, как по лестнице спускался Ангел... И только он, ищущий своего трудовика, смотрел жадно и смело на это видение, как смотрит изголодавшийся лев на газель, внезапно появившуюся на горизонте.

Почему вы, безликое быдло, не восхищались тогда ее красотой? К черту эти ваши подгузники и двойки отпрысков, сериалы после "Время", к черту проссанные подъезды, сломанные домофоны, бомжей, лифты до второго этажа, маршрутки, трамваи, центральный рынок, подорожавшую свинину, небритых мужей и фиолетово разукрашенных жен... Хоть на минуту отвлекитесь от этого, подышите весной, красотой, молодостью и свежестью!

На секунду, в которую поместилась бы вечность и эти две маленькие, печальные жизни, они встретились глазами. Невидимая молния проскочила между ними, под сердцем стало невыносимо больно... Она оглянулась и скрылась в темном коридоре.

Все! Теперь ты, безусый пятнадцатилетний пацан будешь не спать ночами, творить всякое безрассудство, бояться, сомневаться, улыбаться, как дурак там, где не надо... А главное, ты будешь ждать, когда твой Ангел прилетит снова. Такого потрясения ты бы не выдержал еще раз и умер, сгорев без остатка... Ты влюбился? Ты полюбил? Я не знаю. Ты тоже не знаешь. И мужики в твоей бригаде тоже...

Через два часа он мчал по грунтовке на дежурство. Мотоцикл уверенно нес его влюбленное тело, свежий ветер слепил глаза и пьянил запахом свободы и надвигающейся весны... Он закричал, что есть силы: "Я люблюююююю! Я дурааааак!". Никто не услышал. Стрекот оппозитного двигателя, биение расстроенных клапанов заглушали этот счастливый вопль - она не услышала...

Однажды в сумерках он, расположившись в удобном кресле у пианино в зале, читал «Первую любовь» Тургенева. Пытаясь проникнуть в напряженный внутренний мир главного героя, он по нескольку раз перечитывал монологи Вольдемара, а потом отвлекался на минуту и, улыбаясь, представлял свою Зинаиду, ничуть не уступающую тургеневской…

Ум абитуриентки медицинского университета в этот вечер был занят сложной, полной ужасных подробностей литературой: «Способы разрезов брюшной полости при кесаревом сечении». Чехов сегодня скучал на тумбочке, и Рита уже третий час терпеливо изучала справочник по акушерству. Эту толстую книгу со страшными иллюстрациями к каждой статье… Усидчивости и смелости девушки можно только позавидовать, надо же иметь какие нервы, чтобы читать и смотреть подобное перед сном! Но все же весна взяла свое, и Маргарита, бросив скучную ученость, выскочила на сырую улицу.

Еще было светло, и заходящее мартовское солнце бликовало на деревянных стенах жмущихся друг к другу домов. Вдруг в усталом сознании мелькнула мысль: "А хорошо бы купить красный велосипед, и умчать куда-нибудь на окраину, в поле к болотам, спрятанным в низинах, где в зарослях камыша копошатся дикие утки...". Рита улыбнулась, представив, как будет ехать по тротуару, и неосторожный прохожий обязательно угодит под переднее колесо...

…Он, подобно опытному разведчику, затеял шпионскую игру: путем наблюдения, осторожных разговоров с учителями и внимательнейшего изучения расписания на стенде и внесенных туда изменений, нужно было выяснить, как же зовут ту, которая заставила так трогательно страдать, так боязно любить... И на третий день их молчаливой встречи в вестибюле, он знал, что девочку зовут Рита, что она учится в 11 "Б", что она старше на целых... Два года! Боже, почему же так много?! Он ведь не успеет... Как к ней подойти, как заговорить? О чем заговорить?

Нет, определенно, эта любовь была никому не нужна.

А это кто с ней сюсюкается на лавочке? Парень? Вот сволочь, уже успел отнять у мира то, что должно принадлежать очень-очень святому человеку...

В начале апреля, когда весна окончательно захватила власть над природой и смело торжествовала, 9 "Б" вывели из унылых школьных стен убирать территорию. Уже подсохло, повсюду пахло кострами прошлогодних листьев и приближающейся Пасхой, и грешный мир погружался в неадекватную возню. Пока его одноклассники лениво скребли палисадники, наполняли гнилым хламом полиэтиленовые мешки и курили за гаражами, наш влюбленный вместе с Иван Санычем собирал в школьной мастерской только что привезенные верстаки. Работа шла бодро, железки и болты легко вставали на свое место, сигаретный дым трудовика весело кружил под потолком...

"Кто это, Господи? Она? Я сейчас что-то сделаю с собой..."

Его ненаглядная в окружении одноклассников плыла к школьному саду мимо полуподвального кабинета трудов. И хотелось бросить инструменты, распахнуть окно и убежать туда - в залитую солнцем весну... И сейчас учитель допьет кофе и скажет, что хорошо бы навести порядок в мастерской: подмести, смахнуть пыль со станков, столов и стульев. Нужно найти помощницу своему дорогому ученику, с которым за три года успели "скорешиться", отремонтировать полшколы, несколько квартир и даже директорскую дачу... Иван Саныч выйдет на улицу, подойдет к стадиону, подбоченится, прищурится в поисках самой прилежной...

- Людмиласевна, а это ваша девочка? - спросил трудовик химичку, классную 11 "Б", умиляясь, как ее ученица в красном плаще заботливо складирует влажную прошлогоднюю траву в мешок.

- Моя, Иван Саныч, а что вы хотели?

- Да людей у меня в кабинет не хватает, я порядок навести собрался, а тряпкой работать некому. Не одолжите на время вон ту красавицу? - он указал на Риту.

- А таскать ничего не заставите?

- Да нет, только пыль вытирать. Там немного...

- Удалова, иди с Иваном Александровичем, он все скажет. Как закончишь, можешь идти домой.

...Он собирал инструменты с пола, когда Иван Саныч и Рита вошли в кабинет. Работа с верстаками была закончена, осталось привинтить тиски, но этим, скорей всего, будут заниматься завтра.

Девушка рассматривала мастерскую, пока трудовик набирал в туалете воду: советские плакаты по технике безопасности, изречение Герцена о пользе труда над пыльной доской, к которой магнитами были закреплены какие-то чертежи... Неведомые адские механизмы зеленого цвета, железно молчавшие в ряд, пацаненок, чем-то гремящий где-то за стеллажом в углу... Пахло деревом, табаком и краской.

- Да, интересно тут у вас. Никогда не заходила к мальчишкам на труды, а вот вы к нам постоянно заскакиваете... А это что такое?

Что это такое... Малодушный! Она заговорила! Что же ты спрятался за шкафом и судорожно молчишь? Будь мужиком в конце концов! Почему какая-то одиннадцатиклассница заставляет тебя быть слабым? Она просто человек, как и ты, состоящий из крови и костей, она хорошо умеет притворяться. Красивая? И что же? Неужели внешнее отличие от себе подобных называется красотой? Ты ведь так думаешь…

Ты уверен в этом. Ты идиот. Только баран уверен всегда и во всем, ибо природа наделила его каменным лбом, которым можно пробить некоторые стены, а человекообразных серьезно покалечить.

Ты смотришь на нее, такую ослепительную, и сладкие грезы уже понеслись в пропасть совместного быта: абсолютное двуединство, искренняя усталость от порой изнуряющего физического труда, совместное доение коров, уборка сена и топтание в мартовской грязи во дворе возле сараев... А эти разговоры на кухне под низенькой ажурной люстрой! Ты устал после ночной смены, а твоя пассия, как нянечка сопливого грудничка, суетится вокруг, подчевая своего суженого травяным чаем и вчерашним борщом... Соседи восхищаются, родственники по выходным заезжают на чай позавидовать. А местное телевидение даже сняло о вас сюжет с приторным названием: "В этой семье поселилась любовь". Ни упреков, ни ссор, а напасти - переживем с Божией помощью... Уныло, глупо и примитивно, но зато гармонично. Поэты и авторы любовных рассказиков покуривают в сторонке анашу, ища встречи с музой.

Сложно...

Но почему не мечтаешь, что ты - успешный менеджер высшей касты или торгаш, мчащийся по трассе на суровом "Гелетвагене". В машине играет джаз, королева сидит рядом, восхищаясь очередной блестящей побрякушкой, подаренной за дорогим ужином. Она уже позвонила подругам, сообщила о трепетном подношении "папика" к ее стройным ногам, и содержанки, попрощавшись - "чмоки-чмоки", включают грустную музыку...

"Меня никто не любит! Я так несчастна! Он перестал замечать мою красоту-прекрасоту, наши отношения рушатся..." - хнычут они в бархатную подушку и инстинктивно подумывают о поиске нового коллекционера льстивых подстилок.

А тебе плевать с высокого кабинета на ментов, дорогой бензин, ржавую воду из-под крана и страх подохнуть от недоедания. Ты успешен, потому что финансово стабилен и "имеешь" всех вокруг. И за это ничего не будет до самой смерти от передозировки кокаином!..

Сказочно. Так не бывает. Но встречается. И нищеброды устают вопить и грозить костылями, глядя из грязного окна собеса в след удаляющегося богатея...

Все же, вернемся к детям.

- Это сверлильный станок - опасная машина. Недоглядел - и намотает на вал, - начал он посвящать девушку в скучные механические подробности, - А хочешь покажу, как работает?

- Давай.

Рита подошла поближе. Он дернул рубильник, закатил рукава, уверенным движением нажал красную кнопку на пульте. Двигатель лениво закрутился, стал набирать обороты, и мастерская наполнилась монотонным электрическим гулом. Вал медленно опускался. На перфорированной железной подставке обреченно покоилась деревянная жертва. Патрон со сверлом "десяткой" угрожающе приближался. Мгновение - и острый стержень уже вгрызался в толстый брусок... Девушка не моргая смотрела на сокрушительное действие беспощадного механизма, периодически вздрагивая, сарде беспокойно билось, ладони стали влажными...

- Впечатлило?

Станку отключили питание, и он беспомощно замер.

- Ух, как громко... Тебе не страшно?

- Чего тут бояться? Плакат видишь? Смешно нарисовано, да? Но правда беспощадна: люди иногда без рук оставались.

- Ты, наверное, отличник по предмету?

- Да так, хвастаться не буду. Не ради оценки занимаюсь всем этим...

- А ради чего?

- Хм, ты не поймешь... Нравится, вот и сверлю! Вообще работать люблю. Даже чересчур - инстинкт проклятый... А ты как?

- Я? Шить-готовить научилась, замуж готова...

Оба рассмеялись и посмотрели друг на друга.

- За меня пойдешь?

"Да, а он не стесняшка вовсе, - подумала Рита, - мне-то показалось... Его одноклассники, наверное, ненавидят уроки пиления и сверления, а он возится, даже после звонка... А, вспомнила, это ведь этот парнишка недавно чинил нам в кабинете дверь. Мои пацаны, значит, сломали, а когда речь зашла о ремонте - уткнулись в тетради. Не по-мужски..."

- Что же, ты еще многое умеешь? У мен дома люстра что-то барахлит.

- Надо - починим. Обращайся...

- Что, правда?

- Конечно!

Она смотрела на него, такого смелого, знающего, что все сможет, и это трогало. Неужели серьезно? Эти глаза говорили, что ради нее - безусловно, да. Она вдруг почувствовала, что впервые в жизни ради ее ущемленного "я" на что-то готовы, и стало теплее...

- Так что, я готовлюсь к ремонту? - он подошел ближе...

- Ребят, давайте уже поработаем. Маргарита, вот я воды принес, - Иван Саныч громко поставил на пол ведро, - приступай. Что-то напор сегодня плохой, еле натекла. По-быстренькому терани парты - и свободна. А <...> тебе охотно поможет, сейчас мы бадью с опилками вынесем, и за дело. Пошли, что ли".

Сегодня все изменилось. Исчезла та боязнь, которая мешала, как казалось ему, полноценно жить. И не важно, что он недавно убедил себя, подобно скупому еврею, что любые отношения - обуза, неизбежно заставляющая тратиться. Деньги зарабатывались исключительно для семьи, цена этим копейкам была известна. Ханжа! Он перешагнул через приоритеты, расставленные год назад, и мир пошатнулся... Было все равно. А эта кареглазая брюнетка, так неожиданно ворвавшаяся в его унылое существование, заставила быть бестолково счастливым. И был вечер субботы. Он на всех парах мчался на работу. Закат близился, птичий гам стихал, необыкновенные звуки живого, которые можно слышать только на первых парах весны, наполняли распахнутое поле. Чтобы слышать природу, укладывающуюся спать, он выключил зажигание и двигался накатом, пока совсем не остановился. Было радостно и по-детски смешно отчего-то, быть может, так чувствуют себя счастливые или пьяные люди.

И радость обнимала весь мир: эту равнину, рощу, лес за насыпью, полуночный Сейм... И он не опоздает, потому что слишком рано выехал, и еще немного постоит, полной грудью вдыхая сырой, сладкий воздух. Никто не вздумает помешать, отвлечь, отнять, пусть только попробуют! Младенческий восторг и взрослое, здравое стремление слились воедино в нем, от тоски и злобы не осталось и следа.

Эту дорогу он мог проехать даже в самую глухую ночь с закрытыми глазами, настолько она была родной. Каждая колея была знакома. Он, не снижая скорости, все гнал и гнал, пока в сфете фар не мелькнула человеческая фигура с велосипедом.

- Какая встреча! Я было совсем расстроилась, что людей нет. Даже заплакала от обиды...

Она? Здесь? На его земле? Сегодня?

- Привет, помошница! Что у тебя с великом?

- Да педали заклинило. Я на кочку налетела в темноте, зацепилась за что-то... А ты как здесь? Твой зверь?

Как-то даже прозаично

- Мой кормилец. Я этой дорогой на работу езжу почти каждый день. Давай посмотрим твой лясик...

Рита удивленно разглядывала своего спасителя, который перевернул велосипед к верху колесами и напряженно ковырялся в педалях. Он? Работает? Девятиклассник? Какой же молодец! Святой просто... Ее одноклассники ноют, что папа дает мало денег на тусовки, а этот невзрачный паренек тянется...

- Можно я на мотоцикле посижу?

- Конечно!

Она осторожно забралась на черную машину, взялась за руль. Попыталась повернуть. Тяжело! Погладила глянцевый бак, обжигающий холодным железом. Серьезная техника. Вот бы научится ездить...

- По ходу дела подшипник в каретке заклинило. Сместился, и все. Разбирать надо и менять, так не сделаешь ничего.

- И как быть?

- Фух... Давай велик бросим в коляску, а на работе я посмотрю.

- Да, дела... А далеко ехать?

- Да километров пять. Спешишь?

- Ты либо прикалываешься? Ночь на дворе, а я торчу хрен знает где... Хотя, поехали, что еще остается...

Вот оно - счастье. Минутное, стремительное, внезапное... Его нужно искать, его нужно заслужить, и главное, не сгореть сразу от безмятежного восхищения, не захлебнуться солнцем... Оно проходит, и слава Богу, иначе жить скучно. Ищи! Страдай! И однажды ты, усталый странник, обретешь приют.

Маргарита вцепилась в его плечи, они уверенно неслись по лесу. Ночь резко опустилась на молчаливые деревья, стало темно и зябко. Она первый раз ехала на мотоцикле, боялась немного, а вдруг он ненароком повернет в дерево? Вдруг свалимся в реку? Но восторг торжествовал над страхом, и девушка еще крепче обняла своего водителя.

Он уже не мог сосредоточенно вглядываться в ночную дорогу. От нахлынувшего чувства было щекотно и тепло. Уверенность в том, что все получится, рушила теперь бестолковые преграды. Не отпускай ее от себя! Ты нашел смысл в жизни. Ты вырос. Ты готов сейчас оторваться от всего, что тянет назад, что делает из человека бессмысленного скота, жрущего скудную пайку и ждущего следующей подачки...

Господи, зачем ты послал Ее в этот мир грязи, сырости, примитивизма и отчаяния? Здесь же кое-как выживают, здесь, как всегда, тайно и смело продают Тебя, чтобы длинные рубли хоть на один день принесли ханжескую радость рабу твоему... В обществе вселенских торгашей нет места Богу.

И однажды ты послал на прокуренную несчастьем Землю Ангела. Это испытание для озлобленных и усталых? Или милость, дарованная с надеждой, что тот, кто предал однажды, обратится к имени Твоему снова и возблагодарит за луч света? Он же слаб, как младенец, который инстинктивно пытается встать на ноги, но обреченно валится на холодный, трердый пол. Он ничего не понимает, или отказывается понимать. И он не справится, он безжалостно все растранжирит. Почему? Кто же виноват? Слабость духа? Детская ущербность? Выстрел в душу? Пройдет время, былое покроется пеплом, но однажды старая рана заноет. Значит, все продолжается. Круг замкнулся...

И все станет понятно, годам к тридцати, кто волк, а кто овца, кто Петр, а кто Иуда. От потерь будет так невыносимо, что единственной радостью будет водка по выходным.

Тьма беспросветная... Надежда превратится в пошлую пустышку. И каждый Божий день, каждую ночь за рулем он будет знать, что тяжелый маховик обреченности безжалостно вращается, очередная беда случится уже завтра. И будет так.

Сколько же было вопросов к небу: "Что я не так делаю? Живу неправильно? Почему все катится в пропасть?".

Вот она - судьба человеческая...

И когда в очередную годовщину Ее смерти, страшной и несправедливой, он и дальнобойщик Серега будут пить на кухне с черными тараканами, Господь пошлет к ним Ангела, и оба на минуту слезно замолчат...

Да будет прошлое свято!

И он, взрослый и одинокий мужик, будет долго еще вспоминать, как Рита когда-то выучила дорогу к нему на работу и приезжала вечером к пересменке. Пили чай в бытовке, болтали о житейских пустяках, бестолково встречали закат. В школе, почти на каждой перемене, они встречались у окна, улыбались друг другу...

Они стали навсегда неразлучны. Ей так не хватало его запаха... Запаха железнодорожного креазота и бензина.

И, быть может, чувства не было, но магия общения и электричество делали свое дело: люди тянулись друг к другу, с каждым днем все шире открывая скромные дверцы своих душ.

А разговор, который называют "объяснением в любви", произошел у их любимого окна, из которого Маргарита однажды восхищалась весной...

Любовь становилось страстью...

- Здравствуй, - испуганно подошел он к подоконнику и опустил глаза.

- Привет! Смотри, - она кивнула в сторону сада, яблони зацвели... Что с тобой?

Напряженное молчание заставило ее улыбаться. Рита ждала... А он оторвал глаза от пола, и, ни минуты не сомневаясь, сказал:

- Я... Люблю... Я тебя люблю!

Это произошло 29 апреля. Жизнь для него разделилась на до и после этого дня. Все, что было в глупом прошлом, теперь стыдливо щемилось в углу неприятных воспоминаний. А теперь все будет по-новому! Никто не посмеет упрекнуть в нерешительности, глупости... Любовь поглотила его. Любовь сделала сильным. Любовь еще не закончилась...

Дата добавления: 2015-08-09