Доброта и милосердие

Гляди — мы выставлены напоказ.

Нас было пятеро. Мы жить хотели.

И нас повесили. Мы почернели.

Мы жили, как и ты. Нас больше нет.

Франсуа Вийон. Эпитафия, написанная Вийоном для него и его товарищей в ожидании виселицы [22]

«Когда же мы вернемся в крепость?» — спрашивал Фарид Сажерука по нескольку раз на дню и неизменно получал один и тот же ответ: «Еще не сейчас». «Но ведь мы давно уже здесь». Прошло уже почти две недели с той страшной резни в лесу, и Фарид не мог больше выносить сидения в Барсучьей норе.

— А как же Мегги? Ты обещал, что мы вернемся!

— Если ты от меня не отвяжешься, я забуду, что я обещал, — сухо сказал Сажерук и пошел к Роксане.

День и ночь она ухаживала за ранеными, которых они подобрали среди трупов, в надежде, что хоть эти люди вернутся в Омбру, но и из них ей не всех удалось спасти. «Он останется с ней, — думал Фарид каждый раз, как Сажерук присаживался рядом с женой. — Тогда придется мне возвращаться во Дворец Ночи одному». От этой мысли становилось больно, как от ожога.

На пятнадцатый день, когда Фариду уже казалось, что он на всю жизнь провонял мышиным пометом и поганками, сразу два шпиона принесли Черному Принцу известие: у Змееглава родился сын. И в честь этого события, объявил на рыночной площади его глашатай, правитель, в доказательство своей доброты и милосердия, ровно через две недели отпустит всех узников, сидящих в застенках Дворца Ночи. Включая и Перепела.

— Ерунда! — буркнул Сажерук, когда Фарид принес ему эту новость. — У Змееглава жареный бекас вместо сердца. Из милосердия он никогда никого не отпустит, родись у него хоть сто сыновей. Если он действительно собирается кого-то отпустить, то только потому, что Фенолио так написал, и ни по какой другой причине.

Фенолио был, похоже, того же мнения. Со дня битвы он все больше угрюмо сидел в каком-нибудь темном углу Барсучьей норы и упорно молчал, но тут стал с вызовом объяснять каждому, кто проходил мимо, что добрыми вестями они обязаны исключительно ему.

Никто его не слушал, никто не понимал, о чем он говорит, кроме Сажерука, который по-прежнему сторонился Фенолио, как прокаженного.

— Ты только послушай старика, как он хвастается и доволен собой! — сказал Сажерук Фариду. — Козимо и его люди едва успели остыть, а он уже их забыл. Разрази его гром!

Черный Принц, конечно, верил в милосердие Змееглава не больше, чем Сажерук, несмотря на заверения Фенолио, что все будет точно так, как донесли шпионы. Разбойники сидели до глубокой ночи, совещаясь, что им делать. Фариду они не позволили при этом присутствовать, зато Сажерука пригласили.

— Что они задумали? Ну, говори же! — спросил Фарид, когда Сажерук наконец вышел из пещеры, где много часов шел совет.

— Через неделю они выступают.

— Выступают? К Дворцу Ночи?

— Да. — Сажерука это, кажется, вовсе не так радовало, как Фарида. — Господи, ты распрыгался, как огонь под ветерком, — сказал он ему с раздражением. — Посмотрим, как ты будешь радоваться, когда мы окажемся там. Нам придется ползать под землей, точно червям, и куда глубже, чем здесь…

— Еще глубже?

Конечно. Фарид представил себе крепость Змееглава. Спрятаться там негде: ни дерева, ни куста.

— У подножия северного склона есть заброшенная шахта. — Сажерука передернуло, как будто одна мысль об этом месте вызывала у него тошноту. — Какой-то предок Змееглава, видимо, приказал копать слишком глубоко, и опоры обрушились. Это было так давно, что даже сам Змееглав не помнит о существовании древней шахты. Не то чтобы это было приятное место, зато какое-никакое укрытие, притом единственное на Змеиной горе. Вход туда обнаружил медведь.

Шахта. Фарид сглотнул. От одной мысли об этом ему начинало не хватать воздуха.

— А потом? — спросил он. — Когда мы туда проберемся, что мы будем делать?

— Ждать. Ждать, выполнит ли Змееглав свое обещание.

— Ждать? И все?

— Все остальное ты узнаешь в свое время.

— Значит, мы идем с ними?

— А у тебя что, другие планы?

Фарид обнял Сажерука так крепко, как давно уже не делал. Хотя знал, что Сажерук не большой любитель объятий.

— Нет! — сказала Роксана, когда Черный Принц предложил перед выступлением в поход отправить ее в Омбру с одним из своих людей. — Я пойду с вами. Если тебе есть кого послать в Омбру, пусть этот человек зайдет к моим детям и скажет им, что я скоро вернусь.

Скоро! Фарид спросил себя, когда же это будет, но вслух ничего не сказал. Хотя дата выступления была теперь назначена, дни все равно тянулись мучительно долго, и почти каждую ночь ему снилась Мегги. Это были дурные сны, полные тьмы и страха. Когда настал наконец назначенный день, полдюжины разбойников остались в Барсучьей норе ухаживать за ранеными. Остальные отправились к Дворцу Ночи: тридцать оборванных, но хорошо вооруженных мужчин. И Роксана. И Фенолио.

— Вы берете старика с собой? — изумленно спросил Сажерук Принца, заметив Фенолио среди его людей. — С ума вы сошли, что ли? Отошлите его в Омбру или куда угодно, лучше всего сразу к Белым Женщинам, но только чтобы он не тащился за нами!

Но Принц и слышать об этом не хотел.

— Чем тебе так не угодил Чернильный Шелкопряд? — спросил он. — Только не рассказывай мне, что он воскрешает мертвых! Это безобидный старик. Даже мой медведь его любит. Он написал для нас несколько отличных песен и умеет рассказывать чудесные истории, даже если сейчас у него, похоже, пропала к этому охота. И кроме того, он не хочет возвращаться в Омбру.

— Неудивительно, учитывая, сколько там сейчас по его вине вдов и сирот, — горько ответил Сажерук и смерил старика таким ледяным взглядом, что Фенолио, взглянувший было в его сторону, поскорее отвернулся.

Они шли молча. Над головами у них перешептывались деревья, словно предостерегая от дальнейшего движения на юг, и пару раз Сажеруку пришлось звать на помощь огонь, чтобы прогнать существа, которых никто из них не видел, но все чувствовали. Когда над вершинами деревьев показались наконец серебряные башни, Фарид чувствовал себя смертельно усталым. Руки и лицо у него были сплошь исцарапаны шипами.

— Словно корона на лысой голове, — прошептал один из разбойников, глядя на крепость, и на мгновение Фарид телом почувствовал, какой страх испытывают эти оборванцы при виде мощных укреплений.

Похоже, все они испытали облегчение, когда Принц повел их к северному склону и вершины башен исчезли из виду На этой стороне земля лежала складками, как измятая одежда, а редкие деревья стояли пригнувшись, как будто им слишком часто случалось слышать стук топора. Фарид никогда не видел таких деревьев. Их листва казалась черной, как ночь, а кора была колючей, как шкура ежа. С ветвей свисали красные ягоды.

— Ягоды Мортолы! — шепнул ему Сажерук, когда юноша на ходу сорвал с дерева кисть. — Она, говорят, посадила их везде у подножия холма, так что земля здесь нашпигована ими. Эти деревья растут быстро, как грибы, и вытесняют всю другую растительность. Их называют кусачие деревья. У них все ядовито — и ягоды, и листья, а кора обжигает кожу хуже, чем огонь.

Фарид бросил ягоды на землю и вытер руку о штаны.

Спустя немного времени, когда совсем стемнело, они чуть не наткнулись на патруль, совершавший обход по приказу Змееглава. Но медведь предупредил их. Всадники мчались среди деревьев, похожие на серебряных жуков, и Фарид почти не смел дышать, укрывшись вместе с Роксаной и Сажеруком в небольшой расселине. Наконец стук подков смолк вдали, и они тихо побрели дальше, как мыши, прячущиеся от кошки, пока не добрались до цели.

Дрок и валуны скрывали вход. Черный Принц первым протиснулся в недра земли. Фарид помедлил мгновение, увидев, как круто обрывается спуск во тьму.

— Ну, идем! — нетерпеливо прошептал ему Сажерук. — Скоро взойдет солнце, и я не думаю, что солдаты Змееглава примут тебя за белочку.

— Там пахнет, как в могиле! — сказал Фарид, с тоской глядя на небо.

— У мальчишки хороший нюх! — откликнулся Хват. — Да, там, внизу, полно мертвецов. Гора сожрала их за то, что они слишком глубоко копали. Их не видно, но запах чувствуется. Наверное, засыпанная штольня забита ими, как дохлой рыбой.

Фарид с ужасом взглянул на него, но Сажерук подтолкнул юношу в спину.

— Сколько можно тебе повторять: бояться надо не мертвых, а живых. Давай-ка лучше зажги на пальцах огонек-другой и посвети нам.

Разбойники освоили уцелевшие части подземных галерей. Они подперли дополнительными опорами крыши и стены, но Фарид не доверял торчащим из земли и камня балкам. Как они могут вынести вес целой горы? Ему казалось, что перекрытия вздыхают и стонут, и, кое-как устраиваясь на ночь на грязных одеялах, постеленных разбойниками, он вдруг вспомнил о Коптемазе. Однако Принц на его тревожный вопрос только рассмеялся:

— Нет, Коптемаз этого места не знает. Он вообще не знает наших укрытий. Он нас часто уговаривал взять его с собой, но кто же станет доверять человеку, который так плохо владеет своим ремеслом? О тайном лагере ему известно было лишь потому, что о нем знали все комедианты.

И все же Фарид не чувствовал себя в безопасности. До назначенного Змееглавом дня еще почти целая неделя! Сколько же она будет тянуться! Ему уже хотелось вернуться в пропахшую мышами Барсучью нору. Всю ночь напролет он смотрел на валуны, загораживавшие галерею, где они спали, и как будто слышал, как скребутся по камням бледные пальцы.

— Ну так заткни уши! — посоветовал Сажерук, когда он растолкал его из-за этого, и снова обнял Роксану.

Сажеруку снова снились дурные сны, как бывало в другом мире, но теперь его успокаивала и убаюкивала Роксана. Ее тихий, полный нежности голос напоминал Фариду голос Мегги, и юноша тосковал по ней так, что сам стыдился этого. В кромешном мраке, среди мертвецов трудно было поверить, что и Мегги по нему скучает. Что, если и она его забыла, как нередко забывал его теперь Сажерук, с тех пор как появилась Роксана?.. Только рядом с Мегги Фарида не мучала ревность к жене Сажерука, но Мегги здесь не было.

На вторую ночь в шахту пришел мальчик, служивший на конюшне при Дворце Ночи и шпионивший для Черного Принца с тех пор, как Свистун отправил на виселицу его брата. Он рассказал, что Змееглав хочет отпустить узников по дороге, ведущей к гавани, с условием, что они сядут там на корабль и никогда не вернутся в его владения.

— Дорога к гавани, вот как! — только и сказал Принц после ухода шпиона и в ту же ночь отправился с Сажеруком в путь.

Фарид даже не спрашивал, возьмут ли они его с собой. Он просто пошел следом.

Дорога была всего лишь пешей тропой между деревьями. Она отвесно спускалась со Змеиной горы, словно торопясь скорее оказаться под прикрытием листвы.

— Змееглав однажды точно так же помиловал горстку узников и отпустил по этой дороге, — сказал Принц, когда они остановились передохнуть. — Узники и вправду без приключений дошли до моря, как было обещано, но корабль, ждавший их в гавани, оказался невольничьим судном, и Змееглав, говорят, получил за дюжину невольников серебряную конскую сбрую необыкновенно тонкой работы.

Невольников? Фарид вспомнил рынки, где торговали людьми, осматривая и ощупывая их, точно скот. Светловолосые девушки раскупались особенно хорошо.

— Да не гляди ты так, будто Мегги уже продали в рабство! — сказал Сажерук. — Принц что-нибудь придумает. Правда?

Черный Принц попытался улыбнуться, но во взгляде, которым он окинул дорогу, ясно читалась озабоченность.

— Нельзя допустить, чтобы они попали на этот корабль, — сказал он. — Будем надеяться, что Змееглав пошлет с ними не слишком много солдат. Нам нужно будет их быстро спрятать, пока все не успокоится, скорее всего, в этой самой шахте. Очень вероятно, — добавил он как бы между делом, — что нам понадобится огонь.

Сажерук подул себе на пальцы, и по ним заплясало пламя, нежное, как крылья бабочки.

— А что я тут делаю, как ты думаешь? — спросил он. — Огонь будет. Но меча я в руки не возьму, если ты на это рассчитывал. Ты ведь знаешь, с этими штуками я никогда не умел обращаться.

Дата добавления: 2015-08-18