Разок поебались и больше не будем

Нет. Я шел рядом с ней и думал, что ненавижу человечество. Так обычно и бывает: идешь рядом с кем-то, а потом – бац! – и вся популяция земного шара у тебя во врагах и всех-то ты ненавидишь, и выхода нет, а дорога идет дальше, но когда-нибудь где-нибудь она и закончится. Обычно, все возвращается домой.

Ты возвращаешься из школы, ты возвращаешься с работы, ты возвращаешься с войны, ты возвращаешься с любви, возвращаешься через сорок лет, возвращаешься к могиле родителей, жены, возвращаешься из магазина, возвращаешься избитый, возвращаешься пьяный, без руки, глаза, с порванной жопой, в тесную забитую мусором комнату, в пентхауз, лежанку под мостом, на кладбище, в землю, но в итоге ты всегда возвращаешься домой.

Все мы родились, а потом сдохнем. Дом, милый дом.

И я думал, что хотел бы просто валяться в этом тесном, темном, пыльном и одиноком убежище, подвернутом паутиной скуки и безделья, на развалившемся скрипящем матрасе, смотреть в потолок, потягивать пиво или что покрепче, курить и больше ничего. И похуй на войну и смерть детей в мире, на все их несчастья.

Мы не виделись давно, и, может, не стоило вовсе встречаться? Пожалуй, наилучшим развитием происходящих в мире событий будет отсутствие каких бы то ни было их проявлений.

По-настоящему счастливый ветер обдувал нас, солнце ещё не расплавило воздух в адскую квинтэссенцию жары, я кашлял и задыхался соплями, пепел с моей сигареты исчезал в неизвестности. На нее напал один из тех периодов, когда она не выглядела красиво. Или это так искривилось мое зрение. Этот город не шел ей к лицу.

Спешащая речь, энергичность и активность быстро утомили меня, но я не подавал виду. Никогда не показываю, что люди меня утомляют или раздражают, если только не считаю их недругами.

-Многие меня ненавидят. Не могут со мной общаться. Я слишком быстро их утомляю, – говорила она. – Поэтому они не могут общаться со мной, разрывают все связи и уходят. Не могут выносить мою компанию. Я тебя еще не утомила?

-Нет, что ты.

-Но я тебе не надоела?

-Скорее я тебе наскучу.

Каролина Диол. Здравствуй, Каролина. Маленькая, миниатюрная, словно солнечный зайчик в очках. Но ее грудь и задница мне нравились. Лицо – когда как. Этот город ей точно не к лицу. В столице лучше. Когда мы виделись зимой, я мерз и курил, а она вышла, и я увидел ее, то с трудом удержался от желания развернуться и оказаться как минимум на другой стороне мира. Ничего, свыкся. В столице же она расцветала. Там я хотел обнимать ее, но и сейчас от этих грудей и задницы я бы не отказался. Ты все еще девственница? Кажется, да, но что-то я не уверен на все сто. Здравствуй, Каролина. Уже через десять минут после встречи я думал: когда же мы распрощаемся?

Лицемер и урод. Я не честен? Или я все же хороший? Не уверен. Насморк, больное горло и сигареты добивают меня.

-Мне было скучно, и я вытянула тебя. Здесь у меня больше нет друзей. Все разъехались. Остался лишь ты.

-Так я всего лишь лекарство от скуки?

-Ты расстроился? Обижен?

-Нет.

-Зря ты не поехал с нами в зоопарк.

-Я болел. Я и сейчас не до конца выздоровел.

-Кто-то должен был сфотографировать нас с подругой вместе.

-Я там только за этим нужен был?

-Да. Ты расстроен?

-Нет.

И она снова затараторила. Говорила Каролина быстро. Но мне нравилось. Я успевал за потоком сознания, носился там как ошалелая рыба. Зато никто не требовал говорить или думать самому, нужно лишь отстреливаться банальными фразами.

-В столице здорово. А этот город похож на деревню. Здесь и людей почти нет. Пойти некуда. Там достаточно просто зайти в торговый центр – и через пять минут у тебя будет компания.

Активная. Жизнерадостная такая.

-Мне нравится отсутствие людей.

-Значит, и без меня тебе было бы лучше?

-Нет, конечно, ну что ты. В твоей компании мне приятно.

Лицемер. Я ужасный человек. Новый поток словоизлияний. Что я делаю здесь? Зачем мне вообще это нужно? Какое-то убийство времени. Я позволил и себя тоже затянуть в эту ужасную отвратительную канитель?

Ненавижу. Людей. Себя. Я – тоже человек. Стоит гордиться. Ненавижу все ваши проявления.

Я курил, она смотрела на меня как на врага народа, а мне хотелось вести себя ублюдком. Быть мерзавцем. Почему?

Не хочу никого обижать, и тем более ломать чьи-то жизни. Надо перестать быть слабым и не позволять людям вытаскивать меня из скорлупы моей зоны комфорта, запертой в четырех стенах моей комнаты.

Хочу сдохнуть в одиночестве, в луже блевотины на недописанной рукописи.

Шедевр охуения.

Мимо носились машины. Мы уже возле автострады?

-Перейдем здесь или там?

Два перехода. Сто метров.

-Все равно. Мне все равно. Выбирай ты, разницы никакой.

Шли прямо.

-Может, перейдем здесь?

Уже двадцать метров от первого перехода, восемьдесят до второго. Проезжая часть.

-Нет. Меня однажды сбила машина, поэтому больше не хочу там переходить.

Улыбка стекает с моего лица как скисшая. Дерьмо! Вечно ляпаю что-нибудь не то и бережу старые раны людей. Нескладный, нелепый, ничего не в силах сделать правильно, но тем не менее не оставляемый и не забываемый людьми, купающийся в их хорошем отношении.

На память:

СДОХНУТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ ПЬЯНЫМ. СРОЧНО!

-Извини.

-Все в порядке. Это было не сильно. Нас с моим парнем сбило. Дэвида подбросило и перекувырнуло в воздухе. Он меня оттолкнул из-под колес, и я не сильно ударилась.

-Он вытолкнул тебя из-под колес?

-Да.

-Я его даже зауважал сейчас.

-Он шел впереди, а я была сзади и попала почти под колеса. Но он обернулся, среагировал быстрее, вытолкнул меня, сам угодив под колеса. А я видела, но стала в ступор, не могла ничего сообразить, среагировать, просто стояла и смотрела, как она неслась на меня. Хорошо, что был зеленый свет, и они уже тормозили.

-Да, я его зауважал.

-А потом я упала, просто лежала. Дэвид вскочил, подбежал ко мне, стал трясти. Люди кричали «Девушка умирает! ДЕВУШКА УМИРАЕТ!», вызывали скорую. А тот на машине быстро скрылся. Я все еще не могла придти в себя. У меня на ноге вот такая гематома выскочила. Все тело болело, словно перемолотое. А на следующий день я, хромая, пошла на учебу.

-Надо было остаться.

-Но я же не могла! Надо учиться!

-Зачем?

-Чтобы получить профессию и устроиться на работу.

-Не хочу работать.

-А как тогда жить? Родители ведь не будут содержать тебя вечно.

-Никогда не хотел, чтобы родители меня содержали.

-Тогда как жить?

-Пойду по миру.

-Так нельзя! Это неправильно!

-Отчего же?

-Потому что неправильно!

Мы замолчали. Как-то разом рядом забила река, и мы сидели на скамейке. Внизу на маленьком пляже плескались в воде люди, загорали. Всюду эти люди. Ржавела табличка «КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО!». Одиноко торчала белая будка.

-Что это?

-Может, ларек?

-Ларек?

-Да, пляжный ларек.

-Что он здесь делает?

-Хрен его знает.

-Нигде нет пляжных ларьков.

-Может, там мороженное продают.

Это была будка спасателей. Никакого мороженного. Оттуда вышел плотный мужик в майке и шлепанцах, красный от жары, и потопал куда-то. Мы быстро обогнали его. Обернувшись, я выцепил какую-то табличку, прибитую рядом с дверями. Уверен, это были расценки за спасение.

Ветер обдувал нас. У реки всегда ветер. Я – ветер. Одинокий и быстрый, мчусь по всему свету, в пустыне, горах, холоде, жаре, небе, канализации. Одиночество – восхитительно. Одиночество – охуительно. Люди, желающие быть с кем-то, только чтобы избавиться от одиночества – просто тупые уебки.

Есть другие камнедробилки для ваших жизней, куда не нужно втягивать чужие.

-Ты ведь не серьезно? – спросила Каролина.

-Чего?

Дорога резко повела вниз.

-Того что не хочешь работать?

-Вполне серьезно. Но, боюсь, у меня не будет выбора.

-Это неправильно. Я тебя не поддерживаю.

-Что поделать? Обычно и приходится идти самому.

-Ты должен доучиться. Получить работу и сделать карьеру. Жениться, обзавестись детьми.

-Я не женюсь.

-Почему?

-Чего-то мне не хочется.

-Но так ведь нельзя! Ты совершенно не прав!

-Почему?

Каролина фыркнула и пошла вперед. Я поднимался по крутому склону следом. Всегда ты позади, парень. Никогда не в лидерах.

А раньше – было.

Уже не хочу.

-Нельзя ведь так жить, – надулась Каролина.

-Кто мешает? – спросил я.

-Я разочаровалась в тебе.

-Да, это то, что я действительно умею: разочаровывать людей.

Так всегда. Они видят во мне что-то, с первого раза, и я становлюсь для них самым близким, или одним из самых близких, родных, а потом – волны возвращаются в море. Кто я и где я? Никто не знает. Они ушли куда-то далеко и я их больше не вижу. Валяющаяся половая тряпка, о которую вытирают ноги.

Это ничего, ребята, только пивом поливайте. Цветы зла восходят над нашей рекой.

Мы осилили взгорок и шли рядом с автострадой. Шум машин мешал слушать ее бесполезную болботню, и я был ему благодарен.

А потом снова: обрывки, осколки важного.

-Я тебя ненавижу, – сказала Каролина.

-Почему?

-Ты слишком неправильный. Ты делаешь все совсем не так, как надо. Ты не хочешь работать, не хочешь учиться, не хочешь жениться, не хочешь семью. Ты все делаешь совершенно неправильно.

-Может, я сам неправильный?

-Я тебя ненавижу.

-И ты тоже. Это ничего. Эй, там, наверху, – я ткнул в небо сигаретой. Бог смотрит на тебя с небес. Голубое, пронзительно-чистое, в белых барашках. – Я знаю, ты тоже меня ненавидишь. Ты совсем не одинок в этом чувстве.

Она засмеялась. Я курил. Бог молчал. Небо превосходно, как всегда. Мимо мчались машины. Я совсем не мог помыслить, что в них сидят люди. Это выглядело невозможным.

Дорога делала петлю вокруг холма. Мы поднимались по веревке, обернутой вокруг моей шеи. Только она затянется не в этом времени и не при этих обстоятельствах.

-Хочу быть парнем.

-Серьезно?

-Конечно. Быть парнем – это здорово.

Я подумал, что родись я девушкой – непременно стал бы шлюхой. А может, все мы такие. Лицемеры.

-Почему? – спросил я. Последние тяги – самые тяжелые.

-Быть парнем – здорово. Можно развлекаться с девушками и потом бросать их.

-Вот о чем ты думаешь.

-Но это же так! Это здорово. Особенно с нынешней молодежью.

-А что с нынешней молодежью?

-Они на все готовы. Первый курс приехал, заселился в комнаты. Двери оставили открытыми. А старшекурсники еще не выселились. Заходят они туда, а девушки уже лежат на кроватях голые, и ноги раздвинуты. У них челюсти просто отвисли.

-Какие-то они неправильные, – покачал я головой.

-А я иду по лесу – слышу какой-то шелест в кустах, – радостно продолжает Каролина. – Я испугалась. Потом подошла, смотрю – а там целая оргия.

-Ну это же просто великолепно.

-Это отвратительно.

-По-моему это звучит чертовски здорово.

Она смотрит на меня с подозрением. Я выгляжу мерзавцем.

Но – ты никогда не будешь знать наверняка, вот что я скажу. Ты никогда не будешь знать, что у меня на уме. Таков выход.

-Парнями легко управлять, – сказала Каролина. – Их легко влюбить в себя.

-Что, правда? – Я зажег новую сигарету.

-Конечно. Достаточно быть милой и доброй, а я это могу, и парень в твоих руках. Я так уже делала не раз.

-О, надо же?

-Да. Один парень очень жестоко поступил с моей подругой, и я ответила ему тем же.

-Как же это было?

-Неважно.

-Нет, подожди. Расскажи.

-Он вел себя как ублюдок.

-Правда?

-Да. Парням легко быть. Он изменил ей один раз, но она простила его, потому что любила. И он подумал: ага, если она любит меня, то я могу делать что угодно. Он мучил ее. Изменял ей снова и снова. Заставлял ее плакать, страдать.

-Почему ты думаешь, что он делал это нарочно? Разное бывает.

Эдди, ебаный его блядь, Мерфи.

-Может быть, – легко согласилась Каролина. – Но все же. Он и ко мне клеился. При ней.

-При ней?

-Да. Приставал ко мне. И она в конце концов решила порвать с ним. Мы договорились. И я влюбила его в себя. Знаешь, я умею быть милой, когда захочу. Это просто. Я влюбила его в себя, и заставила его так же страдать.

-Это как же?

-Не давала. Встречалась с другими. Гуляла с ними. На его глазах.

-И что он делал?

-Он плакал, много писал мне, умолял. Даже пытался драться с ними. Плакал. Звонит до сих пор. А я его не целовала ни разу.

-А что Дэвид? Он знал об этом?

-Да. То есть нет. Я говорила ему об этом. Но он был против. Но ведь я даже не целовала его ни разу. Я его раздавила просто. Он познал те же мучения.

Каролина засмеялась.

И вот я шел рядом с ней и думал: блядь, я ненавижу человечество. Господи, прости меня, ты ненавидишь меня, и это заслуженно и справедливо, но Я НЕНАВИЖУ ЛЮДЕЙ.

Что я делаю здесь? Что я вообще делаю? Что я делаю со своей жизнью? Что вы делаете со своими жизнями? Есть ведь другой путь. Посмотрите, ЕСТЬ ЖЕ ЛЮДИ. Похуй.

Я думал, что она жестока. Вот так вот поворачивается к тебе новой стороной то, что ты, как думаешь, знаешь. Познаешь коварство женщин, неопытный щенок и глупец.

Ложь. Лицемерие. Всюду. Везде одно. Похуй. Я – ветер.

Мир разновелик и разнообразен. Ты познаешь. Я – ветер. Не плюй против ветра. Не плюй в ветер. Он переменчив.

-Вот оно как, – сказал я. Я не мог ее обвинять. Хотя мне хотелось. Это было жестоко. Но я ничего ей не говорил. Я шел и курил. Ветер уносил мой дым из легких и пепел с сигареты.

Что-то щелкнуло в голове. Переключилось. Я стал идиотом. Мозг ампутировали как ненужную часть. Ветер свистел в пустом черепе.

-А что на счет тебя? – спросила Каролина.

-Что на счет меня?

-У тебя ведь была девушка – ты говорил.

-Посмотри на меня. Разве у такого может быть девушка?

-Не говори так! Ты совсем не такой!

-Позволь мне остаться при своем мнении.

-Значит, ты соврал мне?

-Нет. Если ты говоришь, что я говорил, знает – так оно и было. Девушка, да.

-Даже у моего непопулярного Дэвида, было до меня две девушки.

-Но я, сука, охуитительнейшае ебанное исключение из этого мира!

Каролина повернулась.

-Ты мне совсем таким не нравишься!

-Видимо, остальные девушки придерживаются такого же мнения.

-Но ведь ты говорил, что у тебя была девушка.

-Один день. Больше она меня не могла выносить. Я удивлен, что ты до сих пор терпишь мое общество.

-Ты говоришь ерунду.

-Правда?

-Да.

-Хрен с ней.

Я кашлял, курил, и исходил на сопли все больше. Кому-то привалило счастье и в этом мире. Я не знаком с их ситуаций. Хочется верить, все так же здорово, как и в фильмах. Ты не должна быть такой сукой, Каролина. Мы не должны быть ублюдками. Нельзя рушить чужие жизни, потому что кто-то разрушил твою. Если ты знаешь, что это такое – зачем делать это умышленно?

Нет прощения. Нет выхода. Когда мы наконец распрощаемся?

Вот уже какой-то дворик. Скамейка под деревом. Я сижу и курю. Оглядываю шрамы на своих руках. Плевать на запястья и тушить о них окурки в пьяном угаре. И хохотать. Это безумие жизни.

-Хорошо, когда знаешь, что хочешь от жизни и мира, – сказал я. Каролина только закончила говорить по телефону. На чем-то мы остановились, что я продолжил все этой фразой. Я долго над ней размышлял. Всегда со мной так.

Бессмысленный диалог. Мне приходилось додумывать фразы за ее собеседника. То еще развлечение.

-Я хочу отучиться, – сказала Каролина. – Престижную работу. Хочу хороший дом. Жениться на девственнике.

(Что за хуйня? – еще подумал я.)

-Хочу двоих детей.

-Почему не семерых?

-Я хотела одного. Но Дэвид хочет двоих. Мы сошлись на двоих. Собственный дом. Ходить в магазины. У моих детей будет все самое лучше. Лучшие игрушки! Лучшее образование. Лучшее все!

Я сидел и смотрел в пустоту. Там было небо. Что-то еще. Где-то есть бог. Все так расписано. Она знает свою жизнь наперед. А что хочу я? Я не знаю.

Может, я все же жажду освобождения. Смерти.

Я спрыгнул со скамейки. Миг полета. Падение и удар земли в ноги.

-Пойдем отсюда.

Двинулись.

-Тебе тоже надо найти себе девушку.

-Зачем мне связывать с кем-то свою жизнь? Я – ветер.

Я лжец.

-Что на счет Андрианы?

-У нее есть парень.

-А как же Алиса?

-Она тоже занята. Мне нет места на земле.

Я шел и валял дурака. Мне было скучно. Было безнадежно. Я хотел выпить. Я не хотел ее выебать. Наши отношения бессмысленны. Мне ничего не нужно от нее. Я тоже вряд ли мог ей что дать. Но я называл себя ее другом. Я был в цепях.

Все это ничего не значило. Я ненавидел себя. Я был мерзавцем, подоноком и ублюдокм. Скотиной и лицемером. Улыбался, а в моих мыслях было другое. Мир отвратителен.

Тем не менее, есть люди, с которыми ты честен. Но общаться приходится не только с ними.

Но это неправильно. Где-то изначально закралась ошибка, но я не мог ее различить.

-Ты должен что-то делать с этим?

-Зачем? Мне нравится быть ветром. Однажды я стану небом. Не хочу привязываться к земле.

-Но ты ДОЛЖЕН что-то с этим сделать, – сказала Каролина.

-Уж не пытаешься ли ты устроить мое будущее?

-Именно этим я и занимаюсь.

-Зачем? Меня все устраивает.

-А меня – нет.

-Тогда у нас конфликт мнений. Тебе придется смириться.

-Не могу.

-Не могу понять, как ты вообще умудряешься терпеть меня.

-На все есть причина.

-Какая же?

-Я спрятала ее глубоко в сундук, на самое дно.

-Зачем?

-Так надо было.

Я просек фишку. Иногда я просекал такие фишки, но до последнего притворялся глупым. Мне страшны эти вещи.

-Почему бы не уничтожить ее?

-Это невозможно. Я пыталась, но это невозможно.

-Тогда это дерьмово.

Каролина любила меня. Однажды, в жаре лета, меня настигло ее признание. Значит, эта любовь еще цела. У меня не было полной уверенности, точнее, я не хотел это признавать. Тогда я поступил глупо – как и всегда – а теперь понял, что нихрена не жалею об этом.

-Кажется, я понял.

-Скажи, что ты понял.

-Я не уверен.

-Скажи, и я отвечу: угадал ты или нет.

Я не хотел говорить. Я хотел быть на Марсе. Хотел быть ветром. Космической пылью. Говном, смываемым в унитаз.

Не нужна мне ваша любовь. Не нужна мне такая любовь. Не нужны мне люди. Лишь выпивка и одиночество в темной комнате, чудесные тени и волшебные звери в преддверии ожидания смерти.

Не хочу видеть, как вы ломаете других, без особых на то причин. Крошите чужие души и наслаждаетесь этим. Я хочу выпить и принадлежать лишь себе и своей тоске. Писать письма в небо, что никогда не дойдут до адресата и не получать ответа. Запереться и ничего не видать.

Я не знаю, кем стану, но не хочу быть таким же как вы. Я – ветер.

-Если я угадал: это будет дерьмово. Если нет, я буду выглядеть глупо. Мне на то как я выгляжу в общем-то плевать, просто я думаю, что не хочу это знать. Что там в черном ящике. Дерьмово все это. Дерьмовый мир.

-Может быть. Не хочешь все же сказать?

-Не хочу открывать этот ящик Пандоры.

-Ящик Пандоры?

-Ты не слышала про ящик Пандоры?

-Он исполняет желание?

-Там были тридцать три несчастья. Или больше. Когда Пандора открыла его – все они ринулись в мир. Но на дне было еще одно несчастье, самое коварное и жестокое, которое никто не счел за несчастье, и которое в итоге превратило все в то, что мы видим сейчас.

-Что же там было?

-Надежда.

Мы шли дальше. Когда-то это должно было закончиться. Мы прощались.

-Пока, Каролина.

-Пока.

Я не хотел ничего говорить. Не хотел думать. Я провел ее до дома и ушел. Закурил.

Я хотел выпить – и я выпил.

А потом решил вывалить на вас всю эту поеботину.

Дата добавления: 2015-08-18