IV. Гонения и Св. Писание

Помимо давления гностических и монтанистских сообществ, в периоды гонений другие обстоятельства заставляли верующих уточнить, какие книги считать Писанием, а какие нет. Когда имперская полиция стучалась в двери христиан, требуя выдать священные книги, делом совести стал ответ на вопрос, можно ли отдавать Евангелие от Иоанна или Евангелие от Фомы, не заслужив обвинения в кощунстве[264]. В такой судьбоносный момент большинство христиан были очень осторожны и постарались обрести твердую почву для точного ответа на вопрос, за верность каким книгам они готовы пострадать. Гонения при Диоклетиане, можно сказать, привели к тому, что элементы канона, до них — нечеткие, обрели свои точные законченные формы.

Ситуация в 303 г. по Р. X. была очень серьезной. 23 февраля в Никомидии был обнародован императорский эдикт, предписывающий сдать и затем сжечь все экземпляры Св. Писания христиан и их богослужебные книги. Все храмы должны были быть разрушены, а всякие христианские богослужебные собрания прекращены[265]. За сопротивление эдикту грозило тюремное заключение, пытки, иногда и смерть.

В некоторых документах, главным образом в мученических актах и свидетельствах, относящихся к началу донатистского раскола, подробно описывается та тщательность, с которой искали христианскую литературу. Существует, например, отчет о полицейском рейде в Цирте, столице Никомидии (ныне территория Алжира), который приводится в Gesta apud Zenophilum ™. Куратор (мэр) приходит в “дом, где обычно собирались христиане”. От них требуют выдать книги; церковную библиотеку находят пустой, однако полиция идет в дома церковных руководителей. Некий Катулин, иподиакон, выносит очень большой кодекс (codicum unumpernimium maiorem). Его спрашивают: “Почему ты отдал только один кодекс? Принеси все писания, которые у тебя есть”. Катулин и Мареуклий отвечают: “У нас больше ничего нет, потому что мы только иподиаконы; кодексы есть у чтецов (lectores)”. Дальнейший допрос приводит к тому, что полиция приходит в дом Евгения, который отдает четыре кодекса; Феликс — 5; Викторин — 8; Проект — 5 больших и два маленьких; Виктор, учитель (grammaticus), вынес два кодекса и 5 “квиниона” (собранные, но не сшитые в книгу листы). Коддеона не оказалось дома, но его жена отдала полицейскому 6 кодексов. Все это — за один поход[266].

Бывало и так, что верующие оказывали более упорное сопротивление. В рапорте о мученичестве Агапии, Ирины и Хионии[267] во время допросов, следовавших один за другим, префект Дульциций из Фессалоник спрашивал: “Есть ли у вас какие-нибудь записи, пергаменты или книги (upomnhmata h difqerai h biblia) нечестивых христиан?” Хиония ответила: “Нет, господин. Нынешний император их у нас забрал”. На следующий день, когда Ирину вновь привели в суд, префект сказал: “Кто посоветовал тебе сохранять эти пергаменты и записи (taV difqeraV tautaV kai taV grafaV) до нынешнего дня?” — “Всемогущий Бог, — ответила Ирина, — Который завещал нам любить Его до самой смерти. По этой причине мы не посмели сделаться предателями, но предпочли быть сожженными заживо или пострадать иным образом, чем выдать их (prodounai autaV)”, то есть писания.

Приговорив Ирину к тому, чтобы ее обнаженной поместили в блудилище, префект распорядился публично сжечь все принадлежащие ей рукописи (ta grammateia) из шкафов и ящиков. Рапорт заканчивается описанием того, как в марте и апреле 304 г. все три стали мученицами за веру. Их сожгли на костре.

Дата добавления: 2015-08-18