Министр-маклер

Как совершенно определенно утверждал М.Н. Покровский, Сергей Юльевич «представлял крупнейшую, главным образом банковую, лишь во второй линии промышленную, буржуазию. Я говорю о 1905-м годе, – подчеркивал он, – в 1890-х годах Витте представлял именно промышленную буржуазию».

При этом Сергей Юльевич подмял под себя все крупные банки. «Ни один из министров финансов пореформенной поры не пользовался так широко средствами государственного воздействия на экономику, как Витте».

«Русские банки времен Витте, – утверждал близкий его знакомый И.И. Колышко, – из объектов истории стали субъектами её. Они оперировали почти целиком на средства Государственного банка. Администрация этих банков, при фикции выборности, состояла по существу из чиновников Министерства финансов. А так как биржу составляли именно они, то ясно, что биржа, с ее взмахами вверх и вниз, с ее аппаратом обогащения и разорения, была филиалом Министерства финансов».

Специально для экономического проникновения на рынки Дальнего и Среднего Востока служили учрежденные С.Ю. Витте в 1894-1897 гг. банки: Русско-Китайский, Русско-Корейский и Учетно-ссудный банк Персии.

По словам гофмейстера Императорского Двора В.М. Вонлярлярского, Русско-Китайский банк находился «в руках французских евреев». В его докладе, переданном Царю в 1898 г. через Вел. Кн. Александра Михайловича, утверждал, что министр финансов оперирует иностранными и еврейскими капиталами, что не только никак не совместимо с «реальными русскими интересами» на Дальнем Востоке, но и угрожает «исконному государственному строю и порядкам» в Российской Империи.

Этому способствовала и вся в целом экономическая деятельность С.Ю. Витте на посту министра финансов, о чем вполне определенно писал в своих воспоминаниях известный общественный деятель, масон и кадет профессор А.А. Кизеветтер: «… Экономическая политика и Вышнеградского и Витте, совершенно независимо от их личного политического profession de foi [«исповедования веры» - прим. ред. ], внушаемого либо традицией, либо карьерными соображениями, – лила воду на мельницу конституционного движения …».

Тем временем «приток в Россию иностранных капиталов, вызванный виттевскими экономическими реформами и хозяйственным подъемом второй половины 1890-х гг., – считают исследователи, – столкнулся с неизменным, как и десятилетия назад, негативным отношением русского правительства к учреждению в стране филиалов иностранных банков… Западноевропейские банкиры были вынуждены учреждать отделения своих банков под видом русских кредитных учреждений. Так в 1901 г. в Петербурге появился Северный банк, фактически являвшийся филиалом парижского банка “Сосьете Женераль”. В 1910 г. Северный банк объединился с Русско-Китайским, в результате чего возник крупнейший в России Русско-Азиатский банк».

Это была особая среда. То, по словам служившего в Русско-Азиатском банке кн. В.А. Оболенского, «были преимущественно люди, большая часть интересов которых была направлена на стяжание и обогащение. Они следили за биржевым курсом бумаг, играли на бирже и делали банковскую карьеру. Услужливые по отношению к начальству, они подсиживали своих конкурентов, не брезгуя никакими интригами, и были грубы с подчиненными».

Как одну из важнейших до сих пор нерешенных проблем, исследователи отмечают неизученность персонального состава банковской элиты, на протяжении почти что полувека определявшей финансовую политику России. При этом, как правило, речь идет о трех поколениях банкиров.

Первое поколение основателей (грюндеров) к началу 1890-х сошло со сцены. Его сменило второе, виттевского призыва. «Придя в 1892 г. к управлению Министерством финансов, С.Ю. Витте выступил с широкой программой реформ хозяйственного механизма страны при содействии иностранного капитала.

Петербургские банкиры второго поколения – главные помощники министра в привлечении этого капитала в страну как в виде государственных и гарантированных правительством займов, так и в виде прямых промышленных инвестиций. Среди этих банкиров особо выделялся А.Ю. Ротштейн, сменивший В.А. Ляского на посту главы Международного банка, ставший доверенным лицом министра финансов в заключении внешних займов и в проведении виттевской дальневосточной политики».

«Уродливой внешности, нагло-грубый в обращении, он был гением банковского дела», – писал о А.Ю. Ротштейне (1858-1904) близкий С.Ю. Витте журналист И.И. Колышко. Об Адольфе Юльевиче достоверно известно, что он состоял в одной из лож «Великого Востока», как и тот факт, что против него был сильно предубежден Император Николай II.

По свидетельству исследовавшего вопрос современного петербургского историка С.Г. Беляева, «поверенный в делах США в Петербурге Г.Д. Пирс писал в это время главе банкирского дома Морганов, что Ротштейн играет в финансовой жизни России ту же “контролирующую” роль, которую сам Морган играет в Америке. В 1895 г. Ротштейн стал одним из организаторов Русско-Китайского банка, на деле являвшегося филиалом Государственного банка на Дальнем Востоке и основным инструментом виттевского “мирного” проникновения в Маньчжурию. Впрочем, благодаря Ротштейну, не только Русско-Китайский, но до некоторой степени и Петербургский Международный банк в это время играл роль банка русского правительства[…с

Смерть Ротштейна в 1904 г., вслед за отставкой с министерского поста его покровителя Витте, в определенной мере стала тем рубежом, за которым руководство столичными банками стала переходить в руки следующего поколения банкиров.

К управлению Петербургским Международным банком приходит А.И. Вышнеградский, сын [покровителя С.Ю. Витте] министра финансов и бывший вице-директор Кредитной канцелярии… В руководстве Сибирского банка все большее значение приобретает М.А. Соловейчик, первоначально деливший власть в правлении с мужем своей сестры В.Л. Лунцем, дядей последнего Э.С. Манделем и братом жены А.И. Вышнеградского Я.И. Савичем». Таким образом, управление банками приобретало резко выраженный еврейский семейный характер.

Даже последующий (в 1906 г.) уход С.Ю. Витте с правительственных постов вовсе не означал отказ его от дальнейшего влияния на финансовую политику России. Следы таких попыток видны на примере его взаимоотношений с одним из своих сотрудников, к которому он даже в своих известных нелицеприятными характеристиками мемуарах проявлял редкостное благоволение («выдающийся финансист»). Речь идет о А.И. Путилове (1866-после 1937), родственнике главы Общества Путиловских заводов. С 1890 г. Алексей Иванович служил помощником юрисконсульта в Министерстве финансов, с 1900 г. исполнял обязанности заместителя директора канцелярии и секретаря С.Ю. Витте, с 1902 г. был директором Общей канцелярии министра. Характерно, что даже после того как Сергей Юльевич ушел с поста министра, А.И. Путилов продолжал его информировать о всех новостях в финансовом ведомстве и даже участвовал в борьбе в интересах своего бывшего шефа. Сразу же после объявления Манифеста 17 октября 1905 г. в кабинете гр. С.Ю. Витте он занял пост товарища министра финансов. Это была высшая точка в официальной государственной карьере Алексея Ивановича, закончившейся вместе с отставкой в апреле 1906 г. кабинета его патрона. С тех пор А.И. Путилов участвует в руководстве акционерных обществ. В 1908 г., после слияния Северного банка с Русско-Китайским (акционером которого он состоял с 1905 г.), он становится директором-распорядителем (председателем правления) Русско-Азиатского банка. В отличие от министра финансов В.Н. Коковцова, А.И. Путилов был прекрасно осведомлен о попытке в конце 1911 г. поставить во главе этого крупнейшего русского коммерческого банка гр. С.Ю Витте. По мнению французских банкиров, «никогда русское правительство не оставит банк, во главе которого будет Витте». Были, разумеется, и другие резоны. Но, как бы то ни было, инициатива закончилась ничем… Весьма характерны политические взгляды этого сохранявшего верность Витте человека в годы Великой войны, активное участие его в масонских ложах, а также близкие его отношения с Л.Б. Красиным и некоторыми другими большевиками, принесшие ему, уже в эмиграции, некоторые неприятности.

Другим крупным деятелем Русско-Азиатского банка, проводившим экспортно-импортные операциями, был А.Л. Животовский, один из четырех братьев-дельцов, выходцев из черты оседлости из-под Киева. В течение 15 лет этот помощник провизора стал миллионером, войдя в состав предпринимательской элиты России. Представителем А.Л. Животовского в Японии был знаменитый впоследствии английский шпион Сидней Рейли, по происхождению одесский еврей. В агентурных документах Департамента полиции он проходил под именем «патриарх».

Интересно, что Абрам Животовский вместе с братом Давидом открывали собою список из 385 человек, причастных к делу известного масона кн. Д.И. Бебутова, подозревавшегося Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства в связях с немцами. В списке значились Александр и Альфред Горациевичи Гинцбурги, Н.Н. Кутлер, Э.Л. и Г.Л. Нобели, А.И. Гучков, В.А. Маклаков, М.М. Ковалевский, С.Ю. Витте и др. Тесные деловые отношения у Животовского установились с банкирами Морганом и Паулем Варбургом.

Именно к А.Л. Животовскому, возвращаясь в 1917 г. в Россию из эмиграции, дал телеграмму Л.Д. Троцкий-Бронштейн. Дело в том, что Абрам Львович приходился «творцу русской революции» дядей (и одновременно тестем, поскольку, судя по свидетельству Христиана Раковского/ Хаима Раковера, «Наталья Ивановна Седова» это – дочь Абрама Животовского, т.е. двоюродная сестра Бронштейна-Троцкого; получается, что это был очередной тесный межродственный брак, ведущий к дегенерации – прим. ред.). Эмигрировав после октябрьского переворота 1917 г. за границу, А.Л. Животовский сохранял (и в немалой степени благодаря своему родственнику) экономические связи с советской Россией. В эмигрантской печати упоминается его попытка вместе со своими братьями и другими еврейскими дельцами (Высоцким, Златопольским, Добрым, Цейтлиным, Лесиным и другими) создать в Париже замаскированный советский банк. (Историю эту «раскопал» современный петербургский историк А.В. Островский.)

Что касается Витте, то список, как говорится, можно продолжить и еще.

В свое время Сергей Юльевич писал о своих «личных хороших отношениях с главою дома Ротшильдов, который всегда являлся главою синдиката по совершению русских займов, когда в них принимали участие еврейские фирмы». (В конце в 1850-х гг. в Петербурге зафиксировано первое, по крайней мере легальное, появление поверенного Ротшильда, претендовавшего на положение придворного банкира.) По свидетельству статс-секретаря А.А. Половцова, «на первых же днях нового Царствования [Императора Николая II] Витте заключает заем со всеми домами Ротшильдов». Связи с Альфонсом Ротшильдом С.Ю. Витте получил, с одной стороны, по наследству от своего предшественника министра финансов И.А. Вышнеградского, с другой, – помогли родственные связи со стороны жены. И еще вопрос, что фактически имело больший вес.

Прибавьте к этому тесные отношения, и даже дружбу, С.Ю. Витте с владельцами берлинского банка Мендельсонами, и вряд ли кому-либо покажется таким уж невероятным утверждение о том, что «министр-маклер» (такое было у Витте прозвище) постепенно, но вполне последовательно передавал экономическую власть в стране финансовому интернационалу.

http://communitarian.ru/publikacii/istoriya_finansov/kak_evreyskie_bankiry_i_ih_podelnik_syu_vitte_ugrobili_rossiyskuyu_imperiyu_08042015/

Дата добавления: 2015-08-18