Опытный рабочий

Такой вот пример. В смене с 0.00 до 8.00 возвращались мы с Гарриком Ениным с обеда и уже на печи № 41 нам сообщили, что на 43-й только что сгорел ковш. Вообще-то термин «сгорел» технически неграмотен, ферросплавный цех проектируется, строится и защищается так, чтобы в нем было как можно меньше того, что может гореть, т. е. окисляться на воздухе с выделением большого количества тепла. Но этот термин был на заводе общеупотребителен и описывал ситуацию выхода чего-либо из строя под воздействием высоких температур, а само повреждение было, как правило, расплавлением, иногда в сочетании с растворением. Прогар ковша для сменного персонала — это достаточно значительная авария, поэтому мы с Ениным тут же спустились на нулевую отметку (уровень земли) и пошли по проходам разливочного пролета к той его части, где располагалась технологическая посуда печи № 43. Прежде всего о том, что мы ожидали увидеть.

Ковш похож на стакан конической формы с коротким сливным носком, чтобы сформировать струю металла при выливе его из ковша. Этот «стакан» сваривается из стали 10–15 мм, тот ковш, о котором я говорю, имел высоту около 2 м, верхний диаметр около 1,5 м, нижний около метра. Изнутри ковш и носок футеруется (выкладывается) огнеупорным кирпичом, чтобы его стальной кожух не соприкасался с жидким металлом и чтобы лучше сохранять тепло в ковше. В верхней трети ковш снаружи охватывается поясом жесткости — кольцевой стальной коробкой. Под углом в 90° к носку в пояс жесткости вделаны с обеих сторон мощные стальные катушки диаметром около 150 мм — цапфы. За них краны разливочного пролета цепляют ковши, поднимают их, переносят, переставляют, ставят на тележки и на кантователи разливочных машин.

На мостах кранов вдоль крана (а, следовательно, поперек пролета) перемещаются две тележки с лебедками: одна с очень мощной лебедкой — «главный подъем», вторая поменьше — «малый подъем». На крюке главного подъема висит траверса — мощная поперечная балка, с концов которой свисают два длинных крюка, расстояние между которыми точно такое, чтобы при наезде траверсой на ковш крюки поймали цапфы ковша. Точно такое же расстояние и между цапфами, вваренными в технологические короба (или как их называли в цехе, «банки»), в которых перевозят уже застывшие слитки металла, шлак, мусор, различные сыпучие материалы и прочее. При помощи траверсы крановщик может сам, без помощи снизу зацепить ковш или короб, переместить его и отцепить. Но сам крановщик не может зацепить ковши и короба так, чтобы их опрокинуть.

Для этого внизу ковша с противоположной стороны сливного носка и в 90° от цапф приварена серьга — овальное кольцо из круга диаметром примерно 50 мм. Если нужно слить из ковша металл, то крановщик захватывает траверсой главного подъема ковш за цапфы, а затем опускает крюк с тележки малого подъема, и внизу горновой цепляет этот крюк за серьгу. После этого крановщик поднимает ковш главным подъемом, несет его к изложницам — мощным чугунным мелким корытам, стоящим в ряд вдоль разливочного пролета на высоте около метра над полом, целится главным подъемом, чтобы металл из ковша при сливе попал в изложницу, а затем начинает выбирать малый подъем — начинает тянуть ковш за низ. Ковш своими цапфами начинает проворачиваться в крюках траверсы, наклоняется, и металл по носку льется в изложницу. Залив ее, крановщик приспускает малый подъем, переносит ковш к следующей изложнице и так далее, пока не разольет весь металл из ковша. (Возьмите большим и указательным пальцем стакан с водой сверху, а пальцем второй руки поднимайте низ стакана — это модель того, как разливается металл).

Но подобная разливка по тому времени была уже редкостью, поскольку в цехе были разливочные машины, и крановщик большим подъемом ставил ковш в раму ее кантователя. И уже машинист разливочной машины опрокидывал (кантовал) ковш, сливая металл в непрерывно движущиеся маленькие (около 150 кг весом) изложницы (мульды), закрепленные на цепи, похожей на велосипедную, но только очень большой. Тем не менее большие изложницы все время стояли в цехе — есть они не просили, а разливать металл в них тоже время от времени приходилось.

Летки — сливные отверстия на самих печах — расположены вдоль оси цеха, — и чтобы слить из печи металл в ковш, последний ставится на большую тележку с железнодорожными колесами, стоящую на рельсах. После этого тележка с пустым ковшом из разливочного пролета закатывается лебедкой под печной пролет — точно под сливной носок печи, как бы сбоку по отношению к печи. После выпуска той же лебедкой тележка уже с полным ковшом выкатывалась снова в разливочный пролет, и здесь с ковшом начинает работать крановщик.

Обстановку я вам вроде описал, надеюсь, что у вас хватит фантазии ее представить, чтобы понять нашу с Ениным тревогу и красоту решения, о котором я хочу рассказать.

Какая картина предстала в моей голове и, я полагаю, в голове Енина?

Футеровка ковша должна выдерживать контакт с находящимся в нем жидким ферросилицием. Во время нормального выпуска из печи струя металла падает на дно ковша, там быстро образуется слой жидкого металла и струя перестает бить по футеровке. Но выпуск мог быть и бурным, тогда струя могла бить по стенке ковша у цапфы, она могла размыть и шамот самого кирпича, и глину швов, металл мог просочиться к стальному кожуху ковша и немедленно разъесть его. Дело в том, что жидкий ферросилиций растворяет в себе железо не остывая, а разогреваясь. А у него и так температура на выпуске 1700°, а у стали температура плавления около 1500°, так ведь еще этот процесс растворения стали в ферросилиции идет и с разогревом. Когда небольшой объем жидкого ферросилиция контактирует с холодными и массивными стальными или чугунными поверхностями, то на их поверхности сразу же образуется слой затвердевшего ферросилиция, и этот слой не дает кремнию ферросилиция вступать в реакцию с железом стали или чугуна. Но если жидкого ферросилиция достаточно много и его тепла хватит, чтобы вновь расплавить затвердевшую корочку, то тогда беда — тогда жидкий ферросилиций просто слизывает сталь.

Вот поэтому первое, о чем я подумал, что ковш прогорел во время выпуска на тележке. Но тогда хлещущий из него ферросилиций должен был сжечь и саму тележку, и рельсы, и, не исключено, его лужа на полу могла где-то накрыть лужу воды и тогда должны были последовать сильные взрывы с соответствующими последствиями.

Но когда мы подошли, то телега целехонькая стояла под печью с пустым ковшом, готовым принять очередной выпуск, т. е. самого страшного не случилось.

Стало ясно, что ковш прогорел, когда уже стоял на полу разливочного пролета. Но в этом случае слившийся с него металл должен был образовать лужу площадью метров 100 квадратных. Эта лужа точно подтопила бы еще пару ковшей и банок, подплавив их. Мы огляделись, но ничего подобного не было видно, более того, мы не увидели ни души, хотя, по идее, внизу должны были быть люди, ликвидирующие последствия аварии. Мы уже решили, что бригадир 41-й нас разыграл, но вдруг заметили небольшую лужу ферросилиция, с еще красной центральной частью, на месте, на котором обычно ставятся полные ковши. От нее шли проливы уже застывшего ферросилиция к ближайшим изложницам, а в них лежали еще красные слитки металла, т. е. Практически весь металл из ковша был разлит, а потери его на Полу были 100–150 кг, что для такой аварии пустяки — горновой за минуту уберет, когда все остынет.

Стало веселее, теперь осталось определиться с тем, насколько поврежден сам ковш. Гаррик залез на банку и сверху осмотрел все ковши, чтобы определить по температуре их внутренней части тот, из которого был слит металл недавно. Подошли к нему и сначала вообще не увидели ничего, но затем я под поясом жесткости прямо над серьгой заметил в кожухе проплавленное отверстие, диаметром миллиметров 30, от него внутрь вел еще красный от температуры ход через футеровку. Гаррик обрадовался еще больше: мало того, что повреждение чепуховое, которое сварщик заварит за 5 минут, но и место повреждения было такое, куда не бьет струя металла при выпуске его из печи. То есть виновниками аварии были не только металлурги, а и каменщики, которые плохо отфутеровали этот ковш, причем они — в первую очередь. А это значит, когда утром начальник цеха будет Гаррика дрючить за эту аварию, то Гаррику будет чем оправдываться и на кого показывать пальцем. Каменщики не подчинялись начальнику смены и мастеру, и Енин с Хегаем за качество их работы ответственности не несли.

И тут у меня возник вопрос. Металл в изложницах — значит крановщик разлил его. Но для этого ему нужно было подвесить ковш на обоих подъемах! Траверсой главного подъема он подхватил ковш сам, но крюк малого подъема кто-то должен был зацепить за серьгу ковша. Струя же ферросилиция, бившая из ковша, была хоть и тонкая, но сильная, поскольку на кожухе почти не было подтеков металла, то есть давление в ковше выбрасывало струю довольно далеко. И чтобы зацепить крюк за серьгу кто-то должен был встать напротив бившей из ковша струи ферросилиция с температурой 1700 градусов, и она, судя по всему, должна была литься ему на колени, а сам он должен был стоять в луже жидкого ферросилиция. Но это же невозможно! Не мог человек в таких условиях зацепить крюк, более того, если бы его и зацепили как-то издалека, то струя немедленно разрезала бы и серьгу, и крюк, и цепь, на которой он висит. Место, в котором ковш прогорел, принципиально исключало его кантование, принципиально исключало разливку металла из него. Но металл разлит! Как?!

Енин тоже был в недоумении. Мы немного попялились на ковш, ничего придумать не смогли и поднялись в комнату начальника смены.

— На 43-й ковш прогорел, — сообщил нам Хегай, решивший, что мы только что вернулись из столовой и этого не знаем.

— Слушай, Леша, — спросил Енин, — а как они его разлили?

Алексей Бочунович этого тоже не знал, поскольку ему доложили уже после ликвидации аварии. Мы взяли лист бумаги, начали чертить схемы, но ничего придумать не могли. Наконец мы сдались, и Хегай послал меня за бригадиром 43-й. Я его привел, но когда тот понял, что мы хотим узнать, то начал над нами издеваться.

— Так вы же «инженера», — посмеивался бригадир. — Пять лет в институтах учились, вот и догадайтесь сами.

Хегаю это наконец надоело.

— Ты, партизан хренов, колись, а то тебе сейчас гестапо родной мамой покажется!

Оказалось вот что. Как только крановщик сверху заметил в тени за ковшом свет льющегося металла, то включил звонок, чтобы привлечь внимание печной бригады, подхватил ковш траверсой главного подъема и понес его к изложницам. Здесь он отъехал тележкой главного подъема к печному пролету, чтобы иметь разгон, и начал накатывать ковш на изложницу, одновременно опуская его. От инерции низ ковша отклонился назад, крановщик зацепил углом дна ковша пол и ковш опрокинулся, уперевшись бортом в изложницу. Поскольку уровень жидкости всегда горизонтален, а ковш стоял наклонно, то задняя (верхняя) стенка ковша — та, где была дыра, — вышла из-под металла и течь его в ту дыру прекратилась. Крановщик опустил крюк малого подъема, подбежавший горновой зацепил его за серьгу. Теперь горновой поднял ковш в наклонном положении двумя подъемами и разлил его. Между прочим, от кабины крановщика до дна ковша было метров 20, если бы крановщик ошибся и зацепил ковшом о пол позже, чем нужно, то он ударил бы ковшом об изложницу и выбил бы ковш из крючьев траверсы. Ковш упал бы на бок и весь металл бы выплеснулся на пол. То же самое было бы, если бы он зацепил дном ковша раньше, чем надо было, — он бы поволок ковш по полу и цапфы ковша выскочили бы из крючьев траверсы. Короче, такая операция под силу только опытному крановщику, в связи с чем она и запрещена правилами эксплуатации кранов.

Прошло много лет, я читал лекцию бригадирам печей на заводских курсах повышения квалификации и привел этот случай, как пример творчества рабочих. В ответ бригадиры меня высмеяли: дескать про это каждый дурак знает. Дурак, может быть, и знает, но тогда, в 1973, мы — три инженера, до такого додуматься не могли. Я-то был еще сопляком, но Хегай и Енин работали уже по 3–4 года, однако в их опыте знания о подобном приеме все еще отсутствовали.

Дата добавления: 2015-08-18