I ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Национализм—это прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать.

Национализм как чувство или как движение проще всего объяснить, исходя из этого принципа. Националистическое чувство—это чувство негодования, вызванное нарушением этого принципа, или чувство удовлетворения, вызванное его осуществлением. Националистическое движение— это движение, вдохновленное чувством подобного рода.

Националистический принцип может нарушаться разными способами. Политическая граница государства может не охватить всех представителей соответствующей нации; или, охватив их всех, также включить инородцев; или сделать и то и другое одновременно: не охватить всех представителей данной нации и включить представителей другой. Кроме того, нация может жить, не смешиваясь с иноплеменниками, во множестве государств, не имея собственного национального государства.

Но есть одна форма нарушения националистического принципа, на которую особенно болезненно реагирует националистическое чувство: националисты считают совершенно недопустимым с точки зрения политических норм, если правители политической единицы принадлежат не к той нации, к какой относится большинство населения. Это может быть либо результатом присоединения национальной территории к большему государству, либо результатом доминирования чужеродной группы.

Короче говоря, национализм — это теория политической законности, которая состоит в том, что этнические границы не должны пересекаться с политическими, и в частности, что этнические границы внутри одного государства—вероятность, формально исключающаяся самим принципом в его общей формулировке,—не должны отделять правителей от основного населения.

Националистический принцип может иметь этический, «универсалистский» характер. Могут существовать и существуют абстрактные националисты, не склоняющиеся на сторону какой-нибудь одной—своей—национальности и великодушно проповедующие общую для всех доктрину: дать всем нациям возможность жить под собственной политической крышей и дать им волю не принимать под нее инородцев. В утверждении такого неэгоистического национализма формально нет ничего несообразного. В пользу его как доктрины можно выставить довольно веские аргументы, такие, как желательность сохранения культурной самобытности, разнообразия мировых политических систем, ослабление напряженности внутри государства.

В действительности же национализм почти никогда не был ни столь отрадно благоразумен, ни столь рассчитано уравновешен. Вполне вероятно, что, как считал Иммануил Кант, пристрастность, склонность во всем делать себе исключение— основная человеческая слабость, из которой проистекают все остальные; и что она наряду со всем прочим поражает и националистическое чувство, пробуждая то, что итальянцы во времена Муссолини называли sacro egoismo[1] национализма. И вероятно, политические проявления националистического чувства стали бы гораздо умереннее, если бы националисты так же остро чувствовали несправедливости, совершенные их нацией, как они чувствуют несправедливости, совершенные по отношению к ним.

Но есть и другие, гораздо более существенные соображения, связанные со специфической природой того мира, в котором нам довелось жить и который восстает против всякого беспристрастного, общечеловеческого, благоразумного национализма. Можно представить это самым элементарным образом. На земле существует огромное количество потенциальных наций. На нашей планете есть также место для определенного количества независимых или автономных государств. Всякий разумный подсчет покажет, что число потенциальных наций по всей видимости намного, намного больше, чем число возможных жизнеспособных государств. Если этот аргумент, или расчет, верен, то не все националистические интересы могут быть в равной степени соблюдены, во всяком случае одновременно. Удовлетворение одних приводит к ущемлению других. Весомым подкреплением этого аргумента является и тот факт, что очень многие из потенциальных наций не живут или до недавнего времени не жили территориально сплоченными группами, а перемешаны друг с другом в самых сложных соотношениях. Отсюда следует, что территориальная политическая единица может стать этнически однородной только в том случае, если будут истреблены, изгнаны или ассимилированы все инородцы. Их нежелание мириться с подобной участью может сильно затруднить мирное осуществление националистического принципа.

Конечно, к этим определениям, как и к большинству определений, следует подходить здраво. Националистический принцип, как он определяется выше, не нарушается проживанием в стране небольшого числа иностранцев или единичными случаями появления иностранцев, скажем, в правящей национальной фамилии. Сколько именно инородцев должно оказаться в стране или среди представителей правящей верхушки, чтобы этот принцип можно было действительно считать нарушенным, трудно установить с точностью. Нет такого рокового числа, которое отделяло бы момент, когда с присутствием иностранца еще смиряются, от момента, когда к нему начинают относиться враждебно и его жизнь оказывается в опасности. Нет сомнения, что это число меняется в зависимости от обстоятельств. Однако невозможность назвать применимую ко всем случаям и точную цифру не умаляет полезности определения.

Дата добавления: 2015-08-18