Т.Бондарева, 2011

Владимир Климович

Честный сезон

Стихи

Москва

2011

Климович В. И. Честный сезон. – М., 2011. – 128 с.

Автор выражает сердечную благодарность

Степанову Олегу Владимировичу

за помощь в издании книги.

Руководитель проекта М.Ф. Фридман

Оформление обложки Андрея Беспалова

Рисунокхудожника Татьяны Бондаревой

Книга выходит в авторской редакции

В.И. Климович, 2011

Т.Бондарева, 2011

Подписано в печать 05.06.2011 г. Формат 70х100 1/16.

Бумага офсетная. Печать офсетная. Тираж 300 экз.

+ + +

Надоело жить в толпе

В суете – тревоге.

Эх, уйти бы по тропе

Или без дороги

В край деревьев и кустов,

Для чужих бездомный,

Где меня без лишних слов,

Как родного,

Вспомнят.

Мой заветнейший приют –

Тих,

Доверчив,

Светел…

Тут расскажут и споют,

Спросят и ответят.

Где открыто,

Где тайком

Всё покажут точно:

Удивят боровиком

Над черничной кочкой,

Суматохой глухаря,

Вкрадчивостью луня,

Белой сказкой января,

Радужной – июня.

Я читаю наизусть

Летний лес и зимний,

Но сказать порой боюсь,

Что любовь взаимна…

+ + +

До свиданья,

Отчим- город!

Ухожу в уютность трав,

В исцеление простором.

Извини,

Коль я не прав.

Где пешком, где на попутках

Мимо сгорбленных берёз

По просёлкам, недоступным

Для нетракторных колёс.

Там, за речкой неубитой,

Где леса и небеса,

Я – голодный и небритый –

Устремляюсь в чудеса.

Лишь на четверть горожанин

Я – крестьянский индивид,

И пчела меня не жалит,

И комар не очень злит.

Все грибы –

В моём лукошке,

Караси –

В садке моём.

С каждой бабушкой в окошке

Я по-доброму знаком.

Я один в лесу ночую,

Куст любой –

Моё жильё.

Я, как зверь,

Природу чую

И, как он,

Люблю её.

1.Зима

+ + +

Над озимой – младенческой –

Рожью

Первоснежья перина легка.

Не пороша пока,

Припорошье,

Не мороз,

А Морозко пока.

Первозимье –

Решительный тренер –

Усмиряет вороний раздор.

День, как мелочь,

Разменен, потерян

Между двух полусомкнутых зорь.

И, как в сказке,

Допушкински древней,

Замирает земля, трепеща,

Чтобы спящей невестой-царевной

Ждать апрельского принца – луча.

+ + +

Улыбнись мне,

Утро позднее,

Редким солнцем декабря.

Отощал совсем на гвоздике

Пухлый том календаря.

На декабрьский холод сетуя,

Всё снуют веретеном,

Машут чёрными беретами

Нам синички за окном.

Всем погода неугодная –

Слякоть или гололёд,

А ведь утро новогоднее

Скоро встанет у ворот.

Ель – матрона не сутулится,

А, иголки распуша,

В танце шествует по улице –

Новогодне хороша.

До упора день сжимается,

Но ведь даже в декабре

Солнце щедро улыбается

Птицам,

людям

и заре.

+ + +

Ещё не началась прелюдия,

А в левом уголке листа

Наискосок,

Как резолюция,

Тень одинокого куста,

Да вдоль высоковольтной линии,

Маячно поднятой вдали,

От проводов штриховки длинные,

Как строки нотные,

Легли.

В снега не спрятанная родина

Ждёт,

Словно лучик после тьмы,

Момент рождения мелодии

Прелюдии большой зимы…

+ + +

Земля обнажена стыдливо

И бредит в дрожи, в полусне,

Пока придёт к ней это диво,

Пока прильнёт к ней первый снег.

Недолговечный, нежный странник,

Вся жизнь его –

В один полёт…

Он будет оттепелью ранней.

Едва падёт на землю –

Ранен

И до весны не доживёт.

Не потому ли наглядеться

На этот снег не можем мы,

Что нам напоминает детство

И сказку этот знак зимы.

И мы, забыв о пульсе века,

Снежинки ловим, не спеша,

И в каждом взрослом человеке

Ликует детская душа.

+ + +

Среди безлистого подлеска,

Что неуютен,

Чёрен,

Пуст,

Так неожиданно,

Так резко

Запламенел калины куст.

Стоит –

Красуется калина

И удивляется сама:

Не зноем лето раскалило,

А стужей мачеха-зима.

Не скрыть под белым полушалком

Что губы алые свои

Так прикусила до крови,

Как может быть в ознобе жарком

Самообманутой любви.

Глядит калина в даль седую

И, пунцовея от стыда,

Ждёт озорного поцелуя

Певца залётного –

Дрозда.

+ + +

Умеющий слушать –

Послушай,

Как в самом кануне зимы

Синичек безгрешные души

Для нас ксилофонят псалмы.

Сойдя из неведомой стыни,

Набросит насмешник-мороз

Пуховый негреющий иней

На зябкие плечи берёз,

И благостно и всё пространно

Поверив своим чудесам,

Всевышний обманную манну

Рассыплет голодным низам.

Но умные птицы и звери,

Чтоб выжить

(Пока не в раю),

Ни в Бога,

Ни в чёрта не веря,

Уйдут на охоту свою.

+ + +

Поле порошей побелено.

Чисто, как в горнице девичьей.

Озимь,

Что молодо зелена,

Словно ковёр для царевича.

Скрыто под маской-порошею

Горшее наше и лучшее,

И незатейливость прошлого,

И неизвестность грядущего.

Жизнь, как младенец,

Спелёнута,

Спрятана в будущей небыли,

Чахнет ли,

Спит ли под холодом,

Тянущем с нивы ли,

С неба ли…

+ + +

В преддверии жгучих морозов,

Не жалуясь и не скорбя

О смене поэзии прозой,

Стоят белотело берёзы,

Последнее сбросив с себя.

Достоинство, вроде, простое:

Беде покоряться не сметь,

А если осилить их злое,

То встретить, не лёжа,

А стоя,

И в срок,

И досрочную смерть…

+ + +

Отголосила непогода,

Как безутешная вдова…

Грядёт весёлая охота -

Мороз пальнул из-за угла.

Пока три дня охотник медлит

И держит лайку без еды,

Беляк свои мотает петли

И путать учится следы.

А воздух –

Самой высшей пробы,

Хоть принимай за эталон –

Без комаров и без микробов –

Прозрачен,

Вкусен.

Густ,

Ядрён.

И славно головы нам кружит

Охоты завтрашней азарт,

И незаряженные ружья

От нетерпения дрожат.

+ + +

Славно как в эту ночь намело –

Долгожданно внезапная новость!

Каждый может писать набело:

Кто полбуквы,

Кто целую повесть,

Не откладывая на потом,

На пока ещё девственно белом

Лапой,

палочкой,

даже хвостом

Ни о чём

Или только о том,

Что давно написаться хотело.

Кто притопнул,

Кто даже лизнул

Поднебесьем ниспосланный атом,

И давай новизну в белизну

В соответствии с личным талантом.

Лист ни мусором не осквернён,

Ни российским заборным искусом,

Только пара обычных имён

С непременным связующим плюсом.

А к полудню от строчек кривых,

Откровенным признанием жарким,

Проявился земной черновик,

Как всегда,

В гениальных помарках.

+ + +

Кто купал их –

Живые рубины –

В киноварной купели зари?

Словно крылья у гроздьев рябины –

Снегири,

снегири,

снегири…

Под восторженный гвалт воробьиный

Отмаячат в саду дотемна.

Вот ни ягодки нет на рябине,

А она снегирями красна.

Где бы ни был,

Сквозь годы и грозы

Сердце вспомнит быстрее ума,

Как трещат над Россией морозы!

Как цветёт снегирями зима!

+ + +

Давно ли осень отрябила…

Стоят – запахнуты в метель

Оснегирённая рябина

И осиниченная ель.

Светлее дали.

Глуше звуки,

И даже птицы,

Онемев,

Себя вверяют на поруки

Зиме –

На милость или гнев.

Метель накатит и откатит,

Преобразив привычный вид:

Поляна, что льняная скатерть,

С утра предпразднично лежит,

А по краям её впервые

Уже прострочены стежки –

Следов мышиных запятые

И рядом лисьих лепестки.

Не тронув,

Обойдёт сохатый

Поляну –

Чудо из чудес,

Где крестиками куропаток

Земной постскриптум допечатан

К письму,

Сошедшему с небес.

+ + +

Уйди на день от гари и железа,

Чтоб здесь, вдали от гула городов,

Прочесть тетрадь заснеженного леса,

Расчерченную строчками следов.

Не спит душа лесная,

Пусть застыла,

Но зиму дразнит пламенем хвоста

Лисы в плену охотничьего пыла

Да голосистым выводком клеста,

Запустит шишкой, вылущенной белкой,

Не рыжею,

А в сизой седине,

Мелькнёт зайчишкой –

Тенью белой-белой –

Невидимой на снежной целине.

Матёрый дуб (и в триста лет не ветхий)

Поглядывает хмуро с вышины,

Как бреет лось осиновые ветви

До заболонной нежной белизны.

Шагни, как в храм,

Под великаны-своды,

И вспыхнет чувство остро,

Как чутьё,

Что ты –

Не враг,

Не гость,

Не царь природы,

А часть неотделимая её.

Стужа

Ночью чудятся

Скрипы и всхлипы –

Раздирает мороз-исполин,

Как медведь потревоженный,

Липы

От корней и почти до вершин.

А наутро,

Ночлег свой покинув,

Оживляя безжизненный мир,

Прилетит на пустую рябину

Одинокий бродяга-снегирь

И на градусник мой заглядится,

Там на ветке стеклянной повис

Яркой ягодой –

Вызовом птице –

Столбик спирта,

Скатившийся вниз…

+ + +

Бесконечно распахнулась в небе даль,

Самолётный белый след на синем.

Окунайся в редкостную невидаль

Высей над январскою Россией.

А внизу,

Где тени прорисованы

Письменами на пречистом белом,

Первый птах рискованно-раскованно

Запевает по-апрельски смело.

Выше крыш над хрусткими папахами

Замерли дымы,

Как тёплый иней,

Сами удивлённые размахами

Синей белизны и белой сини.

Нам зима –

Надежда и оружие,

Вместе Богу и зиме по силе

Выморозить язву равнодушия

В каждом сердце дремлющей России…

+ + +

В призрак-день сквозь тьму на ощупь

Пробирается заря,

Чтоб согреть хоть взглядом рощу

В летаргии января.

Строгие монашки-ели

Смотрят косо из-под лап:

У берёз на белом теле

Смуглых родинок накрап,

Из одежды только косы,

Встречь студёному огню

Взмыли юные берёзы –

Балерины в стиле ню.

Отлетели свиристели,

Дотрепав наряд рябин,

В серебре мерцает еле

Редкой ягоды рубин.

Лось, как танк,

В осинник редкий

Держит путь на завтрак, но

Там обглоданы все ветки

Конкурентами давно.

Всё живое смотрит хмуро,

Ждут растенья и умы:

Скоро ль рухнет диктатура

Нескончаемой зимы.

+ + +

Выжженная январём дотла

Чахнет равнодушная равнина,

Лишь одна поклонная ветла

Над прудом качается повинно.

Зря казнится головой седой –

Не спасёшь цветок и травный стебель,

Если круг приствольный над водой,

Никогда спасательным он не был.

Крона проморожена насквозь,

А зиме, увы, не стать добрее.

Лишь одна надежда на «Авось» –

Главный козырь русской лотереи.

И ветла на общий наш манер

Иногда одной надеждой бредит:

Не убит, авось,

Последний нерв,

Если так болит он за соседей.

+ + +

Январь –

Торжество среднезимья…

Всесильны хрустальные латы.

Проспавшее солнце-разиня

Скользит по снегам виновато,

По россыпям стразов алмазов,

Фальшивых,

Как бодрое пенье,

В миру,

Где из складок и пазух

Струится одно онеменье.

Живого убитая участь

Мертва,

Как без строчек бумага,

И даже не веришь в живучесть

Весны подо льдом саркофага.

+ + +

Засыпает зима закрома.

Дачный домик,

Как старый бобыль.

Голосов и цветов кутерьма –

Для него только быль,

Просто быль…

Печь забыла о благости дров.

Стал хрустален и хрупок ручей

От февральских лохматых костров

И январских колючих лучей.

Память осени впаяна в лёд

На седом,

Но бодрящемся пне.

Сторож-дятел недремлюще бьёт

Колотушкою по тишине.

Роща замерла в снежной пыли –

Так от солнца она далека,

Но сороки уже разнесли,

Что беременна мартом река.

+ + +

Перевьюжила стёжки и тропы,

Осугробила сёла зима,

А над ними,

Подняв перископы

Труб печных,

Оживают дома

И глядят по-крестьянски степенно

На простор,

Что морозен и нем,

И сигналят дымком непременным

И друг другу

И путникам всем.

А сугробы покатые шеи

Возложили почти на карниз.

От дверей прорубаем траншеи

Снизу вверх мы,

Потом сверху вниз,

Чтоб добраться до дров,

До сарая

И, барахтаясь в рыхлом снегу,

Протаранить сугробы, играя,

Как в соломенном летнем стогу.

+ + +

Под утро рождаются сказки…

Проснись и взгляни на заре:

Сады закипели по-майски

В промёрзшем насквозь январе.

На кроне на прутике каждом

Цветы –

Невесомы,

Белы –

Застыли и, кажется, жаждут

Призывных касаний пчелы.

Зима ль маскируется ловко,

Цветами являя нам снег,

А, может, идёт тренировка

Цветенья всерьёз по весне.

Нагрянут откуда-то ветры,

И снова деревья черны,

А мы этой сказкой рассветной

По-детски живём до весны.

+ + +

Зима,

Как завхоз, в тайном фонде

И кисти и краску нашла.

Дворы в новогоднем ремонте –

В побелке,

В осколках стекла.

Мороз с подмастерьем Морозкой

В три смены и ночью и днём

Доводят до блеска, до лоска

Земной подзапущенный дом.

Работают споро,

С любовью,

Ведь знают,

Что сменщик готов

За ними наклеить обои –

Зелёные в искрах цветов.

+ + +

Березняк в позднезимье –

Обычное чудо,

Не заметить на фоне сугробов стволов,

Только тёмные ветви взялись ниоткуда

И висят,

Не касаясь небес и снегов.

Прорисованный,

Как на рентгеновском снимке,

Каждой кроны продрогший упрямый костяк,

И не сладит метель из полярной заимки,

Словно с русским лицом,

С этой кроной никак.

В колыбельки чешуек упрятаны почки

До побудки в положенный мартовский срок,

А в корнях,

Как вино молодое из бочки

Заструиться готовится яростный сок.

+ + +

Не припомнится такого

Февраля – враля.

Не хрустальною подковой

Мечены поля.

Из-под снега – мокрохлюпа

Травные вихры.

Зажигать зиме не любо

Белые костры.

Ей – недужной –

Не до стужи,

Дождь сечёт – жесток,

Доходить бы ей по лужам

Свой законный срок

И заплакать бестолково

Под рябым рядном

Об эффекте парниковом –

Палаче земном.

Февраль

Одни снега да льды одни –

Зима как будто бы навечно,

Но в зорях подрастают дни,

Плечами двигают они

И утро каждое и вечер.

Пускай, о милости моля,

От стужи полночь раскололась –

Весна в пелёнках февраля

Нам подаёт задорный голос.

Из-под заснеженных ресниц

Глядят глазки упругих почек,

Обычный переклик синиц

Обрёл уже не зимний почерк,

И ободряются леса,

Услышав эти перезвоны,

И голубеют небеса,

Как в никаком другом сезоне.

Ещё не слышат зов реки

Снега,

Которым стать ручьями,

И лишь февральскими ночами

Так пряно пахнут вишняки.

В последних яростных морозах

Капели первые слышны –

Куёт февраль хрустальный посох

Для отворения Весны!

2. Весна

+ + +

Хрустят за окнами шаги

По наледи ночной.

И не друзья

И не враги

Уже зима с весной.

Мороз штампует при свечах

Последний свой хрусталь,

А днём от нежного луча,

Оттаивает даль,

И видим,

Просыпаясь, мы,

Что в жажде жить равны

Душа старушечья зимы

И детская –

Весны.

+ + +

Весна пока,

Как черно-белый сон –

Вся разноцветь её ещё внутри.

Берёзка смотрит грустною Ассоль

На скрытый тучей парусник зари.

Нежданный дождь,

Долбящий жёсткий наст,

В испарине всклокоченный туман –

Весна подспудно пробудилась в нас.

А, может,

Это был самообман.

Пока не дух оттаял,

Только плоть,

Уже пытаясь умолить тот верх,

Где не спешит раздумчивый Господь

Зажечь весенних красок фейерверк.

Время любви

Пробуждаются воды и соки,

Первой каплей ликуют ручьи,

Глухари отутюжили токи –

Начинается время любви.

Ты не входишь –

Влетаешь с разбега.

Как движенья нежны и легки!

Дышишь запахом талого снега,

Щёки в брызгах цветущей ольхи.

Сколько лет уместилось в мгновенье!

Не спугни его, жизнь,

Не прерви –

Надо мной и тобой откровеньем

Продолжается время любви!

Пробуждение

Оттаял март –

Не вдруг, не сразу,

Но всё ж вступил в свои права:

Вот первоцветом синеглазым

Глядит с пригорка сон-трава,

Вот разом распахнулись дали,

И приподнялся небосвод.

Пьёт солнце в озерцах проталин

Настой целебных талых вод.

Голубизны и охры нежной

Роняют блики на снега

Разведчик мартовский –

Подснежник,

Невеста мартова –

Ольха…

И, сбросив прожитые годы,

Острее и желанней всех

Ждёт обновления природы,

Сам обновляясь,человек.

Мартовское

Морозец –не тот отморозок,

Что брал, сатанея, за горло.

Весна –

Гимназистка –

Не слёзы,

Румяна по щёчкам растёрла.

На суд над зимой подоспели

Присяжных грачей легионы,

Запели капеллы капели,

Волнуя котов и влюблённых.

Наследство зимы доканали

Ручьёвые точные сплетни.

И даже на телеканале

Помилуют, может, «Намедни».

Восславят любимых,

Как Бога,

Меладзе, Кобзон и Малежик,

И первый медведь-лежебока

Проснётся,

Учуяв подснежник.

Март-1

Снег,

Как хлеб пшеничный,

Ноздреват –

Вымешен и выпечен по-русски.

Солнце светит в миллионы ватт,

Но ещё не жарит по-июльски.

Проступил на белом санный путь,

Словно две темнеющие вены.

На ветле.

Задумав отдохнуть,

Первый грач картавит иноземно.

Петухи срывают голоса,

Встрепенулись после спячки руки.

«Выстояли»-

Думают леса,

«Выдюжили»-

Шепчутся старухи.

Март-2

После снежени вчерашней

Март из ничего возник –

Неухожен и неряшлив.

Как заброшенный старик.

На щеке рыжит щетиной

Прошлогодняя трава,

И пока неощутимо

В почках прячется листва.

Жухлый ельник тянет лапы

В невесенний мокросей,

Молодняк осин без скальпов

После пиршества лосей.

Кот и тот в лемурной позе

Не рискует слезть с крыльца,

Всё пока в анабиозе:

И растенья и сердца.

Не поётся,не скулится

И не сходится с ума,

И, конечно, врут синицы,

Что закончилась зима.

+ + +

Лёд апрельский,

Вафельно хрустящий,

Весь игольчат,

С виду хоть куда,

Но шагнёшь,

И гибельно утащат

В воду лёд

Или под лёд вода.

Он, апрель –

Гулёна и обманщик,

То зиме изменит,

То весне.

Он к полудню –

Озорливый мальчик,

А к рассвету –

Старец в седине.

У сосны в загаре многолетнем

Бриллиантом выплыла слеза.

Басовито дьякон-шмель к обедне

Зазывает, веря в чудеса,

И берёза сладкою капелью

Из надреза зряшного сочит,

И кричат ликующе-апрельно

Петухи,

мальчишки

и грачи.

+ + +

Тончайшая ветвь подчёркнута

Едва оттаявшей тушью.

Весна приходит по-чёрному

Монашенкой простодушной.

Рассветным ознобом скована -

Шагает вполне солидно,

Но юная мысль греховная

Смущает канон молитвы.

Ручей из удушья белого

Толкается пульсом робким,

Блуждая капелью беглою

Опять же по чёрной тропке.

Подобно мумиям вешенки

На дальних задворках рощи,

А хрупкий разбрызг подснежников,

Как свежей метели росчерк.

Грачи в ожиданье пахоты

И рядом с ними вороны.

Чернеет в окне распахнутом,

Как сажа, котище тронно.

Шуршит осока в смятении

На ржавых болотных кочках,

А скорый салют цветения

Пока, как в патронах,

В почках.

+ + +

Запах старости –

Прели осенней

Смоет юностью –

Майским дождём.

Мы, как роща безгрешная, ждём

После смерти опять воскрешений.

Тлен в природе с рождением рядом.

Всё мудрей,

Чем у нас во сто крат:

Пьёт пчела,

Как воскресший Сократ,

Волчье лыко,

Расцветшее ядом.

Там приклеенный утренний иней

На проплешинах пней-мудрецов,

Здесь досрочно пославший гонцов

Многолетний приют муравьиный,

Здесь подснежник задорнее юнги,

Как на мачту,

На взгорок взлетел,

Там утратившие беспредел

Спят в чащобе последние вьюги.

То накидка еловая вдовья,

То берёзки притворный испуг,

Камышей дотлевающий пух

Скоро утки потащат в гнездовья.

Журавли над весной молодою

Пропоют вещунами псалмы,

И предсмертные слёзы зимы

Станут вешней живою водою.

+ + +

В лицо посадкам-первогодкам

Сверкнут апрельские лучи.

И гаркнут,

Надрывая глотки:

«Подъём!» -

Дневальные – грачи.

Сигнал по всей округе слышен,

И мчится вверх по кронам сок.

В шеренгах яблонек и вишен

Никто не вымерз,

Не засох.

Построились юнцы толково

По знаку солнца-старшины

И, как один,

Взмахнуть готовы

Победным знаменем весны.

Половодье

В продырявленные облака

Цедит свет неторопкий рассвет.

За последнею льдиной река,

Словно гончая,

Бросилась вслед.

Вот рассвет, наконец-то, привстал

И к разливу склонился лицом,

Где по горло в воде краснотал

Не румян,

А синюшно пунцов.

Разливная воровка – волна

Тащит нагло то стог, то бревно,

А внутри –

То ли бездна без дна,

То ли мутью зашторено дно.

Минет,

Сколько положено, дней,

И вернётся река в берега,

И прижмутся - довольные –

К ней

Раздобревшие илом луга.

И кому только будет не лень:

Птице, рыбе и твари иной

Можно лакомиться каждый день

Лягушачьею чёрной икрой.

+ + +

Дотаивает испуганно

Зима в придорожной щели.

Автобусом на Кольчугино

Спешу на встречу с апрелем.

Берёзы исходят соками,

Мечтая о скором лете,

А сосны вокруг да около

Из малахита и меди.

Они снегами не сломлены,

В подпалинах их иглица,

Их зелень,

Пока условная,

Но скоро омолодится.

Столетняя ветвь брусничная

Жива и цвести готова.

Всё – ждуще,

призывно,

взвинчено -

От сложного до простого.

Живое снимает валенки.

Воспрянув в апрельском духе,

И греются на завалинках

Воробушки и старухи.

+ + +

Шмели-первопроходцы лихо

В крутом пике вершат полёт.

Вороний глаз да волчье лыко –

Цветы, что явят ранний мёд.

Шмели колдуют деловито,

Для них обычен редкий дар –

Из первоцветов ядовитых

Творить целебнейший нектар.

Грядёт не скоро в мудром лете

Та медосборная пора,

Когда расщедрятся в расцвете

Гречиха,

липы,

клевера.

Медовой лирикой и прозой

Насытишься на целый год,

Но станет в памяти занозой

Лишь тот – с горчинкой –

Первый мёд.

+ + +

Оттаяли и подобрели

Под птичий благовест леса.

Рассвет,

Разбуженный апрелем,

Смутил зарёю небеса.

И первый луч,

Как дерзкий мальчик,

Травинку дёрнул за вихры,

Зажёг веснушки мать-и-мачех

На вспыхнувшей щеке горы

И вырезал на льду украдкой

Такую озорную вязь,

Что речка потянулась сладко

И ледоходом поднялась,

А луч качнул серёжку ивы

И, завершая чудеса,

Вселился искоркой смешливой

В твои проталинки-глаза.

+ + +

Река натянула поводья,

Стремнину пришпорив в галоп,

И ринулась вниз половодьем,

Устроив вселенский потоп.

Не выдержав бешеной гонки,

Ветра опадали в луга.

И только летели вдогонку

Обрушенные берега.

Проснувшись от буйства стихии,

О зимних невзгодах забыв,

Купались берёзки нагие,

По грудь забегая в разлив.

+ + +

Уже не снегом умывается –

Целебной талою водой,

Уже по-стариковски мается

Апрель –

Недавно молодой.

Уже от сменщика-изменщика

Сигнал –

Кукушкино «ку-ку».

Наверно, слишком опрометчиво

Влетел он в зиму на скаку.

Не слушая брюзжанья мартова,

Схватился враз за все дела:

Сугробы длинные наматывал

На солнечные вертела,

Будил грачиными скандалами

Дремучих вязов сонный сход.

Спеша,

Подтачивал, надламывал

На озере метровый лёд.

…Апрель в заботах надрывается

И укоряет небосвод:

«Обязан май по-майски маяться,

А маюсь я,

А он –

Цветёт!»

+ + +

Весна равноденствием дразнит:

Меж тьмою и светом ничья,

Даёшь очистительный праздник

От мусора, зла и старья!

На месте сугробов безбрежных

На светлой поляне в лесу

Цветок свой поспешник-подснежник,

Как вызов, взметнул навесу.

Артелью общинной обсели

Знакомую иву грачи.

Обычный базар новоселья,

Где рухлядь идёт за гроши.

Сжигаем все беды-обиды,

Наивно надежду тая,

Что пепел сожжённого быта

Пронижут Ростки Бытия,

Мы станем добрей и моложе

Вне зимних одежд и оков

И, может, возвысимся тоже

До уровня этих Ростков.

+ + +

Деревья пока равнодушны.

Как мумии, мшистые пни.

Послушник я или ослушник –

Пока не прознали они.

А я вдоль неспящих опушек

Шагаю –

Апрелю сродни.

Печёночниц синие очи

Сменяют подснежников бель.

А ландышей пики щекочат,

Пронзая, осеннюю прель,

Над ними звенит и хохочет

Ребячливый птичий апрель.

Берёзки безлиственный веник

Сок гонит за так, не взаймы,

А комплекс жилой –

Муравейник -

Очищен от гнёта зимы,

И только нахмуренный ельник

Глядит из своей полутьмы.

Нахмурился ельник напрасно –

С какой ни шагни стороны:

В местах самых разнообразных

Зародыши жизни видны,

И взглядом и слухом непраздным

Ты чувствуешь роды весны.

Май

Закончен бой.

Последние резервы

Зимы бесславно тают на глазах,

И снова ветви чутко, словно нервы,

Качаются на птичьих голосах.

Встающие с полуночи рассветы

Касаются былинки и лица,

И кажется влюблённым и поэтам,

Что вечен миг,

А жизни нет конца.

Бутоны рвутся из уюта почек,

Невестятся вишнёвые сады,

А в поле агрономом грач хлопочет

У первой –

Самой главной борозды.

Земля-крестьянка трудится упорно,

Готовая,

Как век и год назад

Стон соловья и высохшие зёрна

Принять в себя

И возвернуть стократ.

+ + +

В ароматно хмелеющем мае

После всплеска закатной зари

Ночь сошла, романтично немая,

Но немая пока, до поры.

Над кустарниковой луговиной,

Где в друзьях с ивняком краснотал,

Где туман свою вахту проспал,

Вдруг озвучился свист соловьиный.

Свист короткий –

Возник и пропал.

Но опять повторился в длиннотах –

Чуть иной, с переливами свист,

А затем пробежался по нотам,

Как по кнопкам-ладам баянист,

А потом не запел,

А заплакал,

Обнажая все нервы свои,

Не волшебный певец, не оракул,

А кандальник в тенетах любви.

Ах, соловушка,

Вещая птица,

Пой – со стоном и плачем,

Но пой,

Только дай мне сейчас причаститься

И к любви и к невзгоде с тобой.

…А как выложишься весь до донца,

Так любовной предтечею пьян,

Не расслышишь,

Что близко крадётся

Кот – охотник,

А не меломан…

+ + +

В ночь-полночь не в юном мае

В захолустье, не в Москве,

Как всегда, Луна немая

Бродит, Землю обнимая,

По нетоптаной траве.

Убежал вечерний ветер,

Задремало эхо дня.

Мир таинственностью светел

Для неспящих всех на свете,

В том числе и для меня.

Впереди ещё покосы,

Рейды жаток на поля,

А пока всевластны росы,

Вдоль дорожки лунной россыпь

Из живого хрусталя.

Первенец-комар,

Как промельк,

Держит курс на профиль мой.

Вылез крот –

Российский гномик,

Да вздохнул кузнечик в дрёме,

Он до августа немой.

Ретушью рисунок тронут

Тени замершей моей,

А в сиреневых бутонах

О любви своей со стоном

Причитает соловей.

3. Лето

+ + +

Мне видится не день вчерашний,

Не дел житейских карусель –

Цветёт шиповник бесшабашно

Отсель за тридевять земель.

Краса неведомой поляны

Цветёт от первого лица,

Его шипастые лианы

Качают иней и птенца.

Не на газоне,

У ограды,

Никем не стрижен –

Дикобраз,

Но в этой дикости отрада

Для всех неравнодушных глаз.

Судьбой капризной осиянный

Случайным зёрнышком пророс,

Цветёт –

Зазывный и желанный

Для мирных пчёл и грозных ос.

Цветёт шиповник,

Боже правый,

Как символ юности земли.

Вдали от зависти и славы,

От городской глуши вдали.

Цветёт шиповник…

Два июня:

1.Минор

Июнь,

До конца не прогретый,

Цветёт впопыхах,

Сгоряча,

Но в золоте пол-эполета

Берёза смахнула с плеча,

Но август отправил до срока

С Иваном-да-Марьей привет,

И чуть зарумянилась сбоку

Осины пугливая ветвь.

Утята на лапчатых лыжах

Скользят по протоке с утра,

И вылез внепланово рыжик,

Как первый намёк сентября.

А роща по-майски – в распевах,

И лета лишь треть позади,

Но что так печалится слева

В озябшей июньской груди?

2. Мажор

Дубы дожидаются мудро

Действительно знойных начал,

А сосны в кокетливой пудре

Уже на балу,

При свечах.

Отпевший пичугин любовник

Мытарствует в роли отца,

А неистребимый шиповник

Зацвёл вместо роз у крыльца.

Луга жемчугами намокли,

А в каждом небесном окне

Архангелы смотрят в бинокли,

Возможно, завидуя мне.

Так хочется в детство и юность!

Так радостно в травы упасть!

Июнит округа.

Июнит,

Расцвесть

И отцвесть торопясь…

+ + +

Загорелое, курносое

Лето в неге и труде.

Молодые длиннокосые

Ивы клонятся к воде.

Первоягоды подвызрели

В острой пасечной траве.

Зной не позволяет выстроить

Мысли к ладу в голове.

Сорняки нахально дразнятся,

Надо с ними бы на бой.

Руки-ноги ведь не праздные,

Но уводят в бор грибной

За деревнею, за дачами,

Где брожу, как лесовик.

Вдруг да высветит удачею

Белый гриб – колосовик.

Чудо, вроде бы, привычное,

Сколько их сезон припас.

Но идёшь влюблённо взвинченный,

Словно в самый первый раз.

+ + +

Надеясь на щедрость июня,

Готовим к загару тела,

А тучи –

Свинцово чугунны,

И в них отсыревшая мгла

У юных посадок –

Сутулость,

У рыбы –

Нырянье на дно.

Земля что ль не так провернулась.

И лето придти не должно.

В зелёном обманчивом гриме

Природа сама не своя,

И кто-то мечтает о Крыме.

А кто-то о дальних краях,

И ждут нецветущие розы,

Ныряя в перину-траву.

Что станет тепло по прогнозу.

А, может быть, и наяву.

Июнь 2001г, госпиталь, Одинцово

+ + +

Путь неблизкий,

Но желанный:

Вдалеке от главных троп

Земляничная поляна

Притаилась средь чащоб.

Часовые-великаны –

Меднокорые стволы –

Охранители поляны

От пожара и хулы.

По лиане повилики

Скатит вниз росы слеза,

Где к кораллам земляники

В умилении приникли

Колокольчиков глаза.

Земляничным ароматом

Пропиталось всё вокруг.

Замер я,

Чуть виноватый:

Кто я –

Недруг или друг?

А поляна, спозаранку

Ждать устав наедине,

Стелет скатерть-самобранку

Почему-то лично мне.

+ + +

Под гнётом трав –

Обильных,

сочных,

росных

Прогнулся луг,

Закормленный Шерной.

Он бредит предстоящим сенокосом,

Как путник родником в июльский зной.

Пока что перестоем не потравлен –

Нигде ни седины,

Ни желтизны –

Расцвеченный уютным разнотравьем

Венец нечерноземной стороны.

Весной залит был он разливом с илом,

И травы уродились хоть куда,

Вот-вот под стрекотание косилок

Начнётся сенокосная страда.

Птенцы ускачут,

Не жалея ножек,

Нырнут в подполья мыши и кроты,

И станет луг,

Подстриженный под ёжик,

Безликим,

одиноким

и пустым…

+ + +

Осторожно взглянул рассвет

Сквозь неплотную штору-ветвь,

Убедился,

Что ночи нет,

И давай всюду брызгать свет.

Побледнела лицом луна.

Побледнеешь –

Всю ночь без сна,

А под нею росой хмельна

Предпокосных лугов волна.

Поперхнулся на «ку…» петух,

Весь в поту:

Не проспал ли вдруг

И давай выгонять на круг

Из гарема своих супруг.

Зазевавшейся ночи тень

Уползла под глухой плетень.

А зарянка,

Вспорхнув на пень,

Спела песню про новый день.

+ + +

Сгорблен и бреду не гордо.

Где походка для похода –

Вон как смазаны следы.

Что ж вы мимо мчитесь,

Годы?

Что ж вы, годы,

Так горды?

Стали дороги дороги.

Меж столбов и знаков строгих

Попираю шар земной,

Рюкзака костлявый прогиб

Над негнущейся спиной.

А июль в разгаре гари,

Может солнечным ударом

Загорающих пугнуть,

Я же, хоть прилично старый,

Дошагаю как-нибудь.

От жары трава поникла…

Я иду за земляникой.

В неисхоженном лесу

Соберу, надеюсь, кринку

И внучатам отнесу.

Хорошо водица пьётся

Из глубинного колодца.

Позади давно верста,

А дорога дальше вьётся –

Бесконечна,

Как мечта.

+ + +

Ты помнишь весёлые грозы

В разгар сенокосной поры?

Как взвился,

Наткнувшись на косы,

Внезапного ветра порыв?

Как вдруг неожиданно лопнул

В полнеба светящий шар,

И сами запрыгали копны,

В стогу затаиться спеша?

А мы эти копны встречали,

На вилах пласты волоча,

Казались нам крыльями чаек

Косынки бегущих девчат.

Вдруг туча,

Видать озоруя,

Извергнула всё,

Что несла,

И хлынули тёплые струи

На жаркие наши тела.

…Потом в поднебесье порядок

Налаживал солнечный луч,

Развесив на плечиках радуг

Полотна отстиранных туч,

А дед –

Стога главный вершитель –

На нём восседал,

Разомлев,

Всклокоченный,

Как небожитель,

Забытый грозой на земле.

+ + +

Незабвенные эти часы:

Торопящимся первым лучом

Осушаются слёзы росы

На морщинистом лике земном.

Знать, Земле снились горькие сны

Эхом бед,

Что познала сполна,

Или под наважденье Луны,

Вспомнив юность, всплакнула она.

Грянет день из удач или драм,

И по делу, а где-то со зла

Совершится привычное нам –

Нанесётся увечащий шрам

На покорность земного чела.

Снова Солнце уйдёт на покой,

И погаснет тускнеющий блик,

И росой –

Самой светлой слезой –

Окропится морщинистый лик…

+ + +

Давней прихоти заложником,

Рассветёт едва-едва.

Я иду шальным художником,

Мне палитрою слова.

Солнце выплывет с курантами

Или с горном петуха.

Сразу вспыхнут бриллиантами

Рос ночные жемчуга.

А потом они, не мешкая,

Испаряясь,

Улетят.

Вот и лес,

Как люди, смешанный –

Каждой кроне свой наряд.

Разнолико чудо залило

Листья,

веточки,

стволы,

И не ждут они –

Хозяева –

Ни хулы,

Ни похвалы.

Пень в летах преклонных, седенький

Мшистым зипуном оброс.

На угрюмой шторе ельника

Светлый прочерк трёх берёз.

Комары ликуют звонами,

Зная, что напьются всласть

Там, где ягода поклонная –

Земляника –

Налилась.

На поляне девки местные,

Сбор у них и спор и скор

Не для лакомства, естественно.

На продажу –

На прокорм.

+ + +

Дождик тих,

застенчив,

тонок –

Ниоткуда проистёк.

Как проснувшийся котёнок,

Чуть царапнул водосток.

Сделал, вроде бы, немного

В нашем крошечном сельце:

Пыль разгладил на дороге

Да морщинки на лице.

Любопытствуя у грядок,

В них живой водой плеснул,

Витражи отмыл у радуг

И исчез, или уснул.

Ничего не изменилось,

Снова те же небеса,

Словно бы, не с них явилась

Эта радость – божья милость,

Что свершила чудеса.

+ + +

Человечество раздето:

В наготе и стар и млад.

Вот уже макушка лета.

Лес июлем тороват.

Мёдом таволга и клевер

Приманили мух и пчёл,

Даже гром и тот на север.

Крякнув пару раз,

Ушёл.

Как царице, землянике

Поклониться каждый рад.

В сосняке на мху возникли

Кнопки скользкие маслят.

Всё до донышка прогрето,

Но уже зацвёл кипрей…

Знать, шагреневое лето

Промелькнёт,

Как пара дней.

Поляна

Сквозь чащу Берендея

Сюда я добреду,

Под венчики кипрея

На кашку упаду.

Покойно и неспешно

Увижу снова я

Достойность и безгрешность

Лесного бытия.

Увижу в перламутре

Сияние стрекоз,

Услышу шёпот мудрый

Сказительниц-берёз.

Черничную улику

Не спрятать на губах,

Бидончик земляникой

До января пропах.

Сомкну на миг ресницы,

Очнусь и вижу я

И ручеёк живицы

И ношу муравья.

С ней – тяжкой, своенравной

Сквозь травный ералаш

По ниточке муравной

Взбирается мураш

И дальше над бездоньем

По глади, без труда –

Вдоль по моей ладони

Стремится в никуда…

+ + +

Благодатная черника

В приболоченных низинах.

Но попробуй-ка, возьми-ка

Что-то в царстве комарином.

Не пропустят злыдни мимо,

Мигом «примут» на поруки –

Ведь лицо незащитимо

Так же, как трудяги-руки.

Где ни хлопнешь –

Кровью брызнет.

А ещё обидней лихо,

Что кусают,

Словно в жизни

Бабы –

Самки-комарихи.

Мчишь из чащи без оглядки,

Добросовестно изъеден.

С комарьём играть в прятки,

Что боксировать с медведем.

Сам я –

Сборщик небогатый,

Но смотрю:

Корзины тащат

Терпеливые девчата

Из черничной тайной чащи.

Очи сини,

Губы сини,

Сини на лице узоры…

Вахта летняя России,

Доля женская России –

Ягодно-грибные сборы.

Июль

Монументально и державно

Дубы вонзаются в зенит,

А на поляне разнотравной

Июль смеётся и звенит.

Шелками травы нежат спину,

Подвластен взору небосвод –

Видны прозрачные глубины

Недосягаемых высот.

И жизнь прекрасна и нетленна,

И зимы где-то там –

Вдали,

И ощущаешь бег Вселенной

Вокруг незыблемой Земли…

+ + +

В безлюдье рощи старой

Пришёл –и люб и зван –

За синеглазой Марьей

Русоволос Иван.

Укрыл в объятьях сильных,

И превратился свет

В единый жёлто-синий

Иван-да-Марьин цвет.

И расстелилось платье

Фатой на полземли…

Ворчали о разврате

Почтенные шмели.

И травы зазвенели

У них над головой,

А с одинокой ели

Сползла смола слезой.

И солнца глаз горячий

Лучи отвёл свои,

И стал весь мир богаче

На этот мир любви.

Лесное озеро

Вознеслась кувшинка-лилия

Из чернильной пустоты.

Улеглась на ватерлинии

Глубины и красоты.

На почти саженном якоре,

В зыбке круглого листа

Светит –

Чистая и яркая,

Как невестина фата.

А вокруг на льне кукушкином

Бусы клюквы-зеленца.

Рядом с кочками-избушками

Голубики «деревца».

Здесь же чёрная проплешина

В изумрудной полосе –

Может, спортплощадка лешего,

Может, спальня для лосей.

Я стою.

Пьянят багульники,

Ворожбой свело уста.

Пусть смеются богохульники.

Что я верующим стал.

Мне дано отныне веровать

Не во сне,

А наяву

В неизраненное дерево.

В несожжённую траву…

+ + +

Глухомань:

Ни людей,

Ни дорог.

Только бор свой шатёр распростёр.

Словно рыжий лохматый щенок,

Притомившись,

Свернулся костёр.

Кто там промелькнул,

Не пойму,

Быстрой тенью:

Сова или лунь

Не пробиться сквозь занавес-тьму

Свету даже полдюжины лун.

Капля росная пала с листа,

Взорвалась на горячей золе.

Спит лукошко в объятьях куста,

Нож походный таится в чехле.

Лёгкий шорох огромен,

Как крик –

Так загадочна ночь,

Так тиха…

Слышно лишь,

Как кряхтит боровик,

Продираясь сквозь залежи мха.

Только мне его вздохи слышны.

Утром сам он откроется мне,

А пока на коленях сосны

Растворяюсь во тьме и во сне…

+ + +

Отошла полдневная истома.

Время плыть

И ставить паруса.

Как по ванту,

По лучу литому,

Жаворонок взмыл под небеса.

Юным юнгой с неба

Просигналил:

«Чист простор

По курсу корабля!»

И рванулась в солнечные дали

Бригантина вечная –

Земля.

+ + +

Лето всюду.

От юга до севера

Тополиная кружит метель.

На папахе пунцового клевера

Несерьёзный качается шмель.

Пролетает над радужным сполохом

Птичий профиль –

Неведомо чей,

И вращается солнце

Подсолнухом

На тонюсеньком стебле – луче.

+ + +

Ах, какая у солнца улыбка

После душа июльской грозы!

У садовой калитки улитка

Выставляет антенны-усы.

Всё отмыто:

И листья,

И трели,

Юных глаз и небес бирюза,

Только полог стоярусной ели

Не смогла пробуравить гроза.

Там под пологом птицы и белки

Обрели коммунальный приют:

Соревнуются белки в горелки,

А пичуги хоралы поют.

Эта ель –

Пограничная башня

Шестисотковой яви-мечты,

Где вместились и грядки,

И пашня,

И «дворец»,

И кусты,

И цветы.

И морозы и грозы приемлю

В этом, ставшем заветном, краю.

Я влюблён в эту личную землю,

Как ребёнок в бессмертность свою.

+ + +

Ароматится лето малиной –

Значит, вышло к срединной черте.

Тесновато в ночлежке шмелиной –

На подсолнуховом решете.

Отгорев, потускнели зарницы,

Бестелесные звёзды легки,

А внизу из темницы грибницы

Выбираются боровики.

Им – короткая ночь для взросленья,

Мне – дремоты чуток до зари,

А потом сквозь азарт и сомненья

В хмуроельники, в светлоборы.

Потерпи, ненадёжное сердце,

Пусть свершится надежда-мечта:

Дай дойти и, прильнув, наглядеться

На простые святые места,

Обойти их с немым покаяньем

За расправу над взятым грибком,

А затем по росистой поляне,

Как по детству, пройтись босиком.

+ + +

По тишине крадутся сумерки,

С опаскою туда глядят,

Где в кумаче,

кармине,

сурике

Пока что яростен закат.

У гибкой ивы тонут волосы

В чернёном зеркале пруда.

Уже как вздох,

Лишь в четверть голоса

Сникает эхо в никуда,

Стирая зова отражение

Или вечерней птицы стон…

Кончает день самосожжением

Под комариный тонкий звон.

Всё сущее язычно молится

Под наваждение луны.

Ко сну готовятся околицы,

Сады,

сердца

и …сами сны…

Отпуск

По-крестьянски небрито-родные

Ели щёки подставили мне.

Здесь хранятся мои позывные

На большом недряхлеющем пне.

Молодняк –

Недоверчиво колкий.

Он – не мой и уют и приют,

Но друзья –

Довоенные ёлки –

Узнают и своим признают.

Занавесила даль паутина,

Брызнул облаком гриб-трутовик…

Что ж ты, память, меня не простила

За отрыв от корней родовых?

Что раскручивать жизненный свиток.

Если я в измеренье ином?

Если городом крепко привит я

На подвое бетонно-стальном?

За дела неземные отмечен,

Мне знакомы и Марс и Луна,

Только давит на сердце и плечи

Перед лесом из детства вина.

Пусть глаза электронно-сухие,

Пусть шаги реактивно быстры,

Но жива,

Но остра ностальгия

По шершавости хвойной коры,

По ауканью братьев и мамы,

По приветам синиц и сорок,

По всему, что приходит упрямо

Даже в трижды просроченный срок.

+ + +

Самолёт,

Словно парус, несёт

К чудесам,

Где рождаются зори.

Глубина и прозрачность высот

Откровенней секретности моря.

Горизонт, столь привычный,

Исчез

Или вниз провалился,

Туманясь,

А по самому краю небес

Заструился девичий румянец.

Бескорыстие солнца исторг

Первый луч,

Как будильник, нацелясь

В одиночную тучку – чертог,

Где ютится Всевышнего челядь.

+ + +

Старатель-август в хлопотах правдив

Росистостью опушек – самобранок,

Свидетельством,

Что равно породил

Укромность белых и наглёжь поганок,

Колючестью натруженной стерни,

Ознобом первым речки и болота

И тем, что тяга к лесу в эти дни

Сродни томленью птичьего отлёта.

Ныряя под паучьи решета,

Броди-блуди по царству Берендея,

Где, сентябрём ещё не налита,

Застенчиво пока брусника рдеет,

Где в кронах начинается страда

Единоличной по-крестьянски белки,

Где майские птенцы на провода,

Скользящие неведомо куда,

Сошлись,

Как в старину,

На посиделки,

Где от шмелей качаются ковры

Иван-да-Марьи в охре и лазури.

Где ни себе,

Ни памяти не ври,

Страшась своей,

А не чужой цензуры.

Торопит август доцветать и зреть,

Пугая зелень,

Стелет ранний иней,

И начинают щёки пламенеть

Трепещущей в безветрии осины.

+ + +

Золотится фронтон у соседа –

Значит, солнцу пора

На покой.

Вот ещё один день-непоседа

Закатился

В туман за рекой.

Убаюканы негой покоя

Я и ты,

И тростинка,

И зверь,

И украшен луною-подковой

Небосвод –

Во Вселенную дверь…

+ + +

Пусть ягод в лукошке на донышке,

И гриб притаился, дразня,

Но верю:

Подарки-найдёныши

Мой лес приберёг для меня.

Пока узнаванье не явлено…

Я здесь –

Незнакомец, как все,

С ходьбой наобум горожанина

И с выкашлем яда шоссе.

Но близится проблеск свечения

Во мне, как в зародыше дня.

И вот они –

Знаки прощения

Для блудного сына – меня.

Мои следопытные качества

Вернулись,

И взгляд мой проник

Под ель,

Что явила подсказчиво

Под лапой крепыш-боровик.

Чужой, как пришелец из космоса,

Отныне я свой –

Побратим.

По чащам бестропным без компаса

Пройду и вернусь не пустым.

Гадюку –

Хозяйку бедовую –

Не трону на скрытой тропе,

Корягу – скульптуру готовую –

Найду и тащу на себе.

Пускай комариная звонница

Кортежно струится за мной,

Я верю –

Лукошко наполнится,

А день этот позже припомнится,

Быть может, искомой строкой.

+ + +

Дождь возник –

Невсерьёз и ненадолго,

А за ним у небес на краю

Изогнула наследница-радуга

Лебединую шею свою,

Дотянулась до глуби колодца,

Иль привлёк её омут речной,

Только пьёт

И никак не напьётся,

Словно с нами познавшая зной.

Этим зноем, как мы,

Опалённая

Стала ближе для нас и родней –

Хоть небесная,

Но приземлённая.

Как надежда,

Сошедшая с ней.

+ + +

Кто там плачет своё на свирели,

Отпевая нашествие дня?

Это зяблик в темнице сирени

Одинок в пониманье меня.

Заколдовано чьим-то наветом

Онеменье травы и листвы…

Даже небо домкратом рассвета

Не приподнято нынче, увы.

Без росы пересохшие горла

У подсолнухов,

Ждущих лучи.

Всё потерянно,

жалко,

негордо,

Я и зяблик,

И мир весь –

Ничьи.

Скоро залпом расколется туча,

Сыпанёт ледяную шрапнель,

И забьётся округа в падучей,

И запнётся в сирени свирель…

+ + +

От счастья простого хмелея.

У всех комаров на виду

Берёзовой звонкой аллеей

С пудовой корзинкой иду.

А в нём одиночки и семьи

Ядрёнейших боровиков,

Воспетых и каждым и всеми

Из классиков и знатоков.

Чихая на метеосводку,

Я затемно вышел к Шерне.

Чтоб каждую чудо-находку

Домой принести на спине.

Одна за одну заплетаясь,

Толкаются ноги вразброд,

Но завтра исчезнет усталость,

А радость сполна прирастёт.

И в мире, таком напряжённом,

Готовом взорваться почти,

Бреду я блаженным стажёром,

Изведавшем к счастью пути.

+ + +

Уплывает лето парусом,

Покидает наш причал…

Дозревает лето августом,

Стуком яблок по ночам.

Отлюбившие,

Примолкшие

Птицы тянутся в зенит,

Где лишь радуга промокшая,

Встав на цыпочки,

Дрожит.

Боровик стоит осанисто,

В шляпу гроздь брусники вдев –

Дозревает лето августом,

Чуть уже захолодев…

И бредёшь тропинкой искренней,

Ничего не говоря,

А рябины тлеют искрами

Предстоящего костра…

+ + +

Обступают дворы,

Обнимают дворы

И на улицу жадно глядят

Сквозь забор

Золотые шары.

Золотые шары –

Уходящего лета

Последний костёр.

Этот буйный и яркий дичок-георгин

Через глину и камни

Продёрнет ростки,

И взметнётся цветенью ликующий гимн

Вопреки холодам,

Сентябрю вопреки.

В небесах полыхают ночные костры,

Звёзды-блёстки ночами летят без конца.

Может, это они в золотые шары

Превращаются вдруг

У родного крыльца.

+ + +

Кто-то лето крадёт и уносит,

Невозвратом блаженства грозя.

По стволам поднадсеченных сосен

Всё струится живица-слеза.

Паучки паруса паутины

Развернули и вдаль понеслись,

Предваряя полёт журавлиный,

Маячками разметили высь.

Сознавая.

Что век скоротечен,

От забот остальных в стороне

Тщетно ловит антенной кузнечик

Ускользающий луч в вышине.

Августовские зори на страже –

Будет вор уличён,

Не прощён.

…Я стою соучастником кражи,

Маскируясь осенним плащом.

+ + +

Кузнечики трещат –

Не натрещатся.

Им в бабье лето в немоте уснуть…

Такое их кузнечиково счастье

Сезонный путь -

Любви и смерти путь…

Прощаясь,

Лето августит с подтекстом.

В жаре нечастой внутренний озноб,

И чудится под клёнами протестный

Пока не белый –

Пламенный сугроб.

Заря, простыв,

Румяно воспалённа.

Брусника алость малость обрела,

И, словно предотлётные знамёна,

В размахе лебединые крыла.

У всех есть старость,

В том числе у лета…

Вон радуга изогнута клюкой,

Но к солнцу всё ж повернута планета

Полсуток с гаком нашенской щекой.

+ + +

Вечность лета –

Не сказки.

Не враки.

Разве ж осень подступит сюда?

Августовские нотные знаки –

Стаи ласточек на проводах.

Разве виден тебе в этих знаках

Предосенний печальный мотив?

Видишь –

Дождик запел,

Не заплакал,

По-июньски светло припустив.

Видишь –

Ива косу распустила,

А коса,

Как весной,

Зелена.

Ничего, что блестит паутина –

Это ранняя трав седина.

Пусть являются осени где-то,

Пусть вселяется где-то зима, -

У любви нашей вечное лето!

Впрочем,

Ты это знаешь сама!

4. Осень

+ + +

В сказочном облике

Сад в сентябре:

Яблони –

В облаке,

Лист –

В серебре.

Роем слетаются

Вниз с высоты

Высверки-таинства

Бывшей звезды.

Зябнущим зябликом

Из холодов

Скатится яблоко

Дата добавления: 2015-08-18