Книга, глаголемая летописец».

Дорогою в хвойном густолесье, то вовсе от дождей топкою, то мостками проложенною через болото, шел-торопился солдат Егор Векшин. Рассвет колебал тюлевые завесы перед стволами. Егор спешил попасть на место к тому часу, когда еще не родилось утро, но его приход уже несомненен. Остался по левую руку старый замшелый голубец, иконка на кресте под крышею домиком. Рядом - еще более ветхая ограда могилы святой игуменьи... Уже близко!

А вот и озеро. Таким, благостно-тихим, особенно любил его Векшин. Туман колдовски клубится над темной чашею, окаймленной тростниками и травами. Вода светлее с каждой минутой. Шаловливая рыбина взыграла, закачав детские кулачки кувшинок.

У самой воды встал Егор на колени, перекрестился, лбом припечатал плотный влажный песок. Скоро, в день Аграфены Купальницы, когда празднуют иконе Владимирской Богоматери, потянется сюда люд со свечами, с образами старого письма, распевая на ходу псалмы и молитвы. Истовые - поползут на коленях вокруг всего озера, трижды обходя берег его, длиною с версту...

Велика святыня, укрытая среди боров и топей староверского края! Егор про себя напел слова, памятные с младенчества: «Святые святители, вольные хранители, молитесь Богу за нас грешных»... Будто обратная сторона подуманного, явилось пережитое месяц назад: огненная буря на улицах Берлина, выгоревшие черепа домов, кровавые разводы на грязной, замурованной в камень реке; неподалеку от громадного дымного рейхстага - трупы последних его защитников, смуглых плосколицых узкоглазых людей в немецкой форме без знаков различия...

Отогнав страшное наваждение, поднялся Егор на ноги, рукавом потер медали, точно предстоял ему важный воинский смотр. Утрело все быстрее, сумрак утекал из тростниковых чащ озера, прятался в ольшанике, у подножия больших дубов. В желтовато-мутной воде становилась видимою глубина, мелькали там стрелы рыбьих спин.

Егору вдруг стало боязно. Никто не посылал его сюда в это утро, не благословлял идти и смотреть. Отчего же решил Векшин, табакур и нарушитель поста, многажды преступивший заповедь «не убий», что ему откроется нечто сокровенное, доступное лишь праведникам? Но страх прошел скоро и сменился блаженным покоем. Принял муку солдат, пролил кровь свою за православную веру и землю русскую, устоял в поединке с воинством Сатаны и вышел победителем - стало быть, достоин! И не гордыня это, но смиренное сознание причастности к Божьему делу...

Он присел на траву, не отрывая взгляда от чуть рябившей воды. Некогда здесь спотыкались разогнанные во весь опор ордынские кони; узкоглазые всадники кричали от ужаса, видя, как на глазах исчезают белые стены и золотые маковки церквей... Одни говорят - на дно озера, под воду ушел град; другие верят, что стал он подземным; третьи же учат - не проваливались градские строения, но стоят, невидимы и неощутимы для проходящих, вплоть до второго пришествия Христова. Немногим, то ли по праведности своей, то ли попущением святых, в граде проживающих и за нас неустанно молящихся, удается проникнуть туда. До сих пор пересказывают в Егоровой деревне предания о праведнике, посылавшем отцу своему письма из обители душ спасенных; о старушке, которая стояла уже возле ворот градских, но вспомнила об оставленной дома внучке, и опять сделалось перед нею озеро... Хорошо там, внизу, куда не достигают ни снег, ни дожди! Не бывает у святых неурожая или засухи, не вольны над ними гневливые власти мирские...

Пареньком в ясную Иванову ночь Егорушка среди односельчан пускал на воду кусок коры с прилепленной и зажженной свечою, бережно отталкивал... Десятки живых, трепетных огоньков скользили прочь от берега. Егоровы земляки верили, что свечи плывут прямо к алтарям скрытых храмов. А меж церквами тянутся подводные, подземные ли улицы, ходят по ним монахи и миряне, вокруг - крепостные стены с башнями; блещут княжьи и боярские палаты, по крышам их перелетывают птицы Алконост и Сирин, у ворот стоят на страже белые единороги…

Векшин лег, и показалось ему, что земля качается тихонько, плавно, будто ребячья люлька. Еще сказывали старики, что неглубоко стоит град, раньше пахари цеплялись сохою за кресты, а в трещины под деревьями до сих пор опускают богомольцы монеты или еду – молитвенникам, предстателям... Но тому лишь, кто напрочь отрешится семьи, из дома уйдет, не сказав близким и слова о своем намерении, порвет все земные связи, - тому могут открыться ворота с единорогами. Для Егора ли сие? Три года не был он дома, суетное занимает все мысли: кровлю перестелить новым тесом, хлев поставить взамен сгнившего, разжиться зерном на озимь, в городе достать сбрую для лошади. Мать лежит, обезножена, сестра норовит вон из деревни, замуж за районного комсомольского вожака, - кому работать?! Да, задавило мирское, грешен...

Едва успел он сокрушенно перебрать в памяти свои грехи - заходил берег пуще прежнего; нахлынул колокольный звон, под который и качалась огромная люлька. Первый яркий луч пронзил глубоководье, и засияли навстречу Солнцу золотые луковицы соборов; встала мощная стена из валунов, а по ней шел навстречу Егору некто в белых, сверкающих доспехах.

Дата добавления: 2015-08-09