Глава 15. Я помню день, когда наткнулся на сцену бойни.

Я помню день, когда наткнулся на сцену бойни.

Я странствовал по этому выжженному, пустынному месту, и мои ноги ступали не на камни, но на куски костей. Ветер носил неизбежный аромат смерти, кажется, угрожая покрыть им весь мир.

Это было время великого переворота и конфликта, когда люди брались за оружие и когда они знали лицо смерти, глядя в глаза врагу. Война следовала за тобой, куда бы ты ни шёл, и везде она оставляла путь из трупов. И тогда в доказательство свободы сильные унижали слабых – это было заметно всем, у кого были глаза.

Вопрос был не в том, кто кого убил или насколько была справедлива битва. Только в том, кто умер, и был ли кто-то свидетелем последнего вздоха. Когда я слышал, что началась битва, я следовал туда. Мои ноги несли меня туда, где разгоралось восстание. Иногда я приходил, когда следы битвы были еще свежи, иногда борьба была завершена задолго до моего прибытия. Но всегда один и тот же исход: работа жнеца.

Он приходит за нами, не важно, насколько громко отец молит о милости небеса, или насколько долго рыдает мать над судьбой её сына, или как сын умирает, улыбаясь даже на грани голодной смерти. Он забирается в наши комнаты, где затушены свечи, и тени становятся больше. Делает борьбу добродетельных людей бессмысленной.

И хотя я знал всё это, мои странствия продолжались. Тем не менее, всё, что я видел, просило мою память снова вернуться к той сцене бойни. Их нельзя было спасти. Людей нельзя спасти, что бы ни говорили их молитвы, обращённые к сверхъестественным сущностям. Ибо человек есть существо, которое должно быть не спасено, а убито, пряча свой страх прошлого в отчаянии настоящего. И осознав это, я узрел собственную бесполезность.

Я не могу спасти людей, поскольку я сам человек. Но если это предопределено, то, возможно, мне позволено записывать смерть, сотворить ужасную историю созерцания, предполагаемую циклом душ. Я создам доказательства жизней оконченных и страдавших.

И так начались мои хроники смерти.

Человек просыпается от звука падающих капель воды, затем от свиста пара. Арайя Сорен молча стоит в изумлении, словно проснувшись ото сна.

- Не знал, что я всё ещё вижу сны. Пережиток прошлого, дорогой уже потому, что он есть, – признаётся себе маг.

Но он не один. Вокруг него, если можно так выразиться, «жильцы» этого здания, а около него находится стеклянный контейнер, похожий на банку. Он наполнен жидкостью, внутри мирно плавает голова, глаза закрыты, словно во сне.

Голова Аозаки Токо.

Звук поднимающегося пара ещё раз пронзает тишину. Единственный свет в комнате исходит от плоской железной поверхности, расположенной в ее центре, красное горячее свечение разгоняет тени вокруг.

Магу нечем заняться, кроме как ждать. И о Рёги Шики, и об Аозаки Токо он позаботился, их тела уничтожены или – в случае Рёги Шики – приведены в неподвижное состояние до тех пор, пока им не придёт время выполнить своё предназначение. Никто не может помешать ему. И потому он ждёт.

- Арайя! – обозначает своё присутствие маг в красном, входя в комнату, куда его не приглашали. – Что ты тут прохлаждаешься? Нельзя отлынивать, у нас есть дела.

- Всё закончено, Корнелиус. Нет нужды грабить мастерскую Аозаки. И хотя я отпустил Томое Эндзе, он не представляет для нас угрозы. Научись видеть подобное и принимать увиденное.

- Все верно. Но вопрос о Рёги Шики ещё остаётся в силе. Ты лишь привёл её в бессознательное состояние. Если она проснётся, то точно попытается сбежать. У нас не будет на это времени, так что, может, будет разумнее следить за ней?

- Необоснованный страх и ничего более. Она не просто заключена в комнате. Я заключил её в пространстве между пространствами, карманной реальности внутри здания. Всё-таки именно эту задачу должна выполнять Магия, которой я оплёл её. Помимо этого, её тело слабо, и даже если она придёт в сознание, она сможет вложить лишь крошечные усилия в свой побег. Она не сбежит.

Корнелиус смотрит на явно встревоженное лицо Арайи недовольным взглядом.

- Ладно. Поверю тебе на слово. Меня не волнует девчонка Рёги. Если ты помнишь, я согласился на твоё предложение по другим причинам.

Его взгляд натыкается на стеклянную ёмкость, стоящую на столе рядом с Арайей.

- Это не то, что ты обещал, Арайя. Ты сказал, что Аозаки убью я. Ты солгал?

- Ты упустил свой шанс и поплатился за это. У меня не было другого выбора.

- Не было выбора? Не смеши меня. Я не хуже тебя знаю природу этих канистр. Эта вещь всё ещё жива. Может, под твоей жестокостью всё ещё есть нечто мягкое?

Вопрос Корнелиуса вызывает тихое хмыканье Арайи, по которому нельзя понять, соглашается он или нет. Они оба знают, что Токо Аозаки, в каком-то смысле, ещё жива. Её мозг уж точно. Он просто не может говорить или думать. Если кто и может назвать это «жизнью», так только эти двое.

- Похоже, не я один упустил свой шанс, – намекает он. – Помнишь Ассоциацию, Арайя? Она была Дикой Рыжей, люди назвали ее так из-за страха. Лиса, вечное коварство. Если кто и мог разработать планы, которые будут работать даже после смерти, так это она. Нам следует убить её.

- Какой же ты дурак. Произносишь это прозвище прямо ей в глаза, Корнелиус.

- Ч… Что? – заикается маг в красном.

Арайя игнорирует минутную оплошность и берёт стеклянную канистру в руку, протягивая её Корнелиусу.

- Забери и уходи, если, по-твоему, я выполнил свою часть сделки. Меня не волнует, какие извращения ты намерен сотворить с ней.

Он передаёт её магу. Корнелиус берёт канистру обеими руками и его лицо едва сдерживается от широкой улыбки.

- С радостью заберу. Так что, тебя не волнует, что я с ней сделаю?

- Делай что хочешь. Ибо воистину, ты уже написал собственную судьбу.

Тихие, но тяжелые слова Арайи не достигают ушей Альбы. Корнелиус явно захвачен ликованием, он выходит из комнаты, и в каждом его шаге чувствуется удовлетворение.

Дата добавления: 2015-08-09