Глава VIII. Вряд ли кому-нибудь доставит большое удовольствие мысль о собственной чудаковатости

Вряд ли кому-нибудь доставит большое удовольствие мысль о собственной чудаковатости. И мне следовало бы сразу причислить себя к «медиумам» и тем самым обзавестись хоть какими-то единомышленниками. Но, к сожалению, было абсолютно ясно, что во всем происходящем со мной нет и намека ни на «медиумизм», ни на «сверхвосприимчивость», ни на «ясновидение». Должно быть, некий загадочный изъян искажает мое отношение к действительности столь необычным образом, что мне иногда удается видеть смещенные во времени целые эпизоды нормальной человеческой жизни. Знание о возможности подобного смещения само по себе уже представляет огромный интерес. Но, к несчастью, в данных обстоятельствах это знание было доступно только одному человеку — мне.

Однако у меня оставалась слабая надежда на то, что, ухватившись за добытый таким странным способом кусочек знания, я сумею обнаружить в структуре вселенной особенность, на которую до сих пор никто не обращал внимания. И я принялся за дело.

Успешно, хотя и чрезвычайно медленно, я продвигался к намеченной цели. От концепции времени как четвертого измерения было мало проку, поскольку ученые мужи всегда рассматривали время подобным образом. Между тем требовалось показать возможность смещения в этом измерении. Не устраивала меня и теория Бергсона, ибо бесполезно говорить о неделимости времени человеку, столкнувшемуся с явно смещенными временными отрезками. Меня нисколько не волновал вопрос о том, является ли время «формой мышления» или аспектом реальности или сопоставимо ли оно с пространством. Я хотел лишь знать, как происходит перемешивание во времени.

Слово «перемешивание» казалось мне вполне подходящим. Ведь между сновидением и соответствующим реальным событием вклинивалось воспоминание о сновидении, тогда как завершало последовательность воспоминание о реальном событии!

Приближавшаяся мировая война приостановила мои изыскания; я возобновил их только в 1917 году, когда получил новые данные.

В январе 1917 года я поправлял здоровье после операции в Guy’s Hospital. Однажды утром, читая книгу, я встретил упоминание о кодовом замке, который открывается вращением колесиков с нанесенными на них буквами алфавита. Вдруг что-то как бы шевельнулось в памяти — и мгновенно исчезло. Я на секунду оторвался от книги, но, ничего не припомнив, опять принялся за чтение. Потом, однако, я, к счастью, передумал и, отбросив книгу в сторону, твердо решил поймать промелькнувшую ассоциацию. Через некоторое время она вновь всплыла в сознании. Оказалось, что прошлой ночью именно такой замок привиделся мне во сне.

Не стоит и говорить, насколько мала была вероятность совпадения между двумя столь непримечательными, заурядными событиями. Если мне не изменяет память, уже год или больше года я не видел, не слышал и не думал о подобных замках. Но по опыту зная, что иногда мои сны содержат в себе образы будущих событий, я не исключал, что появление образа замка в ночном сновидении вполне могло бы служить еще одним доказательством моей ненормальности. В любом случае пренебрегать этим предположением не следовало.

Через несколько дней в Silvertown’e прогремел сильный взрыв: задрожало здание, посыпались оконные стекла и медсестры поспешили погасить свет, опасаясь налета «цеппелинов». Случай, просто созданный для того, чтобы присниться. И он действительно мне приснился, но, как обычно, не в ту ночь, в какую полагалось, а в ночь накануне взрыва. Когда после происшествия я рассказывал об этом своему приятелю по госпиталю, он, неожиданно прервав меня, воскликнул: «Постойте… Странно… Только теперь я припоминаю, что прошлой ночью мне также снился взрыв».

Деталей сновидения ему не удалось вспомнить, и, поскольку во время войны взрывы были обычным явлением, все могло бы объясняться простым совпадением. Но если это не так и его сон относится к той же категории, что и мои сны? Тогда какие выводы напрашиваются?

Мне предстояло рассмотреть два новых предположения. Каждое из них, взятое отдельно, казалось до крайности сумасбродным; но в паре они наводили на некоторые мысли и поэтому заслуживали чуть более пристального внимания.

Если первое предположение справедливо, значит пред-образы моих сновидений связаны не только с волнующими, трагическими событиями, но и самыми что ни на есть тривиальными, например чтением книги, где говорилось о кодовом замке. Точно так же приснившиеся образы уже свершившихся событий связаны с впечатляющими моментами ничуть не реже, чем с моментами малозначительными. Кроме того, лишь по чистой случайности я решил припомнить сон о замке; не сделай я этого, я бы не соотнес с ним реального факта. Отсюда можно заключить, что мне, должно быть, довольно часто снились подобные сны, но я либо сразу забывал их, либо не замечал их связи с последующими событиями.

Далее, если верно предположение об аналогичной природе сна моего приятеля, то надо признать, что ему как раз и не удалось заметить у казанную связь. Сон не был полностью забыт, но реальный взрыв не напомнил о нем. Едва мои размышления навели меня на эти идеи, как ко мне явился мой приятель и, немного волнуясь, сказал: «Помните, мы беседовали о снах? Так вот, я разговаривал с тем-то и тем-то (хирургом) и он сообщил мне о любопытном случае, который произошел с ним недавно ночью. Он лег спать, и ему приснилось, будто его будят и он вынужден встать и направиться к пациенту с переломанной ногой. Сразу после того, как он увидел во сне этот эпизод, его действительно разбудили, поскольку был получен срочный вызов к больному с подобным диагнозом. Рассказывая об этом, он подчеркнул, что уже более шести недель ему не доводилось лечить перелом ноги».

Итак, передо мной — третий и, по-видимому, аналогичный случай. Чем объяснить его? Должно быть, хирург поведал о нем нескольким знакомым; те сочли все простым совпадением (возможно, так оно и было); и вскоре он забыл о своем сне. Но…

Но как быть с тем удивительным ощущением, которое время от времени испытывает практически каждый из нас, — той внезапной, мимолетной, смущающей убежденностью, что происходящее в данный момент уже когда-то происходило? Как понимать те случаи, когда, нежданно-негаданно получив письмо от друга, вы вспоминаете, что накануне ночью он вам снился? Как относиться к тем, казалось бы, полностью забытым ночным снам, которые днем внезапно всплывают в памяти без всякой видимой причины? Какие ассоциации воскрешают их?

А просыпаясь от шума или какого-либо другого воздействия на ваши чувства, что вы скажете о приснившемся вам загадочном сне, заключительным эпизодом которого и было упомянутое выше ощущение? Почему этот завершающий эпизод всегда оказывается логически подготовленным всем ходом сновидения.

Наконец, как объяснить все те собранные и зафиксированные Обществом Психических исследований случаи, когда ночной сон о смерти друга сопровождается получением на следующий день подтверждающего известия? Эти сны, очевидно, были не «посланиями отдухов», а примерами моего «феномена», иначе говоря, обыкновенными снами, связанными с предстоящим событием в личной жизни — чтением соответствующих известий.

Целую неделю я только и делал, что строил предположения, начисто лишенные научности. В итоге я решил, что должен до конца пройти этот путь греха, и предпринял последний безрассудный шаг, отважившись на самое нелепое предположение.

А что если это вполне нормальные явления? Что если сны — сны вообще, любые сны, сны каждого человека — состоят как из образов прошлых событий, так и из образов будущих событий, смешанных примерно в равных пропорциях.

Что если вселенная, в конце концов, действительно протянута во времени и наш однобокий взгляд на нее — взгляд, непонятным образом скрывающий от нас «будущее» и движущимся «настоящим моментом» отрезающий нас от нарастающего «прошлого», — порожден барьером, который воздвигается нашим умом и существует только тогда, когда мы бодрствуем? Что если ассоциативная сеть действительно протянута не только в том или ином направлении в пространстве, но и назад и вперед во времени, и внимание сновидящего, естественно и беспрепятственно следуя наилегчайшим путем по разветвлениям сети, постоянно пересекает тот на самом деле несуществующий экватор, который мы при пробуждении совершенно произвольно проводим поперек вселенной?

Надо заметить, что высказанное выше предположение я не рассматривал в качестве возможного объяснения. По-прежнему оставались необъясненными нарушения в порядке следования переживаний, когда сначала появлялось сновидение, затем воспоминание о сновидении, соответствующее впечатление наяву и, наконец, воспоминание о нем. Однако это предположение могло бы подвести под интересующую нас проблему совершенно иное основание. Тогда больше не возникало бы вопроса, почему человек способен наблюдать будущие состояния своего сознания; это стало бы нормальным и привычным делом. А главный вопрос звучал бы так: что это за барьер, который при определенных обстоятельствах лишает человека должного и целостного взгляда на вещи?

Но все это, подобно вспышке молнии, пронеслось перед моим мысленным взором слишком быстро, чтобы стать предметом анализа. Однако еще быстрее все это было отвергнуто, ибо абсолютно непостижимым казался тот факт, что такого рода идея — если она верна — на протяжении веков ускользала от всеобщего внимания и признания.

Дата добавления: 2015-08-09