Читайте также: |
|
На Скобу" Виктор с Толяном возвращались с увесистыми партийными и дисциплинарными взысканиями. Старенькая, но крепенькая вертушка, слившись с алмазной россыпью звезд, старательно тарахтела в сторону экватора — на базу.
Увиденное за эти двое суток подтверждало банальную мысль: каждый гарнизон — отдельная страна со своей иерархией, распределением благ и обязанностей, любимчиками и изгоями, благородными рыцарями и трусливыми негодяями. Чем меньше и отдаленнее гарнизон от вершины армейской власти, тем проще люди, теплее души, ниже негодяйство. Чем ближе к высокому начальству это своеобразное микрогосударство, тем отчетливее замечаешь в сердцах под камуфляжкой безжалостность и цинизм.
С крутым провалом борта вниз исчезли разом и «философские» мысли. Руководитель полетов «Скобы» разрешил нольтридцать первому снижение и заход на посадку с курсом 380 градусов. Дома! Увешанная праздничными красными флагами «Скоба» с высоты птичьего полета выглядела стареньким лоскутным одеялом. По случаю праздника 23-го февраля сегодня был один, да и то недолгий полет до бати Блаженко и обратно.
Батю поздравили, выпили, забрали кожаный мешок с отрезанной головой засыпавшегося местного агента и торопливо помчались на свое построение к девяти тридцати утра.
По дороге, длившейся семь минут полетного времени, рассматривали пуштунскую голову бедолаги-контрразведчика, передавая ее из рук в руки. Все сошлись на мнении, что сам виноват. "Он слишком много знал", — засовывая обратно в мешок «подарок» к празднику, сказал начальник штаба.
На записке, прилепленной ко лбу агента, по-русски коряво, но без ошибок было написано: "Ваш парень наказан аллахом". Позже ХАД через своих людей выяснил, что этого двадцатипятилетнего «чекиста» вычислили за месяц до дня Советской Армии и решили рассчитаться с ним "подарочным вариантом". Голову подкинули на КПП русским, а тело привязали к ракете на трофейной установке «Град» и произвели пуск.
Получив поздравления и причитающиеся, кому полагалось, награды, личный состав гарнизона тем не менее расползаться не торопился.
— Что делать будем, Витек? — затягиваясь до белков сигаретой, спросил опирающийся на столетнюю английскую саблю-секиру Андрей.
— Через пять минут рекомендуют полежать в норах, — ответил Виктор.
Норами назывались личные щели-убежища, куда прятался народ при бомбардировках. На гарнизонной доске объявлений висел план праздничного дня:
1. Торжественное построение личного состава части—9.30–10.00.
2. Обстрел гарнизона бандформированиями — 10.15–13.00.
3. Праздничный обед — 13.00–14.00.
4. Разгребание завалов после обстрела — 14.00–15.30.
5. Личное время — 15.30–18.00…
Из всех пунктов самым приятным был пятый, так как после суматошного дня предоставлялась возможность подрыхнуть.
До «норки» — личного окопчика каждого бойца — добежать не успели. Обычно не очень пунктуальные «духи» на сей раз начали обстрел минута в минуту. Разлетавшийся от взрывов песок моментально забил рот, глаза и уши. Все ползи, куда поближе к укрытиям, передвигаясь по сантиметрам между грохочущими вспышками. От взрывов и воя мин в воздухе висел монотонный неестественный звук.
Не став тратить время на розыск личной комфортной ямы, Виктор с Андреем на пару теперь вздрагивали в одноместном окопчике. «Духи» старались изо всех сил. На крохотный гарнизон они высыпали двухмесячный запас снарядов. Горело все, что могло гореть. Орали раненые; их тащили те, кто был поближе, в специально отрытый блиндаж.
В мгновение стало жарко, и в следующую секунду под грохот, рвавший перепонки, Виктора с другом засыпало значительной массой песка и снега. Задыхаясь и плюясь, извивающийся, как змея, Андрей руками разгребал заваленного Виктора. Метрах в тридцати от машины связи, вспыхнувшей газовым факелом от прямого попадания, испепелились четыре солдата. Мимо тащили еще одного — непонятно, живого или мертвого. При каждом взрыве раненого бросали на землю, как куль, и падали рядом. С вертолетной площадки уже долгое время слышался крик:
— А-а-а… Помогите!
Туда ползли минут пять. Под разваленным дымящимся вертолетом лежал молоденький солдат с наполовину срезанной, как лезвием, головой. Рядом, держа в руках грязные, как требуха, кишки, бил ногами об землю выгнувшийся в дугу старший лейтенант. Это был недавно прибывший техник вертолета.
— Засунь ему кишки обратно! — орал Андрей Виктору. — Засунь, а то наступим и оторвем. Бери за ноги, я — за руки.
До блиндажа старший лейтенант не дожил. У него закатились глаза и вместе с пурпурной пеной вывалился язык.
— Кладем здесь, потом заберем, — лежа голова к голове, приняли решение носильщики.
За спиной гудели в пламени и разлетались от рвавшегося топлива и снарядов два вертолета. Наконец, обстрел прекратился, но еще минут десять не верилось, что это — все.
Постепенно откапывающиеся, выползающие из всех щелей черные комки грязи громко отплевывались, ругались, обтряхивая снег с песком, спрашивали:
— Игорек, ты жив? А Санька? Шурку никто не видел?..
Потери за сорок пять минут обстрела составили: девять убитых, пятнадцать «двухсотых», одиннадцать «трехсотых», сгорели два вертолета, один разрушен частично, уничтожено шесть машин пехоты. Контуженные — не в счет. Обед перенесли на два часа.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Кто лучше дрался? | | | В ожидании конца |