Глава 15. Ослепление 2 страница

Он предложил Мессершмиту установить на истребителе дополнительные баки с горючим, которые можно было затем сбрасывать в процессе полета.

Рудольф Гесс прибыл на аэродром, чтобы проверить, как поведут себя в полете некоторые последние изменения, внесенные в проект истребителя конструкторами по его рекомендации. Речь шла о создании на базе Ме‑110 более совершенной модели ночного истребителя.

Захлопнув фонарь и запустив двигатель, заместитель Гитлера лихо оторвался от земли, использовав только треть полосы, и исчез в надвигающихся сумерках. На аэродром Гесс не вернулся.

10 мая в 22:08 английский пост ПВО северного побережья в районе Нортумберленда заметил одиноко летящий немецкий истребитель. Это было странно, потому что так далеко на север самолеты противника никогда не залетали.

В 23:07 пришло новое сообщение с поста ПВО, заметившего одинокий «Мессершмит». Несколько минут назад, говорилось в сообщении, замеченный самолет упал и сгорел около населенного пункта Иглшем в Шотландии, а пилот выбросился с парашютом и был задержан бойцами гражданской самообороны.

Выбросившегося на парашюте пилота первым встретил фермер Дэвид Маклин. Фермер уже ложился спать, когда мощный взрыв, прогремевший на его поле, заставил Маклина выскочить из дома.

На поле он увидел догорающие остатки упавшего самолета, а в небе – купол спускающегося парашюта. Маклин понятия не имел, чей это самолет.

Летчик, погасив парашют, сняв шлем и очки, обратился к фермеру на безукоризненном английском языке. «Я ищу замок лорда Гамильтона. Если я не ошибаюсь, это его поместье?»

Фермер ответил, что это так, но до замка лорда еще далеко и поинтересовался у летчика, что случилось и кто он такой. Тот назвался как Адольф Хорн и сообщил, что «привез очень важные вести для королевских Военно‑Воздушных сил» и попросил поскорее отвезти его в замок лорда Гамильтона.

Выяснив, что незнакомец немец, Маклин вызвал бойцов местной гражданской самообороны, а те отвезли пленного в ближайший населенный пункт Бубси, где находился их штаб.

Заперев летчика в одном из помещений штаба и доложив об этом начальству, бойцы МПВО посчитали свой долг выполненным по крайней мере до утра, когда начальство пообещало прислать за пленным машину.

Но пленный неожиданно разбушевался, крича, что он немецкий офицер, прибывший в Англию со специальной миссией, и ему необходимо немедленно встретиться с лордом Гамильтоном.

Все советы отдохнуть до утра, а «там разберемся», пленный летчик игнорировал, продолжая громко повторять свои требования.

Штаб самообороны снова доложил начальству, что задержанный немецкий офицер Адольф Хорн, который уверяет, что прибыл со специальной миссией, выбросившись для этого на парашюте из истребителя, желает немедленно говорить с лордом Гамильтоном.

Герцог Гамильтонский – знатнейший вельможа Великобритании, пэр империи, имеющий свободный вход к королю Георгу и премьер‑министру Черчиллю, чей родовой замок находился неподалеку, был крайне удивлен, что какой‑то пленный немецкий летчик желает сообщить ему нечто важное. Именно ему, а никому другому.

Тем не менее, утром 11 мая герцог в сопровождений следователя приехал в казармы «Мэрихилл», куда перевезли захваченного пилота.

Прежде всего были осмотрены найденные у летчика вещи: фотоаппарат «Лейка», какие‑то таблетки, несколько фотографий, видимо, семейных, и визитные карточки на имя доктора Карла Хаусхоффера и его сына доктора Альбрехта Хаусхоффера. Затем, в сопровождении дежурного офицера и следователя, герцог вошел в помещение, в котором поместили пленного.

Увидев герцога, пленный сказал, что хочет говорить с ним с глазу на глаз. Гамильтон попросил сопровождающих его офицеров выйти.

Тогда немецкий пилот напомнил лорду, что они уже встречались на авиационных соревнованиях в 1934 году и на Берлинской Олимпиаде 1936‑го. «Не знаю, помните ли вы меня, – сказал он, – я – заместитель Гитлера, Рудольф Гесс...»

11 мая 1941 года выпало воскресенье, а по воскресеньям – война не война – Черчилль любил отдыхать. «Иначе, – говорил он, – невозможно всю неделю работать круглосуточно».

Находясь в загородном замке своего приятеля в Дитчли, Черчилль с удовольствием смотрел кинокомедию с участием знаменитых комиков братьев Макс. В этот момент к премьеру Великобритании подошел секретарь и доложил, что его срочно просит к телефону герцог Гамилътонский.

Черчилль был удивлен. Он знал, что его друг находится в Шотландии. Что там могло произойти такого, что не могло бы подождать до завтрашнего утра? Премьер просит секретаря передать Гамильтону, чтобы тот позвонил утром. Однако секретарь возвращается и повторяет, что герцог настаивает на разговоре, подчеркивая его необычайную важность и срочность.

«Уинстон, вы не поверите, – кричал в трубку Гамильтон, – в Шотландию прибыл Гесс». Черчилль знал только одного Гесса – заместителя Гитлера, рейхсминистра, члена высшего совета обороны Германской империи, члена Тайного совета нацистской партии, где он считался первым после Гитлера лицом. Черчилль решил, что это фантастика.

Осознав происходящее, он немедленно продиктовал своему секретарю те меры, которые необходимо принять в связи с этим сенсационным событием:

«1. Распорядиться передать господина Гесса как военнопленного не министерству внутренних дел, а военному министерству.

2. Пока временно поместить его вблизи Лондона в удобно расположенном доме, в полной изоляции. В дальнейшем нужно сделать все, чтобы он изложил свои взгляды и замыслы, стараясь при этом получить от него как можно больше ценных сведений.

3. Необходимо следить за его здоровьем и обеспечить ему комфорт, питание, книги, письменные принадлежности и возможность отдыха. Он не должен иметь никаких связей с внешним миром или принимать посетителей, за исключением лиц по указанию министерства иностранных дел».

Видимо Гесс рассчитывал совсем на другой прием. Но на что бы он ни рассчитывал, он наверняка не предполагал, что, начиная с 10 мая 1941 года, ему придется провести в заключении 46 лет – вплоть до самой смерти, последовавшей 17 августа 1987 года в тюрьме Шпандау. Он не знал также, что тайна, связанная с его внезапным бегством из Германии, не только не рассеется после его смерти, но еще более обрастет мифами и спекуляциями.

Накануне вечером любимец Гитлера и его личный архитектор Альберт Шпеер вместе с фюрером работали над проектом перестройки Берлина в столицу мира. Огромный бульвар в центре города, с установленными на нем статуями полководцев, должен был упираться в гигантскую триумфальную арку, под которой могло пролететь целое звено бомбардировщиков. Гитлер сделал несколько несущественных замечаний по проекту и попросил Шпеера явиться к нему утром 11 мая с доработанным проектом, воплотить который в жизнь предполагалось не позднее 1950 года.

Рано утром с рулоном чертежей Шпеер прибыл в Бергхов.

В приемной Гитлера он застал бледных и возбужденных адъютантов Гесса – Лейтгена и Питча. Те попросили архитектора пропустить их первыми к фюреру, так как они должны передать тому важное письмо от Гесса. Шпеер, разумеется, согласился и, пока один из адъютантов прошел в кабинет Гитлера, Шпеер, развернув на столе свои эскизы, стал проверять, насколько ему удалось учесть все замечания фюрера.

Страшный, почти животный рев заставил Шпеера вздрогнуть. Эскизы триумфальных арок посыпались на пол. Затем он услышал крик Гитлера: «Где Борман? Немедленно ко мне!» Всех ожидавших в приемной заставили перейти в помещение на верхнем этаже и заперли там.

Через пятнадцать минут в Бергхов в полном составе во главе с самим Гиммлером прибыли руководители службы безопасности: Гейдрих, Шелленберг и Мюллер.

Последствия были ужасны. Все сотрудники Гесса, начиная с шоферов и кончая личными адъютантами, были арестованы. Узнав, что перед вылетом Гесс консультировался с астрологами и, якобы, те посоветовали ему лететь в Англию, Гитлер распорядился произвести массовые аресты среди астрологов, прорицателей, гадалок и экстрасенсов и строжайше запретить впредь заниматься в Германии чем‑либо подобным.

Когда‑то интересовавшийся этими вопросами, Гитлер, после бегства своего заместителя к противнику, приходил в ярость от одного упоминания об астрологии. Особенно был расстроен Гиммлер, державший в штате гестапо трех личных астрологов и привыкший не начинать ни одного дня без консультации со своим гороскопом. Зная о слабости своего шефа, Гейдрих и Мюллер с особым садистским удовольствием приносили рейхсфюреру СС на подпись все новые и новые списки направляемых в концлагеря «звездочетов».

Жена Гесса была объявлена соучастницей, лишена всех привилегий, вытекающих из высокого положения ее мужа, включая и государственное содержание. Никаких пенсий ей не полагалось и только благодаря участию Евы Браун, тайно снабжавшей свою подругу деньгами за спиной Гитлера, ей удалось кое‑как сводить концы с концами. Не пережил случившегося и отец Гесса, скоропостижно скончавшись на следующий день. Никто из окружения Гитлера на это событие никак не отреагировал и только Альберт Шпеер прислал на похороны старика цветы, не указав, впрочем, что цветы именно от него.

Разумеется, Мюллер послал бригаду гестапо арестовать и Вилли Мессершмита как основного соучастника преступления. Однако гестаповцы не были допущены на испытательный полигон в Аугсбурге, охраняемый службой безопасности Люфтваффе, Оказалось, что сам Мессершмит уже арестован по приказу Геринга и отправлен к нему для допроса. Авиаконструктор был доставлен в специальный вагон‑салон Геринга, стоявший на одном из путей Мюнхенского вокзала.

Геринг встретил Мессершмита с нескрываемой радостью.

– Я предупреждал фюрера, – сдерживая улыбку, объявил рейхсмаршал, –что эти полеты Гесса кончатся тем, что он перелетит к англичанам. Он вообще не был немцем. Он – типичный британец.

Затем Геринг ткнул Мессершмита в живот маршальским жезлом и заорал:

– Вы очень хорошо знали этого мерзавца, Мессершмит! Как вы могли доверить ему самолет? У вас что, любой имеет право летать на ваших истребителях? Вам известен указ фюрера на этот счет?

Стараясь сохранить спокойствие, Мессершмит объяснил Герингу, что Гесса все‑таки нельзя считать «любым». Он заместитель фюрера и рейхсминистр. Согласно декрету Гитлера, он имеет право приказывать кому угодно, включая и его, Мессершмита.

– Ну, все‑таки надо соображать, – немного сбавил тон Геринг, – прежде чем предоставлять самолет в распоряжение такого идиота, каким был Гесс!

– Если бы вы пришли на мой завод, – ответил генеральный авиаконструктор,– и попросили у меня самолет для испытания, понравилось бы вам, если бы я сначала обратился к фюреру и спросил, могу ли я вам этот самолет дать?

– Между мной и Гессом большая разница! – снова заорал Геринг. – Я – министр авиации!

– А Гесс – заместитель фюрера,– парировал Мессершмит.

– Но вы должны были видеть, – не унимался Геринг, – что он сумасшедший!

– Как же я мог предполагать, – сухо ответил главный создатель боевых истребителей Люфтваффе, – что в Третьем Рейхе сумасшедший может занимать такие высокие посты?!

Геринг весело засмеялся:

– Отправляйтесь домой, Мессершмит, и стройте дальше свои самолеты!

Между тем, бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг – глава СД –докладывал Гитлеру, какую информацию англичане потенциально могут выжать из Гесса. Прежде всего, начальник внешней разведки СС выразил уверенность в том, что из‑за своей преданности Гитлеру и делу национал‑социализма Гесс никогда не выдаст противнику наших стратегических планов. «Хотя, – добавил Шелленберг, увидев сомнение на лице фюрера, это вполне допустимо, учитывая его нынешнее положение».

«Что касается предстоящей кампании в России, – продолжал начальник СД, – было бы благоразумнее рассматривать данный инцидент с Гессом как возможное предупреждение русских, хотя сомнительно, что англичане, что‑либо узнав из допросов Гесса, тут же оповестят об этом русских. Видимо, основной целью Гесса было не предательство наших целей и планов, а навязчивая идея примирить Англию и Германию».

Выступивший затем Гейдрих добавил, что, хотя он в целом согласен с мнением Шелленберга, он полагает необходимым расследовать в этом деле роль английской секретной службы. В любом случае анализ информации, которой владел Гесс, говорит следующее:

Во‑первых, он знал о замысле войны против России, был ее противником. Будучи по горло занятым партийной работой и идеологией, он не вникал в подробности военных планов, не знал никаких точных дат и тому подобного, чтобы могло представлять стратегический интерес для противника.

Во‑вторых, будучи человеком наивным и легковерным, Гесс продолжал быть уверенным, что операция «Морской Лев» будет осуществлена этим летом, что причиняло ему дополнительные страдания и, возможно, что с целью убедить англичан не доводить дело до вторжения на их острова, а пойти на мирное соглашение с Германией, он и предпринял свой более чем странный шаг.

И, в‑третьих, что касается возможности передачи англичанами сведений, полученных от Гесса, в Москву, то необходимо иметь в виду, что уже давно русские рассматривают все поступающие из Лондона сведения как дезинформацию, просто не желая даже слушать что‑либо, исходящее от англичан.

Таким образом, закончил Гейдрих, никаким нашим планам и замыслам не грозят серьезные осложнения из‑за бегства Гесса. Главная трудность видится только в объяснении этого инцидента союзникам. Особенно Японии, которая может решить, что мы за ее спиной решили договориться с Англией. Не менее важно как‑то объяснить этот поступок и Сталину, который, при его подозрительности, может решить, что мы отказываемся от запланированных акций против британской метрополии, и соответствующим образом изменит1 собственные планы, что очень опасно, особенно сейчас, когда подготовка к плану «Барбаросса» вступила в решающую фазу.

И, наконец, вздохнул Гейдрих, все случившееся надо как‑то объяснить и немецкому народу, с которым Гесс общался; гораздо больше, чем все другие руководители страны. Даже больше и теснее, чем доктор Геббельс. К сожалению, нам не избежать официального заявления по этому поводу.

Официальное заявление было составлено достаточно быстро. В нем говорилось: «Член нашей партии Гесс, которому из‑за продолжающейся в течение многих лет прогрессирующей болезни фюрер самым строгим образом запретил летать, в последнее время попытался – несмотря на имеющееся запрещение – снова овладеть самолетом. 10 мая он вылетел из Аугсбурга, но из этого полета до сегодняшнего дня не вернулся.

При таких обстоятельствах национал‑социалистическое движение должно, к сожалению, считаться с тем, что член нашей партии Рудольф Гесс попал в авиакатастрофу и мог погибнуть или попасть в руки противника.

Выслушав официальное заявление, Гитлер сказал, что отныне в условия мира с англичанами будет вставлен специальный пункт о выдаче Гесса, которого он намерен публично повесить как предателя.

12 мая Сталин распорядился закрыть в Москве посольства Бельгии, Норвегии, Греции и Югославии, а их персоналу либо выехать из страны в течение 48 часов, либо перейти на положение интернированных. Это было правовое признание оккупации этих стран Гитлером.

В тот же день советское правительство официально признало режим Рашида Али в Багдаде. Это был весьма резкий антибританский шаг. Видно, проклятая английская база в Мосуле, с которой англичане грозились разбомбить Баку, сильно сидела у Сталина в памяти. Теперь немцы, оккупировав Грецию и часть островов Эгейского моря, вполне могли достать до Ирака, чтобы оказать повстанцам необходимую помощь и окончательно изгнать англичан из этой арабской страны. Немцы помнили о своих обещаниях и с каждым днем все активнее посылали в Ирак оружие и инструкторов.

Накануне на секретном совещании Политбюро, т.е. в присутствии Сталина, Молотова, Берия и Меркулова, который членом Политбюро не являлся, был заслушан доклад советского посла в Берлине Владимира Деканозова.

Суммируя свои многочисленные беседы с Герингом, Гессом, Шелленбергом, Риббентропом, Вайцзекером и другими руководителями Германии, Деканозов доложил, что немецкое руководство почти официально предупредило его о мероприятиях по введению англичан в заблуждение в 1941 году.

В ходе этих мероприятий будут распространены слухи о возможном нападении Германии на Советский Союз, поскольку крупные контингенты сил вермахта отведены на восток, за пределы действия английской авиации, для отдыха и переформирования. Советское правительство не должно реагировать на эти слухи, так как их основная цель – сбить с толку и усыпить бдительность англичан и, насколько это возможно, обеспечить внезапность высадки на Британские острова.

В действительности же немецкие планы предусматривают: в ближайшее время средствами воздушного и морского десантов будет захвачен остров Крит, где будут отработаны окончательно тактические приемы высадки на острова английской метрополии. Затем предполагается дать решительное сражение английскому флоту где‑нибудь в центральной части Атлантики. На первом этапе для этой цели, чтобы проверить реакцию англичан, будет использовано соединение во главе с новейшим линкором «Тирпиц», а затем – «Бисмарк» (видимо, Деканозов перепутал очередность. – И.Б.). В зависимости от реакции англичан на третьем этапе операции для этой цели будут использованы все наличные силы немецкого флота.

Советское правительство также должно понимать, что англичане, со своей стороны, приложат все усилия, чтобы натравить друг на друга СССР и Германию, о чем свидетельствует уже начавшаяся кампания в английской и американской прессе о намерении Советского Союза нанести внезапный удар по Германии.

На это Сталин задумчиво сказал: «Да, нас пугают немцами, а немцев пугают нами».

Далее Деканозов повторил уже ранее сделанный Сталину доклад о своей беседе с Шуленбургом и Хельгером.

Сгалин слушал не очень внимательно. У присутствующих сложилось впечатление, что Сталин не услышал для себя ничего нового и все сказанное Деканозовым ему было уже известно по другим каналам. Вождь лишь коротко заметил: «Будем считать, что дезинформация пошла уже на уровне послов».

Если доклад Деканозова не произвел на Сталина особо сильного впечатления, то пришедшее в тот же день по нескольким разведывательным каналам сообщение о прибытии Рудольфа Гесса в Англию ошеломило вождя всех народов нисколько не меньше, чем Гитлера.

Гесса послал в Англию, конечно, Гитлер. Иначе это просто себе невозможно представить. Что бы подумал мир, если бы товарищ Молотов, украв, скажем, истребитель МИГ‑3, улетел в Германию и выбросился с парашютом над ставкой Гитлера? Что бы он подумал? Что товарищ Молотов выполняет задание ЦК, т.е. товарища Сталина. Иначе не бывает. Значит, Гитлер снова решил предложить Англии мир и в знак искренности своих намерений послал к Черчиллю ни кого‑нибудь, а своего первого заместителя. И не просто заместителя, а заместителя по партии. Значит, он отказывается от своих планов вторжения в Англию нынешним летом? Чего же он хочет? Он узнал о наших планах и хочет встретить нас всеми имеющимися силами, перебросив все свои дивизии с канала на восток? Есть от чего свихнуться! Немедленно выяснить, с какими предложениями Гесс прилетел в Анг лию. Кто его послал? Какова реакция англичан? Что за грязная игра!

Вождь был искренне возмущен. Берия, Фитин и Голиков видели по глазам и интонациям вождя, что нужно торопиться. Пересекаясь друг с другом, в эфир полетели шифровки. Телефон на столе советского посла в Лондоне Ивана Майского надрывался непрерывно.

Пришла в движение вся советская агентура в Германии, на оккупированных территориях и в нейтральных странах.

Подоспевшее к этому времени официальное немецкое сообщение, переданное без комментариев агентством БДН, разумеется, вызвало только кривые ухмылки.

Наконец, 14 мая пришла первая шифровка из Лондона, зарегистрированная в журнале входящих шифротелеграмм НКГБ за №376.

«СОВ. СЕКРЕТНО

Вадим сообщает из Лондона, что:

1. По данным «Зенхен», Гесс, прибыв в Англию, заявил, что он намеревался прежде всего обратиться к Гамильтону, знакомому Гесса по совместному участию в авиасоревнованиях 1934 года. Гамильтон принадлежит к так называемой кливлендской клике. Гесс сделал свою посадку около имения Гамильтона.

2. Киркпатрику Гесс заявил, что привез с собой мирные предложения. Сущность мирных предложений нам пока неизвестна. (Киркпатрик – бывший советник английского посольства в Берлине.)

14/У–1941г. №376».

«Вадимом» являлся резидент в Лондоне Иван Чичаев, «Закоулком» условно обозначался Форин Оффис – английское министерство иностранных дел, а «Зенхеном» – знаменитый Ким Филби – двойной агент, выданный англичанам еще в 1940 году Вальтером Кривицким и с тех пор снабдивший советскую разведку таким количеством дезинформации, которая могла бы привести к катастрофе не одну страну, а целый континент. Все беседы с Гессом, которые англичане считали допросами, а сам Гесс и товарищ Сталин – переговорами, писала на пленку английская разведка, в которой служил Филби, передававший все эти пленки в Москву после некоторой их редакции.

Следующее сообщение Филби гласило (№ 338):

«1. Гесс до вечера 14 мая какой‑нибудь полной информации англичанам не дал.

2. Во время бесед офицеров английской военной разведки с Гессом, Гесс утверждал, что он прибыл в Англию для заключения компромиссного мира, который должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих стран и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи, как стабилизирующей силы.

3. По заявлению Гесса, он продолжает оставаться лояльным Гитлеру.

4. Бивербрук и Иден посетили Гесса, но официальными сообщениями это опровергается.

5. В беседе с Киркпатриком Гесс заявил, что война между двумя северными народами является преступлением...

«Зенхен» считает, что сейчас время мирных переговоров еще не наступило, но в процессе дальнейшего развития войны Гесс, возможно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира и будет полезен для мирной партии в Англии и для Гитлера».

Из дальнейших сообщений Сталин понял следующее: Гесс ни разу словом не упомянул о возможности нападения Германии на Советский Союз, а на прямые вопросы англичан о такой возможности, отвечал отрицательно. Так, на предложение, сделанное им – «дать Гитлеру свободу рук в Европе», Гесс был спрошен: «Считает ли Гитлер Россию Европой или Азией?», Гесс ответил: «Азией».

Гесс откровенно предупредил англичан о том, что высадка немцев неминуема, и Англия будет уничтожена еще в этом году, если англичане и не согласятся на мир.

Никакого согласия со стороны англичан не последовало.

Во всяком случае такие сообщения присылал Филби, из которых Сталин сделал вывод:

1. Вторжение в Англию обязательно состоится.

2. У Германии нет планов нападения на СССР. Он мог в этом не сомневаться, поскольку все беседы с Гессом шли в обстановке сверхсекретности и уж никак не предназначались для его, Сталина, дезинформации.

Это было вполне логично, если бы не одно обстоятельство.

Англичане знали, что Филби работает на Москву и, передавая пленки ему, прекрасно понимали, что Сталин поверит в их подлинность. А потому и строили беседы с Гессом в соответствующем ключе.

Почему?

Да очень просто: и в Берлине, и в Лондоне, и в Вашингтоне не хотели, чтобы следующую партию глобальной борьбы за мировое господство Сталин начал первым. Общими силами уже созданы условия, когда руководитель СССР не верит в подлинную информацию, считая ее дезинформацией, а дезинформацию – считает информацией. Это и есть высочайшее искусство разведки.

15 мая 1941 года, в 7 часов 30 минут утра по московскому времени, со стороны немецкой границы над Белостоком появился трехмоторный немецкий транспортный самолет Ю‑52.

Немецкие самолеты последнее время неоднократно нарушали воздушное пространство СССР, ежедневно ведя визуальную разведку и аэрофотосъемку районов концентрации советских войск. Подобные полеты настолько раздражали советское командование, вынужденное действовать по ночам и тратить массу времени на маскировку всех своих мероприятий по развертыванию войск в дневное время суток, что Молотов еще 22 апреля был вынужден направить немцам довольно резкую ноту протеста.

Перепровождая эту ноту в Берлин, временный поверенный в делах германского посольства Типпельскирх с тревогой отмечал, что «следует, вероятно, ожидать серьезных инцидентов, если германские самолеты будут продолжать нарушения советской границы». Инциденты, которых опасался Типпельскирх, происходили чуть ли не ежедневно.

Навстречу немецким нарушителям взмывали советские истребители, отгоняя их со своей территории, а один не в меру ретивый разведчик был посажен истребителями под Ровно, а его экипаж бесцеремонно обыскан.

При этом были конфискованы кассеты с аэрофотосъемкой, карты, записи и все оборудование для ведения визуальной и фоторазведки.

Немцы слегка приутихли, а вчера, 14 мая, МИД Германии инструктировало специальной телеграммой Шуленбурга как раз по этому поводу.

В шифровке говорилось: «Прошу вас сообщить Комиссариату по иностранным делам, что 71 случай упомянутых нарушений немцами границы расследуется.

Расследования потребует некоторого времени, поскольку военно‑воздушные подразделения и имеющие к этому отношение экипажи самолетов должны допрашиваться персонально.

Прошу Вас добиться скорейшего освобождения советским правительством самолета, совершившего 15 апреля аварийную посадку под Ровно. Риттер».

Соответствующая бумага в этот же день была направлена в Народный Комиссариат Иностранных Дел, где подчеркивалось, что все облеты советской территории являются следствием недисциплинированности отдельных командиров частей и соединений, встревоженных слухами о концентрации советских войск, о возможном советско‑германском конфликте, а потому предпринимающих эти полеты по собственной инициативе без ведома не только правительства, но и высшего командования.

Советское правительство призывалось к сдержанности и уверялось, что все виновные «в несанкционированных нарушениях границы СССР, после завершения расследования, понесут строгое наказание».

Это было 14 мая, а 15 мая новый самолет‑нарушитель с утра пораньше появившись над Белостоком, продолжал полет вглубь советской территории, держа курс на Минск. Тысячи глаз следили за его полетом с земли, но никаких попыток прервать тот вызывающий полет не предпринималось.

Пролетев над Минском, Ю‑52 продолжал полет дальше на восток, направляясь к Смоленску. Стояла прекрасная погода, в голубом небе ярко сияло солнце. Все было тихо и спокойно. Наземные станции ПВО, вместо того, чтобы объявить тревогу и начать наводить на нарушителя перехватчики, связавшись с «юнкерсом», корректировали его курс и высоту полета.

Миновав Смоленск, «юнкерc» взял курс на Москву и около половины двенадцатого утра вошел в зону ПВО столицы СССР. Прекрасно ориентируясь в сложной инфраструктуре окрестностей гигантского города, самолет уверенно пошел на посадку, на полосу известного всей стране Тушинского аэродрома.

Развернувшись в самом конце посадочной полосы, «Юнкерc» заглушил свои двигатели как раз в тот момент, когда к нему лихо подкатил элегантный черный «Форд», сверкая на солнце никелированными ободками стекол,фарами и бамперами.

Из автомобиля вышел человек, одетый, несмотря на жару, в двубортный костюм и шляпу, поднялся в самолет по выдвинутому изящному металлическому трапу.

Вскоре он появился снова, неся небольшой (не больше дамской сумочки) кожаный портфель. «Форд» немедленно покинул аэродром и в сопровождении черной «эмки» помчался в сторону Москвы.

Через два часа, заправившись горючим, «Юнкере» вылетел с Тушинского аэродрома и, точно повторив весь свой путь в обратном направлении, исчез в воздушном пространстве Германии.

«Уважаемый господин Сталин,

Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства. Как Вам хорошо известно, я давно принял решение на проведение серии военных мероприятий для достижения этой цели.

Однако, чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе непопулярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами – трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан. Однако оскорбительные ответы на мои мирные предложения и постоянное расширение англичанами географии военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир, убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на (Английские) острова и окончательного сокрушения этой страны.

Однако, английская разведка стала ловко использовать в своих целях положение о «народах‑братьях», применяя не без успеха этот тезис в своей пропаганде.

Поэтому оппозиция моему решению осуществить вторжение на острова охватила многие слои немецкого общества, включая и отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства. Вам уже, наверное, известно, что один из моих заместителей, господин Гесс, я полагаю – в припадке умопомрачения из‑за переутомления, улетел в Лондон, чтобы, насколько мне известно, еще раз побудить англичан к здравому смыслу, хотя бы самим своим невероятным поступком. Судя по имеющейся в моем распоряжении информации, подобные настроения охватили и некоторых генералов моей армии, особенно тех, у кого в Англии имеются знатные родственники, происходящие из одного древнего дворянского корня.

Дата добавления: 2015-08-18