LХХХI. Манящий ужас

«Какие помыслы гурьбой

Со свода бледного сползают,

Чем дух мятежный твой питают

В твоей груди, давно пустой?»

– Ненасытимый разум мой

Давно лишь мрак благословляет;

Он, как Овидий, не стенает,

Утратив рай латинский свой!

Ты, свод торжественный и строгий,

Разорванный, как брег морской,

Где, словно траурные дроги,

Влачится туч зловещий строй,

И ты, зарница, отблеск ада, —

Одни душе пустой отрада![90]

LXXXII. Молитва язычника

Влей мне в мертвую грудь исступленье;

Не гаси этот пламень в груди,

Страсть, сердец ненасытных томленье!

Diva! supplicem ехаudi!

О повсюду витающий дух,

Пламень, в недрах души затаенный!

К медным гимнам души исступленной

Преклони свой божественный слух!

В этом сердце, что чуждо измены,

Будь царицей единственной, Страсть —

Плоть и бархат под маской сирены;

Как к вину, дай мне жадно припасть

К тайной влаге густых сновидений,

Жаждать трепета гибких видений![91]

LXXXIII. Крышка

Куда ни обрати ты свой безумный бег —

В огонь тропический иль в стужу бледной сферы;

Будь ты рабом Христа или жрецом Киферы,

Будь Крезом золотым иль худшим меж калек,

Будь вечный домосед, бродяга целый век,

Будь без конца ленив, будь труженик без меры, —

Ты всюду смотришь ввысь, ты всюду полон веры

И всюду тайною раздавлен, человек!

О Небо! черный свод, стена глухого склепа,

О шутовской плафон, разубранный нелепо,

Где под ногой шутов от века кровь текла,

Гроза развратника, прибежище монаха!

Ты – крышка черная гигантского котла,

Где человечество горит, как груды праха![92]

LХХХIV. Полночные терзания

Как иронический вопрос —

Полночный бой часов на башне:

Минувший день, уже вчерашний,

Чем был для нас, что нам принес?

– День гнусный: пятница! К тому же

Еще тринадцатое! Что ж,

Ты, может быть, умен, хорош,

А жил как еретик иль хуже.

Ты оскорбить сумел Христа,

Хоть наш Господь, он – Бог бесспорный! —

Живого Креза шут придворный, —

Среди придворного скота

Что говорил ты, что представил,

Смеша царя нечистых сил?

Ты все, что любишь, поносил

И отвратительное славил.

Палач и раб, служил ты злу,

Ты беззащитность жалил злобой.

Зато воздал ты быколобой

Всемирной глупости хвалу.

В припадке самоуниженья

Лобзал тупую Косность ты,

Пел ядовитые цветы

И блеск опасный разложенья.

И, чтоб забыть весь этот бред,

Ты, жрец надменный, ты, чья лира

В могильных, темных ликах мира

Нашла Поэзии предмет,

Пьянящий, полный обаянья, —

Чем ты спасался? Пил да ел? —

Гаси же свет, покуда цел,

И прячься в ночь от воздаянья![93]

Дата добавления: 2015-08-18