Читайте также: |
|
Мне так и думалось, что я в мире грез, несмотря на предупреждение матери Анны. Очевидно, И. побоялся, что я возвращусь к старому доброму другу Левушке "лови ворон", взял меня под руку, возвращая к действительности. Я вошел в полное внимание.
Теперь мать Анна, не менее похожая на видение из сказки в своей сияющей вуали, шла одна впереди всех и, подойдя к узкой, едва заметной черной резной двери, постучала в нее три раза молотком. Дверь немедленно отворилась, точно нас ждали. Мы прошли светлую, тоже всю в цветах галерею и очутились в просторном вымощенном дворе.
Здесь было несколько зданий, выстроенных так своеобразно из какого-то непонятного камня, что, если бы не рука И., я обязательно "словиворонил" бы снова.
Главное здание, самое большое, было круглое, со стеклянной крышей, сверкавшей даже сейчас, в тусклом свете. Надо было себе представить ее нестерпимое сверкание при солнечных лучах пустыни. Стены этого здания были белые с тремя широкими черными полосами вверху и четырьмя такими же внизу. Окон совсем не было. По черным полосам шел золотой орнамент, но, быть может, то были непонятные мне надписи.
В отдельных местах двора стояли семь небольших, но высоченных домов, совсем темных, почти черных, однако, из чего они были сделаны, я понять не мог. В них были резные двери такой художественной работы, что они могли бы занять почетное место в любом музее.
Пока я собирался рассмотреть получше ближайший домик, двери всех семи открылись сразу, и из них вышли семь фигур. Бог мой! Я уже видел поразительный рост людей. Я видел необычайную высоту Флорентийца. Видел высоченного Али, потрясавшего своей высотой, но те, кого я увидел сейчас, только и могли быть великанами из сказки.
И. остановился, остановилась возле него мать Анна, остановились и все мы. Фигуры, одетые так же, как была одета в момент нашего приезда мать Анна, с высокими посохами в руках, сошлись все у круглого здания, выстроились в ряд и молча поклонились нам.
– Добро пожаловать, – сказал на языке пали человек, стоявший в середине, на груди которого висела на цепи пятиконечная сверкающая звезда. – На каком языке можно говорить с твоими учениками, Учитель, чтобы все они понимали нашу речь? – продолжал он, обращаясь к И.
– Некоторые из моих учеников знают язык, на котором ты говоришь сейчас, Владыка. Но если ты желаешь быть понятым абсолютно всеми, то благоволи избрать один из современных европейских языков, – отвечал И.
– Хорош ли будет английский? – переходя на этот язык, ставший, кстати сказать, нашим обиходным, снова спросил Владыка.
– Этот язык хорошо знают все мои ученики. Если благоволишь объясняться на нем, затруднений не будет.
Взяв за руку Наталью Владимировну, И. подвел ее к старшему Владыке и сказал:
– Этот ученик хорошо знаком тебе по иным местам и в иных телах. Сегодня Али посылает его к твоей мудрости и просит тебя обучить его в твоей лаборатории всем оккультным знаниям, о которых он говорил с тобою и которые Светлое Братство нашло необходимым и своевременным вынести в широкий мир... Этот брат, – подводя к нему Ольденкотта, продолжал И., – будет верным спутником первого, земным его помощником в делах и воспитателем его детства. Оба они пройдут новое кольцо жизни в полном целомудрии. Ему дана сила лечить людей, помоги ему своими знаниями и дай те камни, что суждено передать Земле и открыть их на ней как новые вещества в химии. Так судило Светлое Братство... Это – Грегор. О нем я тебе уже говорил. Передай ему новые краски и помоги закрепить их на своих картинах, с тем, чтобы вынести их тайну в мир для широкого пользования. Помоги ему в твоей лаборатории постичь жизненность изображения и новую обработку холста под масло, чтобы сделать и их достоянием масс, а не индивидуальным достижением. Он должен создать новую эпоху в искусстве... Это – брат его, Василион. Все, что ты ему передал относительно стекла и фарфора через мать Анну, он уже выполнил. Через него Светлое Братство просит тебя вынести в мир все новые способы обработки, создания цвета и формы стекла и фарфора, а также новой эмали, открытых тобою.
Старший Владыка взял за руку Василиона и поставил перед своим соседом справа, а Грегора – перед своим соседом слева. Андрееву он оставил перед собой, а Ольденкотта отвел к самому крайнему Владыке слева от себя.
– Четыре устроены, – улыбнувшись, сказал он И. И от этой улыбки точно сверкнул луч солнца. – Еще трое. Что через них?
– Это два носителя печали в прошлом, – взяв Бронского и Игоро за руки, сказал И. – Эти тоже идут вместе. Ныне Светлое Братство ввело их в кольцо носителей радости. Через них должна влиться в мир новая сила воздействия красотой в протекающем во времени искусстве. В твоей лаборатории открой им все тайны творчества Вечности, чтобы могли сразу проникать в новые узлы нервной системы людей, действуя сознательно на огонь толпы слушателей и, видя ясно, как и что привлекает человека в их искусстве. В твоей лаборатории открой им путь к исцелению безумных людей путем звука и слова.
Владыка отвел Бронского и Игоро к двум своим товарищам справа. Седьмым из учеников оставался только я, и только один из Владык, средний с левой стороны, еще не имел ученика.
– Этого ученика посылает тебе, Владыка, Флорентиец. Он просит тебя вспомнить, как неоднократно в течение нескольких жизней на Земле, ты передавал свои щедрые знания оккультных миров нескольким писателям и как все они использовали эти знания на личные свои цели, чем навлекли на тебя и твоих сотрудников толпы мелких темных сил, создавших даже вокруг тебя самого большущее войско со стойкими крепостями. Твои многократные усилия и помощь самого Флорентийца освободили тебя от жуткой связи с темными силами. Но сведения, которым Жизнь судила проникнуть в мир людей в поэтической и литературной форме, остались не вынесенными в толпу. Этот мальчик, на которого ты смотришь сейчас такими печальными глазами, точно читаешь его будущую судьбу среди людей, всегда отрицающих тех великих пионеров, что разрушают их устойчиво сохраняющие быт условности, обладает достаточной силой духа, чтобы не потерять своей радостности и не впасть в уныние. Он также несет в себе непоколебимую верность, за которую тебе ручается Флорентиец. Вторым ему поручителем прими меня. Вскрой ему все внутренние пути познания духовного творчества надземных миров и проводи его по всем планам, чтобы понял на опыте всю слитность творящих земли и неба. Его ближайшая подготовительная задача: сорвать с сознания людей все закрепощение в условной религии, в условностях позволенного и непозволенного в ней. Путем могучего дара писателя он должен помочь человеку утвердиться в жизни земли на собственном стержне чести и бесстрашия. Другие твои сотрудники передадут остальным ученикам все для той же цели раскрепощения человека свои великие знания. И так начнется и создастся первое кольцо передачи части ваших знаний и трудов Земле. Светлое Братство хранило вас, всех семерых Владык, как ему было указано свыше. По сознательной или бессознательной вине, но при активном участии всех семи Владык пострадала, в конечном счете, раса Атлантиды. Ныне наступил новый период подготовления к созданию следующей расы. Всем вам назначен огромный круг из семи свиданий с выдающимися людьми Земли, которые будут выносить накопленные вами знания в мир по частям, как найдет своевременным Светлое Братство. В это первое свидание оно просит вас передать моим ученикам все то, о чем вам сказано вчера. Как только эта ваша задача будет выполнена, одна из черных полос на вашей лаборатории, которые не вами были проложены, но появились, как только вы приступили к занятиям в ней, исчезнет. И это будет значить, что задача ваша выполнена в совершенстве и последний круг вашего освобождения – он же круг вашего последнего служения Земле – начат. Ваше непослушание в далекие времена было началом гибели цветущего государства и одной из одареннейших психически рас. Теперь настало ваше время помогать созиданию новой, освобожденной расы, с не менее сильно развитыми психическими свойствами. Примите привет Светлого Братства и его поздравления и радость о новом вашем – Владык мощи – включении в мировой труд созидания новой расы и ее утверждения на Земле.
Он поклонился самому высокому Владыке, и все семеро ответили ему глубоким поклоном.
– Я сам займусь с твоим учеником, писателем и будущим проповедником освобождения, – ответил Главный Владыка, беря меня за руку и ставя перед собой рядом с Андреевой. – Но, пока я буду занят со своим старинным и буйным приятелем, – указывая на Наталью Владимировну, продолжал он, – писатель будет учиться со знаменитейшим писателем древности, которому давно уже открыты творческие пути многих миров. – И он подвел меня к единственному остававшемуся свободным из семи Владык.
Как только мы все были распределены среди наших новых Учителей, старший Владыка еще раз поклонился И., приглашая его и мать Анну войти вместе с нами в лабораторию, но И. ответил:
-Как у вас есть своя мировая задача и в эту минуту вы служите проводниками Жизни, чтобы зарядить новые приемники для Нее, так и у меня есть задача, полученная от Светлого братства, не терпящая промедления. Рядом с вами, служа вам проводом для всего, что Светлое Братство поручало ей передать вам, а также через вас этому месту Земли и его населению, равно как и дальним Общинам пустыни, идет мать Анна. Путь ее, хотя и тесно связанный с вами, все же не ваш путь. К ней Светлое Братство направляет меня сегодня. Оставив вам семь моих учеников, я возвращусь с нею на островок, чтобы передать ей ее задачи ближайших и дальнейших дней. Будьте благословенны. Учащие и Учащиеся! Да сойдут мир и усердие в ваш взаимный труд. Перед лицом Живого Бога совершается эта значительнейшая минута в жизни каждого из вас, и начинается величайшая минута новой мировой задачи всего Светлого Братства.
Простившись общим поклоном, И. и мать Анна исчезли в цветущей галерее, и тихий звук закрывшейся вскоре за ними узкой двери сказал нам, что они теперь отделены от нас недоступными для нашей власти препятствиями.
Молчание и неподвижность, точно Владыки стали статуями, длилось довольно долго в этом внутреннем дворе. Тишина, мертвая тишина пустыни – вот что я услышал в первый раз в жизни. Во всю мою жизнь дальше я уже никогда не слышал подобной тишины, хотя много бывал в одиночестве, в самых тихих и пустынных местах.
Владыки все так же стояли, как статуи. Я еще чего не сказал об их внешности, кроме их роста. Цвет их кожи был медно-красный, но очень приятный, матовый, похожий скорее на кость, обработанную в этом цвете, чем на кожу живого человека. Волосы были у некоторых черные, у других темно-рыжие и у всех спадали до плеч красивыми волнами.
Лица?.. Но их и назвать-то лицами было невозможно. Это были огромные лики, изображавшие собою Древнюю Мудрость. Это были символы, но никак уже не люди. И если, как сказала мать Анна, они пришли на Землю с другой планеты, то ничего не было удивительного, что на Земле они и казались мне символами Вечности.
Боже, как много вопросов снова пронеслось бурей через мою голову. Как хотел я знать об их жизни и делах, но все эти мысли прервал старший Владыка, сказав своим тихим, но таким четким, какой невозможен на Земле, точно стеклянным голосом:
– Войдемте в дом знания, пришельцы. Вы – первые люди за долгое время, которых приказано впустить в лабораторию стихий. Неожиданного в ней для всех вас будет много. Но, входя туда, помните одно: нет религии выше Истины. Истина одна, путей Ее бездна. И вы войдете в дом знаний, чтобы людям легче было понять, как сбросить с себя владычество вековых условностей и дать возможность Творящему Началу в себе подняться на поверхность. Ни одного обета никто из нас не спрашивает с вас, ибо входите сюда не для того, чтобы молчать, но для того, чтобы говорить людям о новых, входящих в действие массы людей началах жизни. Если вас сюда привели, значит, вы готовы. Только бесстрашный и чистый сердцем может переступить порог лаборатории стихий. Лжец и лицемер умрет, сожженный на пороге огнем стихий. Вам суждено передать людям новые знания, говорить и писать о них.
Но говорить на нашем языке значит вносить силу, утверждать в действии то, что дерзнул сказать. Каждое слово должно раскрывать слушающему его путь к действию в новом знании. Говоря, оценивайте не только самое знание, как таковое, но ищите новых начал в себе – пробужденных аспектов Единого, которые все раскроются в вас, когда войдете в дом знания. Оценивайте теперь по-новому слово, и только такие просветленно понятные слова ваши взойдут как семена, а не плевелы. По жатве понимайте силу и чистоту собственного посева. Ибо для путей Бога – препятствий нет.
Каждый из Владык взял своего ученика за руку, и двинулись мы за Владыкой-Главой к дверям лаборатории не так, как стояли, а по той очереди, как И. передавал нас. Поэтому я очутился вновь седьмым и шел со своим Учителем последним.
Глава XXVI. Лаборатории стихий. Лучи путей человеческих. Их возглавляющие Великие Учителя, Светлые сонмы невидимых помощников, Их труд для человечества земли. Неожиданное видение в седьмом луче
Место, где выстроились в ряд Владыки, оказалось дверями лаборатории. Самые двери ее были, очевидно, или ловко пригнаны к стенам, или открывались особым образом, потому что, хотя они и были высоченными, соответственно росту своих властелинов, но я заметил их только тогда, когда они широко открылись. Открылись они сразу, вызвав треск, точно много мелких электрических батарей разрядилось одновременно. И – что еще более странно – вокруг всего отверстия, которое образовывали эти двери-ворота, засверкала узкая полоса синекрасного огня, создавая овальную раму.
Я вспомнил слова Владыки-Главы, что лжеца и лицемера на пороге дома знаний сожжет огонь стихий.
Все Владыки шли с левой стороны, правой рукой держа ученика за руку. Так как я был выше всех своих друзей то, хотя шел последним, видел отлично всю внутренность здания. Оно было ярко освещено и вмещало в себе второе круглое здание, сплошь белое, как мраморное, с единственной лестницей, довольно узкой, с огромными и крутыми ступенями. Лестница насчитывала семь этажей, кончаясь в каждом этаже балконом и снова подымаясь вверх. Лестницы все были прямые, а балконы опоясывали все здание. Окон и в этом также не было.
Хотя мой новый Владыка-Учитель был не из самых огромных, но я приходился ему едва выше пояса и, держась за его руку, чувствовал себя совершенным ребенком. Он немедленно прочел мою мысль и молниеносно ответил мне на нее улыбкой, слегка пожав мою руку. Так много теплоты и дружелюбия было в его улыбке и пожатии, что я перестал чувствовать всякую неловкость первых минут знакомства и в моем сердце сразу все встало на свое место. Единственное, во что я весь погрузился, – в понимание великой задачи, перед которой я стоял. Я молил Великую Мать и Флорентийца поддержать меня в эту величайшую минуту жизни, чтобы суметь вынести во всей чистоте сердца новые знания для моих братьевлюдей.
Еще одно нежное пожатие моего Учителя-великана дало мне понять, что он снова прочел меня насквозь, и помогло моей сосредоточенности еще более углубиться.
Владыка-Глава, подняв руки вверх, произнес какие-то слова на совершенно не известном мне языке. Он держал руки поднятыми до тех пор, пока огонь рамы не сконцентрировался в большой шар в самом верху дверей, а затем сложился там же в чудесную пятиконечную звезду, сверкавшую такими невообразимо чудесными красками, каких мой глаз не мог себе представить существующими на земле.
Все Владыки стали на колени и запели гимн. Не могу сказать, что именно так подействовало на меня в эти минуты. Сияние ли необычайной звезды или потрясающая гамма звуков, стеклянно-прозрачных, неземных, далеко не человеческих голосов, или же сам гимн, музыка которого не имела ничего общего со всем мною слышанным до сих пор на Земле; но я пал на колени и еще раз пережил то состояние блаженного небытия, в котором я очнулся в часовне Великой Матери. Я точно видел сразу всем сознанием, видел все насквозь, видел через толщу грозной двойной башни стихий всю пустыню, всю землю, все небо, – и все было населено живыми существами, посылавшими нам свои благословения, мир и помощь.
Я увидел Флорентийца, благословлявшего меня широким крестом, я услышал его голос:
– Прижми к сердцу мой черный камень. Если сердце твое чисто, все зло, совершенное людьми, им неправедно владевшими, закончит свое существование. Его сожгут огни стихий, а самым злым будет легче проходить свои страшные ступени искупления, если сердце твое подберет их слезу, а уста произнесут за них мольбу. Мужайся, сын мой, входи в бесстрашии и благоговении. И то, что вынесешь отсюда, перестанет быть тайной, только как твои знания и действия. Но самый факт, где взял ты свои знания, кто посвятил тебя в них, ты должен хранить в полной тайне до тех пор, пока не укажу тебе открыть ее людям.
Владыки кончили свой гимн, встали с колен, и звезда снова слилась в шар, а шар разлился огненной рамой по всей двери. Как только вся рама засветилась, Владыка-Глава, держа за руку Андрееву, переступил порог, а вслед за ним вошел в здание Ольденкотт со своим Владыкой. Хотя Владыки были худы, но так громоздки, что только двое могли одновременно подниматься по относительно узкой лесенке друг за другом.
Владыка-Глава, поднявшись на первый балкон-галерею, сейчас же открыл дверь первого этажа и скрылся в ней с Андреевой. Второй Владыка дошел до второй лесенки и скрылся с Ольденкоттом во втором этаже башни. Так постепенно все Владыки вводили своих учеников в свои этажи дома знаний. Последними поднимались Бронский и я.
По мере того, как мы поднимались все выше, зрение мое все больше меркло, и, когда мой Владыка подвел меня к своей двери, я видел уже только своими обычными физическими глазами. Дивное состояние полного зрения насквозь, когда я видел не один крошечный кусочек места Земли и света в ней, но всю вселенную, и понимал, что живу в Свете Жизни, теперь исчезнувшее, оставило во мне впечатление, точно я стал совершенно слепым. В первый момент это ощущение слепоты показалось мне печальным, но тут же я вспомнил слова И. который был уверен в моей устойчивой радостности, я улыбнулся моему новому Учителю, который все продолжал держать меня за руку. Он обратил мое внимание на то, что над нами возвышался еще один балкон и лесенка вела в самую высь купола, который так нестерпимо сверкал снаружи, даже в том сумеречном свете, что оставила после себя буря.
Когда я поглядел на крышу изнутри, она показалась мне не только не сверкающей, но даже матовой и непрозрачной. Но решить, в действительности ли она такова или это результат моего ничтожного зрения, я не мог. Целый ряд вопросов замелькал в моей голове: что представляет из себя восьмой этаж? Не маяк ли здесь, вроде того, на каком я провел ночь бури с И. и матерью Анной? Или там какие-нибудь мастерские? Или общий зал отдыха Владык?
Мой Владыка улыбнулся всем моим мелькавшим мыслям, как улыбаются детям. Я уже перестал поражаться его разговору, в котором он не нуждался в таких приспособлениях, как слова, и почтительно выслушал его ответ:
– Наверху обсерватория. О ней позже. Войдем в мой зал. Сохраняй полное спокойствие. Ты входишь в мир новых идей. Эта комната для тебя – самый священный храм, в каком ты мог быть на земле, в своем физическом теле.
Он открыл – я не заметил как – дверь, она отодвинулась бесшумно в сторону, и мы вошли в большую круглую, залитую ярким светом, как солнце пустыни, комнату. В первое мгновение, быть может, от чрезвычайной яркости освещения, которое несколько ослепило меня, комната показалась мне как бы пустою. Только привыкнув к освещению, собранному под самым потолком в несколько светящихся шаров, на которые просто глазами и смотреть было нельзя, я заметил, что в комнате много узких больших столов, чрезвычайно высоких по моему росту и необыкновенно низких по росту моего Владыки.
Я мог хорошо видеть все, что было на столах, так как они приходились мне ровно по плечи. Но если бы я захотел работать за таким столом, пришлось бы мне карабкаться на какие-либо подставки.
Осмотревшись, я увидел, что весь зал заполнен не только столами и круглыми табуретами к ним, но по стенам, выложенным плитами из какогото металла, блестевшего, как золото, висит очень высоко множество стеклянных шкафчиков самого разнообразного размера и формы. В них стояли и лежали всевозможные пробирки, инструменты, пузырьки и еще много предметов, каких я никогда не видал и даже не знал слов для их наименования.
Каждый шкаф, каждый стол и столик, каждая полка с книгами, которых тут тоже было немало и размеры которых говорили, что они только и могли служить людям роста и сил Владыки, – все носило надписи столь необычайного письма, что я вздохнул и окончательно присмирел. Если меня подавляла разнообразием своих языков комната Али, то что же сказать об этой комнате? Здесь и жизни не могло хватить, чтобы только запомнить, где лежат предметы и книги в этом храме науки, где – на мой рост – в одной комнате была, по крайней мере, трехэтажная высота. Мне было досадно, что из такого высокого пункта, как седьмой этаж лаборатории, который превышал маяк, я не могу увидеть пустыни и узнать, что делается во внешнем мире. Владыка улыбнулся, провел рукой по моей голове и глазам, коснулся моего лба между глаз, моей шеи у самой груди-и я вдруг увидел не то что сквозь стены, а точно стен и вовсе не было. Вся пустыня, еще взъерошенная, но уже тихая, без воя ветра и пыли, лежала передо мной. Мне не надо было поворачивать головы назад или в стороны, я видел не только глазами, но всем сознанием. И не одну голую пустыню видел я. Я ощущал в ней, за ней и под нею Жизнь. Я видел, что все – Свет. И Свет лился не только на все видимые предметы, но он шел и от них во все стороны, связывая все между собою светящимися нитями, независимо от того, были ли это существа одушевленные или неодушевленные. Только нити первом случае были яркокрасные, во втором – сияюще-голубоватые, напоминавшие лунный свет.
Я увидел среди общего Света и Общину Раданды, и оазис Дартана, и светящиеся фигуры Флорентийца и брата Николая, стоявшие рядом и посылавшие мне свои благословения. Я ощущал себя слитым со всей вселенной, и блаженное чувство неизмеримой радости охватывало меня. Владыка еще раз слегка коснулся моей головы, зрение мое возвратилось в рамки нормального человеческого, и я опять почувствовал себя нищим, заключенным в темницу...
Попривыкнув к необычайной яркости освещения, освоившись, что мне приходилось двигаться среди общества ножек от столов и табуретов, а для того, чтобы положить руки на стол, требовалось некоторое напряжение, я перенес все свое внимание на моего Учителя.
Заметив, что я освоился со своим положением малого ребенка в комнате великана, Владыка подвел меня к одному из самых высоких и широких столов. Не успел я даже сообразить, в чем дело, как уже сидел на высоченном стуле, посаженный на него моим наставником. Если бы я сажал трехлетнего ребенка, то это заняло бы у меня больше времени. В его руках я точно не имел вовсе веса: вроде пера, которое перекладывают с места на место на своем письменном столе.
– Здесь ты видишь несколько аппаратов, которые еще не известны на земле. Не думай, что их изобрел я. Они поданы моему сознанию из высших миров. Их творцы соединили силы природы так, чтобы стихии планеты Земля могли проявиться на ней как ряд новых физических явлений, химических элементов и психических свойств. Наблюдая мою работу за этим столом, раз и навсегда уничтожь в себе предрассудок разделенности в труде между небом и землей. Не менее трудная задача стоит перед тобой, чем та, что дали мне братья мои – Владыки мощи, выше меня стоящие. Моя задача состояла в том, чтобы приспособить одно твое сознание к пониманию части тех новых откровений, что Светлое Братство признало своевременным послать на землю. Для этой задачи я должен был развить в себе целый ряд новых приспособлений, так как твое и мое сознания должны слиться в полной гармонии, чтобы творить с пользой для миллионов сознаний Земли. Тебе же придется перескочить через целый век, опередить твоих братьев Земли и вынести -в своем таланте – в массы много новых идей. Для этого тебе самому надо не только вскрыть в себе новые пути сознания; тебе надо еще выработать целый круг совсем новых приспособлений, чтобы суметь влить в массы людей силу Света, предназначенную не только для разрушения старых предрассудков, что легче, но и для созидания иной, раскрепощенной психики свободного и могучего нового человека, что составляет одну из труднейших задач. Ты видишь, сколько слов мне пришлось наговорить тебе для самой простейшей из твоих задач. Посмотри сюда, и ты увидишь точно, в одном мощном аккорде, работу развоплощенного человечества, Владык стихий и Братьев мощи. Вся картина дальнейшей жизни человечества предстанет перед тобой в этом маленьком аппарате...
Мой Учитель пододвинул меня на моем огромном стуле – опять-таки так, как будто и стул, и я были невесомыми перьями, – ближе к аппарату, который он назвал маленьким, но на который я смотрел с опаской, такой башней он мне казался. Правда, он много не доставал до потолка, тогда как на других столах приборы почти упирались в него. Учитель притронулся, к шнуру, вложил его в стеклянную головку в стене, и немедленно по всей башне побежали огни всех цветов. Внутри башни лежал, как мне показалось, стеклянный шар, но Владыка сказал:
– Этот шар – миниатюра Земли. В нем живут все свойства, которые будут открыты учеными планеты в течение семи предстоящих кругов ее движения в вечности. Смотри сюда. В живой картине на стене перед тобой пройдет вся история Земли до этой минуты и далее потечет та часть жизни человечества, пионером которой в поэзии и литературе тебе суждено стать.
Владыка произнес какие-то слова – думаю, что они походили на те, какие произносил Владыка-Глава внизу у дверей лаборатории, – и на самом верху стены, у того места, где он стоял, вспыхнуло несколько красных пятиконечных звезд. Тогда он ударил по золотой поверхности стены – но, быть может, она только сверкала, как золото, – раздался удар такой мощи, что я едва не упал со своего стула. На стене появилась дымка, точно клубящийся в горах туман с красноватым оттенком. Когда он рассеялся, я увидел огромное количество светлых образов, прозрачных, как бы сотканных из светящейся материи, сохранявших человеческие формы, трудившихся над шарообразными кусками более плотной, чем они сами, материи. Светящиеся фигуры вкладывали в эти шарообразные формы материи по куску Огня Вечности, трепетно сиявшего внутри каждой формы.
Владыка снова ударил по стене своим молотком (нежно выражаясь), что равнялось, в нормальном человеческом понимании, пудовому молоту. Картина вновь застлалась туманом, и когда он рассеялся, я увидел более ясно очерченные и более плотные человеческие фигуры, такие же лучезарные, несшие шарообразные массы с трепетавшим в них Огнем вниз. Бесчисленное количество этих фигур мчалось с быстротой урагана.
После нового удара Владыки появилась картина, где еще более ясно очерченные человеческие фигуры вносили в огромнейшие залы все те же куски материи с Огнем и передавали их четко обрисованным фигурам, в которых я понял Владык карм.
Снова последовал удар, картина изменилась, и я увидел, как Владыки карм, записывая что-то в громадных книгах, передавали духам, еще более плотным, куски материи, ставшей уже сжатыми комочками, но Огонь трепетал в них с прежней силой.
Удары Владыки сменяли картины. Я отчетливо увидел незнакомое мне место земли, увидел дома – и в них духи Света вносили будущие эмбрионы людей – начала воплощения.
В следующих картинах изображалась жизнь развоплощения. Дух умершего возносился сначала один, потом соединялся с самыми различными светящимися духами, соответственно своей карме и духовной высоте.
– Ты видишь сейчас только пути творцов, имеющих в сознании полное понимание своего служения современному человечеству. Внимательно следи, и ты осознаешь непрерывный круг Вечного Движения, вечно творящую Жизнь, – произнес Владыка, вновь ударяя молотком.
Я увидел, как светлые духи вводили в громадные залы светившиеся тени развоплощенных людей. Здесь, точно в обширных рабочих кабинетах, люди-тени склонялись над книгами, всевозможными приборами, изысканиями, записями.
Снова по сменявшимся ударам Владыки сменялись картины, люди-тени кончали свою работу, поднимались выше, становились все светлее, и, наконец, ставши совершенно светлыми, они достигали лучезарных высот, исчезали в них и вновь спускались в тот план, где в массы материи труженики неба вкладывали куски Огня. Исчезая в новом куске материи с большим куском Огня, они снова проходили весь круг жизни, труда Земли и смерти на ней.
Владыка вынул шнур, башня погасла, и сам он сел рядом со мной.
– Ты видел схему действий и труда Вечности. Теперь, когда ты знаешь весь цикл, проходимый человеком Земли в его духовном пути, займемся рассмотрением индивидуальной жизни человека, получающего миссию от Владык неба.
С этими словами мой Учитель пересадил меня к другому столу, у самой дальней от нас стены, и заставило гореть башню совсем иной формы, оканчивающуюся пятиконечной звездой, пожалуй, несколько меньших размеров.
– Тебе было дано наглядно убедиться, что смерти нет, а есть только путь вечной жизни и вечного труда. Рассмотри еще путь вечного совершенствования отдельных людей... Великих Учителей, управляющих при помощи всего Светлого Братства совершенствованием всех людей Земли, – семь. Это только главные этапы, неминуемые в эволюционном движении для каждого человеческого сознания. Весь мир разделен на семь величайших секторов. И в каждом секторе горит неугасимым планетным Огнем своя башня. Башня заключает в своем секторе не только дух людей, но и дух всего живого – одухотворенного и неодухотворенного, выражаясь по современной терминологии, что движется активно или относительно Земли.
Дата добавления: 2015-08-09; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава XXV. Мое пробуждение. Как я ищу И. И. на заводе в роли рабочего. Первый обед в оазисе после бури. Беседа И. с сотрапезниками. Владыки оазиса 1 страница | | | Глава XXV. Мое пробуждение. Как я ищу И. И. на заводе в роли рабочего. Первый обед в оазисе после бури. Беседа И. с сотрапезниками. Владыки оазиса 3 страница |