РАЗНЫЕ МИРЫ. -Хэй! С вами снова Джимми Уокер, и зови меня Джимми Бимом или Джеком Дэниэлсом

-Хэй! С вами снова Джимми Уокер, и зови меня Джимми Бимом или Джеком Дэниэлсом, если хочешь, я не знаю, что плещется в твоем бокале. Как бы то ни было, сейчас полночь, а значит, время для «Полночных Пиратов»! Наверно. Я забыл, как называется эта передача, но, если ты слушаешь нас, то вот моя первая композиция на сегодня. Играет Pixies, композиция “Where Is My Mind”. И мы начинаем!

Блядь.

Он запустил пластику и откинулся в кресле. Мелодия потекла из динамиков. Вытянув из пачки сигарету, он закурил. Надо было собраться.

Спокойнее, парень, сказал он себе. Будь спокойней. Все круто. Помни об этом, расслабься. Всегда помни об этом.

Ох, блядь.

Он глубоко затянулся и выдохнул долгую струю дыма. Все не было круто, и он чувствовал это. Но показывать это было нельзя. Он знал, и все равно не мог собраться.

Все пошло по пизде.

Глотнув горячего кофе из кружки с цветочками, он стряхнул пепел себе на коленку и растер. Даже ебаная кружка с цветочками. Спасения нет. Нигде в этом мире. Но это не то, что ты должен показывать. Нет, блядь. Иначе молчание в эфире, белый шум, пусть слушают тишину, уебки.

И кто, бля, вообще тащится на этих волнах? Блюза нет, кто-то выдул весь блюз. Осталось только дерьмо и старые записи. Старые записи хороши.

Старые записи хороши, но никто не читает книги из Александрийской библиотеки. Она сгорела к хуям. Или это была не она? Он не знал. Он чувствовал, что вообще ничего не знает об этом мире. Он не знал даже языка, на котором говорил.

Но эти чудовища хотели пожрать его, и выбора не было. Он должен крутиться в эфире. Все читают лишь модные бестселлеры этого года да топовую сотню последних десятилетий. Никто больше не слушает Моцарта. А если и слушают – на тех насрать. Одинокие звезды в космической пустоте, они даже не видят друг друга, только смутно догадываются, что где-то есть кто-то такой же еще, но в этом нет смысла, все похуй, стабильно.

Отыграли последние звуки. И снова нужно быть подрубленным, без промедления и пустоты. Он ткнул сигарету в пепельницу, и склонился над микрофоном.

-Где ваши рассудки, парни? Не спрашивайте меня, куда делся мой. Если б я сам был в рассудке! Временами я думаю, что оставил его где-то на побережье Калифорнии, но понятия не имею, как там сейчас. Хороший нынче сезон? Кто как думает? Я лично не знаю. Наши дороги напоминают морщины на заднице самой матушки-земли. Подвески летят только так. Знаете, что процент дорожных происшествий за прошлый год снова вырос? Все растет! Я не уверен, как это соотносится с ценами, но определенная прогрессия явно прослеживается. Мы летим прямо в пропасть, детка! Почитай газеты и смотри новости по телевизору. С тех пор, как прогресс подался вперед, мы производим и потребляем непрестанно, и все это тоже набирает обороты. Увеличивается буквально все: от цен на нефть, до качества видео и дыр в озоном слое. Число самоубийц, число смертей и болезней, число проданных компьютеров и мобильных телефонов, общая численность человечества и цены на жилплощадь. Это напоминает мне времена, когда я надуваю пузыри из резиновой жвачки, чтобы посмотреть, как они лопнут. Я хотел бы сказать, что популяции животных и растений тоже увеличиваются, но там прослеживается обратная тенденция. Тут уж ничего не поделать. Где-то прибыло, где-то убыло. Закон сохранения энергии, вселенская гармония и равновесия. Нельзя брать что-либо и не платить за это. Я не хочу ничего брать и не хочу платить. Я хочу слушать музыку сегодня ночью и слать все остальное к чертям, и вот вам следующая композиция: “No One Is Innocent”! Исполняют Sex Pistols.

Он снял наушники и закурил еще одну сигарету. Что-то шло не так, и он чувствовал это. Все было в разброде.

-Блядь, - тихо произнес он. – Блядь.

Черные тени играли за окном в свои ебучие непонятные игры. Он захотел выключить хренов приемник и отправиться напиваться прямиком на их территории. Бутылка виски призывно смотрел на него со шкафчика.

-Ну, нет, блядь, - сказал он ей. - Я – Джимми Уокер, а не какой-нибудь там хуевый хуй! Я Джимми, блядь его, Уокер. Запомни это, сука!

Не помогло. Он знал, что ничего уже не поможет, как не старайся. Рывком поднявшись с кресла, взял бутылку, скрутил ей голову и припал, делая жадные глотки. Горло обожгло, но огонь на этом не остановился. Прямиком в пищевод, он мчался как тиран и завоеватель, выжигая все участки организма на своем пути.

Он закашлялся, чувствуя, что задыхается. Умирать было хуже, но и он хуже, чем умирал. Схватившись за сигарету, втянул ее, а она шипела. Он изверг дым вместе с кашлем. Сердце колотилось, как спятившее и жутко болело. К сердцу никогда не было доверия.

Ни к чему не было доверия. Но песни закончились, и надо быть крутым. Он убил и эту сигарету в пепельнице и взялся за микрофон.

-Такие новости, ребята! А как у вас с новостями? Я отказался от своей подписки на «Таймс». Мне всегда казалось, что они нам пиздят. Но всегда надо узнать новость, прежде чем решать, веришь ты ей или нет. Проблема в том, что все они звучат чертовски как убедительно, верно? Нельзя оставаться слепцом, а в дураках никто быть не хочет. Как бы то ни было, все меняется, и мы уже не те, кем были когда-то, как и мир вокруг. И надо спокойной смотреть на это. Не стоит думать о том, что ты сделать не в силах, но всегда стоит делать все, что в твоих силах, это всегда будет неизмеримо ничтожно. Все изменится и без нас. Боб Дилан, и его “The Times They Are A-Changin'”.

Он отключился, и включил пластинку. Черт! Плохо. Он глотнул из бутылки и зажег новую сигарету. Ты слишком быстро сливаешься, сказал он себе. Слишком быстро, слишком плохо, слишком скверно. Блядь! Надо взять себя в руки. Просто возьми себя в руки.

Это более чем просто.

Нихуя это не было просто, и он вновь хлебнул из бутылки. Как бы то ни было, ты должен это сделать, а все остальное будет потом. И, раз уж взялся, то делай так, чтобы оно было более чем охуенно, а не словно ты порождение задницы.

Это было известно. Это не помогало.

Не сорвись, парень, сказал он себе. Самое главное – не сорвись. Вот, что главное. Вот, что всегда было главным. О, да, конечно, это, черт возьми, было действительно главным.

Но он больше не мог. ПРОКЛЯТЫЙ БОГ ЧЕРТ ВОЗЬМИ ЕСЛИ БЫ ТЫ ЗНАЛ КАК ЭТО ТЯЖЕЛО, но он больше не мог. Он хотел взвыть об этом, но такого права у него было.

Помни, кто ты и зачем. Помни об этом. Всегда помни. И, блядь, не сорвись.

Он выдул струю дыма, прикончил и эту сигарету в пепельнице и похлопал себя по щекам. Главное, всегда держись курса – дальше проще не будет. И он начал несколько раньше, чем следовало.

-Все меняется, парни, и это правда. Я помню, как проходил мимо пустыря на холме каждый день, когда шел в школу, на протяжении лет семи или восьми, а когда оказался там недавно, то увидел автозаправку. И, черт, я был так поражен. Я уверен, если ты внимательно присмотришься к некоторым вещам, мимо которых проходишь обычно, то тоже заметишь. Все меняется, меняются облики городов, меняются люди, их привычки и вкусы, стрижки, одежда, работа. Встречаешь знакомых – а они уже обзавелись семьями и нянчат малюток. Или стали успешными бизнесменами или просто устроились в жизни. Меняешься и ты сам. Это нормально. Нам не выжить без перемен, сказал кто-то, и это, черт возьми, верно. Хоть и меня окутывает жуткое чувство ностальгии, когда я смотрю на такие вещи. Кажется, что весь мир проносится мимо, а ты один замер на месте. Словно какой-нибудь мамонт, вмороженный в глыбу льда. Или еще какое чудище, которое только предстоит откопать археологам. Так временами посмотришь в зеркало и сам поражаешься, сколько тебе уже лет. Поток дней поглощает нас, сминает и уносит, и мы просто теряемся в нем, теряем себя. А потом нас выбрасывает на берег и мы с ужасном замечаем, что же вокруг нас. А затем волна снова уносит нас в море, и мы больше не можем думать об этом. Нас настигают другие более насущные дела. Работа, дом, семья. Время просто пожирается, как в романе Кинга. В такие времена хорошо взять отпуск и махнуть куда-нибудь к побережью. Валяться на берегу, потягивать пиво или котельчики и загорать на солнышке и ни о чем не думать. Как думаешь, а? Хорошо было бы? Сейчас играют The Beach Boys с песней “California Girls”.

Он снял наушники и врубил пластинку. Блядь. Все же это было не то. Главное - влиться в ритм, он знал это. Идти на гребне волны. Продвигаться все глубже в джунгли. Или так – или не так.

Он знал это, да, но все же слишком отвык. А когда перестаешь идти – не остаешься на месте, нет, тебя относит обратно. Все дальше и дальше, дальше и дальше. И ты даже не возвращаешься к началу, потому что ты всегда стоишь в начале, когда надеваешь наушники, и всегда финишируешь на старте, когда снимаешь их. И единственное, что ты можешь сделать: это держать пройденные мили в себе. Иначе никак.

Он знал это, конечно, знал. Но он слишком давно уже перестал идти, и теперь все, что осталось: это сомнения. Они разъедали его. В этом была суть: путь не приводит тебя куда-то, и никогда, блядь, не приведет. Путь существует лишь для того, чтобы идти по нему. И все, что может на нем определяться: не как далеко ты ушел по нему, а сколь долго ты идешь. Как намотанный километраж на старой машине.

Он выдул долгую струю дыма. Тени за окном превращались в убийц. Он знал, что кто-то сейчас прямиком в центре этой тьмы. Он тоже был в темноте, но она была оставлена в его стенах.

Нужно лишь снова вспомнить все это, сказал он себе. Нужно вспомнить.

Это было обещание. А обещания нужно держать.

Но нельзя делать это плохо. А он начал бояться этого. Он был уже даже далеко не в начале. И после всего этого долго пути, оказаться так сильно отброшенным обратно, это было сродни убийству. Это было даже не падением – чистейший нокаут. Блядь.

Он втянул дым и убил четвертую сигарету.

-Девушки калифорнии, нет лучше вас. Так говорят сами Бич Бойз. Кто случает Бич Бойз? Ха-ха. Понятия не имею, ребята. Я не в курсе современных модных течений. Классика – всегда классика, так я говорю. Если бы мой работодатель считал так же, он никогда не взял бы меня на работу. Ха-ха. Так что же на счет отпуска, ребята? Кто что думает? Мне не помешал бы отпуск на побережье, карт-бланш и кредитка босса. Ха-ха. Паршивый сегодня денек выдался. Не знаю, как ваш, но этот мой был так себе. Вчера – был хороший день. А сегодня, видимо, у зебры сменилась полоска. Что ж, такое бывает. Если лопать одни конфеты – и зубы выпадут, в конце концов. Хотя, если бы мир предлагал подобное, кто стал бы отказываться? Я бы точно не стал. Но, пока подобного не предвидится, нас будет ждать еще немало плохих дней, и немало хороших. Интересно, каких в итоге окажется больше? Какие ставки? В любом случае, у каждого плохого дня есть одно хорошее свойство – он когда-нибудь заканчивается. Так и сегодня, что бы ни было, я сижу в своей уютной кабинке и говорю вам об этом, включаю песни, и это, видит бог, хорошо. А если вы не верите в бога, он все равно смотрит за вами, как большой брат. Но не беспокойтесь об этом: даже если бог извращенец, он все равно любит вас, а мы об этом никогда не узнаем. Так что сейчас играет: 10cc – “I'm Not in Love”. Не вздумайте засыпать за рулем, если вы дальнобойщик, в темноте на дорогах полно бродячих оленей.

Он снял наушники. Новая пластинка. Новая сигарета. Новый глоток виски. Новое блядь.

Ладно, не все возвращения проходят удачно, сказал он себе. Сиквел обычно хуже оригинала. Конечно, возвращение должно быть охуеть так, только ты никуда не пришел, и не уходил. Ты даже еще не в начале, помни об этом. Никто не хлопает комикам на первых концертах. И это определяет то, клоуны они или нет. Только клоуны приходят обратно в тот зал, где их вчера забросали помидорами, бутылками и презервативами. Весь секрет успеха. Берите, кому надо.

Он положил голову на стол и застыл с сигаретой в зубах, уставившись во тьму. Он слишком хорошо знал всю эту бадягу, вот только к нему она не имела никакого отношения. Было бы просто применять этот принцип и здесь, все работает по одной схеме, в общем-то. Только кто-то выдул весь блюз.

И было ли у него право возвращаться сюда снова, после того, как он ушел? Это было обещание. Это было как обещание. И он нарушил его. И значило ли это что-либо теперь.

Конечно, он хорошо это знал. Всегда идти до конца. Все эти напыщенные лозунги, простые истины, банальность которых вызывает лишь жалобный взгляд. Вот только это единственный путь.

Но у него не было пути. Кто-то выдул весь блюз. Тени в темноте за оком сходили с ума. Он тоже сходил с ума, только внутри, под скрипы старых пластинок. Под песни всех этих людей, которым было что сказать, и они это сказали, а ему нечего было сказать, и все же он говорил в те перерывы, когда они ничего не пели.

В конце концов, он мог и умертвить все их голоса и не поставить за вечер ни единой пластинки. Но он больше не знал, что сказать в эту тишину эфира. Теперь, когда миры распались, и обещание было сломлено.

Казалось, у него не было на это право. И он просто сидел здесь уже только потому, что больше пойти было некуда. И все, что он мог предложить пустоте в эфире, стоило только того, чтобы она сожрала это. И больше эти волны ничего не достигли.

Он не знал, что чувствовали люди в потерпевшем крушение самолете перед самым столкновением. Он слышал только голоса выживших. Конечно, они могли сказать только то, что могли узнать выжившие. Вот только иначе быть и не могло: мертвые не говорят.

А ты можешь говорить, пока еще не умер, сука, сказал он себе, топя сигарету в пепельнице. Ты можешь говорить. Тебе нужно только вернуться в волну. Это обещание.

Пусть даже миры распались, это все равно обещание.

Он снова подумал о Клэр. Ее изображение до сих пор не поблекло в мозгу, словно навеки отпечатанное под веками. Правда, ее голос ему больше уже не услышать. Возможно, никогда.

Тени плясали, как безумные. Он хлебнул из бутылки еще раз и затянулся. Да, миры распались. Возможно, ее старый приемник, что мог ловить эти волны, разрушен и погребен, исчез в этом расколе.

Он думал об это. Но, если он все еще выжил, и она сидит в одиночестве ночных часов своей комнаты и слушает белый шум помех? Конечно, эта связь и тогда была плоха, а теперь, возможно, и вовсе стала односторонней.

-А сейчас, сразу же без вступлений: Syd Matters, “In Your Town”.

Кончено, плохо, и все же ему нужна была передышка. Это вдруг обрушилось, как рухнувшие скалы. Словно миры распались еще раз, но в этот раз в трещину провалился он сам.

Надо собраться, сказал он себе, закуривая еще одну сигарету и завинчивая пробку на виски. Не срывайся. Он закрыл глаза и попытался раствориться в музыке. Влейся в волну.

Голос Клэр донесся до него через волны памяти, словно через пространство и время. Может, приемник все-таки выжил. Может, его еще можно настроить на нужную волну. Кто, черт знает?

Теперь, когда миры распались, это осталась единственной связью. Знание обращается в веру, сказал он себе, выдыхая дым, и ты чувствуешь спокойствие. А может, приемник и сломан, или она выбросила его. Переехала и забыла на старой квартире.

Это не имеет особой разницы, подумал он. Я никогда не смогу узнать этого, но, даже если и так, это обещание. Единственное, что имеет значение. И, если волны все-таки приходят к этому приемнику, то все не зря. А значит, останавливаться просто нельзя. Это преступление. Убийство. Хуже, чем смерть.

Он бессмысленно уставился на огонек сигареты.

В любом случае, я никогда не узнаю.

Теперь, когда миры распались, и он навсегда остался в 1986, а ее унесло в 2054-ый. Он затушил сигарету и включил микрофон.

Дата добавления: 2015-08-13