Глава шестая. На ило высыпала вся деревня — мужчины, женщины, дети

На ило высыпала вся деревня — мужчины, женщины, дети. Они окружили большую площадку, оставленную для борцов. Старейшины и другие почтенные люди сидели на собственных скамейках, принесенных сюда их сыновьями или рабами. Среди сидящих был и Оконкво. Все остальные стояли, кроме тех, которые пришли заранее и заняли немногочисленные места для зрителей, — обструганные бревна, положенные на козлы.

Борцы еще не явились, и центром внимания по-прежнему оставались барабанщики. Они тоже сидели — впереди зрителей, лицом к старейшинам, под старым развесистым деревом, которое считалось священным. В нем, дожидаясь своего рождения, обитали духи хороших детей. В обычные дни посидеть под сенью этого дерева приходили молодые женщины, хотевшие иметь ребенка.

Всего барабанов было семь. Они были установлены в длинном деревянном ящике соответственно своей величине. Трое мужчин ударяли по ним палками, в нервном возбуждении бросаясь от одного барабана к другому. Они были одержимы духом барабанов.

Юноши, на обязанности которых лежало наблюдение за порядком, сновали среди зрителей, совещаясь друг с другом и с представителями двух соревнующихся команд. Борцы пока еще не вступали в круг и держались позади толпы. Время от времени двое юношей с пальмовыми ветками в руках обегали круг и оттесняли зрителей, хлопая ветками по земле у их ног, а если кто упрямился, то и по ногам.

Наконец в круг вступили все борцы, встреченные ревом и рукоплесканиями толпы. Барабаны пришли в исступленье. Зрители подались вперед. Юноши, следящие за порядком, побежали по кругу, размахивая своими ветками. Старики покачивали головами в такт барабанам и вспоминали дни, когда они сами боролись под эти пьянящие звуки.

Состязание начали мальчики пятнадцати — шестнадцати лет. У обеих борющихся сторон было по три таких мальчика. Они не были настоящими борцами, — их выпускали только для затравки. Первые две схватки закончились быстро. Зато третья произвела настоящую сенсацию даже среди старейшин, которые обычно не проявляют своего волнения столь открыто. Она закончилась так же скоро, как и первые две, быть может, даже скорее. Однако мало кому доводилось видеть прежде подобную борьбу. Как только мальчики сошлись, один из них сделал какое-то движение, настолько молниененосное, что ничего нельзя было понять, и другой борец растянулся на спине. Толпа взревела, дико захлопала в ладоши, так что на минуту в этом шуме потонули неистовые звуки барабанов. Оконкво вскочил, но тотчас же снова сел. Трое молодых людей из команды победителя выбежали вперед, высоко подняли его и, приплясывая, понесли под приветственные возгласы толпы. Вскоре все узнали, что имя мальчика Мадука, это был сын Обиерики.

Барабанщики остановились передохнуть перед началом настоящих состязаний. Тела их блестели от пота, они обмахивались веерами, пили воду из мисок и ели орехи кола. Они вдруг снова сделались обычными людьми, — смеялись, разговаривали друг с другом и с теми, кто был поблизости. Казалось, воздух, до предела наэлектризованный общим возбуждением, вдруг разрядился, — словно плеснули водой на тугую кожу барабана. В толпе началось движение, многие, должно быть, только теперь увидели, кто стоял или сидел рядом с ними.

— А я тебя и не заметила, — сказала Эквефи женщине, стоявшей с ней плечом к плечу с самого начала соревнований.

— И не удивительно, — ответила женщина. — Я никогда еще не видела такой огромной толпы. Скажи, это правда, что Оконкво чуть не убил тебя из ружья?

— Правда, милая, правда. Ах, что только было, просто слов не хватает рассказать.

— Значит, твой чи хорошо тебя хранит. А как поживает моя дочь Эзинма?

— Хорошо, сейчас она здорова. Может быть, и останется в живых.

— Думаю, что останется. Сколько ей лет?

— Около десяти.

— Ну, так я думаю, она будет жить. Если они не умирают до шести лет, то обычно выживают.

— Я все время молюсь, чтобы она выжила, — сказала Эквефи с тяжелым вздохом.

Женщину, с которой она разговаривала, звали Чиело. Она была жрицей Агбалы — Оракула Холмов и Пещер. А в обычной жизни это была вдова с двумя детьми. Они с Эквефи очень дружили и торговали на базаре под одним навесом. Чиело любила Эзинму, единственную дочь Эквефи, и называла ее «моя дочь». Часто, покупая бобовые лепешки, она давала несколько штук Эквефи для Эзинмы. Вряд ли кто-нибудь, увидев Чиело в повседневной жизни, поверил бы, что она и есть та самая женщина, которая пророчествует в святилище Агбалы.

Барабанщики снова взялись за палки, и воздух задрожал и напрягся как натянутый лук.

Противники стали лицом друг к другу по обе стороны свободной площадки. Затем от одной команды отделился юноша, приплясывая, пересек площадку и указал на того, с кем он хочет бороться. Оба борца вместо доплясали до середины площадки и здесь схватились в поединке.

В каждой команде было двенадцать борцов, и вызов на бой делала поочередно то одна, то другая сторона. Двое судей неотступно наблюдали за схваткой, если они решали, что силы у борющихся равны, борьба прекращалась. Так, вничью, закончилось пять схваток. Однако по-настоящему волнующими были те минуты, когда один из борцов клал своего противника на обе лопатки. Тогда мощный рев толпы поднимался к небу и оглашал все вокруг. Его слышали даже в соседних деревнях.

Последняя схватка была между предводителями обеих команд. Они считались лучшими борцами всех девяти деревень. Зрители гадали, кто же станет победителем в этом году. Одни говорили, что Окафо сильнее, другие утверждали, что ему ни за что не сравниться с Икезуе. В предыдущем году ни один из них не смог одержать верх, несмотря на то, что судьи, вопреки обычаю, продлили состязание. Это были борцы одной школы, и оба предугадывали заранее, как будет действовать противник.

Уже смеркалось, когда они начали бороться. Неистовствовали барабаны, неистовствовал народ. Когда двое юношей вышли, приплясывая, на середину площадки, зрители ринулись вперед. Пальмовые ветки были бессильны.

Икезуе протянул правую руку. Окафо схватился за нее, и они сошлись. Завязалась яростная борьба. Икезуе стремился упереть в землю позади Окафо свою правую пятку, чтобы отбросить его назад искусным резким движением. Но все, что замышлял один, было понятно другому.

Надвинувшаяся толпа поглотила барабанщиков, и чудилось, что их исступленные ритмы, — это не что иное, как биение сердца самой толпы. Теперь борцы стояли почти неподвижно, крепко схватив друг друга. Только на руках, на бедрах и на спинах напрягались и ходили под кожей мускулы. Похоже было, что силы их равны. Судьи уже двинулись, чтобы их разнять, как вдруг Икезуе, в порыве отчаяния, быстро опустился на одно колено и попытался перебросить противника назад через голову. Он горько просчитался. В следующий момент быстрый, как молния Амадиоры, Окафо занес правую ногу над головой своего соперника.

Толпа испустила громоподобный рев. Сторонники Окафо подхватили его и понесли с поля на плечах. Они громко пели ему хвалебную песнь, и женщины хлопали в такт:

Кто за нашу деревню сразится?

Окафо за деревню сразится.

Не поверг ли он сто борцов?

Он поверг четыреста борцов.

Не поверг ли он сто Котов?

Он поверг четыреста Котов.

Так зовите его сражаться за нас.

Дата добавления: 2015-08-13