Видение о, архимандрита Вениамина (настоятеля Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря) в сороковой день по его кончине 30 сентября 1890 года

В первых главах своих записок я сообщила, как довелось мне познакомиться с о. Вениамином, бывшим в то время, когда я жила у родителей, настоятелем Боровичского Свято-Духова монастыря. По делам устройства своей обители о. Вениамин навещал и нашу усадьбу. Лучшими днями моими в тот безотрадный для меня год невольного томления среди мира были те дни, когда мне случалось видеться с этим уважаемым настоятелем. Напрасно и говорить о том, что я открывала ему свою заветную мечту об удалении в монастырь, свою скорбь о том, что меня в сем удерживали родители, и тому подобное. Он разумно утешал меня надеждой на Промысл Божий, говоря, что если внушение это мне от Бога, то Сам Бог и осуществит его, когда придет для того время, а что настоящее мое повиновение воле родителей безусловно и свято должно быть исполнено.

Когда наконец я вступила в монастырь, то и тут отец Вениамин не переставал назидать меня письменными наставлениями и вообще во всю мою жизнь до самой его кончины он был моим "старцем", то есть духовным отцом. Особенно ощутительна для меня была польза его мудрой опытности в то время, когда я сама приняла сан игумений, настоятельницы монастыря; он живо сочувствовал моим начальническим скорбям, и, хорошо зная мое внутреннее устроение, безошибочно направлял свои советы и утешения.

Из этого понятно, насколько чувствительна была для меня потеря такого человека; он был для меня, в полном смысле слова, незаменим. Я скорбела о лишении его, по силе моей немощи, поминала его, но как-то верилось мне, что отношения наши не порваны, что он и там, если будет иметь дерзновение, не оставит меня своими молитвами. Конечно, зная его добродетельную жизнь, я надеялась, что он улучит милость Божию, но, само собой разумеется, что эта мысль была лишь предположением, а не уверенностью, и мне невольно думалось: "Господи, если таким людям там не будет хорошо, то что же будет мне, грешной?" И я задумывалась на этом до скорби, до уныния.

На самый сороковой день после его кончины, помолившись, я легла спать. И вот видится мне во сне, что я готовлюсь идти к утрени на Светлый праздник Пасхи и в ожидании полунощного часа в своей келье, двери в которую заперты, одеваюсь, зажигаю лампады и вообще готовлюсь.

Вдруг стучатся в двери с обычной молитвой Иисусовой и говорят мне громко: " Полно спать, о. Вениамин уже пришел!" Услышав это, я поспешила ответить, что совсем не сплю, а уже одета, готова идти, но тут же мне пришло на мысль, что еще рано начинать службу, и что можно бы тем временем побеседовать с о. Вениамином, и, чтобы послать за ним, я отворила дверь; но никого нет; я прошла комнату, другую, нигде никого; лишь слышно, из церкви доносится пение. Я туда спешу, чрез хоры спускаюсь в церковь, на самую солею иду и подхожу почти к иконостасу с правой стороны Царских врат, и что же вижу? Царские двери отворены и, сряду от них начиная, по обеим сторонам стоят большим полукругом священнослужители, наподобие как в соборных их служениях, с той только разницей, что в служениях предстоятель, то есть старший, стоит один на середине, а сослужащие — по сторонам равной линией, а тут они стоят рядом со стоящим на средине, и таким образом образуется как бы продолговатый полукруг. В середине его стоит о. Вениамин, а стоящие подле него как бы хотят вести его, взяв под руки с обеих сторон. И он, и все стоящие (а их очень много), все в желтых золотых облачениях, а на головах у кого — митры, у кого — камилавки монашеские (клобуки с наметками), а у кого — другое что, а кто и с непокрытой главой.

Вдруг все эти священнослужители запели дружно в один миг и чрезвычайно хорошо: "Приидите, поклонимся и припадем ко Христу" и проч. и с началом пения все тронулись в алтарь, начиная со стоявших у самых Царских дверей и кончая тремя последними, из коих два крайние вели о. Вениамина, бывшего посреди их. (Я это видела, хорошо видела, в этом ручаюсь.) Входя в алтарь, они уже пели далее приведенный стих, но что меня удивило, они спели не так, как у нас поют: "спаси нас, Сине Божий", а "спасый нас, Сине Божий, поющия Ти", и с этим словом они все пали пред горним местом, как бы пред Самим Господом, Которого я, конечно, не видала, а видела их поклонение и как бы руку, осеняющую крестным знамением о. Вениамина; "аллилуиа", это "аллилуиа" было подхвачено бесчисленными голосами и как бы перекатывалось из одних уст в другие, и так сладко, так чудно, как никогда не слыхала.

Когда наконец это смолкло, то чей-то голос из алтаря сказал возглас пред началом Литургии: "Благословенно Царство" и пр. Певчие, какие и откуда взявшиеся на правом клиросе, не знаю я, запели "Аминь" и сряду же запели Херувимскую песнь. Это удивило меня, и я подумала, что же сколько пропустили, всю половину, Литургию оглашенных. Не помню, спросила ли я об этом, или сам диакон, вышедший в это время из алтаря кадить, ответил мне: "Ведь здесь нет оглашенных, и Литургия лишь верных совершается."

Тут я проснулась; мне было очень легко на душе; прежде всего я вспомнила об о. Вениамине; посмотрев на часы, я увидела, что было 2 часа ночи, и именно во втором часу он скончался назад тому сорок дней.

Упокой, Господи, с праведными душу его, и его молитвами и меня, грешную, помилуй!

На этом рукопись игумений Таисии оканчивается. Внизу
страницы рукой о. прот. И. Сергиева Кронштадтского
написано:

Дивно, прекрасно, божественно! Печатайте в
общее назидание. Прот. И. С. Авг. 21 1892.

Дата добавления: 2015-08-05