Глава 9. С этого дня Чандер Сэн стал нашим преподавателем, и мы с удвоенным рвением взялись за

С этого дня Чандер Сэн стал нашим преподавателем, и мы с удвоенным рвением взялись за изучение древнего алфавита. Дни летели незамет­но. Уже и апрель подходил к концу, а мы успели перевести лишь ничтож­ную часть записей; мы успокаивали себя тем, что когда-нибудь еще вер­немся и завершим работу. Большую часть дощечек перевели для нас наши друзья, но они хотели, чтобы мы освоили их азбуку и научились перево­дить сами.

В сентябре прошлого года мы договорились с одной группой о встрече в пустыне Гоби; нас обещали провести на развалины трех древних городов, о которых сообщалось в табличках. До этих записей мы еще не добрались, но нам о них рассказывали. Мы видели только копии этих документов, вызвавшие у нас огромный интерес. Оказывается, все три города были основаны примерно двести тысяч лет назад. Их жители находились на столь высокой ступени цивилизации, что были знакомы с различными ремеслами и искусствами и умели обрабатывать металлы; золота было так много, что из него отливали сосуды для питья и ковали подковы. Эти люди владели всеми силами природы, равно как и собственными Богоданными способностями. Их легенды (если это только легенды) во многом напоми­нают греческие мифы. Если верить географическим картам, эта колоссаль­ная империя занимала большую часть Азии и простиралась вплоть до Средиземного моря и территории нынешней Франции; ее высота нигде не превышала шестисот футов над уровнем моря. Другими словами, эта колония Родины Людей представляла собой необозримую равнину, очень плодородную и густонаселенную. Если бы мы нашли и раскопали ее города, то, несомненно, вписали бы в историю человечества весьма ценную главу; описания рисуют нам страну, по пышности и великолепию превосходившую Древний Египет. Расцвет ее приходится на эпоху «семи царей». Ему предшествовал период народовластия; в то время не знали таких слов, как «война», «вассал» или «раб». Все жители страны называли своим правителем «Управляющий Принцип», который они горячо любили и которому беспрекословно повиновались. Как утверждает история, первый царь первой династии сверг Управляющий Принцип и сам воссел на престоле.

Время пролетело незаметно. И вот уже приспела пора снова собирать­ся в дорогу; мы назначили встречу на май в таком месте, где можно было бы пополнить запасы пищи и обзавестись необходимым снаряжением.

Чем меньше оставалось времени до отправки, тем большее волнение меня охватывало. Каждый час жизни приносил нам новые радости; ску­чать не приходилось.

Мы делили с этими людьми хлеб, и кров целых пять месяцев, но они пролетели, как одно мгновение. А тем временем перед нами открылся мир неограниченных возможностей, словно бы кто-то широко распахнул ог­ромную дверь. Никто из нас, однако, не решался в нее войти. Пока еще мы во всем полагались на своих «братьев».

Я верю, что в жизни каждого смертного наступает момент, когда перед ним широко распахивается дверь и он познает свои неограниченные и пока еще неиспользованные возможности. Именно это произошло с нами тем памятным апрельским утром. (Я настойчиво прошу читателя отбро­сить на время все предрассудки и посмотреть на вещи нашими глазами. Я отнюдь не питаю розовых надежд, но хочу, чтобы вы поняли: одно дело — читать об этих людях, и совсем другое — сидеть и молча слушать их.) Казалось бы, встань, смело шагни в отворенную дверь, и свершится чудо. А мы так и не отважились это сделать. Вы спросите: почему? Нам не хватало веры. Традиция захлопывала дверь и оттаскивала нас назад, а мы мало­душно смирялись: не судьба, мол. Но поймите же наконец: мы сами творцы своих судеб.

Целые поколения этих добрых, простых и в то же время величествен­ных людей входили в заветную дверь, считая, что по-другому и жить нельзя. Чистая, честная жизнь здесь на земле — об ином никто из них и не помышляет. Сравнение напрашивается само собой.

Нам было грустно прощаться с этими добрейшими душами, к кото­рым мы успели привязаться за последние месяцы, но мы знали, что впереди — новые встречи, и с нетерпением ждали отправки. Чудесным апрельским утром мы тепло распрощались с ними; крепко пожимая нам руки, они приглашали нас приходить к ним в гости еще. Последнее «прощай» и пожелание счастливого пути — и вот мы уже обратили лица на север, к великой пустыне Гоби. Воображение рисует нам невероятные трудности перехода, но нас не запугать: ведь с нами Эмиль и Джаст, а Непроу сменил моложавый Чандер Сэн.

Мы объездили немало земель; поход был нашей родной стихией, и настроение у всех было приподнятое. Впереди открывался новый, невиданный мир. Путь был неблизкий, на нем подстерегали бесчисленные опасности, но ничто не в силах было нас устрашить. Мы целиком доверяли своим великим друзьям, а потому отбросили все страхи и сомнения и с юношеским энтузиазмом рвались вперед. Мы уже вошли во вкус такой жизни.

Мы привыкли к путешествиям в самые отдаленные уголки планеты, но никогда не испытывали такой легкости и свободы, как сейчас. Теперь вы не удивитесь, если мы скажем, что были без ума от этой страны и наших благодетелей. Мы готовы были идти на север до самого полюса. Как только мы вышли на тропу, один из моих товарищей заметил: «Жаль, что мы не можем передвигаться так же быстро, как эти ребята. Им приходится разделять с нами все тяготы пути».

Шесть дней прошли без приключений. Но на седьмой, в пять часов вечера, когда мы выбрались из глубокой лощины на широкое плоскогорье, внезапно раздался крик: «Всадники на горизонте!» В бинокль мы насчи­тали двадцать семь всадников, вооруженных с головы до ног. Мы сооб­щили об этом Джасту, и он сказал, что это, вероятно, бродяги, которых здесь пруд пруди. «А может, это разбойничья шайка?» — поинтересова­лись мы. «Вполне возможно, — ответил он. — Во всяком случае, на пастухов они не похожи».

Мы сошли с тропы и в небольшой рощице разбили лагерь. Пока мы готовились к ночлегу, двое участников экспедиции переплыли небольшую речушку и взобрались на гребень горы, с которой хорошо просматрива­лись окрестности. Добравшись до вершины и приставив к глазам бинокли, они постояли какое-то время, а затем опрометью бросились вниз. Не успев добежать до лагеря, они стали кричать, что всадники уже в трех милях от нас и скачут в нашу сторону. Кто-то сказал, что, похоже, собирается гроза. Мы подняли головы и увидели гряду дождевых облаков, плывших с северо-запада; туман надвигался со всех сторон. Нам стало не по себе: в отблесках близящейся грозы разбойники спускались с соседнего холма прямо к нам. Наша группа состояла из тридцати двух человек, и у нас не было ни пистолетов, ни ружей. В этот самый момент разразился буран невиданной силы. В мгновение ока мощный порыв ветра засыпал нас снежной крупой, с ревом ломая

ветки и круша деревья. Мы поспешили укрыться в палатках. Внезапно буря стихла, и мы подумали, что этим все и закончится: такие шквалы бывают здесь часто, и длятся они недолго.

Сумерки еще не перешли в ночь, и мы смогли привести лагерь в порядок. Мы занимались этим примерно с полчаса, напрочь забыв о грозе и разбойниках, причинивших нам столько беспокойства. Когда мы сели передохнуть, наш Руководитель выглянул из палатки, осмотрелся, а затем повернулся и сказал: «Гроза бушует совсем рядом. А здесь ни ветерка. Вы только посмотрите: палатки и деревья даже не колышутся, а воздух теплый и свежий». Из палатки вышло еще несколько человек; они замерли от удивления. Сидя в палатке, мы почти не слышали шума грозы и решили, что ее отнесло ветром в лощину. В этой стране бури налетают, подобно циклону, и мчатся многие мили, пока не растратят всю свою ярость; затем наступает мертвая тишина. Но на этот раз все было по-другому. В какой-то сотне футов от нас яростно бушевал буран, а в лагере было тепло и тихо. А ведь еще несколько минут назад мы тряслись от зверского холода, пронизывавшего до костей, и пытались укрыться от острых ледяных крупинок, яростно хлеставших по лицу, прямо-таки задыхаясь от метели.

Словно по мановению волшебника, зажегся свет. Нам показалось, что мы слышим голоса людей, которые перекрывал рев грозы. Нам сказали, что ужин готов; мы вошли в палатку и сели. За столом один из моих товарищей вспомнил о всадниках, спускавшихся с холма перед грозой. Другой мой коллега сказал: «Мы слышали чьи-то крики. Возможно, они заблудились. Может, мы могли бы им как-то помочь?» Джаст сообщил, что это отъявленные головорезы. Они только тем и живут, что грабят окрестные деревни и угоняют стада овец и коз. После ужина, когда буря немного стихла, мы стали различать крики людей и ржание, и храп обезу­мевших лошадей. Судя по звукам, они находились совсем недалеко от нас, но стена снежного вихря была такой плотной, что мы ничего не могли разглядеть — даже отблесков лагерного костра.

Вдруг Эмиль встал и сказал, что пригласит их в наш лагерь. Мороз крепчает, и до утра ни люди, ни лошади явно не протянут. Когда он выходил из палатки, двое из нас спросили, нельзя ли пойти вместе с ним. Эмилю это понравилось; он согласился, и все трое вскоре исчезли за пеленой метели. Минут через двадцать они вернулись; за ними шли двад­цать разбойников, ведших под уздцы своих лошадей. Позже нам сказали, что семь остальных так и не нашлись; вероятно, они заблудились во время пурги. Наши гости представляли собой пеструю толпу полудикарей. Как только они вошли в круг света, то сразу забеспокоились, решив, что и" провели. Эмиль успокоил их и сказал, что они могут уйти от нас, когда пожелают, показав, что нам даже нечем защищаться. Их главарь рассказал что, увидев, как мы поднимаемся из лощины, они решили напасть на нас Но когда разразилась буря, они сбились с дороги и не могли понять в какой стороне находится их лагерь. Эмиль и два моих товарища обнаружили их под скалой в ста ярдах вниз по течению. Главарь сказал, что если их прогонят, то они наверняка погибнут. Эмиль заверил его, что этого не случится.

Разбойники привязали лошадей, сели в сторонке и, сбившись в кучу, стали есть сушеное козлиное мясо и ячье масло, которое достали из седельных мешков. Во время еды они держали ружья наготове и при малейшем шуме вскакивали и прислушивались. Разговаривая между собой, они оживленно жестикулировали. Джаст поведал нам, что они дивятся нашему свету и снаряжению и никак не возьмут в толк, отчего затих ветер, почему здесь так тепло, а лошади такие покладистые. Один из разбойников, вероятно, самый словоохотливый, сказал, что слышал о Мастерах и рань­ше. Он объяснил своим друзьям, что это люди наподобие богов и что если б они захотели, то расправились бы с ними (разбойниками) в два счета. Джаст рассказал нам, что кое-кто из шайки уговаривал остальных ограбить нас и убежать, но этот человек настаивал на своем. Он утверждал, что стоит причинить нам малейший вред, и все разбойники будут уничтоже­ны. Спустя некоторое время восьмеро из них встали и, подойдя к нам, сказали Джасту, что они насмерть перепуганы и хотят поскорее пробрать­ся в свой лагерь, расположенный в нескольких милях вниз по течению. Ориентиром для них служила небольшая рощица, в которой мы располо­жились. Разбойники оседлали лошадей и поскакали вдоль берега.

Минут через двадцать все они возвратились назад. Лошади увязали в снегу, да вдобавок бушевала метель, каких они не видали уже много лет. Разбойникам ничего больше не оставалось, как расположиться на ночлег.

Один из участников экспедиции сказал: «Лучше все-таки ночевать в чужом лагере, чем блуждать в степи в такую бурю». Джаст повернулся к нам и произнес: «Дом Отца стоит там, где находитесь вы; если вы сидите в Его доме, у Отца радостно на душе. Какой прок в тепле и радости, пребывающим в этом доме, если вас в нем нет и если вы даже не знаете, что там тепло и радостно? Вы можете позвать к себе тех, кто находится снаружи, но они не войдут, потому что не знают, где вы пребываете. Эти дорогие братья чувствуют тепло, но не решаются подойти к тем, кого привыкли грабить и убивать; они не верят, что их вчерашние жертвы приютили и обогрели их по доброте душевной и без всякой задней мысли. Они не ведают, что посреди снега и холода, посреди лютейшей бури всегда пребывает Отец; и что тому, кто сделал Его дом своим домом и постоянно пребывает в нем, не страшны ни буря, ни ураган, ни наводнение. Но стоит вам утратить связь с Господом, и на вас тут же обрушатся ветры, бури и потоки воды.

Если вы устремите свой мысленный взор на Господа и не будете отвлекаться ни на что другое, вы сможете совершить то же, что и мы. Мы мысленно говорим себе: «Я устремляю свой взор на Тебя, Господи; я не знаю никого, кроме Тебя, Господи; во всех вещах я вижу одного только Бога. Я твердо стою на Святой Горе и не ведаю ничего, кроме Твоей Любви Жизни и Мудрости. Меня постоянно пронизывает Твой Божественный Дух. Он всегда пребывает в избытке внутри меня и снаружи. Я знаю, Отче что Твой Дух пребывает не только во мне, но и во всех Твоих чадах. Я знаю, Отче, что у меня нет ничего, чего не было бы у каждого из них, а у каждого из них есть Бог. Слава Тебе, Господи».

И в самом сердце бури можно обрести настоящий покой; но истинный покой — в душе человека, обретшего самого себя. Человек может убежать в далекую, безжизненную пустыню, но и там его настигнут ветры страстей и громы страха.

На первый взгляд, природа даже поощряет грубую силу, алчность и кровопролитие; но задумайтесь над следующим фактом.

В мире гораздо больше овец, чем львов. И это далеко не случайно. Природа — не слепой разиня. Природа — это сам труженик Бог; Он не тратит материал попусту и ни в чем не ошибается. Не поражает ли вас тот факт, что в бурлящем тигле первичных сил Природы лев так и не сожрал ягненка? В борьбе за жизнь овца одержала несомненную победу надо львом. И дело даже не в том, что человек всегда становится на сторону овцы. Понятно, что первой человеческой жертвой был не грозный лев, а беззащитный ягненок. Да и потом люди убивали гораздо больше невин­ных тварей, чем хищников. Не человек, а сама Природа вынесла львиному роду окончательный приговор. Поразмыслите над тем, что Природа ни­когда не наделяет одно и то же животное двумя противоположными способностями. Лев — прекрасный драчун, но никудышный производи­тель. Все силы его прекрасного тела уходят на борьбу. Произведение потомства истощает его, и львы размножаются лишь эпизодически. Овца, наоборот, слаба и не умеет драться. Она не тратит сил на борьбу, и вся ее энергия уходит на размножение. Природа осознала, что, создавая льва, совершила ошибку. И решила ее исправить. Поэтому лев и прочие хищники неуклонно вымирают.

В непреложном законе Природы, обрекающем всех хищников на вымирание, не бывает исключений. Природа вершит высшую справедливость, и, по закону вселенной, агрессор, будь то зверь или человек в облике зверя, лесной или городской житель, всегда проигрывал, проигрывает и будет проигрывать до скончания века. Лев всегда терпит поражение. Он проигрывает даже тогда, когда побеждает. Убивая, он умирает сам. Разрывая зубами трепещущую плоть украденной овцы, он пожирает свой собственный род. Когда первый лев повалил на землю свою первую жертву и, клацнув окровавленными челюстями, заурчал от удовольствия, он про­ревел не песню победы над своей беспомощной жертвой, но отходную над собственным родом. Хищники — неприкаянные скитальцы. Львы не собираются в стада. Медведи не ходят стаями. Дикари живут небольшими группками, враждующими между собой. И в мире людей, и в мире зверей жестокость обращается на самое себя и служит источником слабости.

Итак, по закону вещей, дикие животные обязаны уйти со сцены. Ни один великий полководец никогда ничего не завоевал. Все его победы — сплошной самообман. Империи, созданные силой меча, разрушаются до основания. Когда рушатся империи, воины всегда отрекаются от силы и прибегают к правосудию. Хищник в облике человека или животного всегда одинок, беззащитен и обречен, ибо подлинная сила — в кротости. Кротость — тот же лев, наделенный всеми львиными качествами, за исключением кровожадности, и скоро весь мир признает кротость своим единовластным повелителем.

Человек творит себя либо разрушает. На наковальне мысли он кует оружие собственного уничтожения или же мастерит инструменты для постройки небесных замков радости, силы и мира. Если человек делает правильный выбор и верно применяет свои мыслительные способности, он восходит к Божественному Совершенству. При злоупотреблении сво­ими мыслительными способностями он нисходит ниже уровня животно­го. Между двумя этими полюсами расположены бесчисленные градации характера; их творец и хозяин — сам человек.

Эти разбойники — остатки некогда великого и могучего народа. Их предки населяли эту землю еще в те времена, когда здесь цвела прекрасная промышленная империя. Они были знакомы с науками и искусствами. Они знали также, откуда ведут свое происхождение и откуда черпают силу, и поклонялись только этому источнику и этой силе. Но настали времена, когда они обратили свой взор к плотским удовольствиям, и тело тотчас же стало им изменять. Затем по стране прокатилось стихийное бедствие: империю опустошил невиданный потоп; спаслась лишь небольшая горстка людей, укрывшихся на возвышенностях. Люди объединились в общины, из которых впоследствии развились основные европейские нации.

Район Гоби, включая ту область, в которой мы сейчас находимся, был отрезан от остального мира: то здесь, то там над водой высились небольшие голые островки. Люди, полуживые от страха и голода, объединились в изолированные общины, состоявшие порою из одной - двух семей. Эти общины стали прообразом нынешних разбойничьих шаек. Они постоянно враждуют между собой и ведут полунищенский образ жизни. Они забыли свою историю и откуда ведут свое происхождение, но их легенду указывают на один и тот же источник. Существует множество формаль­ных различий, но в сути своей они сходятся».

Джаст спросил, не утомил ли нас: многие из наших друзей уже крепко спали. Мы посмотрели в сторону разбойников и убедились, что они тоже все уже спят. Буря еще не утихла, но они, видимо, о ней забыли. Мы вошли в палатку, улеглись в постель и заснули со словами благодарности на устах.

Когда мы проснулись, на небе уже сияло солнце, а в лагере царило оживление. Мы поспешно оделись и вышли; все, включая разбойников, уже заждались нас. За завтраком мы договорились идти с разбойниками до их лагеря, так как прокладывать дорогу вместе было значительно легче. Разбойникам эта идея понравилась, чего, впрочем, не скажешь о нас: мы узнали, что в лагере было с полсотни головорезов. Когда мы покончили с завтраком, небо окончательно прояснилось, и мы снялись с лагеря, прок­ладывая вместе с разбойниками дорогу в снегу. Остальные, взвалив на себя лагерное снаряжение, плелись в хвосте.

Хотя до разбойничьего лагеря было всего лишь двенадцать миль, мы пришли туда только к обеду, уставшие до смерти. Стоянка оказалась очень удобной, и для нас сразу же нашлось просторное помещение. После обеда решено было переждать пару дней, пока растает снег; ведь нам предстояло пересечь перевал высотой около пятнадцати тысяч футов. Желанное тепло никак не наступало, и нам пришлось задержаться еще на два дня. Жители деревни относились к нам с величайшим почтением и изо всех сил стара­лись нам услужить.

Когда мы уходили, к нам подошли двое мужчин и попросили взять их с собой. Мы и сами собирались навербовать в большой деревне, распо­ложенной в семидесяти милях отсюда, как можно больше помощников, а потому с радостью выполнили их просьбу. Они не расставались с нами до осени.

Чуть ли не половина жителей деревни вышла нас проводить. Они помогли нам проложить дорогу в глубоком снегу, за что мы были им очень благодарны: восхождение выдалось чрезвычайно трудным. На вершине перевала мы распрощались со своими друзьями-разбойниками и 28 мая прибыли на место встречи; наши товарищи дожидались нас уже три дня.

Дата добавления: 2015-08-05