Глава 34. Гарем надел траур по трем принцам и Зулейке-кадине

Гарем надел траур по трем принцам и Зулейке-кадине. Селим спешно вернулся из Анатолии, дабы утешить своих жен и в домашней обстановке предаться скорби. Он остался в столице на всю осень.

Почти все это время Сайра прожила в слезах. Обитатели сераля связывали ее состояние с переживаниями по поводу обрушившихся на султанскую семью смертей. На самом деле Сайра долго не могла дождаться никаких известий о Кариме и боялась за него.

Наконец в одно солнечное утро в конце осени долгожданная весточка пришла. Сайра в компании Мариан, Рут и Эстер Киры ушла на озеро. Солнце серебрило темную рябь воды, дул резкий, пронизывающий ветер. Женщины кутались в шерстяные халаты.

– Я получила от Иосифа письмо, – начала свой рассказ еврейка, – но не осмелилась пронести его во дворец. Я выучила его наизусть и сожгла.

– Говори! – взмолилась Сайра.

– Плавание Прошло спокойно и без приключений. Правда, поначалу капитан судна отказывался взять с собой лишнего пассажира, но Иосиф сказал, что Чарльз может спать на соломенном тюфяке в его каюте и что он взял на него запас пищи. Услышав об этом и взвесив на руке тяжеленький кошелек, капитан уступил.

В первую ночь Иосиф пытался уложить Чарльза на свою койку, но мальчик отказался, заявив: «Отныне я уже не принц, господин бен Кира». И никакие уговоры на него не действовали. В начале сентября они бросили якорь в Лидсе, и Иосиф с Чарльзом сразу же отправились в Эдинбург. Через два дня Иосиф получил лошадей, и они поскакали в Гленкирк, где Чарльза довольно быстро удалось устроить в школу при аббатстве.

Потом брат виделся там с ним и пишет, что мальчик здоров и бодр духом. Чарльз познакомился со своим дедом, дядей Адамом и двумя двоюродными братьями, один из которых на восемь лет его старше, а другой – на три года. Ближайшее Рождество Чарльз проведет в замке вместе со своей семьей. Мариан воскликнула.

– Ну? Это ли не хорошие новости?

– Господи! Я боялась и думать, что все сложится так хорошо! О, как мне отблагодарить тебя, Эстер?

Эстер улыбнулась и похлопала Сайру по руке:

– Вы лучшая моя подруга, госпожа. Все эти годы вы были неизменно щедры к нам. Другой награды мне не нужно. А теперь, мне кажется, будет лучше, если мы оставим вас, чтобы вы могли спокойно осмыслить происшедшее. Может быть, Мариан и Рут проводят меня?

Сайра рассеянно кивнула, ибо мыслями была уже далеко, представляя все перипетии плавания Карима до Шотландии и его жизнь там.

К счастью, все случилось почти так, как воображала себе султанская бас-кадина.

Иосифа бен Киру и Карима пригласили к настоятелю аббатства отцу Джеймсу Дундасу, который оказался высоким, сурового вида стариком. Иосиф представился ему и рассказал тщательно вызубренную легенду.

– Отец мой, я Иосиф бен Кира из Константинополя. Перед самым моим отъездом из дома негр-раб привел ко мне этого мальчика. Он передал мне письмо, золото и исчез в ночи. В письме просили перевезти ребенка на родину его матери и поместить в школу при гленкиркском аббатстве, дабы он получил надлежащее образование и христианское воспитание. При мальчике есть перстень и медальон, которые, надеюсь, помогут вам опознать его. Больше мне ничего не известно.

– Подойди ко мне, юноша, чтобы я мог как следует рассмотреть тебя, – проговорил старый аббат. – Я не молод, и зрение у меня уже не то.

Карим подошел к нему ближе. Лицо настоятеля побледнело.

– Как тебя зовут?

– Чарльз Лесли, сэр.

– Дай мне скорее письмо, сын мой. Карим вытащил письмо из камзола и вручил его старику. Тот раскрыл его дрожащими руками и стал читать.

– А теперь, дитя, покажи мне медальон.

Карим достал из-под рубашки медальон, открыл крышку и дал аббату взглянуть на лицо своей матери. Лицо Джеймса Дупдаса расплылось в улыбке.

– Она стала красивой женщиной. Еще когда ей было столько лет, сколько тебе сейчас, юноша, я уже знал, что она будет настоящей красавицей. А теперь перстень. – Он взял его, прочитал надпись и вернул Кариму. – Все ясно, сын мой. Добро пожаловать па родину твоей матери. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы ты здесь был счастлив.

Дернув за шнур звонка, он сказал явившемуся монаху:

– Перед тобой Чарльз Лесли, брат Фрэнсис. Наш новый воспитанник является двоюродным братом Дональду и Иану Лесли. Посели его к ним в комнату. Проследи, чтобы он устроился как следует. А затем пошли гонца в замок Гленкирк. Я должен как можно скорее увидеться со старым графом!

Иосиф бен Кира поднялся:

– Если я больше не нужен вам, господин, позвольте откланяться Я без промедления отправлюсь обратно в Эдинбург. Если что, меня всегда можно найти в доме Киры, что на Голдсмит-лейн.

– Благодарю вас, господин бен Кира. Вы совершили доброе дело. Я расскажу об этом графу.

Иосиф низко поклонился, тая улыбку, потрепал Карима по голове и удалился.

Бас-кадина, сидевшая в личном саду у озера, наконец поднялась с мраморной скамейки. «Теперь Карим спокойно вырастет и возмужает, а я должна снова сосредоточиться на милом Селиме».

Хворь султана в последнее время обострилась и вызвала страшный и обидный побочный эффект – частичную импотенцию. Теперь Селим находился в идиотском положении, ибо не знал, в какой момент его символ мужской гордости в очередной раз откажется ему повиноваться. Одна за другой разделить ложе со своим повелителем приглашалось множество девственниц. Большинство из них возвращалось из султанских покоев в слезах и с позором, ибо Селим не мог признаться в своей несостоятельности и выгонял их.

Несмотря на это, он продолжал обращаться с тремя своими кадинами уважительно и с любовью. Одно его заботило. У Селима с некоторых пор остался только один живой сын, и ему очень хотелось иметь хотя бы еще одного. Однако кадины, как никогда, сплотились, решив до конца блюсти интересы Сулеймана. Каждая из девушек, отправлявшихся на ночь к султану, неизменно должна была выпить пиалу вишневого шербета с подмешанным противозачаточным зельем. И хотя, учитывая нынешнее состояние Селима, это фактически была уже излишняя мера предосторожности, кадины не хотели рисковать.

В середине зимы Селим стал вновь собираться в Анатолию, ибо вторжение на Родос было намечено весной. Перед отъездом он, по обычаю, должен был провести по одной ночи с каждой из своих кадин.

Сайра договорилась с подругами о том, что пойдет последней, и потому имела возможность услышать их рассказы о том, как они провели время с султаном. Рассказы не на шутку обеспокоили ее. В последнее время Селим окончательно утратил мужскую силу и сильно переживал это.

Первой на ночь к нему пошла Сарина. У Селима с ней ничего не вышло, и он, разозлившись, обозвал свою кадину старухой и демонстративно громко потребовал привести к нему юную девственницу. Сарина, глубоко любившая Селима, сумела не утратить чувства собственного достоинства и гордости и, покинув свои собственные покои и укрывшись в саду, дала волю горьким слезам.

С Фирузи Селим обошелся подобным же образом. Султан, как и в прошлый раз, оказался несостоятельным в постели и, выйдя из себя, ударил свою вторую кадину. Причем потрясены этим были оба в равной степени. До сих пор Селим ни разу не поднимал руку ни на одну из своих жен. Гнетущая пауза прервалась – Селим поднялся и молча покинул ее покои.

На следующее утро Селим на людях был исключительно сердечен с Сариной и Фирузи, а к вечеру рабы демонстративно, на глазах всего дворца, понесли в покои кадин богатые дары. Султан был неглуп и понимал, что не может отправиться на военную кампанию, не уладив дела дома. Он не хотел, чтобы статус его жен кем-либо подвергался сомнению.

Оставалась только Сайра. Последний день она провела в суматошных приготовлениях. Рабы буквально вылизали ее покои: в них царила безупречная чистота, золото, серебро и медь блестели, мраморный пол сверкал и искрился. Об угощении Сайра распорядилась лично, заказав маленькие горячие пирожки с бараниной, медовые лепешки с хрустящей корочкой, абрикосовый шербет и сладкий ароматный кофе – все самое любимое Селимом.

Поговорив с воспитательницами из разных ода, Сайра отобрала четырех самых красивых и искусных в музицировании девушек, дабы те усладили вечером слух султана дивными мелодиями.

Настало время позаботиться о своей собственной внешности. Сайра отправилась в бани, где ее вымыли, сделали массаж, надушили. Потом она часок вздремнула, чтобы к приходу Селима быть бодрой и свежей. Наконец рабы облачили ее в переливчато-синее платье, и она села ждать своего повелителя.

Вечер начался очень неплохо. Девушки из гарема сумели понравиться Селиму. Угощение тоже пришлось ему по вкусу. Наконец рабов отпустили, лампы притушили, и султан с бас-кадиной легли. Селим сделал попытку исполнить свой супружеский долг, но у него ничего не вышло, и он сурово сдвинул брови.

Сайра, готовая к подобному повороту событий, с рыданиями бросилась ему в объятия:

– Увы мне, увы! Вот я и дожила до этого злосчастного дня, когда оказалась неспособной усладить своего господина! Лучше бы Аллах поразил меня молнией раньше, не допустив этого позора! Прости меня, мой господин! Прости, милый Селим! Прости ради тех пятерых детей, что я подарила тебе!

Селим видел, что она лукавит. Ее краса не померкла к сорока годам, а тело способно было возбудить кого угодно. Но он понял, что своим представлением она хочет уберечь его мужское самолюбие, и гнев исчез.

– Прощаю тебя, искусная лгунья, – буркнул он. Сайра тут же подняла на него свои ясные зеленые глаза, в которых не было ни слезинки.

– Хоть бы раз всплакнула, презренная! Сайра задорно улыбнулась:

– Нет, милый, с моей стороны это было бы слишком лицемерно. – Она почувствовала, что буря миновала, и продолжила:

– Можно мне мысленно оглянуться на те двадцать семь лет, что мы прожили вместе, мой повелитель? – Султан согласно кивнул. – Ты ослабел из-за своей хвори, а не по возрасту. Когда поправишься, сила вновь вернется к тебе. Как можно, чтобы мы сейчас в чем-то обвиняли друг друга, если оба помним бесчисленное множество страстных ночей, что провели вместе! Итогом нашей любви стали пятеро детей. Мы с тобой уже не молоды и не девственны, что ж… И хоть я с нетерпением жду, когда сила вернется к тебе, почему мы сейчас не можем просто насладиться счастьем близости друг к другу?

В ответ Селим крепко прижал ее к себе:

– Теперь я точно знаю, почему тогда выбрал тебя в любимые жены. Ты всегда умела поднять мне настроение и вместе с тем честно сказать всю правду. Да будет славен Аллах! Он счел меня достойным такого сокровища, как ты, любимая Сайра.

Приподнявшись, он нежно поцеловал ее в губы и вновь обнял. Какое-то время они еще тихо переговаривались, а потом Селим мирно заснул у нее на груди.

Лежа в темноте. Сайра долго прислушивалась к его ровному дыханию и, окончательно убедившись в том, что он заснул, наконец дала волю слезам, которые неслышно заструились у нее по щекам. Она плакала не от жалости к нему или к себе, а от интуитивного осознания, что это их последняя ночь вместе. Завтра он уедет воевать на Родос и, она чувствовала, уже не вернется. Кельтские корни давали себя знать.

Как быстро утекли счастливые годы! Кажется, только вчера она впервые пришла к нему в покои, робкая красавица. Она на всю жизнь запомнила, каким он тогда предстал перед ней. Улыбка, обнажившая два ряда ровных белых зубов, бронзовая от загара кожа. Сайра отчетливо помнила те ощущения, которые испытала, впервые познав радость любви. Она помнила, какое облегчение и счастье было в его взгляде, когда она произвела на свет Сулеймана. И когда рожала всех остальных. Помнила ярость, которая обуяла его, когда он узнал о коварстве брата и его матери. И все это время в глазах Селима светилась глубокая вера в то, что именно на него Аллах возложил миссию возвышения Турции к поистине великим высотам могущества.

Из всех обитателей сераля Сайра яснее других видела огромные перемены, произошедшие с ним. Он никогда не был грузным, но в последнее время она заметила, что его ноги и лицо становятся как будто тоньше, а прежде плоский живот, напротив, надувается. Он стал плохо спать, и это плюс еще страшные непрекращающиеся боли превратили его со временем в жестокого деспота. С некоторых пор он абсолютно не терпел, чтобы с ним спорили или хоть в чем-нибудь прекословили.

Узнав о смерти Зулейки и трех молодых принцев, он приказал снести с лица земли Мраморный двор. А когда до него дошли слухи, что персиянка Шаннез открыто злорадствовала по поводу гибели гордой китаянки, он обрушил на нее свою страшную месть. Женщину прилюдно выпороли, а открытые кровоточащие раны присыпали солью. Затем Селим сам привязал ее за руки и за ноги к четырем скакунам, и те разорвали несчастную на части. Страдания ее были поистине нечеловеческими.

Приговоры, прежде всегда выносившиеся справедливо, стали ужесточаться. Малейшее нарушение правил среди дворцовых рабов мгновенно каралось со звериной жестокостью. Сайра глубоко переживала все, что видела, и страдала от того, что знала: сам Селим чувствует, что от него теперь исходит зло.

В окна комнаты заглянул серый рассвет. Султан все еще спал, и Сайра не беспокоила его. Она надеялась, что он проснется посвежевшим и день пройдет хорошо для него. Когда к постели пробралась одна из рабынь, чтобы разбудить их, Сайра тихо подала ей знак удалиться.

– Мой господин. – Она легонько тронула Селима за плечо. – Пора вставать, милый.

Он открыл глаза, улыбнулся и мгновенно стряхнул с себя остатки сна. Поднявшись с постели, Селим сказал:

– Приходи ко мне на молитву. Там мы с тобой спокойно попрощаемся без свидетелей.

Когда они встретились во время утреннего намаза, Селим выглядел почти прежним. Сон заметно взбодрил его, он принял ванну, побрился и был полностью готов отбыть в Анатолию. С минуту примерно они молча смотрели друг на друга, затем крепко поцеловались.

"Он все знает и чувствует, – мелькнула в голове Сайры дикая мысль. – Он понимает, это наша последняя встреча и мы больше никогда не увидимся».

Она молчала в нерешительности, пытаясь найти нужные слова для прощания, но он опередил ее:

– Помоги Сулейману, как только ты можешь ему помочь, любовь моя.

Повернувшись, он покинул ее.

Сайра бросилась на тайный балкон, откуда открывался вид на главные дворцовые ворота. Фирузи и Сарина уже были там, но и Сайра поспела вовремя. Выехав за ворота, султан оглянулся и приветственно помахал рукой. Сайра знала, что этот жест предназначался всем троим, а взгляд – только ей.

Прошло несколько недель, и на берегах Босфора уже появились первые признаки наступающей весны. В один из дней от Пири-паши, который отправился в поход вместе со своим повелителем, во дворец примчался нарочный, передавший кадинам султана, что Селим тяжко болен и что лекари не верят в его выздоровление. Нарочный передал также, что об этом никто еще не знает и что султан запретил Сайре выезжать из дворца. Она должна оставаться в Константинополе, дабы не возбуждать ничьих подозрений и, главное, подготовить дворец и город к приезду их старшего сына.

Сердце Сайры разрывалось на части. Повинуясь первому импульсу, она стала собираться к Селиму. Какое ей может быть дело до дворца и всего остального, если умирает ее любимый муж? Если ее накажут потом, плевать! Без Селима она не мыслила самое себя…

Но в итоге здравый смысл одержал верх. Она поняла, что ничем уже не поможет Селиму и не удержит Азереля, Черного ангела смерти, от того, чтобы тот забрал с собой свою новую жертву. Теперь надо было думать о Сулеймане, о сыне, которого она родила для того, чтобы он пошел в жизни по стопам отца. Если в городе узнают о том, что бас-кадина тайно выехала из дворца на юг, все откроется, и тогда на империю могут обрушиться страшные беды. А вступление Сулеймана на отцовский трон должно пройти быстро, гладко и без лишнего шума. И только ей удастся удержать столицу – сердце империи – от возможного бунта. Сын обязан стать султаном, а она, в свою очередь, обязана положить на достижение этой цели все силы.

Прошло еще несколько недель. Как-то Сайра, Сарина и Фирузи сидели за вышивкой, как вдруг бас-кадине почудилось, что в комнате стало вдруг очень холодно. В следующее мгновение она неожиданно для себя заплакала и поняла, что не может остановить беззвучные слезы, быстро катившиеся по щекам. Украдкой взглянув на своих подруг, она заметила, что и те молча рыдают.

Не нужно было никаких слов, все и без них стало ясно. Султанские кадины вдруг осознали, что в эту самую минуту далеко-далеко от них скончался их повелитель Селим.

Дата добавления: 2015-08-05