Кое-что проясняется, но от этого не легче

В каморке было холодно, и Ластик совсем замерз, но зубы у него стучали не от озноба – от потрясения. Шестиклассник раньше только по телевизору видел, как убивают людей, но то ведь понарошке, не по-настоящему. А тут совсем рядом лежат два мертвеца. Два человека, которые еще пять минут назад были живы…

Но трястись и ужасаться сейчас было некогда. В любой момент с самим Ластиком могло произойти то же самое.

Он приподнялся и увидел в темноте маленькую яркую точку, светившуюся посреди противоположной стены. Дырка?

Хватит дрожать, приказал себе Ластик. Надо что-то делать – пока не вернулся убийца.

Первым делом проверил Райское Яблоко. Слава Богу, на месте.

Потом залез на лавку и подсмотрел в дырку.

Комната. Большая. Стены обиты тканью с узорами. Большой стол, около него резное кресло и несколько массивных табуретов. Подсвечники. Людей не видно.

Ладно.

Теперь самое время получить ответы хотя бы на самые насущные вопросы.

Он сел на скамью, вытащил из-за пазухи уни-бук, раскрыл на 78 странице и шепнул:

– Календарь!

На дисплее высветилось странное:

7113 год, неделя жен-мироносиц.

А?!

Что за год такой? Неужели это далекое будущее? Непохоже.

Правда, в одном фантастическом романе Ластик читал, как на Земле произошла катастрофа, от которой цивилизация погибла, а немногие уцелевшие позабыли все научно-технические достижения, и человечество начало развиваться заново: сначала первобытное общество, потом рабовладельческое, за ним феодальное и так по полной программе.

– Не понял, – сказал Ластик унибуку. – Как это 7113-ый? И причем тут жены?

Экран мигнул, дал подробную справку.

В старой Руси летоисчисление велось не от Рождества Христова, а от Сотворения Мира, которое, согласно расчетам средневековых богословов, произошло за 5508 лет до Рождения Христа. Эта система летоисчисления использовалась в Византийской империи начиная с 6 века и позднее утвердилась на восточнославянских землях. С 1 января 1700 года, по указу Петра I, Россия перешла на хронологию по европейскому образцу.

До 17–18 веков в Европе не существовало единой договоренности о том, с какого числа начинается отсчет нового года. Например, в России в 9-15 веках год начинался 1 марта, а в 1492–1699 г. г. – 1 сентября. День обычно определяли по церковному календарю.

Неделя жен-мироносиц (мироносицкая неделя) – третья неделя после Пасхи, в продолжение которой чествуются женщины, приносившие благоуханное миро к гробу Иисуса Христа.

– Про Новый год и про жен ясно. Но какой год сейчас по-нормальному? И число? Ну, если не по-церковному? – нетерпеливо спросил Ластик.

Точное время: 4 часа 59 минут 11 секунд 13 апреля (по западному календарю 23 апреля) 1605 года.

Четыреста лет назад – вот куда, оказывается, закинула хронодыра шестиклассника Фандорина!

Он попытался вспомнить, что там такое происходило в начале 17 века. Этот период они в школе еще не проходили. Во Франции три мушкетера, а у нас-то что? В 4 классе читали «Рассказы по истории отечества». Кажется, кто-то с кем-то воевал. Наши с поляками, точно. Минин и Пожарский, Иван Сусанин. Или это позже было? Эх, попасть бы сюда семиклассником – всё бы про 17 век знал!

Хотел Ластик задать унибуку следующий вопрос, но в это время из-за дверцы донеслись голоса.

Один был уже знакомый, мурлыкающий. Второй – неторопливый и какой-то мокрый, будто человек собирается отхаркнуться, да никак не соберется.

Слышалось каждое слово, только вот смысл был малопонятен.

– Пожалуй-ста, князь-батюшко, сам узришь.

– Годи, Ондрейка, годи.

Вон оно как! Убийца называет собеседника «князем-батюшкой», а тот его попросту, «Ондрейкой». Выходит, этот мокроголосый и есть главный!

– Речешь, годящ отрок-то? – сказал князь. – Собою личен, не смердяч?

Это про меня, сообразил Ластик и спохватился – ведь можно включить режим перевода!

Шепнул в унибук: «Перевод», и почти сразу по дисплею поползли строчки:

– Говоришь, мальчик подходящий? Хорош собой, не протух?

– По-моему, то, что нужно. Да ты, Василий Иванович, сам посмотри.

Василий Иванович! Значит, хозяин дома, тот самый, на букву «Ш».

– Не подгоняй. Дай собраться с мыслями. Раздался скрип – это князь, наверное, уселся.

– Ох, рискованное дело мы затеяли, Ондрейка. Унибук подчеркнул имя и разразился обстоятельным комментарием: «в допетровской Руси обращение старшего к младшему в уменьшительной форме не имело оскорбительного или фамильярного оттенка, поэтому правильнее было бы перевести „Ондрей“.

– А куда деваться? С каждым днем вор (Точное значение этого термина вне контекста непонятно; слово «вор» часто употреблялось не в значении «человек, незаконным образом похищающий чужое имущество», а в значении «государственный преступник») все сильнее. Кругом шатание и смута, царь Борис совсем пал духом, а прежде какой орел был. Хоть и не люб он мне, но лучше уж он, чем невесть кто. Новый царь своих бояр назначит, а нас, прежних, истребит. Уж меня-то первого, после той истории, с дознанием… Оно конечно, выставить нетленные мощи – это сейчас очень помогло бы. Слух про то, что мощи царевича в Угличе творят чудеса, мы уже распустили. Если и в Москве произойдет несколько исцелений, все поверят. Чернь доверчива и любит сказки. Сразу перестанут болтать, будто царевич Дмитрий жив. И не станут слушать призывов Самозванца.

Тут Василий Иванович замолчал, из-за стены донесся странный треск.

Ластик снова вскарабкался на лавку, прижался глазом к отверстию.

В кресле сидел дядька с длиннющей, наполовину седой бородой. Голова у него была прикрыта облегающей черной шапочкой, выпирающее брюхо высоко, под самой грудью, перехвачено широким парчовым поясом. Прочие детали одежды Ластик толком не разглядел – так его поразило лицо князя.

Левая бровь была опущена совсем низко, так что под ней сгустилась тень, а глаза не было вовсе, зато широко раскрытый правый блестел и посверкивал, будто зажженная лампочка.

Это в нем огонь свечей отражается, успокоил себя Ластик. Ну, а что человек одноглазый – в этом тоже ничего такого уж ужасного нет.

Но здесь князь опустил правую бровь, и глаз потух. Зато открылся левый. Правда, не сверкал, а был тускл и темен.

Выходит, оба глаза на месте?

Василий Иванович задумчиво подергал себя за кончик длинного носа, сунул в рот орех, разгрыз. Скорлупки выплюнул на пол.

Вот откуда треск-то – это он орехи грызет.

Ондрей Тимофеевич, он же Ондрейка, почтительно стоял рядом, ждал.

– Охо-хонюшки, – тяжело вздохнул Василий Иванович. – Измыслено-то гораздо. А еже дознаются? Не снесу аз грешный головы. Тот-то, с Преображенья, доподлинно стлился?

Сначала вроде было понятно, но с этого места Ластик, что называется, упустил нить. Пришлось отодвинуться от дырки – снова следить по экрану.

– Ох-охонюшки. (Междометие, выражающее опасение или досаду), – счел нужным пояснить уни-бук. – Придумано-то искусно. А если дознаются? Не сносить мне грешному головы. Тот-то, из Преображения (Вне контекста непонятно, что именно имеется в виду: церковный праздник Преображения, географическое название или, возможно, Преображенская церковь) точно сгнил?

– Да. Мы ночью, тайно, вскрыли склеп в угличском Преображенском соборе. От царевича остались одни кости. Не было смысла везти – никто не поверил бы, что это чудотворные мощи. Сказали бы, что мы подсовываем падаль, невесть откуда взятую. Поэтому я вывез только гроб, а останки кинул в реку. Тогда-то и надумал предложить твоей боярской милости этот шахматный ход – подсунуть вместо царевича свежего покойника.

– Ты предложил зарезать какого-нибудь мальчишку, дурья башка, – сердито оборвал князь. – А не подумал, что исчезновение ребенка – это шум и лишний риск. Не приведи Господь, еще родственники опознали бы. Этого-то не опознают? Смотри, Ондрейка, с топором играемся! Раздалось тихое, вкрадчивое хихиканье.

– Всё продумал, всё предусмотрел, батюшка боярин. Мальчик этот немей. (Это слово может обозначать как немца, так и вообще иностранца, не говорящего по-русски, то есть немого человека.) Может, и есть у него родственники, да только в собор, где будут выставлены мощи, их, еретиков, никто не пустит.

– Это ты молодец, хорошо сообразил. Скрип кресла.

– Ладно, пойдем поглядим на твоего немца.

Дата добавления: 2015-08-05