Глава 3. С наступлением ночи в лагере Шамплена появился граф де Пейрак в сопровождении

С наступлением ночи в лагере Шамплена появился граф де Пейрак в сопровождении испанских солдат. Он приехал верхом и привел шесть лошадей для протестантов.

— Лошади здесь редкость. Заботьтесь о них, как положено.

Сидя на лошади посреди лагеря, он окинул взглядом окрестные хижины, обратив внимание на оживление и порядок, царившие там, где недавно были лишь мрачные развалины. Граф приказал следовавшим за ним индейцам положить на землю тяжелые ящики. Из них вытащили новое, тщательно завернутое оружие.

— Каждому мужчине и каждой женщине по мушкету. Кто не умеет стрелять, пусть научится. Начните завтра же на рассвете.

Маниго, вышедший ему навстречу, недоверчиво взял один мушкет.

— Это нам?

— Я вам уже сказал. Вы также разделите между собой сабли и кинжалы, а для лучших стрелков есть шесть пистолетов. Это пока все, что я могу вам дать.

Маниго заявил с пренебрежительной гримасой:

— Как это понимать? Еще сегодня утром мы были закованы в цепи и нас должны были вот-вот повесить, а вечером вы нас вооружаете до зубов. — Он был почти возмущен тем, что ему казалось непоследовательностью характера. — Не наносите нам оскорбления, считая, что мы так быстро превратились в ваших союзников. Мы по-прежнему находимся здесь против воли и, насколько мне известно, пока не дали ответа на ваши принудительные предложения.

— Решайтесь поскорее. К несчастью, я вынужден вас вооружить. Я получил известие, что шайка кайюгов из враждебного нам племени ирокезов послана за нашими скальпами.

— За нашими скальпами, — повторили все, потрогав, себя за волосы.

— Увы, здесь время от времени случаются подобные неприятности. Англия и Франция никак не могут договориться, кому же из них принадлежит Мэн. Нам, поселенцам, это дает возможность мирно трудиться, однако время от времени правители Квебека платят пограничным племенам, чтобы они устроили набег и изгнали бледнолицых, которые обосновываются здесь без соизволения короля Франции. Англия поступает так же, но ей труднее найти сообщников, так как я заручился поддержкой Массава, великого вождя могикан. Тем не менее, ни один бледнолицый из большого леса не чувствует себя в полной безопасности от резни, которую может учинить любое из рассеянных здесь племен.

— Прекрасно, — саркастически заметил Маниго. — Вы восхваляли прелести и богатства «ваших» владений, но позабыли сказать об опасностях, которые нам здесь угрожают и о том, что нас могут перерезать полуголые дикари.

— Кто сказал вам, господа, будто на земле есть место, где человек не вынужден сражаться, чтобы сохранить жизнь? Рай земной давно уже не существует. Единственная свобода, которая доступна человеку, — это право выбирать, как и почему он хочет жить, бороться и умереть. И древние иудеи сражались во главе и Иисусом Навином, чтобы обрести землю обетованную.

Он повернул лошадь и растаял в сумерках.

На закате по небу поплыли опаленные облака, подобные дыму от огромного пожара на бледно-перламутровом фоне.

Море было цвета темного золота, а черные острова множились, как стая акул, плывущая к берегу.

Подошедший Кроули предложил воспользоваться последними лучами солнца, чтобы выставить сторожевые посты и часовых.

— Выходит, разговоры об индейцах — это серьезно?

— Все может случиться. Уж лучше знать об этом и быть настороже, чем проснуться со стрелой между лопатками.

— Я думал, он шутит, — задумчиво произнес Маниго, глядя на оружие у своих ног.

Пастор Бокер стоял с закрытыми глазами, будто громом пораженный.

— Он шутит, но он знает писание, — пробормотал он. — Его шутки заставляют о многом задуматься. Братья, а заслужили ли мы землю обетованную? Чем роптать на Господа за ниспосланные нам испытания, не лучше ли их принять, как справедливое искупление грехов наших и цену, которой нам предстоит оплатить нашу свободу?

Анжелика прислушивалась, как стихает в ночи стук лошадиных копыт. Дыхание ветра и моря. Тайна ночи над неведомой землей и ее опасностями.

Те, кто бодрствовали в ту ночь, прислушиваясь к малейшему шуму, были удивлены внезапно снизошедшим покоем. Тревога и сомнения оставили их. Ответственность за этот клочок земли, где они только что возвели свои ненадежные убежища, вдруг придала им уверенность. Держа руку на дуле мушкета, вперив взор во тьму, протестанты сменяли друг друга на постах часовых, и их суровые фигуры вырисовывались у костров рядом с завернувшимися в меха охотниками. Своими цветистыми и живописными речами трапперы приобщали их к окружавшему их полудикому миру. Ларошельцы начинали забывать о прошлом.

До утра тревоги так и не было, и это было воспринято чуть ли не с досадой.

Анжелика попросила разрешения взять лошадь, чтобы съездить в Голдсборо.

Пожалуй, ей больше всех было не по себе. Ее муж так и не призвал ее к себе. Приехав накануне, он даже не пытался ее увидеть и не спросил о ней. Он то обращался с ней фамильярно, как сообщник, то предоставлял ей полную независимость.

В сущности, такое поведение было неизбежно, пока окружающие не знали об узах, которые их объединяют. Но Анжелика начинала терять терпение. Отчужденность Жоффрея де Пейрака была ей невыносима. Ей было необходимо видеть и слышать его.

Кроули напомнил ей об йндейцах-кайюгах. Но она лишь пожала плечами. Индейцы кайюги! В том мрачном расположении духа, в котором она пребывала, она готова была обвинить Жоффрея в том, что он воспользовался этим предлогом, чтобы держать ее в отдалении.

— Хозяин запретил кому бы то ни было удаляться от лагеря Шамплена.

Анжелика с упрямым видом не обратила никакого внимания на эти слова. Ей надо в Голдсборо, сказала она.

Когда она садилась на лошадь, Онорина подняла такой крик, что пришлось взять ее с собой.

— Ох! Онорина, Онорина, деточка, неужели ты не можешь хоть один денек посидеть спокойно?

И все же она хорошенько усадила девочку перед собой, и они отправились в путь. Эта поездка напомнила Анжелике, как когда-то они с Онориной скакали по Ньельскому лесу.

Она ехала по дороге, устланной сухими травами, приглушавшими стук копыт. Лето приближалось к концу, и в воздухе плыл аромат лесных орехов и теплого хлеба. Знакомый и сладостный запах! Должно быть, под листьями прятались ягоды.

К привычной красоте дубового и каштанового леса добавлялась экзотическая прелесть светлых берез с потрескавшейся шелковистой корой и истекающих душистым соком кленов. С наслаждением Анжелика вновь вдыхала лесной воздух — самый любимый. Но тайна этих мест была иной, чем тайна Ньельского леса. От девственного леса исходило особое очарование. Ньель был отягощен памятью о друидах. А викинги, единственные белые люди, которые в далеком прошлом высадились на этих берегах, оставили в память о себе только странные башни из грубо отесанных камней у самого моря.

Тяжелые шаги этих завоевателей так и не дошли до лесов, которые знали лишь бег бесчисленных животных и скользящую походку редких молчаливых индейцев.

Анжелика не заметила, что лошадь свернула на другую тропинку, ведущую к вершине холма. Внезапно открывшееся пространство поразило ее. Она увидела перед собой кукурузное поле. В центре на деревянном настиле под навесом сидел на корточках индеец и длинным шестом отгонял пернатых грабителей.

Справа виднелась изгородь вокруг индейской деревни. Над вигвамами вился дымок. Вдали пшеничное поле сменялось тыквенным и еще одним, где росли неведомые растения с большими блестящими листьями, которые она приняла за табак. И повсюду распускались яркие подсолнухи. Но вскоре лес вновь сомкнулся вокруг этого сельского пейзажа.

Удивленная всадница не догадалась спросить дорогу. Лошадь продолжала подниматься в гору, вероятно, по привычке. На вершине она сама остановилась. Анжелика окинула боязливым и в то же время жадным взглядом местность, простиравшуюся у ее ног. Среди деревьев повсюду угадывалось мерцание бесчисленных озер и прудов, и вся эта бело-голубая мозаика была усеяна скалами, с которых низвергались белоснежные потоки.

Она боялась дышать, постепенно привыкая к величественному и безмятежному пейзажу, с которым ей предстояло сродниться.

И в этот момент Онорина пошевелилась и вытянула ручонку.

— Там, — сказала она.

Внизу в долине взлетели птицы и с громкими криками пронеслись мимо них.

Но Онорина не опустила руку. Она пыталась привлечь внимание матери не столько к птицам, сколько к тому, что их спугнуло.

Анжелика взглянула вниз и обнаружила длинную цепочку индейцев, продвигавшихся гуськом вдоль ручья. Расстояние и ветви деревьев помешали ей отчетливо рассмотреть, но она заметила, что их было много и что они не были крестьянами, идущими в поле. И несли они на плечах не земледельческие орудия, а луки и колчаны.

— Может, это охотники?

Она пыталась сама себя успокоить, но тут же вспомнила о кайюгах. Чтобы ее не обнаружили, она немного отступила назад к деревьям.

Индейцы двигались вдоль ручья проворно, но осторожно. Красные и синие перья у них на головах извивались среди листьев, будто длинная разноцветная змея. В самом деле, их было много.., слишком много! Колонна двигалась прямо к морю. Поверх их голов в туманной дали проступал силуэт форта Голдсборо над бухтой, чья блистающая гладь сливалась с небом, бледным под лучами солнца. Была видна дорога, ведущая из Голдсборо в лагерь Шамплена.

«Если индейцы доберутся туда, мы будем отрезаны от форта и не сможем помочь друг другу. К счастью, Жоффрей раздал оружие…»

В ту самую минуту, когда она подумала о нем, Анжелика различила всадника в европейской одежде, скачущего по дороге, ведущей из форта. Инстинктивно она узнала его раньше, чем он успел приблизиться. Черный развевающийся плащ, перья на широкой шляпе… Это был граф де Пейрак. Один!

Она подавила крик. С возвышения она видела, как индейцы съезжались к месту сбора на берегу. Через несколько минут всадник, скачущий во весь опор, столкнется с ними. Ничто не могло предупредить его об опасности.

Она крикнула изо всех сил. Но голос не достиг его слуха, потерявшись в безграничном пространстве. Однако вдруг — предупредил ли его инстинкт человека, не раз смотревшего смерти в глаза, или один из индейцев слишком рано выпустил стрелу, или другой испустил боевой клич — она увидела, как он сдержал лошадь с такой силой, что она встала на дыбы, затем повернул ее, съехал с дороги и поднялся на скалистый холмик, возвышавшийся над деревьями. Там он быстро осмотрелся, чтобы оценить положение. Вдруг без видимой причины его лошадь снова встала на дыбы, затем рухнула. Анжелика догадалась: в нее попала стрела. Это были они, страшные кайюги. К счастью, Жоффрей вовремя высвободился из стремян и, быстро вскочив на ноги, укрылся за скалами на вершине холма. Поднялось белое облачко, затем до ушей молодой женщины донеслись звуки выстрелов. Видимо, каждый из них поражал врага, но у него не могло быть достаточно боеприпасов, чтобы продержаться долго. К тому же его начинали окружать. Раздался очередной выстрел.

Онорина снова вытянула пальчик.

— Там.

— Да, там, — повторила Анжелика, в отчаянии от собственной беспомощности.

Звук выстрела был не громче треска расколотого ореха.

— Никто в Голдсборо его не услышит. Слишком далеко.

Она хотела было поскакать в сторону боя, но наткнулась на сплошные ветви деревьев. К тому же у нее не было оружия. Тогда она галопом спустилась с холма и понеслась в сторону форта. Лошадь ее мчалась, как на крыльях. Пересекая кукурузное поле, она крикнула сторожу, неподвижно сидевшему под навесом:

— Кайюги! Кайюги!

Вихрем она ворвалась в лагерь Шамплена.

— Кайюги напали на моего мужа на дороге в Голдсборо. Он укрылся за скалами, но скоро у него кончатся пули и порох. Скорее на помощь!

— Напали на кого? — переспросил Маниго, решив, что он ослышался.

— На моего… На графа де Пейрака.

— Где он? — спросил подбежавший Кроули.

— Примерно в миле отсюда.

Машинально она передала Онорину в чьи-то протянутые к ней руки.

— Дайте мне скорее пистолет.

— Пистолет.., леди? — возмутился шотландец.

Она вырвала тот, что он держал в руках, проверила его, прицелилась, зарядила с быстротой, выдававшей долгую привычку.

— Пороха! Пуль! Скорее!

Не споря больше, шотландец тоже схватил мушкет и прыгнул в седло. Анжелика устремилась за ним вдоль берега.

Вскоре они услышали звуки выстрелов и боевой клич ирокезов. Кроули обернулся и радостно крикнул:

— Он еще стреляет. Мы успели вовремя.

На одном из поворотов дороги им преградила путь группа индейцев. Сами захваченные врасплох, они не успели натянуть луки. Кроули промчался между ними, круша направо и налево прикладом мушкета. Анжелика следовала за ним.

— Стойте! — приказал он чуть дальше. — Вот еще другие бегут сюда. Укроемся за деревьями.

Они едва успели скрыться в лесу. Вокруг дрожали стрелы, вонзаясь в твердые стволы деревьев. Анжелика и Кроули стреляли по очереди. Наконец индейцы залезли на деревья, чтобы следить за дорогой, находясь в большей безопасности. Но Кроули доставал их и между ветвями, и их тела тяжело падали на землю. Анжелика хотела было двинуться дальше, но Кроули ее отговорил. Ведь их было только двое.

Внезапно до них донесся топот лошадей, мчавшихся из лагеря Шамплена. Показались шесть вооруженных всадников. Среди них были Маниго, Берн, Ле Галль, пастор Бокер и два лесных охотника.

— Господа, скачите вперед на помощь графу де Пейраку, — крикнул им Кроули. — Я остаюсь на дороге, прикрою вас с тыла.

Всадники вихрем пронеслись мимо. Анжелика вскочила в седло и присоединилась к ним. Чуть дальше они наткнулись на группу индейцев и с ходу опрокинули их. Тем, кто бросался на них с поднятым томагавком, раскроили черепа выстрелами в упор.

Они продвигались вперед. С облегчением Анжелика увидела, что вскоре они достигнут места, где держал оборону ее муж. Правда, здесь им пришлось спешиться и укрыться за скалами, но их действия сильно сковывали индейцев. Меткие попадания графа де Пейрака с вершины кургана залпы протестантов и охотников, выстрелы Кроули начали серьезно тревожить индейцев, несмотря на их многочисленность.

— Я расчищу тебе пусть, — сказал Маниго Ле Галлю, — а ты прорвись в Голдсборо, подними тревогу и возвращайся с подмогой.

Моряк вскочил на лошадь и, дождавшись момента, когда огневое прикрытие освободило дорогу, помчался во весь опор. Над его ушами просвистела стрела, сбив колпак.

— Проскочил, — сказал Маниго. — Они не смогут его преследовать. Теперь нам остается только терпеливо ждать, пока появится месье д'Урвилль со своими людьми.

Кайюги начинали понимать, что им грозит. Вооруженные лишь томагавками и стрелами, они не могли противостоять огнестрельному оружию объединившихся бледнолицых. Засада не удалась. Надо было отступать.

Они начали отступление, пробираясь ползком к лесу, чтобы затем собраться у ручья. Оттуда они хотели достигнуть реки, где их ждали лодки. Приближение подмоги из Голдсборо превратило их отход в беспорядочное бегство. И тут они столкнулись с индейцами из деревни, предупрежденными Анжеликой, и те осыпали их стрелами. Уцелевшие даже и не пытались теперь добраться до ручья. Им оставалось лишь податься в сторону леса. Никто больше не пытался узнать, что с ними сталось.

Анжелика бросилась к холму, перешагивая через длинные медные тела, похожие на подбитых птиц с царственным оперением. Она искала мужа и наконец увидела его у раненой лошади, которую ему пришлось прикончить.

— Вы живы! — воскликнула она. — Как я перепугалась! Вы скакали прямо на них, а потом остановились. Почему?

— Я узнал их по запаху. Они смазывают тело жиром. Ветер донес до меня его душок. Я поднялся на эту горку, чтобы посмотреть, не отрезан ли путь к отступлению, а они подстрелили мою лошадь. Бедный Солиман! Но как очутились здесь вы, неосторожная женщина?

— Я была на холме и увидела, что вы оказались в трудном положении. Мне удалось добраться до лагеря и вызвать подмогу.

— А что вы делали на холме? — спросил он.

— Я ехала в Голдсборо и ошиблась тропинкой.

Жоффрей де Пейрак скрестил руки на груди.

— Когда же наконец вы будете подчиняться приказам и дисциплине, которую я требую? — спросил он, едва сдерживая гнев. — Я запретил выходить из лагеря. Это было настоящее безрассудство.

— Но ведь и вы так же подвергли себя опасности.

— Верно, и я за это мог дорого поплатиться. Во всяком случае, лошадь я уже потерял. Почему вы покинули лагерь?

Она откровенно призналась:

— Я поехала вам навстречу, потому что не могла больше не видеть вас.

Жоффрей де Пейрак улыбнулся:

— Я тоже, — сказал он.

Он взял ее за подбородок и приблизил свое черное от пороха лицо к такому же перепачканному лицу Анжелики.

— Оба мы немного сумасшедшие, — мягко прошептал он. — Вам так не кажется?

— Вы ранены, Пейрак? — послышался голос месье д'Урвилля.

Перебравшись через скалы, граф спустился к собравшимся.

— Благодарю вас, господа, за ваше вмешательство, — сказал он протестантам. — Вылазка этих бандитов свелась бы к обыкновенной перестрелке, если бы я не сделал глупость, выехав из лагеря без охраны. Пусть это послужит уроком всем нам. Такие набеги диких племен не представляют серьезной опасности, если мы будем вовремя предупреждены, сумеем держаться вместе и организовать оборону. Надеюсь, никто из вас не ранен?

— Меня чуть не ранили, — сказал Ле Галль, разглядывая свой колпак.

Маниго был сбит с толку слишком быстрым развитием событий.

— Лучше не благодарите нас, — сказал он брюзгливо. — Все, что здесь происходит, лишено всякой логики.

— Вы так считаете, — сказал Пейрак, глядя ему прямо в глаза. — Я же, напротив, нахожу, что все, что произошло, вполне соответствует логике Мэна. Позавчера вы желали мне смерти. Вчера я собирался вас повесить. Но вечером я дал вам оружие, чтобы вы могли защищаться, а сегодня утром вы спасли мне жизнь. Что может быть логичнее?

Он засунул руку в кожаный мешочек и вынул два блестящих шарика.

— Посмотрите, — сказал он, — у меня оставалось только две пули.

Во второй половине дня обитатели лагеря Шамплена были приглашены в Голдсборо, чтобы встретить великого сашема Массава. Вооруженные мужчины шли по бокам колонны, охраняя женщин и детей. Проходя мимо того места, где утром произошла стычка с кайюгами, они остановились.

Высохшая кровь почернела. Над брошенными трупами кружили птицы.

Картина смерти, несовместимая с трепетной жизнью деревьев, колыхавшихся от легкого ветерка, и шумом морских волн…

Они постояли молча.

— Такой будет наша жизнь, — произнес наконец Берн, отвечая на свои мысли.

Они не были ни опечалены, ни испуганы. Такой будет их жизнь…

Через некоторое время граф де Пейрак, как в первый день, собрал их у моря. Вежливо поклонившись дамам, он с озабоченным видом посмотрел в сторону бухты.

— Господа, сегодняшнее происшествие заставило меня задуматься над вашей судьбой. Окружающие вас опасности в самом деле слишком велики. Я готов снова посадить вас на корабль и отвезти на острова Вест-Индии.

Маниго подскочил, как от укуса осы.

— Никогда, — прорычал он.

— Спасибо, месье, — поклонился граф. — Вы дали тот ответ, на который я рассчитывал. И я с благодарностью думаю об этих славных кайюгах, чей набег заставил вас осознать, что ваши земли уже дороги вам.

Маниго понял, что снова попался в ловушку. Правда, теперь он сам не знал, обижаться ему или нет.

— Ну что ж! Мы и впрямь решили остаться. Не думайте, что мы будем подчиняться всем вашим капризам. Мы останемся. Ну, а уж работы здесь хватает.

В разговор вступила, явно стесняясь, молодая вдова булочника:

— Вот что мне пришло в голову, господин граф. Пусть мне дадут добрую муку и помогут сделать печь в земле или из щебня, а я уж замешу хлеба, сколько понадобится, потому что я помогала мужу в его работе. И мои детишки тоже умеют лепить булочки и молочные хлебцы.

— А я, — воскликнула Бертиль, — стану помогать отцу делать бумагу. Он передал мне секрет ее изготовления, потому что я его единственная наследница.

— Бумагу! Бумагу! — воскликнул Мерсело почти со слезами. — Да ты с ума сошла, дочка. Кому нужна бумага в этой пустыне?

— В этом вы не правы, — сказал граф. — После лошади бумага — самое великое завоевание человека, он не мог бы без нее обойтись. Он не познает себя, если не может выразить свою мысль в форме менее преходящей, чем устная речь. Лист веленевой бумаги для него то же, что зеркало для женщины: ему нравится себя в нем созерцать. Да, чуть не забыл, дорогие дамы! Я приготовил для вас кое-какие принадлежности, без которых вам трудно начать новое существование. Мануэлло, Джованни!

Матросы поднесли сундук, который они бережно вытащили из шлюпки. Когда его открыли, в нем оказались зеркала всех форм и размеров, переложенные сухой травой.

Жоффрей де Пейрак вручил их дамам и девушкам, поклонившись каждой из них, как в первый вечер на борту «Голдсборо».

— Наше путешествие подошло к концу, любезные дамы. Оно было неспокойным, временами даже тяжелым. Мне бы хотелось, чтобы вы сохранили на память о нем лишь эту безделицу, в которой вы сможете созерцать свои черты. Это зеркальце станет вашим самым приятным спутником, так как в этой стране есть одна особенность: она делает людей красивыми. Не знаю, в чем тут дело: в прохладном ли тумане, в смешанных ли чудодейственных испарениях моря и леса, однако те, кто здесь живет, отличаются совершенством лица и тела. Желаю вам как можно скорее подтвердить правоту моих слов. Так что смотритесь в зеркало! Любуйтесь собой!

— Я не решаюсь, — сказала госпожа Маниго, теребя свой чепчик и пытаясь убрать под него волосы. — Я, наверное, ужасно выгляжу.

— Да нет же, матушка. Вы и вправду очень красивы, — хором воскликнули дочери, тронутые ее смущением.

— Давайте останемся, — взмолилась Бертиль, ловя солнечных зайчиков зеркальцем с серебряной ручкой, в которое она уже успела насмотреться.

Дата добавления: 2015-08-05