Июня 1941 года — кто виноват?

Заканчивая повествование о Великой Отечественной войне, хочу высказать некоторые мысли, связанные с тем рядом эпизодов, событий, фактов, с которыми мне приходилось сталкиваться, которые мне приходилось наблюдать. Я не утверждаю, что только они правильны, но, как и всякий человек, могу иметь свое мнение и высказать его точно так же, как высказали товарищи, воспоминания которых уже напечатаны. Я имею в виду, конечно, таких товарищей, которые стояли в руководстве нашими Вооруженными Силами и имели непосредственное общение во время войны как с членами Государственного Комитета Обороны, Политбюро ЦК партии, так и с Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным. Говоря так, я хочу этим подчеркнуть, что высказывать взгляды на происходившие во время минувшей войны события и оценивать их могут наиболее объемно, наиболее достоверно те, кто имел прямое и непосредственное отношение к ведению войны, кто имел непосредственное общение с руководством страны. Эти люди могут донести до последующих поколений многое из того, что имело место в ходе войны, может быть, подчас и не совсем приятное, но правдивое, показать всю тяжесть прошедшей войны, благодаря чему и наша победа над фашизмом будет иметь еще большее значение, еще большую силу. Поэтому на таких авторах воспоминаний лежит огромная моральная ответственность…

Прежде всего я хочу остановиться на начальном периоде Великой Отечественной войны и внезапности, речь идет о тактической внезапности, нападения Гитлера на нашу страну. О том, что война с гитлеровской Германией неизбежна, было известно всем, имевшим отношение к военному делу. Именно поэтому, видя агрессивные намерения гитлеровской Германии, Центральный Комитет нашей партии и наше правительство провели огромное количество мероприятий по укреплению и повышению боеспособности Красной Армии и Военно-Морского Флота. Развитие оборонной промышленности с 1939 года пошло гигантскими шагами и составило 39 процентов всей промышленности. Интенсивно шла модернизация и создание новых, современных по тому времени видов оборудования и техники. Проводились большие мобилизационные мероприятия, в результате которых численность Красной Армии с 1939 по 1941 год увеличилась в 2,8 раза.

Однако мы упустили непосредственную подготовку Гитлера к войне с СССР, не веря имевшейся информации, получаемой как из-за кордона, так и от наших войсковых разведок, о том, что идет сосредоточение немецких войск в непосредственной близости от наших границ именно для нападения на нас, а не с какими-либо иными целями. [552] Кто же в этом виноват? Главным лицом, которое несет ответственность за этот непростительный просчет, считается И. В. Сталин, и это совершенно правильно, поскольку он был фактическим руководителем нашего государства, нашей партии, наших Вооруженных Сил. Он и сам указывал на свой просчет в этом вопросе на встрече с Рузвельтом и Черчиллем в Тегеране, не предъявляя в этом каких-либо претензий к другим лицам.

Однако, хотя Сталин и несет в первую очередь за это ответственность, его действия являлись результатом той информации, которой он пользовался и на основании которой делались выводы и принимались решения. Мы с вами из книги Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» знаем, что, скажем, начальник Главного разведывательного управления Красной Армии генерал Ф. И. Голиков, да и не только он один, донося Сталину о сосредоточении гитлеровских войск, настаивал на том, что сообщения эти провокационные. Более того, я хочу привести здесь один весьма показательный эпизод.

Уже в 60-х годах, точной даты я не помню, проходила в Москве международная встреча ветеранов войны. В перерыве председатель Советского Комитета ветеранов войны Семен Константинович Тимошенко пригласил на обед Г. К. Жукова, И. С. Конева, И. В. Тюленева[135], бывшего главкома ВМС Н. Г. Кузнецова и меня. Совершенно естественно, что и разговор во время обеда, поскольку посторонних не было, велся о прошедшей войне со всеми ее перипетиями. Как раз в этот период публиковалось много материалов о нашем разведчике Зорге[136]. С. К. Тимошенко обратился к Г. К. Жукову и спросил его, почему он, начальник Генерального штаба, не докладывал ему — наркому обороны о получаемых от Зорге сведениях? На этот вопрос Жуков ответил, что он сам хотел спросить по этому поводу Семена Константиновича, почему он, нарком обороны, получив от начальника Главного разведывательного управления, подчиненного начальнику Генерального штаба, такие сведения, не поставил об этом его, Жукова, в известность. Такой обмен информацией вызвал у всех нас явное удивление. Решив, что Зорге являлся разведчиком ВМС, обратились к Н. Г. Кузнецову, который сказал, что Зорге на службе в Военно-Морских Силах не состоял и он ничего о нем не знает.

Эпизод сам по себе, может быть, и незначительный, но весьма показательный. То, что от Зорге поступали к нам донесения о готовящейся войне, где назывались и сроки ее возможного начала, является фактом неопровержимым. Правдивость этих донесений тоже не вызывает никаких сомнений. А вот кому они докладывались и докладывались ли вообще, это вопрос, ответа на который нет. [553]

Нет ответа и на то, как могло получиться, что ни начальник Генерального штаба, ни нарком обороны не знали о существовании таких документов в подчиненном им Главном разведывательном управлении, которое возглавлял тогда Ф. И. Голиков. Деятельность Генерального штаба, как известно, заключается не только в работе, скажем, оперативного управления. Работа разведывательных органов в любом генеральном штабе любой страны тоже имеет немаловажное значение, если не сказать больше, и деятельность этих органов, а вернее, результат такой деятельности может вносить, а подчас и вносит, существенные поправки в работу самого Генерального штаба. Конечно, Зорге был не единственным источником, откуда черпались данные о уже идущей полным ходом практической подготовке Гитлером войны с нами, для чего шли перемещения огромного количества войск и соответствующей техники к границам нашего государства. Однако, располагая неопровержимыми на сей счет сведениями, Генеральный штаб не смог суммировать и доложить руководству страны наличие бесспорных объективных данных, получаемых не только из-за кордона, но подтверждающихся уже и непосредственными действиями гитлеровского военного командования, которые, несомненно, указывали на прямую подготовку войны на Востоке.

Вместо такого документа руководству страны представлялись материалы, получаемые из-за границы, с комментариями, которые сводили на нет правдивость этих сведений. Нет ни одного документа, представленного в правительство Генеральным штабом или наркомом обороны, где были бы изложены получаемые от наших товарищей из-за кордона сведения о готовящейся войне, подтвержденные непосредственными данными о концентрации немецких войск вблизи наших границ, где бы делались выводы о готовившемся нападении и вносились бы соответствующие предложения. Наоборот, как уже упоминалось в самом начале повествования, даже в получаемых нами в частях разведывательных бюллетенях Генштаба говорилось о том, что, сосредоточивая свои войска недалеко от наших границ, немцы объясняют это отводом их на отдых. И все. Никаких выводов, никаких предложений. Надо прямо сказать, что Генеральный штаб не сыграл своей роли в принятии надлежащих мер, направленных на предотвращение возможного внезапного нападения. Он мог и был обязан путем объективных письменных докладов правительству сосредоточить внимание последнего на всей серьезности положения.

Было бы детской наивностью считать, что своевременное приведение в боевую готовность наших войск не допустило бы прорыва противником нашей обороны. Первоначальный успех противник все равно бы получил, ибо, имея уже двухлетний опыт ведения боевых действий и превосходя нас по количеству всех видов оружия, сконцентрировав его на определенных участках советско-германского фронта, он, по логике вещей, должен был такой успех в начальный период получить, однако это не было бы той катастрофой, которая имела место в действительности. [554] Даже уже считанные часы, которые оставались до вероломного нападения гитлеровских войск на нашу Родину, и те были затрачены на составление указаний приграничным округам, чем была окончательно потеряна последняя возможность приведения войск в состояние боевой готовности для отражения удара противника.

Пример приведения в боевую готовность наших Военно-Морских Сил в эти же считанные часы до нападения говорит о том, что при надлежащей распорядительности и организованности можно было все же провести хотя и запоздалые мероприятия, которые в какой-то степени предотвратили бы разразившуюся катастрофу. Своевременное приведение войск в боевую готовность и своевременные мероприятия по организации управления войсками дали бы возможность руководству, во-первых, иметь полную информацию о том, что происходит, как развиваются события при начавшихся боевых действиях, и принимать соответствующие меры, во-вторых, зная положение дел, руководство могло надлежащим образом управлять действиями войск, принимать соответствующие меры и организовать отвод наших войск на новые рубежи. Однако все это было упущено, и катастрофа разразилась именно потому, что с наступлением противника было потеряно управление войсками, была потеряна с ними связь.

Войска оказались предоставленными самим себе, совершенно не зная о том, что вокруг них делается, а руководство страны значительный отрезок времени тоже не знало, где находятся войска и что с ними. Так началась для нас война. Одной из причин, способствовавших такому положению, явилась, с моей точки зрения, замена опытнейшего начальника Генерального штаба Бориса Михайловича Шапошникова другими товарищами — сначала К. А. Мерецковым, а потом Г. К. Жуковым. Это была одна из серьезных ошибок И. В. Сталина. Заменить человека, мыслящего масштабами государства, отлично знающего положение и состояние Красной Армии, готовящего длительный период времени все необходимое для возможной в недалеком будущем войны, отлично знающего международное положение и место Советского Союза в нем, находящегося в курсе подготавливаемого гитлеровцами похода на Восток, прекрасно разбирающегося в политике, — явление, надо прямо сказать, малопонятное, не логичное. Мы стояли на грани войны, и такое явление, зная уже достаточно хорошо стиль и методы работы Сталина, я бы назвал необъяснимым.

Быть начальником Генерального штаба — это значит быть не только военным, даже очень хорошим военным. Занимая должность начальника Генерального штаба, кроме всего прочего, человек должен быть политиком в полном смысле этого слова, должен уметь думать масштабами государства. [555] Эти важнейшие качества, которыми должно обладать любое лицо, занимающее подобную должность, не приходят сами по себе, а приходят со временем, прививаются в процессе выполняемой работы. Таким образом, замена Б. М. Шапошникова по сути дела в канун войны не принесла ожидаемой пользы.

Мне кажется, будет неправильным считать, что любой начальник штаба может быть командиром или любой командир может быть начальником штаба. Дело все в том, что командир должен в процессе, скажем, боя или сражения принимать ответственные самостоятельные решения и немедленно проводить их в жизнь, и время на принятие таких решений ограниченно, так как обстановка в процессе боя быстро меняется, она, как правило, скоротечна. Для принятия таких решений от командира требуется быстрота в оценке обстановки и, что особенно важно, твердое проведение в жизнь принятого решения, для чего командир должен обладать определенными волевыми качествами, решительностью и организаторскими способностями. Эти качества и прививаются командиру в процессе его службы. Штаб представляет из себя, если можно так выразиться, мозговой центр части, соединения, объединения, фронта и, наконец, Верховного Командования.

У Верховного Главнокомандующего не было своего, отдельного штаба, и он использовал в своей работе Генеральный штаб наркомата обороны. Под руководством начальника штаба готовятся все материалы, на основании которых командир или командующий принимает то или иное решение. От качества подготовленности таких материалов зависит правильность, а говоря военным языком, обоснованность принятия решения. Начальник штаба на основании подготовленных материалов имеет то или иное предложение, а иногда и не одно, как следует проводить операцию. Он докладывает имеющиеся предложения, исходящие от нижестоящих соединений или объединений, докладывает также и свои соображения, если они разнятся с указанными. Таким образом, начальник штаба вместе со своим штабом готовит и вносит на утверждение своему командиру имеющиеся у него предложения, а командир или командующий принимает по ним наиболее, с его точки зрения, обоснованные решения, и уже никто иной, а именно он, командующий, несет за принятие таких решений личную, персональную ответственность. Немалое количество людей принимает участие в обсуждении вопросов, подлежащих решению, а решает их один человек — командир, командующий. В этом и заключается вся суть единоначалия, а точнее, вся его ответственность.

Не нужно, мне кажется, приводить здесь какие-либо дополнительные аргументы для того, чтобы утверждать, что должности эти друг на друга не похожи и в массе своей они, конечно, как правило, не взаимозаменяемы, хотя отдельные случаи имели место, и были они иногда удачны, а иногда и неудачны. [556] Психология, внутренний настрой для занятия этих должностей у людей обычно разные, и менять этот настрой, а может быть, более правильно — эту способность, вряд ли целесообразно. Может получиться так, что командующий, обладающий для этой должности всеми необходимыми качествами, может оказаться весьма слабым начальником штаба, и, наоборот, незаменимый начальник штаба, не имея качеств командующего, будучи назначенным на эту должность, может оказаться не в состоянии командовать войсками.

Индивидуальные качества и способности военного руководителя, тем более на войне, имеют часто решающее влияние. Из прошлых войн приведу один пример. Командующий русскими войсками в войне с японцами (1904—1905 гг.) генерал А. Н. Куропаткин[137], принимая почти всегда правильные, то есть обоснованные, решения, всегда опаздывал с проведением их в жизнь, неоднократно перепроверяя себя. Убедившись, что его решения правильные, отдавал приказания проводить их в жизнь, однако пока он думал — время шло, обстановка менялась, и правильно принятые в свое время решения при их проведении в жизнь приводили к поражениям. Такова война.

Из Великой Отечественной войны приведу лишь два факта. Генерал М. С. Малинин, будучи начальником штаба армии, которой командовал К. К. Рокоссовский, получил предложение вступить в командование армией. От такого предложения он отказался, а точнее, просил его на армию не назначать, так как данных для командования армией не имеет. На предложение стать начальником штаба фронта он сразу согласился. Находясь всю войну в этой должности, он показал себя отличнейшим организатором и являлся лучшим из начальников штабов фронтов. А вот другой пример. Генерал В. Д. Соколовский был начальником штаба фронта и отлично справлялся с этой должностью. Будучи назначенным в дальнейшем командующим этим же фронтом, он через некоторое время был возвращен на должность начальника штаба, но уже другого фронта. Отлично зная штабную службу фронтового масштаба и легко руководя ей, наклонностей к командованию войсками у него в достаточной мере не проявилось, хотя он свободно исполнял в дальнейшем должность начальника Генерального штаба нашей армии и ему было заслуженно присвоено звание Маршала Советского Союза. Этими примерами я хочу показать, что всякий человек проявляет себя с лучшей стороны на той работе, к которой у него имеется склонность, призвание.

Поэтому, когда рассматриваются кандидатуры для замещения тех или иных должностей, всегда учитываются способности к этой должности предполагаемого кандидата. Я лично, например, совершенно не представляю себе как Г. К. Жукова, так, например, и К. К. Рокоссовского или И. С. Конева начальниками штабов любого ранга. [557] Это истинные командующие-полководцы с необходимыми волевыми качествами, которые способны в ходе операции, в быстро меняющихся условиях принимать наиболее обоснованные решения и незамедлительно претворять их в жизнь, и, по моему мнению, они совсем не подходят для штабной работы.

Точно так же я не представляю себе А. М. Василевского или А. И. Антонова в иной роли, как начальников крупных штабов. Что же касается А. М. Василевского, то Сталин не мог найти себе лучшего начальника Генерального штаба после Б. М. Шапошникова. Вот именно Василевский по истечении года войны, приобретя опыт и знания, общаясь как со Сталиным, так и с Шапошниковым, по праву занял этот высокий пост. В то же самое время и Жуков занял в войне положенное ему по праву место, сначала командующего фронтом, а затем — заместителя Верховного Главнокомандующего, для которых, образно говоря, он и был рожден. Вскоре после начала войны все встало на свои места — Шапошников стал опять начальником Генерального штаба, а Жуков пошел руководить боевой деятельностью войск. Я хочу подчеркнуть, что все изложенное является моим личным мнением, которое может не совпадать, а может и противоречить мнению других товарищей. Однако это мнение, а скорее убеждение, создалось у меня лишь после длительного непосредственного общения со Ставкой и Верховным Главнокомандующим.

Касаясь начального периода войны, следует сказать, что мы не располагали кадрами, которые имели бы опыт в ведении современных, по тому времени, войн. Войска противника, вторгшиеся на территорию нашей Родины, такой опыт имели. Несмотря на это, несмотря на внезапность нападения, несмотря на весьма серьезные потери как в личном составе, так и особенно в технике и оружии, несмотря на то что в начальный период войны мы не в состоянии были вооружить весь имевшийся в армии личный состав из-за отсутствия необходимого количества оружия, несмотря на то что нас постиг ряд военных неудач, не прошло и полугода, как под Москвой был учинен первый сокрушительный разгром врага, ошеломивший не только нашего противника, но произведший огромное впечатление на весь мир.

Здесь нужно сказать о том, что какой-либо заметной роли в руководстве войсками, я не говорю о работе отдельных товарищей, Генеральный штаб как слаженный организм Верховного Главнокомандующего в 1941 году еще не играл. Его роль как планирующего и организующего центра началась, по моим наблюдениям, с подготовки контрнаступления под Сталинградом. [558]

Я думаю, что не правы те товарищи, которые бросают упрек в адрес Верховного, что он не считался с Генеральным штабом и руководил фронтами через его голову. В то время Генеральный штаб, как я уже сказал, еще не был тем, имеющим опыт в планировании и руководстве боевыми действиями фронтов, органом, которому можно было бы поручить организацию и руководство такой работой. Его руководители и личный состав также такого опыта не имели, ибо ничего похожего здесь на Гражданскую войну и на предыдущие, проводимые Красной Армией кампании не было. Здесь воевала масса техники. В сложившихся условиях Сталин предпочитал общаться непосредственно с командующими фронтов, армий и даже более меньших соединений лично, чем поручать это не готовой, с его точки зрения, для такой деятельности организации.

Генеральный штаб в первый год войны был органом, исполнявшим уже принятые решения в Ставке, то есть у Сталина, а многое проходило и помимо его аппарата. Я думаю, что при весьма напряженном положении на фронтах Верховный был прав, принимая те или иные решения путем прямого общения с лицами, ведущими непосредственные боевые действия, минуя какие-либо иные инстанции, которые в создавшихся условиях еще не могли в полной мере собрать, суммировать и оценить все, что происходит на фронтах, а отсюда и не могли, естественно, дать наиболее обоснованные предложения.

В тот период Верховный стремился посылать людей, на которых он надеялся, на различные участки советско-германского фронта, чтобы иметь объективную информацию и принимать с ее учетом наиболее правильные, соответствующие данному моменту решения. Оперативность — вот что было главным. Однако когда работниками Генерального штаба был приобретен опыт, им стала поручаться и работа по планированию операций, и контроль за ходом выполнения этих операций. Но надо здесь сказать, что контроль за ходом отданных Верховным распоряжений и указаний был с его стороны повседневным, если не сказать — ежечасным, и спрос был суров. Я здесь хочу подчеркнуть, что не было ни одного товарища, несмотря на занимаемые должности, который бы мог, а сказать честнее, который посмел бы что-либо сделать на свой лад, на свое усмотрение, если он имел уже на сей счет определенные указания.

Я хочу здесь засвидетельствовать и то, что ни одна операция, ни одно сколько-нибудь серьезное мероприятие никогда и нигде не проводились без санкции, без доклада Верховному. Он твердой рукой руководил проводимыми операциями фронтов, руководил работой своих заместителей и своих представителей Ставки на тех или иных фронтах, на тех или иных направлениях. Спрос со всех был одинаков, невзирая ни на чины, ни на занимаемую должность. [559] Он, не стесняясь, указывал каждому на сделанные просчеты или ошибки и давал рекомендации или прямые указания, как их исправить. Это касалось и командующих фронтами и армиями, это касалось и начальника Генерального штаба А. М. Василевского и заместителя Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова.

Все решения, принимаемые Верховным, предварительно, как правило, обсуждались или оговаривались с большой группой товарищей, имевших отношение к принимаемому решению или знавших обсуждаемый вопрос. Все более или менее важные вопросы обсуждались и решались в присутствии членов Политбюро и Государственного Комитета Обороны. Напомню, что в ГКО была объединена вся советская исполнительная и законодательная власть и партийное руководство всей страны. Государственный Комитет Обороны был высшим органом, которому подчинялись все без исключения партийные и советские организации. Последнее слово в обсуждаемых вопросах принадлежало Верховному, но мне ни разу не довелось быть свидетелем, чтобы он противопоставлял свои мнения большинству, хотя по ряду вопросов с некоторыми военными товарищами не бывал согласен и решал вопросы в пользу интересов дела, за которое высказывалось большинство.

Думаю, что здесь нет надобности убеждать кого-либо в том, что Сталин являлся истинным руководителем вооруженной борьбы советского народа против фашистских захватчиков. Его военный талант не сравним ни с чьим не только из наших военных деятелей, но и из военных или государственных деятелей капиталистических стран, в том числе и военных деятелей фашистской Германии. Некоторые товарищи говорят, что он был не силен в тактике. Я не знаю, о какой тактике ведется речь. Если идет речь о тактике мелких подразделений или о тактике ведения боя полком или дивизией, так такие знания, надо полагать, ему и не были нужны. Эту тактику должны знать командиры рот, батальонов, полков, дивизий, корпусов, наконец, командующие армиями. Если же идет речь о тактике в стратегии, где таковая тоже, как известно, имеется, то равного ему в этой тактике не было.

Кажется мне, что нет совсем никакой необходимости в том, чтобы доказывать, что Верховный не воевал по глобусу, хотя, как известно, война имела глобальное значение. Однако очевидно, это вещи разные. Если вы ознакомитесь с директивами или указаниями Сталина, которые посылались командующим фронтами или представителям Ставки и которые сегодня уже не являются каким-либо секретом, то лично убедитесь, сколько военной мудрости, сколько предвидения вложено в них. Это доказывают результаты последующих действий, проведенных на основании таких указаний.

Как Верховный Главнокомандующий, он ввел много новых теоретически и практически обоснованных положений в способы и методы ведения войны. [560] Именно применяя их, эти способы, мы выиграли войну, одержали невиданную победу, разгромив фашизм и его полчища. Все это было преподано им на основе опыта ведения войны, на основе его общения с огромным количеством различных людей, начиная с солдат — снайперов, танкистов, артиллеристов, летчиков, до командиров подразделений, частей и соединений, объединений.

Война была выиграна также и потому, что были созданы новые виды оружия. Это оружие создавалось опять-таки на основе общения Верховного с людьми, ведущими непосредственные боевые действия, на основе советов с ними, на основе их рекомендаций. Таким образом, мы прослеживаем и здесь действия и мероприятия руководителя, не отгороженного от массы людей, ведущих войну, руководителя, который на основе повседневного общения с этими людьми проводит в жизнь мероприятия, обеспечивающие успешное ведение войны.

Как известно, чтобы воевать — нужны средства ведения войны, которые ни за один день, ни за один месяц, ни за один год не создашь. Для того, чтобы воевать, а тем более для того, чтобы победить, нужно огромное количество всевозможной техники, снаряжения, вооружения и многого другого, всего здесь не перечислишь. Чтобы все это произвести, нужна мощная индустрия. И такая индустрия всего лишь за две с небольшим пятилетки была создана. Эта индустрия была не только создана, она заняла первое место в Европе и второе в мире. Не существовало еще на земном шаре такого государства, которое бы за столь короткий срок из аграрной страны превратилось бы в передовую индустриальную державу мира. Это обеспечило победу советскому народу, дало возможность в нарастающих темпах удовлетворять всё возрастающие потребности войны. Мы в 1944 году, как отмечалось и в этой книге, были в состоянии вести наступательные операции на протяжении всего советско-германского фронта от Белого до Черного морей с применением огромного количества техники.

Именно наличие мощной индустрии дало нам возможность пережить катастрофу начального периода войны и победить противника, несмотря на то что значительную часть промышленности нам пришлось перебазировать на восток и несмотря на то что большая часть страны была оккупирована противником.

…К классическим операциям огромного масштаба, где особенно было проявлено военное искусство, следует отнести битву под Москвой, Сталинградскую битву, битву на Курской дуге (речь идет о Центральном фронте и организации войск целого фронта в тылу Курской дуги) и Белорусскую операцию. Они явились главнейшими этапами, которые определили полный разгром противника и нашу победу. Классическими операциями являются также Корсунь-Шевченковская и Ясско-Кишиневская — решительные операции по окружению крупных сил противника и их ликвидации. [561] Форсирование Днепра и Вислы, захват плацдармов и развитие с них дальнейших наступательных операций также вошли в историю военного искусства.

Немало об этих битвах и операциях уже написано хорошей мемуарной литературы, на которой воспитывается наше молодое поколение. Однако уже говорил и еще раз повторю — мне не встречались мемуары о тех операциях, которые не имели желаемого завершения. Я имею в виду операцию по ликвидации так называемого Ржевского выступа или повторное взятие немцами Харькова, неудачные действия наших войск на Керченском полуострове, организацию обороны командованием Воронежского фронта на Курской дуге и ряд других, описание которых было бы наглядным примером тому, как совсем не просто воевать, как, казалось бы, на первый взгляд, незначительный недоучет обстановки, недооценка возможностей противника могут привести к серьезным последствиям…

Дата добавления: 2015-08-05