В основе солидарность или борьба? 7 страница

Тема 5 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

сказуемым, банальным), т.е. ролевые и статусные отношения в принципе развиваются как игра по обоюдно известным правилам. И если для российской культуры межличностного взаимодействия j весьма показательно стремление неделикатно «переходить на лич-| ности» («а ты кто такой?!», что, собственно, не удивительно,»! поскольку отчужденная городская цивилизация сформировалась у* нас на протяжении жизни всего одного поколения, а «культурные консервы», по выражению Я. Морено, перевариваются с непри­вычки так же трудно, как и пищевые), то в более развитых обществах даже эмпатические, «теплые» символы общения (улыбн! ки, объятия, вопросы «как дела?») являются отвлеченными отЦ конкретных «персон» демонстрациями вежливости и опосредо-1| ванного межролевого взаимодействия.

Российское общество, несмотря на характерное для нас «оче­ловечивание» (архаизацию) статусных, структурных и ролевых, межличностных, отношений давно нельзя назвать общиной. Оно чрезвычайно сложно структурировано: полиэтнично, функцио­нально дифференцировано, имеет разветвленную систему социаль­ного управления, множество развитых общественных институтов. Однако наша милая и очень ценная для западного наблюдателя «национальная особенность» — проникновенная, эмоциональная, непосредственная, интимная ориентация в отношении человека к человеку — социологически может быть истолкована как «недо­развитость» общественной организации, основанной на патерна­лизме и патриархальном восприятии государственной власти, ин­фантильности правосознания граждан, повышенной роли межлич­ностных связей в решении административных, профессиональных и иных «внеличностных» вопросов.

В определенном смысле промежуточный, переходный характер социальной организации российского общества ставит ряд вопро­сов: философских — о духовной цене протекающей модернизации (нарушения стабильности и ценностных устоев) и социологичес­ких — о критериях явления, которое мы именуем «общность» (объединяющих чертах общины, стабильного и видоизменяюще­гося общества).

Критерии выделения общности. Если систематизировать взгляды современных социологов по этому вопросу, то следует

СРЕДА ОБИТАНИЯ - СОЦИАЛЬНЫЕ ОБЩНОСТИ

отметить ряд потенциальных и реальных, необходимых и доста­точных оснований выделения общности:

1) сходство, близость условий жизнедеятельности людей (как
потенциальная предпосылка возникновения ассоциации);

2) общность потребностей людей, субъективное осознание ими
сходства своих интересов (реальная предпосылка возникновения
iолидарности);

3) наличие взаимодействия, совместной деятельности, взаимо­
связанного обмена деятельностью (непосредственного в общине,
опосредованного в современном обществе);

4) формирование своей собственной культуры: системы внут­
ренних норм взаимоотношений, представлений о целях общности,
нравственности и др.;

5) укрепление организации сообщества, создание системы
управления и самоуправления;

6) социальная идентификация членов общности, их самопри­
числение к этой общности (как достаточное условие и главная
характеристика зрелости ассоциации, превращение общности, по
словам Гегеля, из «вещи в себе» в «вещь для себя»).

Социологи подразделяют общности на два больших класса, которые в российском обществознании всесторонне обосновал Б.А. Грушин:

■ номинальные, классификационные группы, искусственно вы­
деленные исследователем, и

■ реальные социальные группы, или собственно общности.
Анализируя эти реальные ассоциации, исследователи отмечают

существенные различия между общностями:

1) фиксированными в социальной структуре общества (статус­
ными группами — элитами, безработными и т.п., функциональ­
ными группами — шахтерами, учителями, военными, директора­
ми и т.п., территориальными группами, социумами — конкрет­
ными городскими и сельскими сообществами) и

2) нефиксированными в социальной структуре массовидными
образованиями (толпами, аудиториями средств массовой комму­
никации, зарождающимися коллективными «движениями»).

Всякая зрелая общность выступает в качестве социального субъекта — активной динамизирующей силы общества. Иными

Тема 3 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

словами, зрелость ассоциации определяется не только субъектив­ным критерием идентификации (самопричисления) ее членов, но и объективным показателем организованного целенаправленного поведения (социальной активности общности).

Поскольку зрелые общности проявляют себя тем, что оказыва-j ют разнообразные формы влияния на другие ассоциации и общее ство в целом, было бы логично предположить, что в конце концом они добьются незыблемой монополии — такого положения it социальной структуре, которое позволяет членам общности реали­зовать наиболее ценные для них интересы и потребности. Возмож­но, так и произошло становление каст — статусных ассоциаций, воспроизводство которых в веках и даже тысячелетиях было неизменным. Но вот в классовом обществе нет-нет, да и случались бунты, перевороты и революции, которые постепенно (или, на­оборот, не очень) меняли весь облик социальной организации и принципы строения общества. (Здесь мы должны иметь в виду, что социальная революция вообще отличается от политической, в частности, тем, что в ней происходит изменение положения основных слоев общества, связано ли это со сменой властвующих персон и идеологий или нет.)

Современное общество западного типа в этом смысле стало самым динамичным, открытым для многочисленных принципи­альных и не очень существенных социальных изменений. Именно такой тип общественного развития показал, что экономический расцвет и политическая стабильность (мечта любого населения и любой элиты) вполне достижимы и без консервации социальной структуры, и даже вопреки ей. Недаром современные технологии управления апеллируют к творческой индивидуальности человека, учитывают его стремление к социальной мобильности и мотиви­руют к участию в принятии управленческих решений теми, кто в обычной социальной структуре был бы однозначно отнесен к разряду «исполнителей» (которым особенно-то думать и решать не положено).

Почему же и каким образом происходят структурные измене­ния в обществе, которые мы называем социальными революция­ми? Как они связаны с поведением общностей, т.е. основных элементов социальной структуры? Все ли общности играют в этом

ЗАГАДКИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ АССОЦИАЦИЙ

процессе сходную роль? Как возникают и разрушаются сложив­шиеся ассоциации? Эти таинственные процессы давно интригуют социологов. Еще такие исследователи, как К. Маркс и М. Вебер, каждый в своей теоретической картине общества, связывали со­циальную макродинамику с возникновением новых социальных объектов (зрелых общностей), которые «раздвигают» сложив­шиеся пласты социальной структуры, «бурят» и «взрывают» зале­жки статусных стереотипов (массовых представлений о ценности социальных позиций различных групп), создавая собственные комфортные общественные «ниши». Иными словами, объяснение социальных изменений во многом свелось к изучению проблемы происхождения общностей.

Загадки происхождения ассоциаций

Среди социологов, наверное, больше прагматиков, чем романти­ков, поэтому, оставив на совести «Всевышнего Творца» до сих пор не разгаданную тайну истинных сил, влекущих людей к объедине­нию в сообщества, они просто перешли от вопроса «почему?» (возникает общество) к вопросу «как?» (оно развивается), изучая ииды и формы возникающих ассоциаций, типы их организации и связующие элементы. Эта тактика в конце концов оказалась удачной, и трудные вопросы, отложенные «на потом», стали постепенно поддаваться разъяснению.

Итак, основная гипотеза исследователей общественного «раз­вития» указала на главный элемент, первоисточник динамизации общества — новые общности. Для построения объяснительной теории оставалось «всего ничего»:

1) отыскать внутренние причины возникновения новых дейст­
вующих субъектов в стабильной, уравновешенной социальной
с истеме;

2) проанализировать, откуда берется «строительный материал»
для новых ассоциаций, поскольку в устойчивом обществе все его
члены имеют социальную «прописку» и занесены в соответствую­
щий «структурный реестр», т.е. люди в своем большинстве уже
принадлежат «старым» общностям, привычно встроенным в соци­
альную структуру.

Л.

Тема 3 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

Как древние алхимики, социологи принялись добывать «фило­софский камень» этого знания. И подобно одному из наших остроумных современников, высказавших идею структурной связи между атомами золота и свинца, анализируя количество электро­нов на внешней орбите (кстати, он основывался на всем известной логике строения таблицы Менделеева), теоретики общностей существенно приблизились к разгадке тайн рождения человеческих ассоциаций.

Первый вопрос «почему возникают общности?», естественно, был связан с проблемой «потребностей» и «активности» (т.е. со смежными понятиями «зачем?» и «как?»). Общность может зародиться там и тогда, когда происходит осознание разными людьми единства их интересов. В основе интереса лежит потреб­ность. Это не фантазия, не мечта или надежда на получение чего-то, а настоятельная необходимость, взывающая к удовлетворению! Потребности людей — единственный внутренний источник их побудительной активности, они лежат в основе наиболее осознан­ных мотивов — человеческих «интересов» и «ценностей».

Поскольку человек — весьма окультуренное животное, то даже его естественные, врожденные, побуждения приобретают добрую толику «социальной причудливости»: в еде он ищет эстетику и гармонию, в сексе — личностное принятие и признание уникаль­ности, в одежде — стиль, в жилище — имидж (статусный соци­альный образ) и т.п. Будучи существом в принципе вдумчивым и «сознательным» (в обоих смыслах), он желает того, что знает, т.е. осуществленного или практически возможного. (А об осталь­ном — мечтает.) Поэтому К. Маркс и выдвинул концепцию порождения потребностей производством. Следовательно, отмети­ли социологи, с развитием общества создаются новые возможности и порождаются соответствующие потребности, носители которых могут составить «критическую массу» объединенных интересами потенциальных членов новой общности. Объединение позволяет им осуществлять целеустремленную, наступательную активность во имя насыщения первоначально соединившей их усилия потреб­ности, да и всех остальных потребностей заодно.

Второй вопрос «Из чего же, из чего же, из чего же... (сделаны наши «общности»)?» повлек нить размышлений социологов в

другом направлении. Казалось совершенно очевидным, что об­щности «сделаны» из людей. Но откуда же им, таким свободным и «невстроенным» (в социальную структуру) взяться? Долгий, извилистый путь научного анализа привел к довольно неожидан­ному по сути и «сложносочиненному» по форме ответу.

Начать его стоит с того, что ученые, как и обыватели, имеют свои социокультурные стереотипы. И тем и другим трудно помыс­лить, что так хорошо организованный мир «упорядоченных мно­жеств» вокруг них может быть и упорядочен, и организован совершенно другим образом. Поэтому очень долго была распро­странена (да и сейчас бытует) социологическая гипотеза о том, что все «нормальные» личности прочно вписаны своими общест-ненными ролями и групповыми статусами в ткань социальной структуры, никуда из «стройных рядов» не выбиваются, удовле­творяют свои потребности в сложившихся сообществах и потому не могут, не хотят, не способны кидаться в авантюры создания новых, нелегитимных (не признанных обществом) объединений. Следовательно, потенциальный «материал» для строительства новых общностей собирается «на дне» общества, в некоей люмпе­низированной пыли (или неструктурированном осадке, состоящем из «деклассированных элементов», маргиналов).

Маргинальность — это специальный социологический тер­мин для обозначения пограничного, переходного, структурно не­определенного социального состояния субъекта. Люди, по разным причинам выпадающие из привычной социальной среды и неспо­собные примкнуть к новым общностям (зачастую по причинам культурного несоответствия), испытывают большое психологичес­кое напряжение и переживают своеобразный кризис самосозна­ния.

Теория маргиналов и маргинальных общностей была выдвинута is первой четверти XX в. одним из основателей Чикагской социо­логической школы (США) Р.Э. Парком, а ее социально-психоло­гические аспекты развиты в 30—40-х гг. Э. Стоунквистом. Хотя, i праведливости ради, стоит отметить, что довольно четкие взгляды

¹ Stoucquist £ V The Marginal Man A Study m Personality and Culture Conflict N Y, 1961

Темч 3 ЧЕЛОВЕК Б ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

на сей предмет сформулировали ранее и представители европей ской социологии. К. Маркс рассматривал проблемы социальног деклассирования и его последствий, а М. Вебер прямо сделал выво| о том, что движение общества начинается тогда, когда маргина ные слои организовываются в некую социальную силу (общность)^ и дают толчок социальным изменениям — революциям или j реформам.

С именем Вебера связана более глубокая трактовка маргиналь­ное™, которая позволила объяснить формирование новых профес-j сиональных, статусных, религиозных и подобных им сообщест которые, конечно же, не во всех случаях могли возникать «социальных отбросов» — индивидов, насильственно выбитых своих общностей (безработных, беженцев, мигрантов и др.) асоциальных по выбранному стилю жизни (бродяг, наркомане и т.п.). С одной стороны, социологи всегда признавали безуслов ную связь между возникновением массы людей, исключенных из системы привычных (нормальных, т.е. принятых в обществе) социальных связей и процессом формирования новых общностей: негэнтропийные тенденции и в человеческих сообществах дейст­вуют по принципу «хаос должен быть как-то упорядочен». (Имен­но подобные процессы происходят в современном российском обществе.) С другой стороны, возникновение новых классов, слоев и групп на практике почти никогда не связано с организованной активностью попрошаек и бомжей, скорее, оно может рассмат­риваться как строительство «параллельных социальных структур» людьми, чья общественная жизнь до последнего момента «перехо­да» (который часто выглядит, как «прыжок» на новую, заранее подготовленную структурную позицию) была вполне упорядочен­ной.

Могут ли все эти случаи быть объяснены каким-то единообраз­ным способом, и подходит ли для такого объяснения концепт «маргинальности»? Да, если понимать его более широко и вновь связать представления о распаде и возникновении новых общнос­тей с теорией социальных потребностей.

Действительно, само определение общности базируется на такой реальной предпосылке, как сходство потребностей людей и возникающее на его основе единство интересов, целей, ценностей.

ЗАГАДКИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ АССОЦИАЦИЙ

Следовательно, невыполнение этого условия должно повлечь за юбой разложение уже существующей ассоциации. А поскольку еоциальное развитие стимулирует потребности, в то время как индивидуальные особенности членов общности обусловливают раз­ную степень их восприимчивости к новым «соблазнам», возникает возможность потенциального выпадения отдельных личностей из конкретных сообществ, поскольку очень важные для них интересы не удовлетворяются в прежней системе связей.

Это пограничное состояние, когда человек структурно принад­лежит какой-то общности, но содержательно не удовлетворен качеством реализации своих интересов, социологи и стали называть маргинальностью. Маргиналы находятся в таком объективном состоянии, которое может порождать разнообразные поведенчес­кие реакции. Иногда они составляют «внутреннюю оппозицию», не покидая пределы прежней общности, иногда ведут жизнь «двойного агента», будучи параллельно вписаны в несколько одно­типных ассоциаций (например, профессиональных, семейных, дружеских и даже политических), а зачастую порывают с прежней ассоциацией и вливаются в другую, где их значимые потребности и цели оказываются более достижимы.

Такая трактовка маргинальности позволяет понять, откуда берется «человеческий материал» для строительства новых ассо­циаций в стабильных общественных системах; в нестабильных, как мы видим на примере собственного российского общества, «не­удовлетворенность» и «выпадение» из структурных общностей может носить преимущественно вынужденный или принудитель­ный характер, т.е. не быть связанной со свободным поиском лучших возможностей, а определяться внешними неблагоприят­ными обстоятельствами.

Консолидация. Итак, недовольные и озабоченные соединяют­ся в новую общность, чтобы, наконец, достичь своих целей. Но они не объединяли бы свои усилия, если бы могли достичь полноценного удовлетворения в одиночку. Следовательно, до сих пор «за кадром» оставалась важная характеристика ассоциации. Для удовлетворения своих потребностей человеку зачастую нужны специфические ресурсы (материальные, финансовые, трудовые и организационные — их выделил Г. Ленски), а для получения этих

Л л.

Тема 3 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

I

ресурсов от других людей или от общества требуется сила (или] «вес»). Объединение с другими «страждущими» позволяет решить! проблему демонстрации (или имитации): социальной силы — чтобы «взять» необходимые ресурсы, или функциональной значи­мости, «нужности» обществу — чтобы «отдали».

И в том, и в другом случае (если мы вспомним, что люди — прекрасные мультипликаторы своих потребностей, так как спо­собны постоянно умножать свои желания и поэтому всегда оста­ются склонны к тотальному решению жизненных проблем по принципу «все и сразу») общности обычно стремятся обрести «волшебную палочку» в виде постоянной возможности влиять, контролировать и перераспределять ресурсы в свою пользу. Иными словами, они стремятся к достижению власти.

Продвижение в элиту. Эту существенную особенность по рождения социальной динамики отметил итальянский социолс В. Парето, который писал, что социальные изменения связаны с появлением новой элиты. Она «прорастает» из нижних слоев, когда общности начинают выталкивать «на поверхность» (в наиболее привилегированные и одновременно наиболее влиятельные слои) своих представителей.

Общества, управление которыми происходит в формах пред­ставительной демократии, фактически легализуют этот «хитрый» механизм естественного социального перемещения вверх «от имени и по повелению» заинтересованной «массы». Поселенчес­кие общности выдвигают своих депутатов, а партии и обществен- * ные организации — своих. В промежутке между выборами они «теребят» своих представителей или терпеливо надеются, что у тех достанет совести (точнее, чувства солидарности) что-нибудь сде­лать для удовлетворения потребностей избирателей. Конечно, среди населения всегда находится горстка циников (т.е. «социо­логов», взгляд которых на реальные отношения не замутнен поэтическими метафорами политической риторики) и они заме­чают, что изменение социальной позиции выдвиженцев приводит j к смещению их ценностных ориентиров, что принадлежность к элите должна подтверждаться солидарностью с нормами и целями именно элиты и что власть включает создание социальной дистан­ции между общностью «избирателей» и общностью «депутатов».

ПО

ЗАГАДКИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ АССОЦИАЦИЙ

Другой итальянский социолог, Г. Моска, связывал обществен­ную динамику с конфликтом внутри элит. Он считал, что новые движения в обществе начинаются тогда, когда возникает борьба в верхних слоях.,Л л я жестко структурированных обществ это осо­бенно верно, поскольку является почти единственной возможнос-1ью социального обновления в системе сложившихся социальных монополий и высокой степени подконтрольности низов верхам. Скажем, в России, как доказывал отечественный историк 1I Эдельман, цикл социальных изменений обычно начинается как «революция сверху» и проходит без «огонька», поскольку народ не разделяет управленческой эйфории чуждой ему просвещенной >литы, до тех пор, пока инициатива не переходит вниз, после чего дело, естественно, кончается бунтом и его последующим подавле­нием. Репрессивный период противостояния правителей и подчи­ненной массы начинается снова.

Поскольку элита обладает социальной монополией, что обеспе­чивает ей неподконтрольность, значительные привилегии и широ­кий доступ к социальным благам, трудно представить с точки фения «здравого смысла», что она вдруг воспылает альтруизмом и станет делиться с народом налево и направо. Но несмотря на пыводы Г. Моски о тенденциях к социальному самозамыканию, порождающему застой в элитах и обществе, социологи редко высказывают «крамольную» идею о том, что верхние слои могут привлекать к власти новую элиту.

Такая осторожность связана с тем, что речь идет не об «обнов­лении крови» (как вульгарно представляют дело обыватели), а о кардинальной смене принципов организации элит: наследование «меняется избранием, вассальные отношения — гражданскими, конкуренция — кооптацией и т.п. Необходимость периодическо­го «оживления» переживается элитой двойственно, и разнообразие антикризисной тактики делит ее на противоборствующие части.

Социолог К. Кумар в своем исследовании возникновения совре­менного общества критикует концепцию буржуазной революции К. Маркса (который считал, что более прогрессивный экономи­ческий класс добился политического господства, вырвав власть из

Kumar К The Rise of Modern Society Oxford, 1988

Л Jk

Тем.i 3 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

рук недееспособной аристократии), доказывая в противовес ему, что именно аристократия была творцом капитализации Европы. Проведенный им анализ персонального состава элит до и после индустриально-политических переворотов показал, что крупней­шие собственники земли стали впоследствии и крупнейшими капиталистами. Рассматривая логику взаимодействия новой эко­номической и старой политической элит, он интерпретировал его как игру с нулевой суммой, в которой «смертельная» схватка не выгодна обеим сторонам, поэтому происходит парадоксальное явление: верхние слои приводят к власти новую элиту (сохраняя важные для себя монопольные позиции).

Итак, сложный, многозвенный путь социального познания привел социологов к выводу, что возникновение новых социальных общностей из маргинальных, неустроенных групп есть источник общественного саморазвития, социальных изменений.

Массы и толпы. Как потребности людей имеют кардинальный или дополнительный, постоянный или спорадический характер, так и общности, которые объединяют многочисленных членов, жаждущих «сатисфакции», могут быть устойчивыми или времен­ными, хорошо структурированными или «размытыми» (диффуз­ными) Массовидные общности, к которым социологи относят массы, аудитории, социальные движения и толпы, являются наи­более загадочными, поскольку не имеют привычного структурного «скелета».

Построенные порой из «случайного» материала, массовидные общности соединяют в единых поведенческих порывах очень разных, ничем другим не связанных, незнакомых людей. Их однотипное поведение (футбольных фанатов, зрителей сериала, демонстрантов, любопытных зевак и т.п.) продиктовано зачастую не разумом, а чувствами, т.е их за собой влечет не осознание общности целей, а ощущение общности эмоций. Конечно, люди всегда способны приписывать смыслы своим действиям (в том числе рациональные), но специалисты давно отметили, что пове­дению массовидной общности присущи эмоциональное заражение и аффект. Выходя из зала, со стадиона или выбираясь из толпы, i человек нередко удивляется тому, что он только что делал нечто, вовсе ему не присущее.

ЗАГАДКИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ АССОЦИАЦИЙ

Поэтому в изучении «диких», объединенных «первобытными» чувствами сообществ (которые, впрочем, могут вести себя вполне достойно и мирно) социологи чувствуют себя неуверенно, как с объектами иной, незнакомой природы, не поддающимися маги­ческим заклинаниям норм, правил и договоренностей, и инициа­тиву у них перенимают социальные психологи.

Классические труды, посвященные феномену массового пове­дения, были написаны задолго до нашего рождения. Это «Толпа и публика» Г. Тарда (1883) и «О поведении толпы» Г. Лебона (1903). Тард впервые разделил (в понятиях, конечно) «толпу» и «массу». Толпу он определил как группу людей, находящихся в прямом контакте, обусловленном физической близостью. Масса, члены которой ведут себя сходным образом, отличается от толпы опосредованным контактом в группе.

Внимание, которое стали проявлять ученые к коллективному поведению в XX в., было неслучайным. По мнению нашего совре­менника, известного социального философа X. Ортеги-и-Гассета, изучавшего в первую очередь тоталитарные, фашистские, общест-иа, в этот период сформировалось массовое общество, в котором господствуют стандарты массовой культуры. Это бесструктурное общество, маргинализирующее всё и вся. Социальная атомизация происходит во всех современных обществах, для которых харак­терными явлениями становятся психозы моды, массовые истерии и иные проявления, более ярко выраженные в обществах тотали­тарного типа.

Если какие-то значимые потребности людей не реализуются и они осознают это как угрозу своему существованию, включаются особые механизмы защитного поведения. Когда возникает об­щность интереса, основанная на беспокойстве или даже страхе, формируется толпа или масса. Дело может дойти даже до паники, словно происходит «заражение» отрицательными эмоциями, в первую очередь страхом. Поэтому теорию Г. Лебона и Г. Тарда е гали называть эпидемиологическим направлением социологии общностей.

Эти исследователи подчеркивали возникновение чувства ано­нимности, бесконтрольности и поэтому вседозволенности члена голпы, поскольку потерянность в массе других людей и единство

ИЗ

S 1689

Темя 3 ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕННОМ КОНТЕКСТЕ

испытываемых всеми эмоции выводят индивида из состояния «социальной зачарованности». Он перестает ощущать свои ролевые маски, они в этот момент ему не требуются, никто из окружающих людей не предъявляет ему этих «ролевых ожиданий». Человек как бы регрессирует в мир первозданных «нутряных» страстей.

И Лебон, и Тард отмечают, что в толпе формируется чувство особой мощи, многократного увеличения собственных усилий отдельного человека, он чувствует себя увлеченным общим поры­вом, превращается в часть единого живого организма (русский писатель М. Горький так описывал толпу-птицу в романе «Мать»), Во главе этой свежепереплавленной общности стоит лидер, и толпа полностью, беспрекословно подчиняется его воле.

3. Фрейд, теоретические принципы которого были взяты на вооружение представителями психоаналитического направления в социологии (кстати, довольно распространенного в дореволюци­онной России), внес свой вклад в изучение психозов толпы. Рассматривая поведение толпы сквозь призму индивидуальной психологии, он объяснял специфику происходящего конфликтом социокультурного и бессознательного в психике человека. Исходя из своей концепции структурного конфликта между Super Ego (нормативной сферой личности) и Id (подсознанием), Фрейд выделял агрессивные и податливые толпы, в которых происходит абсолютная потеря воли отдельного человека.

Союз эмоций или рацио? Как бы то ни было, далеко не все массовидные социальные движения объясняются разгулом неосоз­наваемых страстей или эмоциональным заражением. В поиске более сложных и в то же время более точных моделей теоретичес­кого объяснения массовых феноменов автор концепции социаль­ного обмена Д. Хоманс выдвинул идею внешней и внутренней ] систем «человеческой группы», основными элементами которой являются деятельность, чувства, взаимодействия и нормы. Теория, которую этот исследователь развивал с 30-х гг., базируется на посылке, что люди во взаимодействии друг с другом пытаются достичь блага и чем значимее благо, тем больше усилий предпри­нимает человек.

Дата добавления: 2015-08-05