Читайте также: |
|
Я вышел из дома, услышав, что во дворе кто-то разговаривает. Это был Евгений. Он принес свою картину. Моему восторгу не было предела. Я восхищался написанным полотном. Старец Никол ос тоже похвалил работу. А Евгений несколько сокрушенно сказал:
— В этой картине я применил новое свое открытие в технике. То, от чего я долго и умышленно уклонялся. Теперь мне остается закрепить это приобретение, написав еще несколько полотен, а потом можно прощаться со всеми вами...
— О чем ты, Евгений? — спросил я в недоумении.
— О возврате на Землю, — ответил вместо него старец Николос. А Евгений, даже не простившись, быстро вышел из дома и исчез.
— Он не хочет идти на Землю... — сказал я вслух, как бы рассуждая.
— Я говорил тебе только сегодня, что это неизбежно, — ответил на мою реплику Николос.
— Что так неизбежно и отчего вы так унылы? — раздался бодрый голос Учителя. Он только что вернулся и услышал последние слова старика. Чтобы долго не объяснять, я показал Учителю картину Евгения. Он все понял без слов. А немного помолчав, сказал:
— Николай, ты не забыл, что скоро у тебя начинаются занятия?
— Нет, но почему ты спрашиваешь, Учитель?
— Тебе надо побывать у здания Синода Духовного Образования и посмотреть, не распустилась ли жимолость у входа.
— Я могу сделать это прямо сейчас.
— Вот и хорошо, отправляйся.
Я перенесся к зданию Синода. Посмотрев на куст жимолости, увидел, что на нем среди темной листвы красуются светлые бутончики, готовые вот-вот лопнуть и распуститься в чудесные цветочки.
— Завтра уже расцветет, и начнутся занятия, —сказала миловидная женщина, проходившая к зданию Синода.
Я успел лишь улыбнуться ей в ответ, но мне стало неловко, что я вот тут стою и на меня могут обратить внимание. И я быстро перенесся домой.
Не знаю, как долго я отсутствовал, мне казалось — один миг, но Учитель, видимо, что-то успел рассказать старцу Николосу, потому что, когда я вернулся, он посмотрел на меня с нескрываемой болью в глазах. Что-то было не так, но что именно, я не знал. Каким-то внутренним чувством я догадался, что это неким образом связано с Тамарой. Спрашивать об этом у Учителя было бессмысленно, да и Николос едва ли рассказал бы мне об этом. Мне осталось только ждать, пока тайное не станет явным.
Старец в этот день ушел домой, а мы с Учителем занялись подготовкой к занятиям. Он показал мне стопку тетрадей: чистые листы бумаги без клеток и линеек, скрепленные по короткой стороне. Они были похожи на блокнот или отрывной календарь. Кроме наставлений о дисциплине и порядке, Учитель дал мне совет:
Имей при себе всегда две ручки разного цвета. Это очень удобно. Одной будешь делать необходимые
записи, а другой — выделять в них наиболее важные места.
Что есть ручка? Это подобие карандаша с вращающимся шариком на кончике стерженька. Этот карандаш-ручка не раскручивается. Подобная деталь — изобретение человека, и оно появится у людей позже. Не берусь судить, удобно это или нет. Иные условия вынудили человека к этому изобретению. Здесь вообще многое проще, чем на Земле. Правда, при хорошо отлаженной системе этот процесс аналогичен. Если ручка перестает писать, то она просто силою мысли уничтожается без следа. Для людей это более сложно: переработка и использование в ином виде.
— А еще, — говорил мне Учитель, — возьми завтра с собой две тетради.
— Почему две?
— Потому что система обучения в Синоде поставлена так, что в день не бывает менее одного предмета и не бывает более двух.
— А что будет завтра? Какие предметы будут преподаваться?
— О! Николай, этого я тебе сказать не могу. Все узнаешь сам.
— Учитель, я завтра пойду один?
— Нет, первый день ты пойдешь со мной. Думаю, в дальнейшем в этом не будет необходимости. Ты со всем справишься сам.
— Вот это да! Учитель, ты как мой отец, когда-то он отводил меня в школу...
— Что здесь особенного? Ты своего рода мое детище. Я даю тебе определенные знания, помогаю в жизни. Я вроде твоего крестного отца.
— Я не хотел тебя обидеть, Учитель, — сказал я, поразившись тону, которым было это сказано.
Я не обиделся. Это реальность. Я помогаю тебе
духовно расти. А в Синод в первый день все приходят с Учителями своими или с теми, кто их сопровождает. Таков порядок.
Учитель говорил более спокойно и мягко, но в нем чувствовалось раздражение; я терялся в догадках, чем оно вызвано. Спустя несколько минут молчания Учитель подошел ко мне. Положив руку на плечо, он заговорил совсем спокойно:
— Николай, я немного вспылил. Не обессудь, я возбужден сегодня допредела.
— Что-нибудь не так, Учитель?
— Да, не совсем то, что я ожидал. Но это касается только меня. А тебе надо отдохнуть, завтра будет сложный для тебя день. Доброго сна тебе.
— Благодарю, — ответил я и ушел спать.
Меня не пришлось будить, я поднялся раньше
Учителя. Отложил две тетради, приготовил две ручки разных цветов и стал сооружать учебное одеяние. Не сразу, но у меня получилось именно то, что я хотел. Когда одежда была готова, я разбудил Учителя. Он охнул, увидев меня:
— Николай, да ты просто молодец!
Он быстро встал с постели и, обходя меня, стал рассматривать.
— Ты отлично все продумал. Просто и удобно. А вот эта деталь зачем? — спросил Учитель, поднимая рукой ткань, спадавшую от плеча слева и закрепленную чуть ниже талии справа.
— Чтобы помещать сюда тетради и ручки. Это удобно,я пробовал.
— Что ж, теперь покажи для меня. — Я охотно продемонстрировал свое «изобретение». Учитель похвалил меня за утро в третий раз: — Ты делаешь успехи, Николай, похвально. А главное — твоя выдумка удобна и практична.
Я никогда не думал, что простое слово похвалы, да и не только похвала, а просто доброе слово могут так окрылять! У меня словно крылья выросли за спиной. Мне хотелось творить, созидать и воплощать в жизнь обретенное. Не забывайте, люди, что слово имеет силу! Оно может вернуть к жизни, а может и убить...
Следующий день был насыщен событиями. Все начинающие учебу снова были в том же зале со своими,сопровождающими. Встречать нас вышла Лига и еще двое мужчин.
— Мне приятно сообщить вам о начале занятий в Синоде Духовного Образования, — начала Лига, — я приветствую всех собравшихся.
— А сейчас, — отозвался вслед за Лигой мужчина, — я прошу только учащихся следовать за мной. Остальные могут быть свободны.
— Если у кого-то есть вопросы, можете задать, прежде чем мы уйдем, — сказала Лига.
Ответом ей была тишина.
— Что ж, тогда следуйте за мной, — снова заговорил тот же мужчина.
— Не робей, Николай, и удачи тебе! — сказал мне Учитель, сжав до боли мою руку.
Через зал прошел мужчина, молчавший до сих пор, он открыл большие двери зала, как бы приглашая нас войти. Вслед за Лигой и мужчиной мы прошли по коридору, поднялись по лестнице и вошли в просторную комнату. Все робко толпились у входа.
— Вот здесь вы будете заниматься, в этой комнате, проходите и занимайте свои места. Через несколько минут у вас начнется первый урок. Ну, смелее же... — приглашала всех Лига.
В комнате, просторной и светлой, были расположены места для учащихся. Места были расположены кругами. Три круга: большой, поменьше, в нем еще меньше, а в центре образовывалась круглая площадка. Справа от входа и дальше за кругом комната была пустой, но красиво украшена вьющимися растениями в сочетании с цветами. Комната располагала к хорошему настроению. Все было как бы пропитано атмосферой доброжелательности. Рассматривая обстановку комнаты и друг друга, мы расселись кто где захотел. Я остановил свой выбор на внешнем большом кругу, а расположился так, что мне были видны и зеленый уголок комнаты, и большие окна почти от потолка и до самого пола. Окна задернуты легкой материей приятного голубого цвета. Занавес хорошо пропускает свет, но не дает возможности видеть, что там за окном. Это не отвлекает внимания. Кроме того, со своего места я мог хорошо видеть собравшихся.
В этот день все сели отдельно друг от друга. Должно быть, знакомых среди присутствующих не было. Если в школе у нас были невысокие дубовые парты, то здесь было иначе: небольшой удобный столик, тоже круглый, его можно поднять или опустить, как удобно; также круглый стул с удобной спинкой. Стул вращается, поднимаясь и опускаясь, можно поворачиваться, куда захочешь. Все было удобно.
Я достал тетради и ручки, положил свои пожитки на стол и стал рассматривать присутствующих. Нас оказалось мало. Без сопровождающих всего 16 человек, из них только три женщины. Я не успел присмотреться к людям, с которыми мне предстояло общаться в ходе учебы, как вошел мужчина высокого роста. Лицо его было приятным, взгляд темных глаз — располагающим к себе. На нем было одеяние до пола. Поверх накинута легкая накидка темно-синего цвета. Волосы свободно, мелкими завитками спадали к плечам. В руках он держал по добие тетради и... у него были четки. Его вид казался несколько странным, особенно одежда. Темное на фоне светлого привлекало внимание. Как я выяснил позже, такая одежда была на всех Учителях Синода. Я успел рассмотреть этого человека, пока он шел к площадке. Он слегка поклонился на четыре стороны и сказал:
— Я приветствую всех собравшихся. Мне радостно, что на мою долю выпало первое занятие с вами.
Я — учитель философии. И должен вам сказать, что при виде Учителя и когда он входит в комнату, все
должны оставаться там, где они оказались. И только после приветствия Учителя можно занять свои
места, если вы оказались вне их. Приветствовать Учителя надо лишь кивком головы. Это обязательно. Попробуйте поприветствовать меня, а я посмотрю хорошенько на вас.
И, поворачиваясь, он медленно окидывал взглядом каждого и, получив приветствие, переводил взгляд на другого. Потом объявил:
— Меня зовут Эрнест Морган, но обращаться ко мне следует, как и к другим Учителям, просто: Учитель. А если надо будет найти меня, то спрашивайте Учителя Моргана. Думаю, что усвоить это не сложно. А теперь я бы хотел познакомиться с вами. Ябуду называть ваши имена, а вы будете вставать.
Из названных имен четыре повисло в воздухе. Учитель Морган сделал особые отметки в своей тетради, с которой он зачитывал имена.
Так начались мои занятия в Синоде Духовного Образования. Занятия — они везде занятия. Нам давали материал для изучения, что можно назвать иначе — читали лекции. Мы практически разбирали отдельные детали, а потом сдавали нечто вроде экзаменов, как в школе.Мне былоприятно посещать Синод. Здесь у меня появились новые знакомые. Но в силу каких-то обстоятельств я ни с кем особо не сблизился. Первое время занятия в Синоде поглощали меня полностью, занимая мои мысли, мои чувства. После занятий я ходил в Хранилище книг, подолгу задерживаясь там. Брал книги домой и занимался еще и дома. Учитель часто навещал меня. Онпохвалил мое рвение к знаниям. К тому же похвала была заслуженной: я сильно продвинулся подуховной «лесенке» вверх.
Через некоторое время после начала занятий в Синоде мне стали давать индивидуальные задания. Стало интересней: больше свободного времени и более широкий выбор литературы. К тому же я был частично освобожден от посещения отдельных предметов, так как занимался самостоятельно. Какое-то время я упивался данной мне свободой действий. Но было многосвободного времени, и в такие минуты меня охватывало одиночество. Те люди, что окружали меня, не приносили мне полной радости общения. Мне чего-то не хватало! Я стал часто ходить к родным на Землю. Но ни бабушка, ни сестра, ни отец не могли заглушить во мне тоску. Снедавшую душу тоску. Я был одинок. Рядом со мной не было той, которая могла сделать меня счастливым, — Тамары. Я пробовал искатьеесам. Зная, что Учитель уклонится вновь от прямого ответа, я не говорил ему о том, что делаю.
Однажды я чуть не поплатился за свою самостоятельность. А получилось все вот как.В очередной раз представив образ Тамары, я силою мысли и желания переместился... Но куда я попал? Увиденное шокировало меня... Стоял на неком подобии моста через дурно пахнущую речушку. Вокруг меня не было ни души. Со странным чувством страха и омерзения я рассматривал то, что меня окружало. Сам по себе воздух казался мне тяжелым и серым. Редкая растительность, если так можно назвать деревья с пожухшей, оплетенной тенетами листвой. Они казались обгоревшими, а местами были выгрызены. Трава с сизым оттенком — и та чахлая. Я не мог здесь более оставаться. От реки поднимался зловонный запах. Меня стошнило. Я ринулся с моста прочь. И чуть не упал. Споткнулся и больно ударился обочто-то рукой. На какое-то время, как мне показалось, я потерял сознание. Через силу я поднялсяна ноги, перед глазами плыли круги. Кое-как я сошел с моста. Чуть в стороне от речушки зловониереки было менее ощутимо. Я присел на камень (как мне показалось),чтобы немного отдохнуть, а затемвыбраться отсюда.
Но не успел я подумать еще о чем-нибудь, как «камень», на котором я сидел, зашевелился. Это оказался маленький горбун с ужасным лицом. В первый момент каждый от неожиданности отскочил в сторону. Однако карлик опомнился быстрее, чем я.
— О, свеженький какой! И откуда ты такой тут взялся? — зашипел он, а сквозь редкие зубы побежала зеленого цвета слюна.
Меня стало тошнить. Все нутро собралось в комок. Живот стянуло. И я покатился по земле в приступе острых колик, слыша над собой злорадное ликование горбуна.
— Да ты совсем, видать, изнеженный! Что, не по тебе местечко? Ха-ха-ха...
Не знаю, что произошло со мной. Может быть, я впал в забытье или бредил. Я видел ужасного карлика, а в ушах звенел смех «старичка» в начищенных сапогах. Потом в моем сознании встала картина мерзкой женщины, с головы которой вместо волос, шипя и извиваясь, в мою сторону метались, точно стрелы, змеи. А лицо женщины было искажено тяжелой отвисающей челюстью, поверх которой с одной стороны торчал желтоватый клык. А потом все погрузилось во тьму.
Я очнулся через какое-то время. Где я находился — не знаю. Это было нечто вроде норы в земле, насколько я мог определить на ощупь в кромешной тьме. Попробовав подняться, я что-то задел и уронил. На меня пролилось что-то липкое и скользкое, с удушливым запахом. Я почувствовал острую боль в ушибленной на мосту руке и застонал. На шум кто-то появился. В темноте я не мог различить, кто это. Мою руку сжали, словно тисками, и я резко подался вперед. Меня куда-то волокли. Впереди виднелся просвет. Я не пытался сопротивляться, сотрясаемый болью в руке. И вот стало немного легче. Удушливый запах остался позади. Стало намного светлее, а тиски, сжимающие руку, ослабли. Я лежал у ног карлика-горбуна. Он злорадно шипел:
— Что тебе нужно было? А? Махал руками, что мельница. Я целый год собирал это! А ты все одним махом на себя пролил! У-у-у!.. — Он угрожающе занес кулачище над моей головой. Но передумал бить и опустил руку. Он исчез на мгновение и появился вновь, держа в руках что-то бесформенное. За время его отсутствия я лишь успел сесть. Прежде чем я успел опомниться, горбун облил меня. По запаху я догадался — вода из речки, и снова потерял сознание.
Сколько времени я провел в таком состоянии, не знаю. Силы во мне восстановило видение: я стою на зеленом лугу, благоухают цветы, слышится щебет птиц и близкое журчание ручья. Я поднимаю голову и вижу возле себя старца в белой одежде; я различаю узор, расшитый на рукавах, а потом мое внимание приковывает его взгляд. Он что-то говорит мне, но я не слышу и не понимаю слов. Я вижу, как шевелятся его губы, он обращается ко мне снова и снова. И словно сквозь пелену дурмана я уловил смысл его слов:
— Испей воды...
И только после этого я увидел, что в руках он держит чашу с водой. С чаши стекают капельки и падают в траву. Касаясь травинок, они распадаются на более мелкие, издавая при этом хрустальный звон. Я не
в силах поднять рук, но, пересилив себя, я склоняюсь к чаше и пью воду...
Все это в сознании запечатлелось ярким видением, которое я помню в мелочах до сих пор. Я почувствовал легкий толчок в спину, где-то на уровне лопаток, и открыл глаза. Я лежал на берегу все той же зловонной речушки, но чувствовал в себе силы.У меня ничего не болело. Приподнявшись на локте, я
огляделся. Рядом никого не было. Я сел. И тут как из-под земли появился карлик-горбун. Я хотел, прежде чем он подойдет ко мне, перенестись домой, но не мог. Я не мог сосредоточиться, а карлик шел ко мне. Шел медленно, глядя мне прямо в глаза.
В голове пронеслась мысль, которую я где-то читал: «Взгляд глаза в глаза проникновенен и может
парализовать действия или управлять ими». Я резко отвел глаза в сторону и поднялся на ноги.
— Нет, ты не уйдешь от меня так просто! — зашипел карлик.
Я пытался не смотреть на него, но краем глаза следил за его действиями, сам же отходил от него в сторону. Мне казалось, что я нахожусь на безопасном расстоянии от него. Тут я сосредоточился и... в чем-то запутался. Я завис в воздухе, охваченный чем-то вроде сети, удерживавшей меня в полной неподвижности. Мысль сработала молниеносно: — Господи, спаси. Сеть, удерживавшая меня, ослабла, и я рухнул на землю, но не почувствовал никакой боли от удара. Я, словно мячик, упав, упруго оттолкнулся от земли. Карлик-горбун снова что-то метнул в меня, но я успел увернуться. В момент броска карлик потерял равновесие и упал. Это и спасло меня. И вот я дома. Бесшумно вошел в дверь. Учитель размеренным шагом ходил из угла в угол по моей спальне. Он почувствовал мое появление и резко обернулся в мою сторону.
— Где ты был? — Вопрос прозвучал строго и резко. — Я спрашиваю тебя, где ты был? — повторил Учитель. Что я мог ответить? Я и сам не знал, где был и сколько времени отсутствовал. — Ты можешьмне хоть несколько слов сказать? Что случилось с тобой?
— Я не знаю, Учитель!
— Садись и рассказывай. Все подробно.
Как ни было мне трудно сказать Учителю истинную причину моего «путешествия», я все же рассказал все, как было.
— Сколько времени я отсутствовал, Учитель? — закончил я свой рассказ вопросом.
— Тебя не было двенадцать дней.
— Я не знал, где тебя искать. Как ни пытался я хоть где-нибудь уловить твое присутствие — тщетно. Всюду — пустота. Ты все это время был без сознания. Это все и объясняет.
— Учитель, я прогневил тебя, прости...
— Я не в гневе, а в страхе за тебя, — оборвал меня на полуслове Учитель. — Я потерял тебя, потерял связь с тобой. Это ужаснуло меня, потому что это могло значить лишь одно — ты погиб. Но тебя спасло Провидение, и я рад, что ты вернулся.
— Спасибо, Учитель! — воскликнул я, пораженный болью в глазах, с которой говорил Учитель.
Благодари не меня, а Бога! Только Ему известно, кто и каким чудом вернул тебе жизнь. Я же могу тебе сказать только одно: прекрати бессмысленные поиски Тамары. Она сама придет к тебе...
— Когда?! Учитель, когда она придет? — настаивал я.
— Не требуй от меня слишком многого. Я тебе могу сказать только то, что она придет к тебе сама. Когда? Жди...
— Но я...
— Никаких «но»... Если не дорога жизнь, можешь еще раз отправиться в преисподнюю. Сейчас я ухожу, а ты ложись и хорошенько отдохни. Завтра тебе надо будет усиленно заняться историей развития искусства. Через два дня у тебя экзамен.
— Что?
— Я сказал тебе все. Ложись и отдыхай, знаешь, как говорят: «Утро вечера мудренее». На свежую голову и решишь. До встречи.
— До встречи, Учитель.
Я остался один. Все, что сейчас меня занимало, — это экзамен. Я не мог его не сдать, для меня провал был бы равнозначен катастрофе — отчислению из Синода Духовного Образования. Мысли сгрудились в голове где-то в одной точке, образовался как бы забор, через который я не мог прорваться. Я не знал, что мне делать и за что браться в первую очередь. Но в тот вечер я так ничего и не решил для себя. Меня сморила усталость, и я погрузился в сон. Проснулся я от того, что меня кто-то будил. Это был Учитель...
— Просыпайся же, Николай. Тебе предстоит много работы сегодня. — Учитель говорил спокойно.
После легкого завтрака я отправился в Хранилище книг Синода и там провел весь день. Уходя домой, я взял с собой несколько книг. Дома меня ждали Учитель и Нелли. Учитель, увидев меня с книгами, улыбнулся и сказал:
— Нелли, я оставлю этого молодого человека на твое попечение. Думаю, у тебя хватит настойчивости уговорить его что-нибудь покушать. А я уйду на время. Мы еще увидимся.
— Учитель, куда же ты?
— Я скоро вернусь. — И он ушел.
— Как прошел день, Николай? — спросил Нелли.
— О! Это что-то невероятное! Не думал, что во мне столько скрытой энергии, которой хватило на столь усердную работу в течение всего дня и без единой передышки.
— Николай, ты так истощаешь себя!
— Но у меня нет другого выхода. Я должен сдать этот экзамен во что бы то ни стало.
— Я верю, что тебе будет сопутствовать удача, но поесть ты должен непременно.
— Нелли, право, я не ощущаю голода!
— И тем не менее ты поешь. Иначе я не оставлю тебя в покое и не дам тебе спокойно заниматься! — Голос Нелли звучал ласково. Она шутила, и я сдался.
— Хорошо, Нелли, идем ужинать.
— Так-то оно лучше.
После ужина Нелли сказала, что все уберет со стола сама, а я могу идти заниматься, что я и сделал. Нелли ушла не простившись, чтобы не отвлекать меня от книг. Вскоре вернулся Учитель.
— Нелли ушла? — поинтересовался он.
— Да, совсем недавно.
— Ты ужинал? - Да.
— Хорошо, занимайся, а я схожу к Евгению и Нелли. Евгений сегодня должен был закончить рисовать картину. Охота увидеть эту работу. - Мне тоже, но...
— Вот именно, но... Поэтому я тебе не буду мешать.
Учитель ушел, а я погрузился в книги. Даже не слышал, когда он вернулся. Я встал, чтобы чего-нибудь попить, и, выйдя в столовую комнату, увидел Учителя. Он что-то читал.
— Учитель, что ты читаешь?
Он лишь перевернул книгу ко мне так, чтобы я мог прочесть надпись, которая гласила: «Жизнь великих людей на Земле и в Космосе». Больше у меня вопросов не было. Я продолжал заниматься и не увидел, когда Учитель ушел отдыхать. Я же отключился, обессилев за столом, сложив руки на книгу, а голову на руки. Из состояния полудремы меня вывел Учитель. Когда я вошел в столовую комнату, то сразу почувствовал запах липового чая. Стол был накрыт. Я поблагодарил Учителя за заботу и снова ударился в изучение предмета. За этот день я дважды бывал в Хранилище книг Синода, менял там книги, а возвращаясь домой, занимался. Отдохнуть мне перед экзаменом так и не удалось. Перед тем как мне идти на экзамен в Синод, Учитель остановил меня:
— На вот, выпей. Станет легче, — он протягивал
мне прозрачный светло-зеленый отвар чего-то.
Я выпил, не спрашивая, что это. По вкусу определить ничего не удалось, а вот запах говорил, что это — хвоя.
— Учитель, чье это изобретение?
— А что, невкусно?
— Да нет, приятно, но не совсем понятно.
Учитель улыбнулся и уклончиво ответил:
— Это я взял у старика Николоса специально для тебя. При такой нагрузке, что ты позволяешь себе, возможно истощение. А отвар поддержит тебя. Вот и все.
Но кроме хвои здесь есть еще что-то?
Да, но этого Николос не раскрывает. Это его маленькая тайна. Поторопись, а то опоздаешь, — сказал Учитель.
В целом я был готов к экзамену, но чувствовал волнение,— ведь в первый раз сдаю. Но волновался я напрасно. В Синод я успел вовремя. Когда я вошел в комнату для занятий, все были в сборе и поочередно подходили к преподавателю и брали из его рук таблички. Каждый брал то, что желал, но не совсем так — правильнее сказать, брал сам наугад то, что попадет. Я тоже взял табличку и сел на свое обычное место.
Что представляет собой табличка? Это небольшого размера прямоугольные листочки плотной бумаги, покрытые сверху тонким слоем воска, но достаточно толстым, чтобы можно было писать по нему. В каждой табличке шесть вопросов, на три из которых по своему усмотрению нужно непременно ответить. Если учитель удовлетворен ответом, вопросов больше не задается, если нет, то дополнительно задаются вопросы, но по выбору учителя.
Экзамен я сдал хорошо. Вместо трех обязательных ответов я мог дать ответы на все шесть из таблички, и не только из нее. Оценок никто не ставит. Если сдал — прошел дальше, нет — остаешься на том же уровне или понижаешься на уровень ниже. Но нам было некуда понижаться на уровень, мы начинали, как говорится, «с нуля».
Потом с некоторыми перерывами я сдал еще одиннадцать предметов. И сразу поднялся на четвертый уровень. То есть сменил, если так можно сказать, класс. Так же на четвертый уровень поднялось еще несколько человек. В их числе была Ольга. Хрупкая на вид девушка, с большими карими глазами, очень мечтательная. Во время экзаменов мы подружились, и, перейдя на новый уровень Синода Духовного Образования, почти все время проводили вместе.
Но часто после занятий мы гуляли. Забирались в самые отдаленные уголки сада при Синоде, подолгу беседовали или просто молчали. Ольга ничего не рассказывала о себе, а я не настаивал на этом. Любое, даже мельком, упоминание о прошлом болью отражалось на ее лице. Из редких обмолвок я понял, что ее укусила змея. Пока нашелся лекарь, было уже поздно. И еще она очень сильно тосковала по молодому человеку, оставленному ею вот так внезапно. Насколько это было возможно, я щадил ее чувства, также ничего не говоря о себе, чтобы ненароком не вызвать в ней воспоминания.
Пока я сдавал экзамены, Учитель был все время со мной. Часто приходила Нелли. Евгения я видел редко: он усиленно занимался отработкой техники по живописи картин. Чем более я узнавал, тем все меньше нуждался в помощи Учителя. Если возникали какие-то проблемы, у меня было достаточно знаний, чтобы найти ответ самому. Но Учитель не оставлял меня. Это было приятно.
От поисков Тамары я отказался, но и Учителя больше ни о чем не спрашивал. Нося камень в сердце, я ждал... Не знаю чего, но ждал. Моя интуиция или предчувствие не сулили ничего хорошего, но я старался не думать об этом. Подавлял суматоху мыслей упорным стремлением к познанию. И как свет во тьме для меня в это время была Ольга. Изредка я читал ей свои земные стихи.
— Николай, — спросила она однажды, — а здесь ты продолжаешь писать стихи?
— Нет, не могу.
— Почему?
— Я и сам не знаю почему, но за все время пребывания здесь я не написал ни одного стиха.
Не чувствую в себе вдохновения, — ответил я. — Какое-то подавленное состояние не дает воли
фантазии. Ольга смотрела на меня с недоумением.
— Ты тоже несчастен? — внезапно спросила она.
— Да, — коротко ответил я.
— А мне казалось, что ты имеешь все для радости. Ты никогда не выглядел грустным.
— Это только потому, что я углубился в занятия и сам пытаюсь подавить в себе боль.
— А я не могу. Не могу не думать о нем. Знаешь, Николай, — ее голос приобрел доверительный оттенок, — я часто хожу на Землю и смотрю, как он там...
Я не спрашивал кто. Все было и так ясно. Я не перебивал ее рассказ, Ольга же часто останавливалась, говорила и говорила...
— Я вижу, что он скорбит, мучается. Но он... Он все же мужчина... Я хочу, чтобы он женился, имел детей,
он так хотел их... Но я не могу... Не хочу, чтобы он забывал обо мне... Прошло уже столько времени... шестнадцать лет... Как это много и в то же время мало... Он... он стал ухаживать за одной женщиной. Пусть женится... Но... Я не могу так, не могу...
Ольга рыдала, и сквозь рыдания лилась еще более бессвязная речь. Она проплакалась. Думаю, что ей в тот миг стало легче. Но это была последняя наша встреча. Я больше не видел Ольгу. Спустя некоторое время я рассказал эту историю Учителю, закончив ее вопросом:
— Учитель, а можно узнать, что с нею стало?
Он посмотрел на меня внимательно, немного подумал и заговорил:
— Сядь рядом со мной, держись за мою руку, закрой глаза и смотри.
Я видел Ольгу, но в ином состоянии. В ней что-то изменилось, я не мог понять что... Через видения я слышал голос Учителя, он направлял меня:
— Смотри дальше. Видишь дом?..
— Да.
Я видел роскошный особняк. Большая зала полна народу. За столом сидит чета молодых...
— Достаточно, возвращайся обратно, — так Учитель вернул меня из видения в реальность.
— Ты видел свадьбу?
— Да, но при чем тут Ольга?
— Ты не понял: она решила уйти к любимому. Она придет дочерью.
— А он знает об этом?
— Откуда ему это знать? — спросил Учитель, вопросом ответив на вопрос.
— Учитель, а что случилось с Ольгой? Она выглядела как-то странно...
— Ничего особенного. Это естественное состояние души, идущей на Землю. Она перешла в иное состояние. Она как бы зависла над ними их ребенком. Вот так.
— Я знаю, что так бывает, но видел в первый раз.
— Николай, у тебя уже достаточно знаний, чтобы жить без моей помощи. В последнее время ты почти не нуждаешься во мне. Ты со всем отлично справляешься сам. Я скоро оставлю тебя.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ВСТРЕЧА С ВСЕВЫШНИМ 5 страница | | | ОБУЧЕНИЕ 2 страница |