Б.Прус. Фараон. – Омск, 1993. – С. 519-521).

? Прочитав текст, дайте свое письменное определение следующим понятиям: сфинкс, обелиск, пилон, перистиль, гипостиль, храм.

? Как вы думаете, что изменилось бы в облике священных сфинксов, если бы их аллея вела к храму солнечного бога? Для этого вспомните священных животных бога солнца.

? Поразмышляйте над назначением пилонов, перистиля и гипостиля в египетском храме. Оформите свои размышления в виде схемы.

? Опираясь на полученную информацию, объясните значение таких характеристик художественной культуры Египта, как сословность и информационность.

? Придумайте свой вариант текста, высеченного на пилонах храма Сети и восхваляющего деяния фараона, сына солнца.

***

«<…> Иути дал своему подмастерью свободный день – Тутмос ведь был его рабом, и старый мастер распоряжался его временем с утра и до вечера. В этот день Тутмос попросил рыбака перевезти его на ту сторону реки. Им пришлось долго искать место, где они могли бы причалить: целая флотилия различных судов разместилась вдоль берега. Тут были большие парусники, груженные зерном, вином и скотом. Они привезли в столицу дань из близких и далеких земель. Немалая часть ее принадлежит Амону.

– Что стоите без дела и глазеете? – повелительно обратился к Тутмосу и его спутнику худощавый человек, по бритой голове которого Тутмос сразу же признал жреца.

– Что стоите! Беритесь, помогите носить! Амон заплатит вам за это!

– Так ты сможешь попасть внутрь храма, – шепчет Хеви своему другу. – Иди вместе с ними! Я подожду тебя в лодке!

Тутмос взваливает себе на плечи тяжелый сосуд с вином и вслед за слугами храма поднимается вверх по широкой улице. Ворота храма распахнуты настежь. Башни, стоящие по обеим сторонам ворот, как огромные стражи, зловеще поднимаются к небу. Но они милостиво пропускают людей, которые вносят подношения Амону. Пестрые полотнища штандартов развеваются на высоких мачтах, по четыре перед каждой башней. Крошечным карликом чувствует себя Тутмос, когда, пройдя через массивные ворота, идет между этими возвышающимися до небес мачтами. Груз давит на его плечо так, что он даже бегло не может осмотреть двор и окинуть взглядом его стены. Терпеливо шагает он в ряду служителей, взгляд его устремлен под ноги, чтобы не оступиться и не уронить своей ноши.

Наконец наступает момент, когда груз можно сбросить с плеча. Тутмос глубоко вздыхает и разминает уставшие мышцы. Он стоит в каком-то зале, потолок которого поддерживают массивные колонны. Ребристыми стволами поднимаются они прямо из земли. Их капители оформлены в виде бутонов лотоса. Тутмос пытается их сосчитать, но скоро отказывается от этой затеи: перед ним высится целый лес колонн, и он не видит конца этому каменному великолепию. Возвышенным и в то же время подавленным вступает маленький человек под тяжелую крышу огромных каменных плит. Его гнетут огромные размеры сооружения, которые далеко превышают то, к чему привык человек. Мысль же, что подобные ему люди вырубили в скалах и подогнали друг к другу эти каменные блоки, воздвигли такие колонны и соорудили перекрытия, наполняет его чувством гордости.

Наконец, пройдя через ряды колонн, Тутмос дошел до стены. Здесь он испуганно остановился. Сверху смотрели на него гигантские лики. Это не были привычные сцены, которые изображал старый Иути, учитель Тутмоса: стада, виноделы, ремесленники или танцующие женщины. Нет, здесь все время повторялись два образа, которые подавляли собой все остальное. Там был изображен царь Обеих Земель, стоящий в молитвенной позе, а перед ним, в высокой короне из перьев, Амон, царь богов. Тутмос не может оторвать взгляда от этих фигур, хотя сейчас ему хотелось бы быть как можно дальше отсюда. Ему хотелось бы быть где-нибудь под открытым небом, под палящими лучами солнца, где-нибудь под деревьями или зарослями тростника. Только бы не оставаться под пристальным взглядом этих неподвижных глаз, пронизывающих душу.

«Нет! – кричит его сердце. – Это не добрый бог! Он большой и сильный, властный и непобедимый, но не добрый! Он убил отца, мать отдал в рабство, меня самого довел до отчаяния! Нет спасения от этого бога. Даже царь должен приносить ему жертвы, несметными сокровищами покупать его помощь». Тутмос боязливо оглядывается кругом. «Скорее надо уходить отсюда», – решил он и быстро побежал <…>».

(Херинг Э. Ваятель фараона. –

М.: Наука, 1968. – С. 46-48).

? Выпишите из текста эпитеты, с помощью которых автор передает душевное состояние своего юного героя во время посещения солнечного храма. Назовите средства, находящиеся в распоряжении архитектора и строителей, которые создают подобное впечатление.

? В этом фрагменте повести о скульпторе Тутмосе автор упоминает о трагической судьбе семьи своего героя и почему-то связывает его грустную историю с «большим и сильным, властным и непобедимым» Амоном. Предположите, что могло случиться с родителями юноши. Почему в своих бедах он винит этого «недоброго бога»?

***

А теперь мы встречаем Тутмоса уже во дворце самого фараона. К этому времени он стал скульптором в царской мастерской, да и событий в его родной земле Кеми произошло немало…

«<…> Что произошло бы в день славного праздника Опет, который отмечали каждый год, если бы царь не приказал держать ворота храма Амона закрытыми! До ушей Тутмоса долетали лишь противоречивые слухи. Ему самому не удавалось выйти из мастерской. Царь издал строжайший указ: все ремесленники должны работать в этот день так же, как и в любой другой. А Бек в свою очередь строго следил, чтобы все его мастера были на месте. Тутмос, пожалуй, был бы последним из тех, кто осмелился бы нарушить этот приказ. Слишком глубока была его вера в Атона, посылающего на землю благодать, доброго бога, целиком покорившего его сердце. Атону обязан он исчезновением тоски, мучившей его с тех пор, как он начал задумываться о своей судьбе.

Как можно бороться против Атона! Он не представлял себе, чтобы человек, познавший этого бога, мог не проникнуться к нему глубокой любовью. И все же не обошлось без столкновений. Улицы не были пусты, как того хотел царь. Перед воротами храма Амона собралась целая толпа людей, которые стояли долгие часы, не желая расходиться. Правда ли, что царские воины сорвали флаги с мачт? Болтают, что толпа в конце концов сломала ворота и ворвалась внутрь святилища, чтобы вызвать жрецов. Говорят, что только бледный и трясущийся Небамун вышел во двор навстречу толпе и обратился к людям с просьбой не оглашать своими криками храм. Он сказал, что бог вернется обратно, когда наступит время! В ответ на это Джхути набросился на Небамуна с криком: «Небамун – трус! Это он предал нашего Амона!» По словам других, воины сами сломали ворота храма и схватили Джхути. А когда его вели, он будто бы кричал толпе: «Атон – только гость в доме Амона! Горе гостю, который попытается вытеснить хозяина!» Говорят, что воины избивали Джхути, пытаясь заставить его замолчать, но толпа бросилась на них и освободила жреца.<…>

Всех волновал вопрос: накажет ли царь жителей своей столицы? Прольет ли потоки крови в их жилищах? Сердце Тутмоса сжалось при этой мысли. Неужели сын Атона может устроить кровавую резню? Всем сердцем Тутмос стал молить бога: «О великий, не осуждай людей в их заблуждении, не казни тех, кто осмелился тебе противоречить! Дай им время одуматься! Не убивай их! О Атон, подскажи своему сыну, чтобы он поступил не так, как его предшественники! Иначе разве мог бы он быть твоим пророком?..» <…>

День и ночь царские боевые колесницы ездили по улицам города, который отныне назывался не городом Амона, а носил имя «Город воссияния Атона». Рядом с каждым возницей стоял лучник. На тетиве его лука лежала стрела, готовая мгновенно сорваться, если где-нибудь собралась бы группа недовольных. Однако улицы были пустынны. Чужеземцы, приехавшие торговать перед прекрасным праздником Опет, покинули город. Торговля и движение замерли. Редко кто отваживался выйти за пределы своего дома. Люди жили своими запасами. А те, кто их не имел, голодали. Даже царь больше не показывался перед людьми. Больше никто не видел его ни на балконе, ни в покрытой светлым золотом колеснице, в которой обычно выезжал он вместе со своей супругой. Стало известно, что царь усилил охрану дворца. Не только усилил охрану, но и изгнал всех уроженцев столицы из числа дворцовой стражи. Более того, ни одного человека из страны Кеми, ни одного египтянина, не осталось на дворцовой службе. Фараон окружил себя только чужестранцами. Вот как велико было его недоверие! <…>

Тутмос был крайне удивлен, когда вдруг перед ним появился Ипу:

– Царь требует тебя, – сказал он. – Царь велел главному скульптору Беку взять тебя на большой прием, который состоится сегодня в час, когда зажигаются звезды. <…>

На этот раз тронный зал был до отказа забит придворными и другими сановниками. Тутмоса оттеснили за колонну, и он должен был вытягивать голову, чтобы увидеть царя. Он не может оторвать взгляда от царского лица, слегка наклоненного вперед, как будто бы под тяжестью короны.

– Вы знаете, что произошло, – сказал царь. – Все, что случилось, хуже того, о чем когда-либо слышал мой отец. Хуже того, что знал в свое время мой дед. Мне придется наказать весь город за непослушание, за нежелание подчиниться истинному и единственному богу! <…> Я покину этот город! Я построю своему богу город на чистом месте. На месте, которое никогда ранее не оглашалось звуками молитв, я воздвигну святилище в его честь! Каждый, кто верит во всемогущество Атона, в его животворящую благодать, должен последовать за мной. Там моей милостью он получит все, чтобы быть счастливым. Я отрекаюсь от этого города навсегда и навечно! Я отрекаюсь навечно и навсегда от бога Амона! Отныне мое имя не Аменхотеп – «Амон доволен»! Отныне мое имя Эхнатон – «Полезный для Атона»! Такова воля моего божественного отца!

Сердце Тутмоса переполнилось радостью. «Так вот каково наказание! Не будет ни крови, ни суда! Значит, царь решил отвернуться ото всех, кто слеп, кто не видит величия Атона! Но ведь Эхнатон – сын этого всесильного бога! Если царь отвернется от них, если лучи его милости не будут больше их согревать, тогда в их сердцах зародится тоска и желание прозреть! Эта жажда прозрения позволит им примириться со светом его отца!»

Эти мысли так захватили Тутмоса, что он не слышал последних слов царя. Все же ему наконец удалось сосредоточиться. Он внимательно вслушивался в слова Рамосе, седоволосого верховного сановника, который начал говорить после повелителя.

– Небо радовалось, – говорил Рамосе, – сердца всех людей, вся земля были полны счастья и радости, когда наш царь выезжал в своей колеснице из чистого золота. Она лучезарна, подобно Атону, когда он восходит и наполняет землю своей любовью! Его величество, наш царь, нашел такое место, которое никогда не принадлежало ни одному из богов! Не кто иной, как сам Атон, направил туда нашего царя!

– Да, это Атон, мой отец, направил меня туда! – снова заговорил царь. – Это он привел меня к местам его небосклонов. Атон пожелал, чтобы я воздвиг здесь город в его честь. Этот город увековечит его великое имя. Эту мысль подсказал мне сам Атон, а не мои советники и вельможи. Мой божественный отец сам привел меня на это место и сказал, что оно больше подходит для нового города, для Ахетатона. Мой отец вложил эту мысль в мое сердце и выбрал это место, где пожелал быть почитаемым вечно! Я уже наметил и южную, и северную границы города. Он будет стоять не на западном, а на восточном берегу реки. Я построю его на том месте, которое Атон окружил горами. Я воздвигну себе и моей царственной супруге Нефертити, любовью к которой переполнено мое сердце, великолепные дворцы. В отвесных склонах восточных гор я прикажу вырубить гробницу, где будет место моего дома вечности. Там же будут заложены гробницы для царицы и нашей дочери, царевны Меритатон. Моему отцу, Атону, я воздвигну храм в городе небосклона, храм, который он заполнит своими лучами, своим собственным сиянием. <…>

Эхнатон закончил свою речь. Все пали ниц. Когда Тутмос закрыл глаза, перед ним внезапно возникло лицо царя таким, каким оно было в жизни и как его надо изображать: не приукрашивать и не сглаживать, но и не искажать и не уродовать (ибо это тоже было бы неправдой). Лицо это не отличалось ничем примечательным, но оно излучало свет того, кто его создал. <…>

– Я еду в Ахетатон! – лицо Тутмоса светилось от счастья. – Завтра отплывает корабль, на котором я еду! <…>»

… И вот наконец мы видим Тутмоса гуляющим по строящемуся новому городу:

«По широким мощеным улицам, где стоят еще необжитые, недостроенные дома знати, Тутмос и старик Неджем попадают в квартал, заселенный строительными рабочими и ремесленниками. Пройдя по переулкам между низкими домами, они поднимаются вверх по каменистой дороге, ведущей в город мертвых, расположенный в отрогах восточных гор. Тутмос и Неджем медленно поднимаются по высохшему руслу реки, где вода бывает лишь во время редких дождей. Старик задыхается и время от времени останавливается. Но у Тутмоса достаточно терпения. Наконец они добрались до места, где можно было отдохнуть. Старик сел, а Тутмос остался стоять рядом, показывая равнину, простирающуюся у их ног. Река, пересекающая ее, сверкала в лучах солнца.

– Ты видишь вон ту зеленую полосу земли на западном берегу? Стада скота будут пастись там, где сейчас растет камыш. И вместо сухого тростника здесь будет шуметь жито. Здесь хорошая и плодородная земля, и река щедро заливает ее. Дело лишь в том, что этой земли еще ни разу не касался плуг. А посмотри на тот остров посреди реки, покрытый фруктовыми деревьями. Он похож на бирюзу в серебряном венце. А полоска пальм, тянущаяся вдоль восточного берега, разве она не хороша? Конечно, она узка, потому что пески пустыни спускаются в этом месте почти до берега реки. Но зато здесь было удобно построить город – он на самом берегу и не боится наводнений. Песок пустыни не помешает окружить здесь каждый дом садом. Для этого нужно только вырыть колодцы, чтобы достичь подпочвенных вод. Здесь можно устроить пруды, наполнить их водой и разводить всяких водоплавающих птиц. На месте пустыни возникнет прекрасный сад!

– А где же башни храма, колоннады, где сфинксы, стоящие по краям дороги процессий?

– Дорога для процессий нашего бога не должна быть окружена сфинксами с головами баранов! Ведь бог никогда не может иметь облик животных! Храму нашего бога не нужны колонные залы. Ведь храм не должен быть закрыт сверху от взора бога, его лучи должны наполнять все. Вон, видишь, в северной части города огромное сооружение, окруженное тремя стенами? Пилоны еще строятся, но священный камень Бенбен, стоящий внутри святилища, возле алтаря, вздымается к небу гораздо выше, чем башни храма Амона. Его позолоченная верхушка отражает первые лучи восходящего солнца и его последние лучи на закате. В городе нет такого места, откуда не был бы виден священный камень.

Пока Тутмос говорил, он стоял спиной к старику, любуясь молодым городом, покорившим его душу. Затем повернулся и замолк: глаза старика были полны слез <…>».

(Херинг Э. Ваятель фараона. –

М.: Наука, 1968. – С. 105-122).

? Перечислите отличия солнечных храмов, посвящаемых Амону и Атону. Объясните причины отличий.

? На основании текста назовите обстоятельства, по которым установление Эхнатона о едином боге оказалось недолговечным, а блестящий город-сад Ахетатон – заброшенным через семнадцать лет после своей закладки, со смертью фараона-реформатора.

***

Второе рождение Абу-Симбела

«<…> В дневнике Джованни Бельцони, одного из «замечательных деятелей в истории египтологии» (Г.Картер), читаем: «Мы вошли в самый красивый и самый обширный склеп в Нубии… Наше удивление возросло еще более, когда выяснилось, что это не только очень большой, но и великолепно разукрашенный храм – с барельефами, росписями и статуями…» <…>

Многие годы подряд, когда Нил затапливал своими илистыми водами прибрежные поля и прекращались полевые работы, надсмотрщики сгоняли тысячи и тысячи рабов к утесу Абу-Симбел. От зари до зари врубались они в розовый гранит, все глубже проникая в толщу скалистой гряды. Нещадно палит солнце, пыль попадает в глаза, рот, уши.

Сначала с помощью деревянных трубочек, подсыпая под них песок и подливая воду, сверлили скалу. В отверстия забивали колья, и их тоже поливали водой до тех пор, пока они не разбухали и не разрывали камень. Так шли вперед, медленно отвоевывая пласт за пластом, вырубая с помощью бронзовых и каменных топоров и долот проходы во внутренние помещения. На катках и санках вывозили отколотую породу и вновь били, врезались в скалу, высекали залы, колонны, статуи. Надзор был строгий: ходом строительства интересовался сам фараон, и сроки были поставлены жесткие. И все же немало воды утекло в Ниле, прежде чем ожили под искусной рукой ваятеля безгласные камни.

… Амфитеатром спускается к Нилу горная гряда из белого и розового песчаника. В ней высечен храм. Тридцать два метра в высоту имеет он, тридцать восемь в ширину, на шестьдесят три метра уходит вглубь скалы. А рядом, отделенный песчаной грядой, второй храм, поменьше. Прямо в скалах приказал вырубить Рамсес II эти удивительные храмы, в память о мире с хеттами. Но также и для того, чтобы Нубия помнила о его могуществе и силе.

Много храмов знал Древний Египет, но храмы времен Рамсеса II, вообще все храмы Нового царства, начавшегося изгнанием гиксосов, были самыми величественными. И так же как пирамиды Древнего царства прославили они египетское зодчество. Власть фараонов в ту пору распространилась на огромную территорию – от четвертого порога Нила в Экваториальной Африке до границ Малой Азии. И со всех сторон стекались в страну неисчислимые богатства: слоновая кость из Эфиопии, золото из Нубии, благовония и роскошные сосуды с острова Крит. Тысячи пленных становились рабами.

С заупокойного храма царицы Хатшепсут, сооруженного в конце ХVI века до н. э., начинается расцвет храмов Нового царства, и одно из характерных их отличий – отсутствие погребений. Это был новый тип храмов, не связанный с загробным культом фараона. Из пяти основных частей состояли храмы: пилонов – двух высоких башен, между которыми находился вход; обрамленного колоннадой двора; главного зала с массивными колоннами; святилища – молельни. Вход обрамляли статуи фараона – они стояли перед пилонами. Общая длина прямоугольника Луксорского храма, который принялись возводить при Аменхотепе III, равнялась ста девяноста метрам. Зал Карнакского храма, законченного при Рамсесе II, был шириной сто с лишним метров, а в глубину имел пятьдесят два метра.

Египтяне великолепно знали камень и умели работать с ним. Сооружали они и пещерные храмы. Но храмы в Абу-Симбеле превзошли все. У входа в Большой храм Абу-Симбела вса встречают сидящие колоссы – по два с каждой стороны. Нарушив традиции, древний скульптор высек их прямо в скале, гигантские каменные фигуры с обнаженными туловищами. На головах – двойные короны, лицо украшает стилизованная бородка. Холод пробегает по спине, когда видишь двадцатиметровые статуи. Они не угрожают. Они отрешены от жизни, углублены в себя – как полагалось по канонам. Но одновременно они здесь, и в них сгусток разрушительной энергии и карающей силы. Бойтесь этой силы и не вздумайте роптать, униженные и оскорбленные, бойтесь ее, смутьяны и недовольные, бойтесь все, ибо гнев фараона беспределен, силы его неисчислимы.

Итак, сначала терраса с колоссами. У самых ног колоссов десять небольших скульптурных изображений Рамсеса и десять статуй Гора-сокола. Но о Рамсесе напоминают не только скульптуры. Поверх плоского, выбитого в скале пилона, выгравирована – дабы ни у кого не оставалось сомнения, чей это храм и кто тут хозяин, – группа знаков, объединенная картушем. Знаки составляют имя фараона – Рамсес!

Над входом в глубокой прямоугольной нише находится шестиметровое изображение бога солнца Ра, с головой сокола, предка-покровителя фараона. Вход ведет во внутренний двор, с той только разницей, что двор создан в вырубленной руками человека пещере. И снова перед вами в этом обширном зале (восемнадцать на шестнадцать метров), две шеренги подпирающих потолок статуй – фараона Рамсеса в виде бога Осириса. Семиметровые статуи, словно стража, по четыре с каждой стороны! И рельефы. На столбах, на стенах. Удивительный эффект! Словно сквозь строй идешь ты, медленно, под неусыпным оком богов, и вместе с тобой словно движутся, выхваченные из темноты, их фигуры, освещенные по утрам солнцем, сверкающие и таинственные; днем – строгие, вечером – сумрачные…

Помни: могучи боги! Помни: могуч фараон!

Потолок боковых помещений – это синее небо с желтоватыми звездами, а в среднем зале с его четырьмя столбами вместо звезд парят соколы. Небо, небо здесь над головой, и головами в небо упираются Осирисы-Рамсесы. А на стенах – настоящая картинная галерея в рельефах. Несутся боевые колесницы, наступает пехота, молит о пощаде старая крестьянка, гонит своих коз и коров, убегая от завоевателей, крестьянин: наступает вражеская армия. Сцены боев, сцены расправ, сцены угона в рабство. И везде и всюду Рамсес. Он могуч, он сильнее всех, он – царь, он – бог. Когда ученые принялись пристальнее изучать рельефы, то выяснилось, что все они посвящены реальным событиям: войне в Нубии, в Ливии, войнам с хеттами.

Едва заняв престол, Рамсес предпринимает военную экспедицию в Нубию. Ему удается довольно быстро нанести сокрушительный удар плохо вооруженным местным племенам. Честно говоря, невелика победа. Но фараон умеет представить так даже самые незначительные свои победы, что можно подумать, что он спас отечество от самой крайней опасности. Может быть, уже тогда Рамсес пришел к выводу о необходимости построить на это, отстоящей от дельты Нила на полторы тысячи километров земле новые крепости и храмы. Пока же он не забывает вывезти из Нубии золото, из него искусные ювелиры сделают украшения; страусовые перья – они служили непременным атрибутом религиозных процессий; шкуры диких животных – они понадобятся для ритуальной одежды жрецов. И ему принесут каменную палицу, и этой палицей он раздробит череп пленному вождю во славу бога Амона, и бог этот будет удовлетворен, ибо враги Рамсеса – его враги.

Довольно быстро расправится Рамсес с немногочисленными отрядами ливийцев, захвативших несколько пограничных селений. Он уничтожит их почти всех, за исключением людей племени шардан, воинстваенных и стойких в бою. Сначала шарданы становятся пленниками фараона, затем он предоставляет им свободу. Они составят ядро его ударных наемных отрядов.

Самый грозный враг находился, однако, не в Нубии и не в Ливии.

Со второй половины ХV века до н. э. Входит в полную силу хеттская держава в центральной и восточной части Малой Азии. Ею было разгромлено царство Митанни в Северной Месопотамии и покорены города-государства в Сирии. Хеттскую армию составляли войска зависимых от царя князей и тех, кто обязан царю службой за землю. Большая часть пехотинцев вооружена копьями и короткими мечами – примерно семнадцать тысяч пехоты. И десять с половиной тысяч воинов на колесницах. И вся эта армия была готова к войне.

На четвертом году своего царствования Рамсес предпринимает очередное путешествие. На сей раз в Палестину и Сирию. Ему хочется нанести поражение хеттам и восстановить власть Египта над северной Сирией. Для этого идет дополнительный набор в армию, каждому солдату выдается большой деревянный щит, обтянутый шкурой быка или газели. На головеах у воинов колпаки из фетра, ноги и руки защищают деревянные дощечки, привязанные ремнями. Только фараон и военачальники носят своего рода латы – кожаную рубашку с бронзовыми бляхами. У египетской пехоты – копья, боевые топоры и серпы. Те, кто сражается на колесницах, вооружены луками. В специальных ящиках хранятся стрелы с различными наконечниками: кремневыми, бронзовыми или из твердых пород дерева. Подразделениям присвоены имена богов – легион Амона, легионы Ра, Сет, Птах. В каждом легионе в первых рядах колесницы, затем следует пехота и обоз. Двадцать пять километров в сутки.

Армия Рамсеса беспрепятственно продвигается вперед. Еще несколько переходов – и виден Кадеш. Противник то ли не знает о прорыве, то ли отошел. Внезапно к Рамсесу приводят двух бедуинов. Это перебежчики.«Мы хотим, – говорят они, – служить в войсках фараона, не желаем иметь ничего общего с этим трусом Муваталом. При одной вести о том, что египетская армия перешла в наступление, он увел свои войска на север. Он боится фараона и страшится встречи с его армией». Значит, противник действительно ушел? Превосходно! Вряд ли будет так уж трудно взять Кадеш, вряд ли там оставлен большой гарнизон. Передовые подразделения втягиваются на хеттскую территорию. Редкий лес, река Оронт, крепость, окруженная водными преградами. С востока – это река Оронт, на западе и севере – ее приток, с юга – глубокий, наполненный водой ров.

А между тем дела обстояли далеко не так просто. Хеттский царь Муватал был хорошо осведомлен о передвижениях противника. Когда Рамсес стал подходить к Кадешу, хеттская армия заняла позиции в лесах северо-западнее крепости. А часть ее была послана на подкрепление гарнизона Кадеша. Именно тогда же по приказу Муватала в египетский лагерь отправились перебежчики. Они, как мы знаем, неплохо справились со своей задачей.

И вот долгожданный час: легион Амона во главе с Рамсесом располагается на отдых.

Патруль берет еще двух вражеских разведчиков. «Где хеттское войско?» – «Хеттские войска здесь, и у них столько воинов, сколько песка в пустыне».

Хетты действительно здесь. Еще не успел прозвучать сигнал тревоги, как начинается их атака. Прежде всего они наносят удар по легиону Ра. И удар этот настолько силен, что мчатся назад египетские колесницы. Они вносят сумятицу в ряды легиона Амона, ведь здесь тоже не успели толком подготовиться к битве. Среди египтян начинается паника. В кольцо окружения попадает и сам фараон. Муватал торжествует. Победа близка. Но Рамсес бросает в контратаку шарданов и сам возглавляет ее. В боевой колеснице, словно простой воин, несется он на врага, стреляя из лука. Хетты не придают особого значения этой ограниченной в средствах контратаке. Часть их отрядов вообще занята тем, что собирает трофеи.

Но напор египтян крепнет. В одном месте им удается прижать противника к реке. Угасшее пламя боя разгорается с новой силой. Происходит чудо. Сначала раздается глухой топот. Это одно из гвардейских подразделений Рамсеса, а с ним остатки возвращающегося на поле боя легиона Амона. Проходит еще какое-то время, и на поле сражения появляется легион Птах. Переменчиво воинское счастье – теперь к обороне переходят хетты. В конце концов Муватал прекращает контратаки. Он не хочет больше рисковать, тем более, что крепость Кадеш в его руках, ему есть куда отвести войска. Пусть попробует потерявший так много воинов Рамсес взять крепость.

…Каждая сторона потом припишет победу себе. А Рамсес позаботится о том, чтобы о ней напоминали рельефы в Фивах. В Абу-Симбеле, на рубежах мятущейся Нубии, рассказ о силе египетского оружия, о деяниях непобедимого фараона приобретает, однако, особый смысл.

Вот восседает на своем троне огромнейший Рамсес, он всегда в три-четыре раза выше всех окружающих – воинов, рабов, простолюдинов, – ведь он главное действующее лицо, он повелевает ходом событий, ради него создана эта каменная летопись. Вот он советуется с визирем и офицерами. Вот личная гвардия фараона, шарданы, благодаря которым ему удалось уйти от поражения. Сцена поимки разведчиков. Крепость Кадеш. Рамсес на колеснице: мчатся кони и сотнями падают поверженные враги.

Придворный поэт Пентаур сочинил о походе фараона в Сирию поэму, ее иероглифический текст выгравирован здесь:

«…Поднявшись во весь рост, царь надевает грозный боевой шлем. На своей колеснице, запряженной двумя конями, он устремляется в жестокий бой в гущу хеттов. Его солдаты и свита смотрят издали, как он героически атакует и защищается…»

«О ты, божественный Амон, Господин вечности, Творец и Правитель Вселенной, Бог-покровитель, Господин всех тронов на земле… Посмотри, я один!.. Не ты ли – мой отец, и не я ли – твой сын?.. Всегда моя рука следовала твоей воле. Не тебя ли я чествовал, преподнося дары? Вспомни принесенные тебе в жертву тридцать тысяч быков и храмы, которые я построил тебе из огромных гранитных глыб!.. Сосчитай обелиски, воздвигнутые мной во славу тебе!.. И вот!.. Божественный Амон, теперь, когда я один и покинут всеми, я протягиваю к тебе руки и возношу молитву. Разве ты не сильнее тысяч лучников и мириад героев?..»

«Я твой отец-солнце, моя правая рука с тобой, и, как ты говоришь, я один могу больше, чем миллионы воинов!.. Когда я сойду в вихрь колесниц, которые тебя осаждают, они упадут и разобьются, как глиняные горшки под копытами твоих коней!.. Я заморожу сердца твоих бесчисленных врагов, из их рук выпадут копья и колчаны, ия заставлю их устремиться в воды, как туда бросается испуганный крокодил!.. Они будут душить и убивать друг друга…»

«О Рамсес, неустрашимое сердце, ты один сделал больше, чем целая армия. Перед твоим победоносным мечом склонилась страна хеттов!.. Нет тебе равных в день битвы, когда ты сражаешься за свой народ!..»

Прославление побед? Да, конечно, но не только это.

Контуры фигур врезаны в каменный массив. Линии словно прочерчены черной тушью, они меняют свою толщину в зависимости от направления солнечных лучей. Еще один проход, и вы в следующем помещении храма – здесь некогда хранилась священная ладья. Потолки все ниже, одновременно поднимается пол. Дорога ведет к святилищу, вход куда разрешен только жрецам. Четыре высеченные в скале круглые скульптуры сидящих богов: Птах, Ра, Хармакис (Гор) и … Рамсес II.

Француз Луи Кристоф, современный знаток Абу-Симбела, считает, что храм был построен, дабы сделать возможным обожествление Рамсеса при жизни. И случилось это в тот день, когда он отмечал тридцатилетний юбилей своего правления. Что же это был за день? День, когда лучи солнца – так уж это было задумано и осуществлено гениальными строителями Абу-Симбела – не только освещают, как обычно, двор и статуи Осирисов, но и проникают до самых отдаленных уголков святилища, освещая статую царя. Только два раза в году, 21 марта и 21 сентября, в 5 часов 58 минут, лучи солнца выхватывают из тьмы три статуи – Амона, Рамсеса и Хармакиса. Так искусно все было рассчитано в этом храме, что, на какое-то мгновение высветив плечо, луч оставляет в тени Птаха, бога тьмы. А вот Рамсес буквально весь залит светом. Бога Рамсеса приветствовало живое божество солнца.

Малый храм, посвященный умершей молодой царице Нефертари, супруге Рамсеса, уступает в размерах Большому (ширина его двадцать восемь метров), и помещения у него поменьше: зал-двор с шестью статуями, вестибюль и святилище.

Зато ничуть не меньше здесь своеобразных особенностей. В зале-дворе сразу видишь знакомую по Большому храму сцену: рельефы на стене посвящены сражениям. Но, согласно канонам египетской религии, Рамсес, препровождающий пленников пред грозные очи бога, должен был бы находиться справа, бог же, выходящий из храма навстречу царю, – слева. Таковы были правила. Здесь же все изображено наоборот, и получается, что не бог встречает царя в своем храме, а царь бога. Несколько богов изображены в совершенно неожиданной позиции: Гор, Тот, Хнум, Исида направляются к святилищу. И кое-где рядом с царем царица, и в качестве хозяев они принимают богов! В вестибюле выгравирована сценка, совсем уже удивительная: две богини, Исида и Хатор, возлагают корону на голову супруги Рамсеса, тем самым обожествляя царицу.

Все эти наблюдения сделаны недавно, после того, как у ног статуй Рамсеса и Нефертари в Абу-Симбеле воздвигли леса, и ученые принялись обмерять, зарисовывать, фотографировать, запечатлевая все надписи и рельефы.

Абу-Симбел расположен в двухстах восьмидесяти километрах от Асуана, где предполагалось поставить преграду нильским водам и создать водохранилище в пятьсот километров длиной и в двадцать пять шириной. Это должно было привести к затоплению значительных участков суши, вместе с комплексом Абу-Симбела. Сначала решили, что удастся оставить храмы на месте, отгородив их полукруглой плотиной. Но проект пришлось отклонить – ведь оба храма оказывались на дне горной чаши. Отказались и от другого проекта: вырезать храмы из скальной гряды, скрепить их бетонным кольцом и стальными скрепами, а затем поднять наверх, на шестьдесят с лишним метров, чтобы они оказались выше уровня реки.

В итоге правительство Египта приняло проект шведской строительной фирмы: храмы рассекают на блоки (1036, каждый весом по 30 тонн), переносят на шестьдесят четыре метра выше прежнего и удаленного на сто восемьдесят метров от реки, и там восстанавливают. В ноябре 1963 года было подписано соответствующее соглашение.

Начинать надо было с выборки грунта над сводами храмов, оставив вокруг них по восемьдесят сантиметров. Над Большим храмом слой грунта равнялся тридцати метрам, над Малым – сорока. Триста тысяч тонн грунта вынули здесь строители. Бульдозеры, отбойные молотки, сверла, горные буры – все шло в ход. Последние метры проходили вручную. Во всех помещениях храма установили стальные подпорки: строители очень опасались, чтобы не сдвинулись стены или своды. Некоторые песчаники Абу-Симбела были хрупкими, потому в скале просверлили семнадцать тысяч отверстий, закачали туда смолистый состав, чтобы укрепить структуру камня (было использовано 33 тонны состава и 33 тонны стальных стержней). Рельефы и надписи покрыли прозрачными смолами, чтобы не повредить при распиловке.

Широко использовали фотограммометрию, позволяющую точно определять формы и размеры предметов по снимкам. Был создан бесценный архив, с помощью которого теперь можно создавать точные копии Абу-Симбела.

21 мая 1965 года камнерезы принялись выпиливать первый блок. 4 января 1966 года инженеры поставили на новое место первый блок Большого храма. А тремя неделями позже были перенесены и смонтированы все четыре бога, восседающие в святилище. Храм Нефертари закончили в конце 1966 года. Большой храм – осенью 1967 года. Фасады храмов были поставлены одновременно с железобетонными куполами (всего купола состояли из трехсот конструкций, соединенных в тридцать четыре арки). Было подведено электрическое освещение, прожектора освещают храмы не только изнутри, но и снаружи. Установлена и вентиляционная система.

«Солнечное чудо» повторилось в феврале 1969 года.

Абу-Симбел, чудо древности, стал чудом нашего времени<…>».

(Варшавский А.С. Жемчужное ожерелье. –

М.: Детская литература, 1975. – С. 25-53).

? Выпишите из текста выделенные слова и дайте им свое определение.

Дата добавления: 2015-08-05