В воспоминаниях современников.

Дневники и воспоминания И.А. Гончарова, М.И. Венюкова, П.А. Кропоткина и Г.И. Невельского дают возможность составить представление о политических воз­зрениях Н.Н. Муравьева-Амурского на конкретные проблемы тогдашней действи­тельности, равно как и личностных качествах этого человека. В этом и заключается их научная ценность.

И.А. Гончаров о своем пребывании в составе кругосветной экспедиции на фре­гате «Паллада» в 1852-1855 гг. в качестве секретаря начальника экспедиции вице-ад­мирала Е.В. Путятина создал роман. О Муравьеве-Амурском там написано немного. По-видимому, писателя, придерживавшегося умеренно-либеральных взглядов, чья аполитичность смущала многих советских исследователей его творчества, мало ин­тересовали перипетии дальневосточных событий, в центре которых находился Н.Н. Муравьев-Амурский, хотя вполне возможно, что причиной явилась банальная мимо­летность встреч будущего автора книги «Фрегат «Паллада» с генерал-губернатором Восточной Сибири. Тем не менее, и эти немногочисленные упоминания позволяют судить о демократизме Н.Н. Муравьева в отношениях со своим окружением и про­стыми людьми.

М.И. Венюков в мемуарах о совместной с Н.Н. Муравьевым поездке на Амур в 1857 г. вспоминал о популярности генерал-губернатора в обществе, проявившейся, в частности, во время пересечения участниками экспедиции Байкала на пароходе «Без­но­сиков», пассажиры которого нисколько не стеснялись его присутствием; он лю­безно разговаривал, и ни один при этом не держался навытяжку, «не унижался до лести или до каких-нибудь изысканных и двусмысленных оборотов речи».

Автор рассказал о не­продолжительной остановке в доме казака Скобельцина, в ходе кото­рой «Н.Н. Му­равьев остался у него пить чай, вспоминал его службу, спрашивал его указаний насчет хозяйственных условий Амурского края и вообще оказывал внима­ние, сколько мог», о завтраках и обедах в доме М.С. Корсакова и на катере самого Н.Н. Муравьева-Амур­ского, всегда проходивших весело в простой и непринужден­ной обстановке, о визите на Усть-Зейский военный пост и чуткости, проявленной ге­нерал-губернатором по от­ношению к несшим там службу казакам, потерявшим за зиму двадцать девять человек, и многом другом. Последний факт раскрывает еще одно, чисто человеческое качество Н.Н. Муравьева, а именно - глубокое уважение и сострадание к людям, чьими жизнями оплачивалось утверждение России на амур­ских берегах.

Г.И. Невельской упоминает о встречах с Н.Н. Муравьевым-Амурским осенью 1847 г. в Петербурге, когда состоялось знакомство только что назначенного коман­дира военного транспорта «Байкал» с недавно утвержденным в своей должности ге­нерал-губернатором Восточной Сибири, положившее начало их содружеству, итогом которого стали географические открытия Г.И. Невельского, успешная оборона Даль­него Востока в годы Крымской войны, прорыв в решении «амурского вопроса»... Встреча 3-го сентября 1849 года в Аяне, в ходе которой Г.И. Невельской доложил Н.Н. Муравьеву о результатах своих исследований Татарского пролива и Амурского ли­мана, описана исключительно рабочей, лишенной какой бы то не было церемонности и помпезности.

В путевых дневниках П.А. Кропоткина, прибывшего на Дальний Восток летом 1862 г., то есть спустя год после отставки Н.Н. Муравьева-Амурского с поста гене­рал-губернатора Восточной Сибири, среди записей о недавнем правителе края, сде­ланных по еще свежим воспоминаниям о нем представителей местного общества, со­держится следующее, весьма примечательное свидетельство о личности графа Амур­ского: «Он умел удивительно воодушевлять общество, любил женщин, из кото­рых ни одна перед ним не могла устоять, умел соединять сословия силой своего обаяния перед дамами, заставляя их забыть, что с ними на балу находились актрисы, был по­клонником гражданского брака».

Об открытости и коммуникабельности Н.Н. Му­равьева, его умении находить общий язык с людьми в ситуациях подчас критиче­ских, свидетельствует и приводимый князем случай успокоения генерал-губернато­ром солдат полка раскольников, взбунтовавшихся из-за того, что «у одного из них вырвал бороду какой-то чиновник». Полк пал перед ним на колени, а вечером Му­равьев ку­тил с ними в лагере.

Высоко оценивали современники деятельную натуру Н.Н. Муравьева-Амур­ского, его увлеченность и работоспособность. «В беседах с ним, - вспоминал И.А. Гончаров, - я успел вглядеться в него, наслушаться его мыслей, намерений, целей! Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями..., которыми тор­мозили его ретивый пыл! Небольшого роста, нервный, подвижный. Ни усталости взгляда, ни вялого движения я ни разу не видал у него. Это и боевой отважный боец, полный внутреннего огня и кипучести в речи, в движениях...».

Полностью разделяют это мнение М.И. Венюков, воссоздавший в своих «Воспоминаниях о заселении Амура в 1857-1858 гг.» множество бытовых деталей четвертого сплава по Амуру, а также процесса подготовки Айгуньского договора с Китаем, которые в значительной степени описаны сквозь призму личного участия Н.Н. Муравьева в этих событиях. И.А. Кропоткин прямо связывал расцвет региона с периодом пребывания в должно­сти генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева-Амурского, характери­зуемого им как исключительно умного, деятельного, обаятельного человека, желав­шего работать на пользу края. Эта оценка подтверждается в мемуарах Г.И. Невель­ского.

В воспоминаниях М.И. Венюкова, Г.И. Невельского и П.А. Кропоткина отмеча­ется прямота и принципиальность Н.Н. Муравьева. По словам П.А. Кропоткина, он «один решался говорить царю многое, за что камарилья ненавидела его и всячески старалась спихнуть», и сам любил, когда «ему говорили дерзкую правду, и... всегда умел уважать дерзкое письмо, если оно опиралось на правду». В частности, Н.Н. Му­равьев-Амурский обратил внимание на В.Н. Фон Клингенберга - отводника земель для золотодобычи, который, узнав об обвинениях в свой адрес со стороны одного из исправников, обратился с письмом к генерал-губернатору, требуя проведения над со­бою следствия. Вскоре фон Клингенберг был назначен окружным начальником Ми­нусинска. Н.Н. Муравьев дал ход служебной карьере заседателя, препятствовавшего намерению местного архиерея строить церкви за счет и без того нищих крестьян.

Вместе с тем за демократизмом и обаятельностью Н.Н. Муравьева-Амурского, его открытостью и прямотой скрывался сложный, противоречивый характер, накла­дывавший существенный отпечаток, как на саму личность генерал-губернатора Вос­точной Сибири, так и на восприятие его в обществе.

Неуравновешенность и вспыль­чивость Н.Н. Муравьева в случае малейшего противодействия задуманным им пла­нам со стороны чиновников любого ранга даже по незначительным, второстепен­ным вопросам приводили к немедленной вспышке гнева графа Амурского. Как сви­детель­ствует А.И. Гончаров, «пылкий, предприимчивый дух этого энергичного борца воз­мущался: человек не выдерживал, скрежетал зубами, и из обыкновенного ласко­вого, обходительного, приличного и любезного он превращался на мгновение в ры­каю­щего льва...». В этой связи уместно вспомнить следующие слова П. А. Кропот­кина: «Как и все люди действия предварительной школы, он в глубине души был деспот; но Муравьев в то же время придерживался крайних мнений».

Действительно, с одной стороны, Н.Н. Муравьев, выразивший «полное сочувствие... предложению» Г.И. Не­вельского исследовать амурский лиман и обещавший «употребить все сред­ства к его осуществлению», приложил, по воспоминаниям самого же Г.И. Невель­ского, немало сил в борьбе с канцлером К.В. Нессельроде, военным министром А.И. Чернышевым и другими противниками проведения Амурской экспедиции, ходатай­ствуя за своего единомышленника перед начальником Главного Морского штаба А.С. Меньшико­вым и министром внутренних дел Л.А. Петровским. С другой сто­роны, он до конца упорствовал в своем заблуждении, переоценивая стратегическую значимость Петро­павловского порта и намереваясь перенести туда Охотский порт, не желая согла­шаться с Г.И. Невельским, предлагавшим передислоцировать главную военно-мор­скую базу России на Тихом океане в устье Амура. И только события Крымской войны вынудили генерал-губернатора принять аргументы мореплавателя.

Как свидетельствуют М.И. Венюков и П.А. Кропоткин, энергия генерал-губерна­тора передавалась его сподвижникам, заставляя последних действовать более ак­тивно и инициативно. Так, М.С. Корсаков - будущий преемник Н.Н. Муравьева-Амурского, а в 1848-1856 гг. - чиновник для особых поручений при генерал-губерна­торе, находясь в непосредственном подчинении у человека, лично изъездившего «по делам службы, 120000 верст», в конечном счете «свое атаманство в Забайкалье не выслужил, а выездил».

Проложенные по всей Восточной Сибири шоссе с наведен­ными мостами и устроенными на спусках перилами, по словам П.А. Кропоткина, по­являлись «по желанию Муравьева», причем даже там, «где Муравьев никогда не ез­жал», ибо сама «возможность его приезда заставляла приниматься за усыпание до­роги галькою». Однако причины этого усердия муравьевского окружения связаны отнюдь не только с магнетизмом и энергетикой личности генерал-губернатора, и многие, а прежде всего П.А. Кропоткин, отмечают авторитарность методов руково­дства Н.Н. Муравьева.

Неисполнение кем-либо из его подчиненных своих обязанно­стей влекло за собой, по выражению М.И. Венюкова, «административную грозу», на­блюдать которую ему приходилось неоднократно за время своих контактов с Н.Н. Муравьевым-Амурским. В частности, генерал-губернатор распорядился посадить на гауптвахту нерчинского почтодержателя, когда при смене лошадей обратил внима­ние на то, что «они и сбруи очень плохи». Год спустя на грани расправы оказался ме­стный почтмейстер, о злоупотреблениях которого стало известно Н.Н. Муравьеву, и только неподконтрольность почтового ведомства генерал-губернатору Восточной Сибири вкупе с нежеланием последнего прибегать к недозволенным методам воздей­ствия спасли проворовавшегося чиновника от заслуженного наказания.

Интенданты, чинившие «каверзу» подрядчику, обязавшемуся обеспечить сплав по Амуру в 1857 г. мукой, получили от Н.Н. Муравьева выговор в выражениях, из которых «слова «мо­шенничество» и «воровство» не были самыми сильными и жестокими». В аналогич­ном положении оказался и корабельный инженер капитан Бурачек, не обеспечивший надлежащее качество барок, построенных под его присмотром для вышеупомянутого сплава... Многие из подобных разносов носили справедливый характер, ибо казно­крадов в чиновничьей среде было предостаточно, но в ряде случаев наказания выно­сились спонтанно, без объективного разбора обстоятельств конкретной ситуации. Впечатление очевидцев подобных действий Н.Н. Муравьева наиболее ярко сформу­лировал М.И. Венюков: «Это было до такой степени по-генеральски, по-аракчеевски, что у меня что-то оторвалось в груди, и с тех пор я стал холоднее к человеку, в кото­ром дотоле видел почти одни хорошие качества».

Д.А. Кропоткин, отмечая смену настроений в обществе по отношению к Н.Н. Муравьеву-Амурскому от всеобщих восторгов до прямых укоров в посредственности и даже в бесчестности, расценивал это как «закон неизбежный», полагая, что «время середины еще не пришло» и «взгляд на Муравьева еще не выяснился». Данная оценка, безусловно, справедлива для 1863 г., которым датирована приведенная за­пись из дневника ученого-этнографа. Вместе с тем, и сам П.А. Кропоткин, и другие авторы, оставившие воспоминания о генерал-губернаторе Восточной Сибири, многие из которых составлялись и редактировались спустя десятилетия после описываемых событий, как раз и способствовали выявлению этого объективного «взгляда на Му­равьева» как на человека сложного, неординарного, с целым рядом недостатков, в окружении которого было немало людей нестоящих и откровенных проходимцев.

Еще в большей степени дорисовывают воспоминания гражданскую позицию и политические воззрения Н.Н. Муравьева-Амурского, так как в силу неоднородности собственных убеждений мемуаристов мы имеем возможность составить наиболее полное и объективное представление об отношении графа Амурского к основным проблемам российской действительности середины 19 века.

Убежденным поборником интересов России на Дальнем Востоке предстает Н.Н. Муравьев в воспоминаниях Г.И. Невельского, чья книга «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России» изображают генерал-губернатора Восточной Сибири одним из немногих чиновников столь высокого ранга, понимавшим всю не­обходимость урегулирования проблемы пограничного размежевания с Китаем с со­хранением за Россией левого берега и устья Амура, а также Приморья, и приложив­шим все силы в борьбе как со столичной проавстрийской партией во главе с канцле­ром К. В. Нессельроде, чинившей всевозможные препоны решению «амур­ского во­проса», так и китайскими властями, действуя зачастую без всякой под­держки, а то и вопреки имеющимся правительственным предписаниям.

Государст­венником харак­теризуют Н.Н. Муравьева А.И. Гончаров, М.И. Венюков... Некоторым диссонансом звучит лишь заявление П.А. Кропоткина, упоминающего в своих мемуарах, работа над которыми была им окончена в 1902 году, о якобы имев­ших место в 1857-1861 гг. в кабинете генерал-губернатора беседах молодых офице­ров с сосланным в Иркутск М.А. Бакуниным, в которых обсуждалась «возможность создания Сибирских Соеди­ненных Штатов, вступивших в федеративный союз с Се­веро-Американскими Соеди­ненными Штатами». Правда, судя по контексту, речь не идет о сепаратизме Н.Н. Му­равьева, по крайней мере в современном значении дан­ного понятия, тем более, что указанное не находит подтверждения ни у самого М.А. Бакунина в письме к А.И. Герцену от 7 ноября 1860 г., сообщавшего адресату о стремлении графа Амурского к «вольной... и крепко соединенной славянской феде­рации», но никак не к «Сибирским Соединенным Штатам», ни у других современни­ков Н.Н. Муравьева. М.И. Венюков приводит случай безусловного согласия генерал-губернатора с распоряжением управляющего делами Сибирского комитета статс-сек­ретаря Буткова, блокировав­шим строительство американцами железной дороги в За­байкалье как раз из-за угрозы экономического закабаления территории, распростра­нения там республиканского духа и отторжения в конечном итоге Сибири от России. Да и сам П.А. Кропоткин со­рока годами ранее опровергал подобные слухи о Н.Н. Муравьеве.

Еще более неоднозначны русские путешественники и писатели середины 19 века в оценке политических убеждений генерал-губернатора Восточной Сибири. Если Г.И. Не­вельской в своих воспоминаниях особо не затрагивал данный вопрос, то А.И. Гончаров, а еще в большей степени М.В. Венюков - негласный сотрудник зарубежных изданий А.И. Герцена и Н.П. Огарева, наиболее политический, по выражению А.А. Степанова, русский географ своего времени, в целом, рассматривали Н.Н. Муравьева-Амурского как человека довольно либеральных воззрений. Именно с подачи М.И. Венюкова стало историографи­ческой традицией считать, Н.Н. Муравьева первым губернатором, открыто поддержи­вающим идею отмены крепостного права в России.

В путевых тетрадях и письмах молодого, еще далекого от политики офицера П.А. Кропоткина, проходившего в 1862-1867 гг. военную службу на Дальнем Вос­токе, генерал-губернатор характеризуется умеренным либералом, создавшим в управляемом им регионе атмосферу свободы и вольнодумства. Это и отношение к политосужденным, с которыми «обходятся с замечательным уважением везде», и библиотека Вагина в Иркутске, где «был в свое время просто оппозиционный клуб, из которого исходили разные уличные демонстрации против правительства», и мно­гое другое.

Здесь П.А. Кропоткин во многом пересекается с М.И. Венюковым, также писавшем о человеческих, даже дружеских отношениях Н. Н. Муравьева со ссыль­ными революционерами, от декабристов, получивших в 1856 г. «всепрошение по хо­датайству Муравьева же», до петрашевцев (М.П. Петрашевский, Н.А. Спешнев, Ф.Н. Львов) и народников (М.А. Бакунин), из которых М.И. Петрашевский являлся «даже одно время чем-то вроде хозяйки дома Муравьева» и «пользовался этим положением, чтобы говорить своему покровителю вещи, которые не смели сказать другие: напри­мер, укорял его за стремление удешевить полицейскими мерами хлеб на иркутском базаре, за ложную экономическую политику в Забайкалье, при снаряжении амурских сплавов и т. п. И Муравьев слушал, оспаривал, как умел, может быть, сердился; но никогда не думал за несходство мнений ссылать Петрашевского в Минусинск, как сделал потом Корсаков».

Граф Амурский содействовал в возвращении прежних чи­нов Н.А. Спешневу и Ф.Н. Львову, а «Спешнев был сделан Муравьевым даже редак­тором основанной в 1858 году газеты «Амур». М.А. Бакунин же «нашел себе покро­вителя в Муравьеве, который доставил ему нечто вроде нештатного, но постоянного и прибыльного места адвоката золотопромышленников при главном управлении Восточной Сибири». Отмечал географ и «широкое умственное движение» в иркут­ском обществе, вызванное деятельностью Н.Н. Муравьева-Амурского.

Спустя 40 лет в своих «Записках революционера» П.А. Кропоткин, ставший к этому времени одним из виднейших представителей радикально-демократического крыла русского общества, идеологом отечественного анархизма, уже принципиально и по-иному отзывался о Н.Н. Муравьеве-Амурском, указывая, в частности, на то, что «демократическая республика не вполне бы удовлетворила его». Подобная оценка выглядит крайне завышенной на общем фоне свидетельства о генерал-губернаторе Восточной Сибири его сподвижников, в том числе и самого П.А. Кропоткина, сде­ланных им ранее, вследствие чего можно усомниться в ее объективности, тем более, если учитывать склонность и других революционеров 19 в. переоценивать радика­лизм политических воззрений Н.Н. Муравьева.

Приводит князь-революционер и примеры реализации генерал-губернатором Вос­точной Сибири своих либеральных проектов. Так, решая задачу заселения региона в ус­ловиях острого недостатка в поселенцах, Н.Н. Муравьев «прибег к необычайным мерам», а именно: «ссыльнокаторжным, отбывшим срок в каторжных работах и приписанных к... промыслам, возвратили гражданские права и обратили в Забайкальское казачье войско... Затем Муравьев добился полного освобождения тысячи каторжников (большею частью убийц и разбойников), которых решил устроить как вольных переселенцев по низовьям Амура». Наконец, генерал-губернатор «принял как колонистов две тысячи солдат из штрафных батальонов. Их распределили как приемных сыновей в казачьи семьи или же устроили артельными холостыми хозяйствами в деревнях Восточной Сибири». Эти шаги, беспрецедентные для феодально-крепостнической России, безусловно, свидетельствуют о прогрессивности взглядов Н.Н. Муравьева-Амурского, а их реализация - об известном гражданском мужестве генерал-губернатора.

Таким образом, дневники и мемуары побывавших на Дальнем Востоке путешест­венников и писателей позволяют судить о генерал-губернаторе Восточной Сибири Н.Н. Муравьеве-Амурском как о либеральном политике, смелом и инициативном государст­венном деятеле, и вместе с тем сложном, противоречивом человеке, в характере которого сочетались как положительные, так и отрицательные качества. Наиболее точно сформу­лировал это П.А. Кропоткин, рассуждая «о пользе и вреде, принесенных Муравьевым», замечавший, что первая выразилась «в толчке к жизни, сообщений Сибири, в некотором искоренении взяточничества и т.п.», а вред - «в направлении, в характере управления, в деспотизме, усвоившемся здесь, во влиянии личностей и т. п.».

Однако известно и другое высказывание о генерал-губернаторе, принадлежащее М.И. Венюкову, считавшему, что «для Восточной Сибири «век Муравьева» был тем же, чем век Екатерины II для всей Рос­сии и век Людовика XIV для Франции». Трудно не согласиться с последним высказыва­нием, ибо оно как нельзя более емко и точно отражало роль и место Муравьева в истории России вообще и ее дальневосточной окраины в особенности.

А. А. Сабадаш, из книги «Записки Гродековского музея, выпуск II». Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2001.

Дата добавления: 2015-08-05