История шестая 2 страница

– И вновь я с сожалением отказываюсь.

– Так я и думал. – У колдуна появилась неприятная особенность – поглаживать шрам на лице. – Но, если вы не заметили, ситуация несколько изменилась. Сейчас не Ночь ведьм, и мы не в замке Кобнэк. Мы в провинциальной дыре, где нет ничего, что помешает нам исполнить волю маркграфа.

– Одно уточнение, – сказал я, поднимая палец. – Отсюда до земель Валентина Красивого четыре дня пути на юг. Это не его владения.

– На ваше уточнение у меня будет другое уточнение, – притворно вздохнул законник. – Здесь нас ждет господин колдун, на улице – люди милорда, и, скажу вам по секрету, страж, они сущие головорезы.

– Думаете, меня это может испугать?

– Нет. Что вы. Конечно нет. – Он поднял руки в притворном жесте мира. – Всем нам известна ваша смелость.

– Тогда не вижу смысла продолжать разговор, – сказал я, вставая из-за стола.

– Но также всем известен ваш здравый смысл и то, что вы не любите, когда погибают невинные люди. Если вы будете упрямиться, господину колдуну, к нашему обоюдному сожалению, придется выполнять задание господина силой. Разумеется, эти действия не останутся без свидетелей. Ваш друг, страж, будет в курсе, а свидетели в таких делах никому не нужны.

– Я убью и его и малолетнего щенка, – без всякой злобы сказал Вальтер, и было видно, что он не лжет.

Убьет и не поморщится.

– У вас есть выбор, Людвиг. – Законник посмотрел на свои ладони. – Уйти сейчас вместе с нами, не поднимая шума, и тогда мальчик и старик будут жить. Или же начать упрямиться, и последствия этого будут очень неприятны…

Он с «огорчением» вздохнул.

– Что вы изучаете? – спросил я у него.

– Увлекаюсь хиромантией на досуге. Смотрю на свою линию жизни. Так каков ваш ответ? Уезжаем, или вы будете упорствовать?

– Какие у меня гарантии, что моих друзей не тронут?

– Слово колдуна, – сказал Вальтер.

Я усмехнулся, и он, правильно расценив мое недоверие, достал из кармана гвоздь, проколол большой палец, провел линию на столе, четко проговорив:

– Даю слово, что твоих друзей не тронут, они смогут ехать, куда пожелают, когда им это будет угодно. Клянусь в этом моей колдовской силой.

Кровавая линия на столе растаяла, и я, понимая, что меня приперли к стенке, сухо сказал:

– Хорошо, господа. Прокатимся, раз маркграф так этого хочет. Что касается вас, неизвестный господин-хиромант, то ваша линия жизни, бесспорно, лжет.

– Вы так считаете?

– Скажу даже больше, у меня есть предположение, что вы вряд ли дотянете до следующего утра.

Эскорт у меня оказался почетным, хотя и немногочисленным. Кроме законника и колдуна со мной отправились в дорогу еще пятеро. Не скажу, что они выглядели головорезами, но иллюзий на их счет я не испытывал – все понюхали пороха и крови в достаточных количествах для того, чтобы я проявлял осторожность. Их выправка, то, как они управлялись с лошадьми и как общались друг с другом, наводили меня на мысль, что эти люди не один год провели в армии. Маркграф собрал для меня хорошо сработанную команду сторожевых псов. По именам они друг к другу не обращались, да и вообще преимущественно молчали, так что я стал называть их для себя Первым, Вторым, Третьим, Четвертым и Пятым.

Они тут же взяли надо мной опекунство, двигаясь по обе стороны от моего коня, когда это позволяла дорога, и каждый час меняясь. Для них я был кроликом, которого надо довезти в целости и сохранности, и если он не собирается бежать и не думает кусать собак, им до него нет никакого дела.

Кролик планировал бежать и кусаться, но несколько позже, когда постоялый двор, где остались Иосиф с мальчиком, будет уже далеко. У меня отобрали пистолет, арбалет, палаш и мой кинжал, так что я был абсолютно беззащитен перед судьбою, если не считать кулаков. Мне связали руки, дабы я не надумал устраивать глупости в самый неподходящий для этого момент. Узду моего коня взял Четвертый, молчаливый небритый мужик лет сорока. Так что я путешествовал исключительно в качестве пассажира.

Ни Проповедника, ни Пугала со мной рядом не было. Не знаю, как они почувствовали ситуацию, но никто из них не стал показываться на глаза законнику, которому хватило бы совсем немного времени, чтобы понять, что они со мной. Возможно, старина Пугало и избежал бы проблем, но вот Проповедник точно бы схлопотал неприятности, как свидетель, способный кое-что рассказать другим стражам. Мне оставалось лишь надеяться, что он так и поступит – предупредит кого-нибудь, во что я вляпался. Старый пеликан сейчас бы обязательно сказал, что висельник на перекрестке все же принес мне беду и, пожалуй, я бы не стал с ним спорить.

Мороз спал, погода была ясной, а дорога на удивление торной. Мы все дальше продвигались на юг, к границе При, и на меня большую часть времени никто не обращал внимания. Лишь на остановках, в теплых постоялых дворах, за трапезой мне развязывали руки и сажали между двумя крепкими головорезами, да еще когда неохотно водили за сарай по нужде. В первую мою такую просьбу Второй взвел арбалет и без экивоков сказал:

– Прострелю ногу, если начнешь дурить.

Я не сомневался, что он так и поступит, так что был паинькой, но успокоить их мне не удалось. Я знал, и они знали, что рано или поздно у всех нас возникнут проблемы.

К вечеру небо затянуло, начал сыпать снег, мелкий и колючий. Пока еще не опасный, но, судя по всему, до хорошей метели оставались считаные часы.

– Вы не хотите рассказать о Солезино, страж? – в очередной раз спросил у меня законник.

– К чему такой интерес? Я, действительно, не понимаю.

Он несколько секунд испытующе смотрел на меня, затем сказал:

– Орден считает, что в распространении юстирского пота виновато Братство. Мы хотим знать, как вы это сделали.

– Ваши слова звучат абсурдно.

– Двадцать из тридцати высших жрецов нашего Ордена собрались на ежегодное совещание в Солезино. И именно в это время случился мор, тогда, когда, образно выражаясь, почти все яйца лежали в одной корзине. Сильный удар по тем, кто не дает вашему брату нарушать законы.

Я вспомнил перламутровую душу, разносящую мор, и сказал:

– Мне кажется, что у вас, в Ордене, собрались еще большие параноики, чем в Арденау. Надеюсь, землетрясение вы тоже записали на наш счет?

– Есть колдуны, которые способны вызвать дрожь земли.

– Вы не были в Солезино. То, что там произошло, способны сотворить лишь ангелы Господни или сам Всевышний. У колдунов кишка тонка. Если не верите – спросите у господина Вальтера.

– Уже спрашивал. Он придерживается вашего мнения.

– Вот видите, кто-то еще может размышлять здраво.

Этот разговор встревожил меня. Вызов искусственного землетрясения, конечно, сущая чушь, но вот душа… У меня возникли некоторые сомнения, впрочем, тут же отброшенные, как безумные. Нас с Шуко эта тварь едва не размазала по мостовым Солезино, а Пауль с Рози не смогли пережить встречу с ней. И не скажу, что мы – самые слабые в Братстве. Ни одному нашему магистру не придет в голову выпустить на свободу подобную гадину.

К вечеру, когда снег усилился, а Тринский тракт разделился на две дороги, законник покинул наш отряд, о чем-то поговорив с колдуном. Мне он сказал:

– Вынужден откланяться, дела зовут. Возможно, когда-нибудь мы с вами еще встретимся.

– Не думаю, что это случится. – Я уже несколько раз видел за деревьями мелькнувшую фигуру в широкополой соломенной шляпе.

– Боюсь, вы правы. Вряд ли вам когда-нибудь суждено покинуть замок Латка. Закономерный итог для всех стражей, которые не слушают советов Ордена. Господин Александр был моим другом, и я рад, что вас настигло возмездие.

Сказав это, он поскакал по заснеженной дороге, быстро скрывшись в белой круговерти, поднятой ветром. Почти сразу же снегопад поглотил вышедшего из-за деревьев одушевленного в дырявом солдатском мундире времен князя Георга, и мне начало казаться, что возмездие настигнет законника, точно так же, как и господина Александра, – гораздо раньше, чем меня.

– Надо же тебе было так вляпаться! – ворчал Проповедник глубокой ночью, когда я лежал, привязанный к металлическим прутьям кровати.

Мои тюремщики не отличались особой наивностью и не оставляли меня на ночь предоставленным самому себе.

– И Пугало здесь не помощник. Оно странное и уже сто раз показало, что не будет тебя выручать, если только на дороге не подвернется какой-нибудь законник. Хочешь, я встану, и ты воспользуешься знаком, как это было в Кайзервальде? – Проповедник, как и я, понимал, что положение отчаянное.

– Спасибо за твою готовность пожертвовать собой, но, боюсь, я прибью не только их, но и себя вместе со всем постоялым двором. Они всегда слишком близко от меня, чтобы я швырялся ядрами себе под ноги.

– Что ты предлагаешь?

– Тебе придется найти стража и все рассказать.

– А если я его не найду? – резонно спросил он.

– Значит, отправишься в Арденау, там их как блох на боку дворовой собаки.

– Людвиг, ты знаешь, о чем просишь? Это недели пути, даже если я буду идти без остановки. Ты можешь так долго и не протянуть.

– Значит, надо протянуть. Советую тебе отправляться сейчас же. Возможно, сможешь нагнать Иосифа.

Второй услышал мой шепот, поднял голову от подушки:

– Спал бы ты, психованный. Иначе заткну рот тряпкой.

– Ты уж продержись. Я сделаю все, что смогу, – принял решение Проповедник.

Он ушел, и я остался один, надеясь, что о том, куда я пропал, рано или поздно узнают.

Утро третьего дня моих злоключений ознаменовалось тем, что колдун и Второй уехали вперед, оставив меня на попечение четверки наемников. До обеда я вел себя тихо, по возможности усыпляя их бдительность, пока не случилась остановка в небольшой деревушке, где господа решили отобедать. Мне кинули между рук куртку, чтобы никто не видел, что они связаны, провели за стол и посадили между Третьим и Первым.

Только после этого они соблаговолили снять путы, предварительно убрав со стола все острые предметы. Я наслаждался «свободой», попросив горячего чая и супа. Эти хмыри были такими же скованными, как обычно, дергаясь каждый раз, когда я решал пошевелиться.

– Расслабьтесь, ребята, – посоветовал я им. – Понимаю, что, если вы меня упустите, с вас живьем спустят кожу и повесят на стенах Латки в назидание остальным, но не доводите дело до абсурда.

Пятый посоветовал мне заткнуться и заняться супом, что я и делал, пока Четвертый, по уже известной мне привычке, не отправился изучать особенности местного отхожего места. Первый ничего не ел, ждал, когда я покончу с едой, чтобы связать меня и заняться своей, зато Третьему надоело ждать, и он принялся махать ложкой. Я взял в руки кружку с обжигающим чаем и, продолжая улыбаться Пятому, выплеснул кипяток в лицо Первого, тут же спиной упав с лавки.

Его вопль, подарил мне одну драгоценную секунду чтобы вскочить, и я вмазал кулаком в висок Третьему, который все еще держал в руках ложку. Прыгнул вперед, избежав цепких лап Пятого и нырнул к выходу, сбив по пути слугу. Встав на четвереньки, он задержал врезавшихся в него преследователей.

Я бежал изо всех сил к подсобным помещениям, за которыми начинался лес, понимая, что до конюшни с лошадьми по открытой местности я не дотяну – враз всадят болт в ногу. Пятый отставал шагов на двадцать, Третий и натягивающий штаны Четвертый только выползали из дома, а Первому было явно не до погони после купания в кипятке.

Я нырнул за угол, пробежал через амбар, схватив с верстака несколько гвоздей, сунул их в карман, затем подхватил стоявшие у дверей четырехзубые вилы, начал обегать амбар по кругу и оказался на старом месте, как раз в тот момент, когда последний из тройки преследователей нырнул в здание. Мне представилась прекрасная возможность воткнуть вилы Третьему в бок.

Он страшно закричал, но я, на разгоне, протащил его вперед, до стены, насаженным, точно на вертел. Палаш Четвертого чиркнул у меня над головой, я оставил вилы, перехватил его руку, крутанул на себя, бросая соперника через бедро. Он не ожидал от меня такой прыти, охнул, врезаясь спиной в верстак, но развить атаку я не сумел. Пятый навалился на меня сзади, прижав мои руки к бокам. Я мотнул головой назад, надеясь попасть ему в лицо, но не тут-то было. Держал он меня так ловко, что пнуть его тоже не получилось.

Четвертый как раз поднимался на ноги, Третий орал, вцепившись в окровавленное древко вил, и тут я совершил хитрость, расслабил все мышцы, превратившись в настоящее желе из Прогансу. Можно сказать, что я просто вытек из рук пораженного Пятого и с большим удовольствием воткнул здоровый гвоздь из своего кармана в его ляжку. Дал почти вставшему Четвертому ногой в зубы и, уже видя перед собой свободу, бросился прочь лишь для того, чтобы врезаться в мерцающую голубым снежную стену, невесть как выросшую на моем пути к выходу.

Половина тела, коснувшаяся ее, тут же онемела, я отшатнулся назад, лишь для того, чтобы врезаться во вторую такую же преграду, и рухнул на пол, бессильно хлопая глазами. София была права, снежных стен стоило бояться, потому что шансов к бегству они мне не оставили. Я увидел склонившегося надо мной встревоженного колдуна, а затем потерял сознание.

Замок Латка появился из-за густого леса столь же неожиданно, как оглашение смертного приговора. Расположенный на берегу прекрасного озера, на единственном холме в этой местности, он представлял собой настоящую крепость, но, казалось, она соткана из воздуха. Архитектор и строители здорово поработали, чтобы придать тройному кольцу стен и сторожевым башням иллюзию дворца фей из детских сказок. Настоящий пряничный домик с живущей в нем спящей красавицей и подвалом, набитым всевозможными чудовищами. Пожалуй, это был один из самых красивых замков, когда-либо виденных мною, но никакой радости я не испытывал.

Было в этой сказочной красоте нечто зловещее, что, впрочем, неудивительно. За века своего существования замок успел обрасти целым сонмом легенд и преданий, одно страшнее другого. Пугало, шедшее рядом со мной, тоже с интересом изучало мое будущее узилище. Оно не спешило убивать моих тюремщиков, а я не просил, опасаясь, что к хорошему подобные вещи не приведут – за неполную неделю оно уже перебрало крови, перерезав разбойников, а затем и законника. Если Пугало будет погружаться в кровь с такой периодичностью, то сорвется, и остановить его будет некому, мой кинжал сейчас далековато.

Охрана моя несколько поредела – рана Третьего оказалась серьезной, и его оставили на постоялом дворе. Вызванный лекарь не давал никаких гарантий, что тот выживет. Пятый хромал, лицо Первого было ошпарено кипятком, и только чудом можно было объяснить, что он не лишился глаз.

Надо сказать, ребята были крепко на меня злы, но колдун не только запретил им трогать пленника, но еще и наорал на них:

– Это страж, идиоты! Вы совсем забыли, с кем имеете дело?! Или думаете, что если два дня он вел себя тихо, то на третий не перегрызет вам глотки?!

Так что я отделался лишь парой незначительных зуботычин, пинков и оплеух. Право слово, в иной ситуации я счел бы это даже забавным – убивать собственных тюремщиков без всякого наказания, но чем ближе был Латка, тем меньше мне хотелось смеяться.

Мы подъезжали к нему по лесной дороге, минуя большую деревню у северного подножия холма, а затем начали взбираться наверх по серпантину, петляющему мимо вековых заснеженных сосен, до тех пор, пока слева не появилась внешняя замковая стена, сложенная из замшелых, красноватых глыб. Над головой хрипло каркало воронье, хлопая крыльями и кружась над сторожевой башней. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы рассмотреть висельников на балке, торчащей из стены, и насаженные на колья головы разной степени подпорченности.

А затем я увидел и вовсе такое, что заставило мое сердце подпрыгнуть, а Пугало – отшатнуться и остановиться. Линия, часть огромной фигуры, была протянута поперек дороги, сбегая вниз по склону лесистого холма. Не знаю, кто создал эту штуку, но она без всяких вариантов ограждала замок от любопытных душ и одушевленных. Никто из них не мог проникнуть внутрь при всем желании.

Я оглянулся назад, на Пугало, оставшееся на границе. Оно неожиданно подняло руку, словно прощаясь со мной, и я улыбнулся ему. Возможно, у нас еще появится шанс встретиться.

– Кто рисовал фигуру? – спросил я у колдуна. – Это работа стражей, не Ордена.

– На твоем месте я бы лучше помолился, – ответил тот.

Загудела труба на сторожевой башне, и мы, миновав подъемный мост, въехали в большой, прямоугольный внутренний двор. Здесь нас встретил пожилой человек в дорогом кафтане и двое солдат с алебардами, в ало-черных мундирах расцветки маркграфа.

– Поздравляю, господин Вальтер, – сказал пожилой. – Вы удачно справились. Его милость уже ждет вас.

Второй и Четвертый повели меня следом за колдуном, через двор, к следующим воротам во второй стене. Пока мы шли лестницами, коридорами и галереями, я вспоминал все, что знал о маркграфе Валентине Красивом из династии фон Дербеков.

Маркграфство, ранее являющееся независимым государством, вошло в состав Фирвальдена около семидесяти лет назад, испугавшись возможной агрессии Лезерберга. Номинально слившись с могущественным соседом, оно сохранило большую часть своей независимости и даже приумножило доходы, являясь, по сути дела, маленьким государством в государстве. Отец маркграфа Валентина, Карл, умер при невыясненных обстоятельствах, когда его сыну едва исполнилось пятнадцать. Странная смерть на охоте привела к регентству матушку Валентина, правившую следующие три года. Как говаривали, она была помешана на сохранении молодости, поэтому предпочитала питаться сырым мясом молодок из окрестных деревень, считая, что это дарует ей вечную жизнь.

Когда инквизиция наконец об этом пронюхала (всего-то для этого потребовалась вечность!) и решила нанести в Латку неприятный визит, юный маркграф тоже «узнал» о деяниях матушки, поэтому недолго думая приказал ее задушить, а останки замуровать где-то в подвале. Инквизиция возражала против подобного самоуправства не слишком рьяно.

Следующие двадцать лет своего правления его милость немного повоевал на стороне Фирвальдена, немного попутешествовал и много-много творил мерзостей под защитой красивых стен. Говорят, что за два десятилетия он умудрился извести здесь чуть ли не тысячу людей из неугодных и провинившихся, но слухи, как это водится, остались лишь слухами.

Однако если хотя бы часть из них была правдой, то черти в аду уже подготовили для его милости крючья и гвозди, вскипятили масло и ждут с нетерпением его визита, приплясывая возле ревущего пламени. Ничего удивительного в том, что ему очень требовался бедняга Хартвиг, дабы избежать грядущей теплой встречи.

По узкой стене, где в смердящей клети, подвешенной на цепи над пропастью, сидел ощерившийся мертвец, меня провели в башню, по серпантинной лестнице вывели на открытый всем ветрам балкон, с которого в соседнюю башню была перекинута галерея с резными колоннами и статуями безмолвных ангелов, коих не трогало обилие казненных.

Опять начались коридоры, теперь уже жилые, теплые, пахнущие цветами, дорогими благовониями и заморскими пряностями, с многочисленными тихими и старающимися быть незаметными слугами. На стенах висело множество картин, преимущественно отражающих религиозные темы, и совсем не было оружия или гербовых щитов.

В обеденном зале, куда меня привели, в трех больших каминах ревело пламя. Возле накрытого стола лежали борзые, а несколько мужчин общались между собой, стоя возле высоких, украшенных витражами и зимними узорами окон. Молоденькие смазливые дамы шептались в уголке, а возле дверей застыли крепкие стражники в богатых ливреях и щегольских шаперонах.

Один из мужчин, невысокий, но крепкий, с красивым лицом, бросил на меня пронзительный взгляд и хлопнул в ладоши, привлекая внимание тех, кто находился в зале:

– Оставьте нас, господа.

Мужчины и женщины потянулись вон, отвешивая маркграфу поклоны и реверансы. Охранники вышли следом, закрыв за собой массивные двери.

– Ты не перестаешь радовать меня, Вальтер, – сказал хозяин замка Латка. – Я доволен твоей службой.

– Благодарю, ваша милость, – с достоинством поклонился колдун.

– Приблизьтесь.

Голос у него оказался властный, резкий, и было понятно, что он не привык, когда ему отказывают. Я не ждал от этой встречи ничего хорошего, так что медлил, и Второй несильно ткнул меня в спину, едва слышно прошипев:

– Двигай.

Взяв со стола серебряный нож для фруктов, маркграф ловко вскрыл гранат, одну половину протянув мне:

– В Сигизии в этом году замечательный урожай. Я купил несколько возов, белые гранаты ближе к концу зимы всегда имеют несколько пьянящий вкус. Попробуйте.

Я взял предложенный плод с зернами, мякоть которого была белой и полупрозрачной.

– Много о вас слышал, господин ван Нормайенн, и давно хотел познакомиться лично.

Он щелкнул пальцами, показывая, чтобы мы следовали за ним, на ходу впившись зубами в гранат и выплевывая кости на пол. Началась череда залов с парадными знаменами, вазами с зимними цветами и благоухающими вишнями гобеленами.

– Признаться, давно я так не ждал никого к себе в гости. Что же вас задержало?

– Нежелание приезжать в Латку.

Он задумчиво посмотрел на меня, кивнул:

– Что же, достаточно откровенно. Я оценил. Хотя, не скрою, ваша осторожность была разумной. Я ненавижу, когда мне перебегают дорогу. А вы это сделали дважды за неполные полгода.

– Не могла бы ваша милость напомнить мне о втором разе?

– Охотно. Только скажите тогда о первом.

– Картограф, которого вы искали.

– Верно. А второй раз, точнее первый – вы влезли в Вион и испортили все дело. Право, епископ Урбан уже достал меня своей благостью, и были все шансы избавиться от его присутствия на этом свете, если бы вы не сунули нос, куда не следует.

Значит, маркграф Валентин, как и некоторые другие дворяне, в коалиции против епископа, без пяти минут кардинала, и на короткой ноге с Орденом Праведности. Не удивляюсь, почему законник в петушином шапероне, увидев меня, отправил сообщение в Латку. Также теперь ясно, что господин Александр не самостоятельно создал «Ведьмин яр», а то я все время гадал, как это у него так складно получилось? Здесь нужен был опытный колдун, например такой, как господин Вальтер.

– Право слово, будучи в хорошем настроении, я убивал и за меньшее. Вы досадная помеха, ван Нормайенн, и я рад, что теперь все в прошлом.

– Не кажется ли вашей милости неразумным угрожать стражу?

– Не кажется ли стражу неразумным говорить об этом моей милости? – улыбнулся он, отбрасывая в сторону гранатовые корки и вытирая сок на подбородке ажурным платком. – Вы в моих землях и в моей власти, что может случиться? Свидетелей вашего появления здесь нет, ни живых, ни мертвых. Лишь мои слуги знают о госте из Арденау, однако, поверьте, они великолепно вышколены и будут молчать. Но полно угроз, они могут развлечь лишь недалеких людей. Я предлагаю вам свою дружбу.

– А что взамен?

Он улыбнулся:

– Мне нравится, как быстро вы соображаете. Деловая хватка. Отлично! Получите свободу. Со временем, разумеется, когда я буду уверен, что вы… мой преданный друг. А пока станете жить в замке, ни в чем не нуждаясь. Ваши услуги мне конечно же понадобятся, начиная с обновления фигуры, которую вы, разумеется, видели. Я, представьте себе, ненавижу, когда по моим покоям бродят невидимые сущности. Найдется и иная работа, гораздо более интересная, за которую я буду вам щедро платить. Можете поговорить с господином Вальтером, поверьте, вы не будете ни в чем нуждаться. Что скажете?

Угу. Пока не прогневлю вашу милость, и тогда меня быстренько четвертуют или посадят в ту очаровательную смердящую клетку в назидание остальным.

– Стражи независимы, ваша милость, и вы это прекрасно знаете, – ответил я ему.

– Интересная форма отказа, такой я еще не встречал. Школа в Арденау вбивает в вас слишком много возвышенных глупостей, от которых вы не можете избавиться при всем желании. Бесполезная верность непонятно каким идеалам и безвольное пренебрежение собственными выгодами.

– Верность лишь долгу, к которому нас готовили.

– Мне становится скучно, – скривился маркграф. – Давайте на время оставим эту тему, чтобы вы могли немного подумать перед своим окончательным ответом. Хотите, покажу вам замок? Впрочем, нет. Есть более интересная демонстрация – я покажу вам свою небольшую, но бесценную коллекцию. Желаете увидеть?

– Ваша милость очень любезна.

– Решено! Идемте, ван Нормайенн. Думаю, вы будете впечатлены.

Сопровождаемые двумя наемниками, не спускающими с меня взглядов, и колдуном, замыкающим шествие, мы прошли через комнаты к широкой каменной лестнице. Поднявшись по ней, оказались возле дверей, где несли караул стражники.

– Мои личные покои, – сказал маркграф, проведя меня в большой светлый зал.

Дальняя от нас дверь, похоже, вела в череду хорошо натопленных комнат.

– Каждый правитель, ван Нормайенн, что-нибудь коллекционирует. Это дело вкуса и престижа, как вы понимаете. Например, король Бьюргона обожает полотна мастеров из Ветеции и Литавии, а один из его братьев, Элиас Войский, кстати говоря, куда-то запропавший после Ночи ведьм, очень любит алхимические книги хагжитских мудрецов. Король Прогансу, как человек утонченный, предпочитает женщин, и этих козочек у него целый двор, одна краше другой. Князь из Западного Гестанства неравнодушен к племенным жеребцам, в том числе и человеческого рода, а король Фрингбоу, как я слышал, любит драгоценные камни с Далеких островов, отдавая дань в основном рубинам и изумрудам. Султан Сарона, единственной варварской страны в нашем свете, любит механических птиц, да еще, чтобы они пели. А один из князей Лезерберга собирает редкие вина, впрочем, они у него надолго не задерживаются. – Маркграф рассмеялся. – Мой сосед из Бробергера отличается мудростью и изощренностью. Он вкладывает свои капиталы, собирая священные реликвии, которые прячет под надежной защитой неприступного замка Рудберг. Но, признаться, я никогда не интересовался копьем святого Лонгина, куском от креста, на котором был распят Спаситель, губкой из монастыря Святого Андрея, гвоздями, терном из венца и останками людей, пускай даже они трижды святые. Моя страсть куда как прозаичнее и проще. Хотя раздобыть новые экземпляры всегда было очень непросто. С некоторыми возникали определенные проблемы, и приходилось идти на жертвы.

Он достал из кармана резной вычурный ключ, отпер сложный замок на железной невысокой дверце, распахнул ее, приглашая меня войти в совсем маленькую круглую башенку-часовню. Свет сюда проникал через большие окна с ветецкими наборными стеклами, вдоль круглой стены расположились подставки, задрапированные синим, черным, белым, красным и зеленым бархатом, каждая из которых сверху была накрыта стеклянным колпаком. Под колпаками, на бархатных подушечках, лежали кинжалы.

Кинжалы стражей.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы сосчитать их – одиннадцать штук.

– Моя коллекция, – с гордостью сказал маркграф. – Отчего вы побледнели, дорогой гость? Неужели не нравится? Поверьте, за каждым из них скрыта своя занимательная история. Вот этот, к примеру, первый. Он оказался у меня, когда мне исполнилось семнадцать.

– Где их владельцы?

– Их владелец я! – отрезал он. – Господин Вальтер, не могли бы вы…

Колдун положил в протянутую руку маркграфа шелковый мешочек с алым шнуром, и я уже знал, что в нем хранится. Валентин Красивый вытащил из него мой кинжал, обнажил, довольно цокнул языком:

– Он воистину прекрасен.

Я дернулся в его сторону, и тут же стальные тиски Второго и Четвертого лишили меня подвижности.

– Ах, ван Нормайенн, вы так примитивно-предсказуемы, – вздохнул маркграф, кладя мой кинжал на свободную подставку и любуясь им, отойдя на шаг назад. – Впрочем, чего ожидать от стража? Скажу вам, как другу, когда-нибудь я соберу двадцать пять таких прекрасных клинков, каждый из которых впитал в себя несколько сотен душ и обеспечил вам, червям-падальщикам, долгую жизнь и молодость. Есть люди, способные расплавить это оружие и выудить из них души, обменяв их на лишние годы. Думаю, пары сотен лет мне вполне хватит. Буду благодарен, если вы согласитесь мне помочь в этом.

Я послал его далеко и надолго, за что тут же получил кулаком в солнечное сплетение от Четвертого.

– Ну что мне с вами делать? – притворно вздохнул маркграф. – Вы ни в какую не желаете слушать умных людей и быть моим другом. Господин Вальтер, я, кажется, обещал вам кое-что?

– Ваша милость известна своей щедростью.

– Оставляю его в ваше распоряжение, но с одним условием: зубов не выбивать, костей и носа не ломать. Вообще не калечить. Я планирую поговорить с ним позже, когда будет желание. Всего доброго, ван Нормайенн. У колдуна к вам старые счеты, и я не вижу причин в них вмешиваться.

Капала вода. Неумолимо и медленно. Было холодно и сыро. Я пролежал так несколько минут, затем повернулся на спину и едва не застонал. Казалось, что по всему телу основательно прошлись палками, словно я ковер, из которого выбивали пыль.

Проклятый колдун!

Было темно, тусклый фонарь где-то за решеткой, отделяющий мою, похожую на бочку, камеру от основного коридора, практически не давал света. Впрочем, видеть я мог лишь одним глазом, правым. Левый заплыл, и, судя по всему, моей роже сейчас не позавидовали бы даже бездомные, живущие в трущобах Солезино. Внешне я вряд ли сильно от них отличался.

Дата добавления: 2015-08-05