Всякий, кто бывал при дворе в те прекрасные годы, когда Фронда ещё не терзала Париж, знает, что летние балы в Лувре были так же роскошны, как древнеримские врумалии, когда реками льётся вино, а объятия не разделяют объекты страсти на женщин и мужчин. В нагретом воздухе витают ароматы дорогих духов и курительных смесей, а цвет высшего общества Франции, как может показаться, забывает обо всех интригах и вражде, соединяясь в едином вихре наслаждений.
Шёл июнь 1624-го года, когда на одном из таких балов рождалась одна из величайших интриг, целью которой, в конечном счёте, было свержение Людовика XIII. Непревзойдённая герцогиня Мари де Шеврез, три года назад похоронившая своего мужа, не спешила появляться при дворе со вторым супругом, чью фамилию носила более двух лет. Имеющая невероятное влияние на королеву Анну Австрийскую, очаровательная интриганка всюду появлялась в компании своей близкой подруги баронессы Шеффилд, которая всегда скрывала лицо под дымчатой вуалью, как и подобает благочестивой вдове. И только самые приближённые знали, что скромница в строгих платьях отнюдь не невинное дитя, оплакивающее кончину мужа – когда две прекрасные серены уединялись, их тихие голоса сливались в любовную оду, что сразу объясняло холодность герцогини к герцогу де Шеврез. Стоит заметить, к ним нередко присоединялась сама королева.
На дворцовых мероприятиях за двумя дьяволицами неустанно следили несколько пар глаз и ушей, подмечая каждое движение и слово.
- Энни, - игриво протянула герцогиня, обвивая рукой талию подруги, и целуя её в щёку, - Я скучала.
Миледи Шеффилд ответила на приветствие лёгким поцелуем в губы сквозь воздушную ткань. Де Шеврез всегда обращалась к ней, ласково называя на английский манер, хотя одинаковое с королевой имя не раз играло подругам на руку.
- И я. Как здоровье Её величества?
- Уже превосходно! – громко произнесла де Шеврез. Схватив баронессу под руку, она заговорила шёпотом той на ухо, - Она пообещала простить меня, если я устрою ей свидание с Бекингемом.
- Так это была ты… - тихо усмехнулась Миледи.
- Ну и не умница ли я посла этого?
Подруги переглянулись, обменявшись многозначительными взглядами.
- Теперь твоя очередь, дорогая, - уводя Миледи в сторону, ещё тише заговорила де Шеврез, - я видела этого англичанина всего однажды.
Дьявольские огоньки, сверкнувшие в глазах баронессы Шеффилд при упоминании о Бекингеме, вызвали волну любопытства у герцогини. Оказавшись в беседке, и убедившись, что их никто не слышит, она, наконец, приподняла вуаль черноволосой бестии.
- Считай, что он уже здесь.
Интонация не позволяла сомневаться в сказанных словах. Герцогиня, ещё раз оглядевшись на всякий случай, припала к сказавшим это устам с жадностью умирающего от жажды в пустыне. Виллиам был единственным, кто мог вызвать в Мари де Шеврез бурные эмоции, а его виртуозное перевоплощение в женщину лишь распаляло её развращённый ум.
- А ну, признавайся, какой он? – поспешно оторвавшись от поцелуя, де Шеврез вновь оглянулась на шумящую вдалеке толпу, - Правду о нём говорят?
- Что именно ты хочешь знать? Если о размерах – разочаруешься, я его даже не почувствовал, - хохотнул Виллиам, поправляя кружевные перчатки на изящных руках, - В остальном – обычный англичанин, я не знаю, что королева нашла в нём.
- Главное, чтобы он ничего не нашёл в королеве. Влюблённые мужчины нам не…
- Будь спокойна, к вашему полу он равнодушен.
- Мне нравится эта твоя улыбка, милая Энни. К нашему полу, значит? - нарочно выделив женское имя, молвила де Шеврез, прежде чем вновь припала к губам любовника.
- Твой напор порой меня пугает.
- А что? – залилась смехом герцогиня, - Ты только представь! Быть может, я прославлюсь, как единственная в мире женщина, которая понесла от своей подруги.
- Ты с ума сошла, - ласково ответил Виллиам, скользнув губами по тонкой женской шейке, - Но я не против.
В душном воздухе беседки стоял сладкий аромат шиповника и жасмина, чьи пышные кусты осаждали шмели и пчёлы. Руки де Шеврез утопали в чёрных локонах, которые она обожала, а губы мягко ласкали перламутровые ключицы «подруги», чьи пальцы бесстыдно блуждали внутри её тела, вырывая томные вздохи, заставляя забыть, что они ещё не в спальне. Виллиам прекрасно знал, что за безмятежно цветущим кустарником прячутся «запасные уши» его отца, и нарочно заставлял поглощённую страстью герцогиню говорить больше.
Наследник Валуа познакомился с ней в то время, когда Мари де Шеврез носила имя д’Альбер и была женой герцога Люиня. Это было на одном из званых вечеров в доме последнего, где Виллиам присутствовал в качестве друга Ришелье. Людовик XIII всё больше отдалялся от Люиня, что и использовал, впоследствии, кардинал, вернув себе власть. Во время приёма молодая герцогиня откровенно скучала, и чтобы как-то скрасить скуку, стала искать среди приглашённых интересные лица. Как следствие, она заприметила высокого, невероятно красивого, молодого испанца в кардинальской рясе, который назвался Гильермо, но… едва говорил по-испански. Герцогиня, как женщина острого ума и прекрасно владеющая этим языком, тут же пригрозила «кардиналу» разоблачением, если он не признается, кем является на самом деле, в ответ на что Виллиам, молниеносным движением прижав её спиной к себе, приставил к шее тонкое лезвие: «У нас с тобой одни и те же враги, но мне плевать, что ты женщина – я убью тебя. Разоблачать нечего – я всего лишь внебрачный сын Ришелье».
Так завязались их отношения. Мари д’Альбер мастерски плела заговоры, направленные на свержение Людовика, умудряясь не запятнать своё имя, но с тем же азартом портила все замыслы Ришелье. И если в первом случае в ней говорила великая интриганка своего времени, то во втором кричала влюблённая женщина, жаждущая отомстить за объект любви. Ненависть к мужу, герцогу Люиню, которую она всегда испытывала, лишь усилилась после того, что она узнала, и Виллиам тоже наслаждался местью, приходя к герцогине в женском платье за спиной у Люиня. В итоге, Мари, посвященная во все тайны, свела его с Анной Австрийской, которая пришла в восторг от фрейлины, способной, при необходимости, перевоплощается в кавалера. Это было следующей местью, которая приводила Виллиама в экстаз. Вскоре Люинь проиграл мелкое сражение с беарнскими гугенотами, и отлёживался в своём охотничьем поместье, презираемый королём и собственными друзьями. Виллиам пришёл к нему глубокой ночью, одетый в плащ с капюшоном, и представился странствующим монахом. В порыве отчаяния Люинь принялся изливать душу, доверчиво подставляя кубок, куда монах подливал некую целебную настойку, способную излечить от любой хвори. Когда же герцогом стал медленно овладевать паралич, и язык больше не слушался его, Виллиам скинул плащ, представая в женском платье, очень похожем на то, что было на нём когда-то на королевском пикнике. Люинь умирал, задыхаясь из-за окаменевших лёгких, а Виллиам рассказывал ему о том, что изменилось с момента их последней встречи, и в довершение поведал о связи с его женой. Мари наблюдала за происходящим из-за портьеры, и когда с бывшим светилом Франции было покончено, вышла из своего убежища, чтобы предаться плотским утехам с кровным принцем на том же ложе, где остывало тело ненавистного мужа.
Де Шеврез грезила утвердить Валуа на престоле и стать королевой. С той же целью она, узнав о беременности Анны Австрийской, толкнула её во время игры в мяч, в результате чего королева скинула плод, и над фрейлиной нависла угроза отлучения от двора. Однако королева Анна, слишком привязанная к ней, уговорила Людовика смягчиться, а самой Мари выставила условие – устроить свидание с герцогом Бекингемом, которым была увлечена.
С помощью Бекингема, де Шеврез и кардинала Ришелье, который в итоге уничтожил бы предыдущих двоих, убрать Людовика с трона было вполне выполнимой задачей. В постоянно видоизменяющемся политическом портрете Европы держать одну линию, идя к цели, было едва осуществимо, однако не для таких, как Валуа - для него не существовало чужих чувств.
Душная дымка опускалась на сады, когда любовники, возвращаясь к гостям, вновь стали двумя неразлучными подругами, которые спешили к королеве, чтобы порадовать её: через неделю герцог Бекингем будет в Париже!
***
Эллиот выключил свет на веранде и присел на ступеньку. На крыльце частного домика, в который они с Эрнстом переехали несколько дней назад, ион сидел каждый вечер и смотрел в ночное небо. И если не было облаков, искал среди звёзд ту, которая принесла бы счастье. Прижимая к груди серебристый Мас, он пытался заставить себя прочитать последнюю главу, внушая себе, что тогда ему будет легче дописывать книгу, которая будет названа так, как и работа Уильяма. Тому не давал покоя момент, что автором её, формально, будет считаться он, в то время как это ни разу не было правдой. Эллиот уже смирился с тем, что сам он – бездарность, которую направляет незримая десница, и внутри всё протестовало против присвоения авторства «Адвоката Дьявола» себе. Проконсультировавшись с Риджвеем, он решил, что под его именем, в скобках, будет написано: «Основано на неопубликованном романе У. Ч. Грэхема «La Fere», и, поскольку авторские права Грэхема были переданы ему, хищением интеллектуальной собственности такая постановка не станет.
На веранде включился свет, и через пару минут рядом тихо присел Эрнст.
- Я думаю, мне пора уезжать.
Он произнёс это неуверенно, глядя туда же, куда и Том – звездное небо Дувра дразнило бесконечностью. Оставляя за собой слабый след, его расчертила падающая звезда. Том не сразу отреагировал на его появление и слова. С трудом оторвавшись от созерцания, он приобнял Эрнста, ловя его тревожный взгляд.
- Я тоже так думаю, и…
Том замялся. Он привык, что Бакли постоянно рядом, и совершенно не думал о том, что у того тоже есть жизнь. Том вообще не думал, что какая-либо жизнь есть на Земле в принципе, потому что Билла здесь больше не было.
- Спасибо тебе. За всё.
- Ты уверен, что справишься?
- Более чем. И я бы не справился без тебя тогда, сразу, вплоть до сегодняшнего дня. Но ты должен жить полноценно и наконец-то отдохнуть. Ведь после…
- После, Том, мне необходимо было заняться чем-то, что дало бы забыть. Это меня спасло. Иначе я бы никогда не начал жить заново.
- Надеюсь, это так. Что будешь делать дальше?
Эрнст ответил не сразу. Том не смотрел на него, снова глядя в небо, но чувствовал, как тот смотрит на него, не решаясь что-то сказать.
- Уехать.
- Куда?
- Сам не знаю, - он сцепил пальцы в замок, что захрустели костяшки, - Но я должен полностью изменить всё. От Хайгейта тошнит. Продам и уеду.
- Бл*дь, - Том нервно передёрнулся и поднялся со ступеньки, - Хайгейт…
- Я задыхаюсь там.
Эрнст умоляюще посмотрел снизу вверх. Том оперся на деревянный парапет крыльца и улыбнулся как-то снисходительно.
- Счастливый. А я задыхаюсь везде.
- Прости.
- И ты прости.
*
Следующее утро было солнечным и холодным. Сначала родственники отправились в кафе неподалёку, чтобы позавтракать и посидеть за отвлечённым разговором. Оба не хотели возвращаться к своим проблемам, хотя каждый из них это понимал и вспоминал, как аналогичным образом молчали об усталости от своей семейной жизни. И было это не так давно. И вот, всё встало с ног на голову. А может, просто вернулось на круги своя?
Помогая Эрнсту собираться, Том почти забыл о том, что камнем тянуло ко дну – складывая вещи, они оба вспоминали забавные истории школьных и университетских лет, шутили и смеялись от души. Зимнее солнце и отчаянный оптимизм Эрнста оказались заразительными, что придало сил. Сил жить, как ни странно. В итоге, оставшись один, Том решил, что пришло время взглянуть в глаза проблеме, и, скрепя сердце, приступить к заключительной части книги, которую он пообещал закончить. А потом можно будет начать всё с новой страницы: начать новую книгу, свою, и начать новую жизнь. Свободную.
http://youtu.be/L-YZKg3SjwQ - 30 seconds to mars - The Story
Но энтузиазма поубавилось, как только Том дотронулся до ноутбука. А за окном уже сгущались тучи. Чтобы не сбить окончательно весь настрой, он решил прокрутить страницы, где в особых подробностях описывались вещи, не поддающиеся осмыслению, и дойдя до конца, обнаружил, что текст заканчивается словами, которые совсем недавно слышал от Билла. Они хищно впились в сердце, которое заныло и забилось быстрее. Рука дрогнула, и Том случайно нажал на «↓». Через несколько пропущенных строк обнаружилось одно предложение, крупным шрифтом заканчивающее весь вордовский документ:
«Я буду писать от руки. Я не оставлю тебя».
Кому были адресованы последние слова, Том боялся понимать, и сделал вид, что их нет. История графини де Ла Фер была закончена здесь, но неоконченной осталась их история, начавшаяся на перекрёстке Пайк-Стрит и Пятой Авеню. Билл дописывал её в последние дни. Когда не мог пользоваться компьютером. И всё равно продолжал. Но дописал ли?
*
Эллиот забронировал билет Дувр-Лондон-Сиэтл на поздний вечер, быстро собрал вещи и обнаружил, что в запасе у него ещё уйма времени. Он слишком нервничал, чтобы писать, а потому решил съездить на болота ещё раз.
За последние несколько дней Том осознал, что этой главы он боялся больше всего. Раньше он боялся дойти до момента, где Уильям закончил бы повествование о них, но теперь, даже зная, что такое действительно написано, он не боялся так. Том боялся узнать, как повёл себя де Ла Фер, когда мог что-то изменить и отплатить Виллиаму за не раз спасённую жизнь. Более того, находясь в Дувре, Том не раз ходил в местную библиотеку, где ему был предоставлен доступ к закрытым хранилищам. Там он нашёл свидетельства, датированные XVII-XVII веками, которые содержали весьма скудную и противоречивую информацию о женщине, якобы убитой по приказу кардинала Ришелье. Только одно письмо, закреплённое английской государственной печатью, содержало подробности, допускавшие то, что обезглавленный труп мог принадлежать не женщине: места на теле, отвечающие за половые различия, были вырезаны. Предположительно до наступления смерти. Когда Эллиот прочитал всё это впервые, больно было не только дышать, но и вообще быть.
Теперь он стоял у плакучей ивы, по изящным ветвям которой скатывались капли дождя, и смотрел вдаль. После полудня солнце ушло в тяжёлые тучи, которые холодные небеса гнали с пролива. Ива - тонкая, гибкая и ветвистая так резко напомнила о Билле, таком хрупком на вид, но несокрушимом внутренне, что Том не удержался и обнял её, ласково водя кончиками пальцев по шероховатой коре.
Он присел на камень и достал из сумки листки с распечатанным текстом. Не было ни оцепенения, ни привычного уже головокружения и тошноты. Не было слёз и до нутра пробирающего страха. Бесстрастным взглядом бегая по строчкам, глаза констатировали происходившее несколько веков назад, как факт. Может быть, это была всего лишь защитная реакция психики, а может, Том уже пережил самое страшное, страдая и боясь узнать правду, и теперь только подтверждал догадки? Изнутри шло, что сперва нужно дойти до этого момента в собственном тексте, но откладывать прочтение было все равно, что откладывать саму казнь.
Чуть поодаль, на пустыре, стояла рыбацкая хижина, откуда только что выбежал монах в чёрной сутане, вскочил на коня и помчался в сторону Портсмута. Эллиот знал, что это Джон Фелтон, убийца Бекингема, спешащий исполнить свою миссию, которая изменит ход истории. Спустя несколько минут, на горизонте показалась группа всадников, от которой отделилась одна фигура, и пока остальные рассредоточивались по территории, прячась в кустах, она, спешившись, приближалась к хижине. С каждым её шагом Томом овладевал ужас. Хотелось броситься наперерез и не пустить, кричать, что есть сил, чтобы не открывали дверь. Но от происходящего отделяло не столько расстояние, сколько время и судьба, преодолеть которые не под силу никому. Когда силуэт оказался у двери, капюшон был откинут, и Эллиот узнал графа де Ла Фер, который оглядывался по сторонам, не решаясь постучаться. Взгляд чёрных глаз прошил Тома насквозь, когда граф пристально посмотрел туда, откуда он наблюдал. Дикий взгляд. Том словно смотрелся в зеркало, настолько точной его копией был Арманд. И этот мимолётный контакт придал сил. Де Ла Фер отвернулся и стукнул два раза, и на третий Том сорвался с места. Дверь долго не отпирали, но и быстро бежать не получалось – ноги затягивало болото, и с каждым шагом отрывать их от вязкой жижи было всё труднее.
Распахнулась дверь.
На лице открывшего эмоции сменялись со скоростью мысли, а глаза, в которых полыхала агрессия, постепенно смягчались. Том понял, что опоздал. Аркебуза выпала из руки, и побелевшие губы тронула безумная улыбка. Том не слышал, что говорит Арманд, но слышал, как Виллиам шепчет: «Я верю, верю, верю…», закрыв глаза и обнимая его. Видел, как тонкие пальцы тонут в каштановых локонах графа, и как дрожащие губы нежно касаются мочки уха, повторяя самые болезненные для них обоих слова. Виллиам даже не замечал, как напряжён граф, как неестественны его ответы и признания, не видел, что за деревьями, словно за театральными декорациями, прячутся остальные актёры жуткого спектакля.
Решение пришло мгновенно – в кармане лежал складной нож, а мысль убить призрак безумной совсем не казалась. Виллиам всё целовал Арманда, просил прощения, тем самым разрывая сердце Эллиота, и не видя его за спиной своего возлюбленного. Не видя ничего за ним и кроме него.
Три удара сердца.
Один вдох и…
Сотовый зазвонил слишком громко. Картинка перед глазами стала таять и быстро рассеялась, оставляя только стойкий запах ладана во влажном воздухе, и острую боль в сердце Тома. Оглядываясь по сторонам, он не видел больше ни домика, ни тех кустов, ни болота под ногами - только иву, вязкую грязь, и перепачканные ею листы бумаги, которые разнёс ветер. Именно поэтому Том находится здесь в 2013-ом. Потому что в 1628-ом сердце Арманда так и не докричалось до своего обладателя.
Видя, что входящий звонок идёт от исполнительного директора Арагона, Том, всё ещё пребывая между двумя мирами, нажал на приём.
- Мистер Эллиот, есть тревожные новости. Кто-то подал иск против «Сотканного из лжи». Риджвей уже готовит ответный удар, но… есть основания считать, что это один из членов траста.
Том не сразу вник в услышанное, но пообещал Джереми Льюису, что будет в Сиэтле в течении суток.
Он присел под той же ивой, и посмотрел в небо. Интересный поворот, который только доказывал, что он движется в правильном направлении. Вторая часть «Сотканного» вышла неделю назад и разошлась огромным тиражом, как печатным изданием, так и через iBooks. Энное количество просьб провести пресс-конференцию поступило с момента выхода первой части, а с появлением второй, предложения посыпались со всех сторон, и за право публиковать роман идёт настоящая резня между агентами крупнейших мировых издательств. Кому-то оно не даёт покоя. Что ж, ещё одна причина возвращаться в Сиэтл. Прочтение последней главы придётся отложить. Главное уже открыто – Виллиам сдался де Ла Феру. Не обстоятельствам, и не попал в западню, не сдался чужой интриге. Он просто отдал себя Арманду, который привёл за собой шайку головорезов, гордо именовавшихся королевскими мушкетёрами. Но почему? Поверив, или потому что больше не хотел жить?
And I swear to God I`ll find myself in the end.
This is the story of my life,
These are lies I have created.
***
- Уилл, я боюсь, что с этой женщиной мы ничего не добьёмся! – раздосадовано воскликнул Бекингем, когда оказался в карете, которая должна была вывезти его из Лувра.
- Она не отдалась вам?! – рассмеялся Виллиам, - Не верю своим ушам.
- Мой милый, она бы отдалась, если бы только я смог это сделать… Можете поверить, свою честь бы она отдала с лёгкостью, ведь исчезновения чести замужней дамы никто не заметит, но не вещь! Нет!
- Браво королеве! – Виллиам театрально захлопал в ладоши, - Достойная жена своего мужа.
- Я призвал на помощь всё своё обаяние, и попросил у неё хоть какую-то вещицу на память, но она просто трусиха! - продолжал возмущённый Джордж Вильерс, -То ли дело миледи де Шеврез… кстати, она знает о вашем естестве?
- Нет, разумеется!- солгал Валуа, притворяющийся братом шотландского маркиза, - Она свято верит, что я – благочестивая вдова.
- Как можно скомпрометировать женщину, всего лишь овладев ею? Где мы будем брать доказательства?
- О, насчёт этого можете не волноваться. Завтра же Луи устроит своей жёнушке строжайший допрос. Ведь вы видели пажа у кабинета? Это паж короля. Как думаете, будет ли он молчать?
- Конечно! Кто захочет лезть в дела господ, тем более, королей?
- Ошибаетесь, Ваше высочество. Слуга-англичанин, возможно, будет молчать даже под пыткой, а слуга-француз первым заложит всю семейку.
- То есть… это вы его подослали? – изумлённо взглянув на Виллиама, прошептал Бекингем, - Это конец. Я же не выеду отсюда. Да вы смерти моей хотите…
Виллиам победоносно ухмыльнулся, и поудобнее устроился на мягком сидении кареты напротив Бекингема. Они как раз подъезжали к воротам Лувра, где стоял караул, который должен был выпустить карету за пределы дворца.
- На колени, - тихо произнёс он, приподнимая оборки пышной юбки, - Сейчас же. Или вы – мертвец.
Бекингем повиновался, и даже не под страхом смерти - он не мог оторвать взора от стройных разведенных ног, обтянутых шёлковыми чулками, белевших в полутьме, и изящных рук, усыпанных перстнями, которые бесстыдно ласкали пах.
- Кто едет? – грохнул караульный прямо в окошко, бесцеремонно отодвигая шторку, но тут же отпрял, - баронесса Шеффилд… прошу прощения, сударыня… Есть ли в карете кто-то ещё?
- Разве что мой любовник, - взглядом указывая на копошащегося под юбкой мужчину, молвила Миледи, и тихо застонала, прикрывая глаза.
Начальника караула бросило в жар, но он справился с собой и продолжил:
- Но… мадам… я … мы… Может ли ваш спутник раскрыть свою личность? Мы имеем сведения, что во дворце прячется английский шпион.
- Если вы хотите опозорить меня… - чуть выгибаясь и постанывая продолжала чертовка, - …и одного из маршалов Франции, то можете продолжать. Хотя… ах… может, присоединитесь, мсье Леруа?
- Миледи, умоляю! – отчаянно воскликнул мушкетёр и отскочил от окошка, - Пропустить карету баронессы Шеффилд! Тут чисто!
Бекингем, просидевший всё это время под юбками, был ни жив, не мёртв, но соблазнительная смесь интимного аромата и духов сделала своё дело, и он почти забыл, что идёт спектакль, принявшись ласкать любовника по-настоящему. Когда карета выехала из Лувра, Виллиам похлопал его по плечу:
- Милорд, полагаю, можно расслабиться.
- Билли… - умоляюще простонал Бекингем, не желая подниматься с колен.
- На нас сейчас могут напасть люди более благородные, но менее церемонные, мой друг, - совершенно невозмутимо ответил «Билли», - Нужно быть наготове.
- Вы пугающе холодны, хотя там вы жарче ада… - с трудом убирая руки от соблазнительной кожи, прошептал герцог.
- Ум следует отключать от плоти, Ваше высочество. Тем более, от таких органов, как эти.
Англичанин уже подготовил восхищённую реплику, поражаясь выдержке и хладнокровию «сладкого Билли», как привык величать Виллиама наедине, но снаружи послышался свист и топот копыт. Карета резко затормозила, и дальше всё происходило быстро и слаженно. Неизвестные в масках распахнули дверцы, но были тут же уложены меткими выстрелами в лоб из двух аркебуз, которые Виллиам прятал в кружевах. Следующую пару нападающих постигла та же участь, но уже из пистолетов Бекингема. Видя, что кучер убит, Виллиам столкнул тело на землю, и усадил на его место герцога, велев ехать к городским воротам, а сам занялся нападающими. Но Бекингем не смог уехать. Вместо этого, он соскочил с облучка, и ринулся в драку. Нападавших было не менее дюжины, но отражая их удары и нанося ответные, герцог не переставал следить за прекрасной Афиной, какой видел сейчас Виллиама: воин, которому женский шлейф и накидка не мешают наносить смертоносные удары, и который настолько ловок, что схватить его за длинные волосы не представляется возможным. Хладнокровный фехтовальщик вызывал в нём благоговейное восхищение, и становился ещё более желанным, чем доступный и нежный на роскошном ложе. Молниеносные подачи и прыжки, по локоть залитые кровью руки и ненавидящий взгляд – это всё делало Виллиама прекраснее Марса и Венеры вместе взятых.
- Нет, Ваше высочество! – крикнул он, когда нападающих осталось только двое, и Бекингем прижал к стене самого выносливого, который сражался даже с пробитым насквозь бедром, - Кто-то должен остаться и сообщить остальным о поражении. Пусть будут эти двое смельчаков.
Герцог отступил, напоследок засадив кулаком в живот противнику, и плюнул ему под ноги, а Виллиам всё ещё удерживал своего, заламывая ему руки за спину, и вжимая лицом в землю.
- Посмотрим, как ты придёшь к кузине-белошвейке в таком виде, красавчик, - сладко проговорил он на ухо поверженному и разоблачённому мушкетёру, - Вам с Портосом очень повезло, что вы – не д’Артаньян. Иначе, были бы уже на том свете. Но не я, так король с вас шкуру сдерёт.
Отдышавшись, английский лорд и непризнанный французский монарх оседлали двух крепких скакунов, оставшихся без хозяев, и погнали их к городским воротам, где Бекингема уже ожидал его советник и десять вооружённых до зубов наёмных солдат. Простившись с ним, Виллиам пересел в заранее приготовленную карету, и отправился обратно в Париж, где его ждал отец, кардинал Ришелье.
*
- Сын мой, как успехи? – отвлекаясь от написания какого-то письма, спросил кардинал, - Надеюсь, Бекингем хорошо сыграл свою роль.
- Превосходно, Ваше высокопреосвященство, - с поклоном, ответил Виллиам, - Как ваше здоровье?
- Гийом! Я не понимаю, зачем ты постоянно выставляешь эту стену?! Я твой отец, к тому же ты – король.
- Король, который стал мальчиком на побегушках, - Виллиам захлопал в ладоши, - Браво, отец!
- Прекрати, - багровея от гнева, прошипел Ришелье, - Если бы не я, ты бы подох в той петле. Или уже забыл?
- А может, так было бы лучше? Для всех, - продолжал Виллиам, - Я порой задумываюсь, зачем тебе я? Ты бы мог править сам.
- Не я - Валуа. А документы, подтверждающие твоё происхождение – единственная вещь, которая заставит всех признать твоё полноправие на престоле Франции. Не забывай об этом. И кончай свои интриги с де Шеврез, добром это не закончится. Я так понимаю, это ты помог ей остаться при дворе в последний раз?
- Но тебе самому нужна была история с Бекингемом, не так ли, отец?
Ришелье замолчал. Вести игру постоянно приходилось на несколько фронтов, нередко превращая собственное поражение в почву для следующего триумфа. Кардинал жаждал устранить интриганку де Шеврез, однако что, как не её вина перед королевой и выдвинутое последней условие, могло бы так удачно сыграть на руку и дать повод Бекингему засветиться в Лувре и скомпрометировать целостность монаршей семьи?
- Ты прав, мой мальчик. Но поверь… я хочу как можно скорее сделать тебя независимым и … счастливым. Ты мой сын, пусть я не видел тебя столько лет, но знал о твоём существовании и неустанно следил. Ведь возвращать тебя нужно было на хорошо подготовленную почву.
- Да-да, чтобы тут же выдать замуж за английского старика, который даже не знал, что его жена – давно не девственница, - иронически подытожил Виллиам, - а потом поочерёдно продавать то Бекингему, или ту же де Шеврез… так, на всякий случай. Что ж, спасибо за великолепно устроенную жизнь. Какие будут следующие приказания?
- Ты знаешь, - держа себя в руках, ответил Ришелье, - доказать королю, что бриллиантовые подвески находятся у Бекингема. Они же у Бекингема? Желательно сделать это непосредственно во время бала в ратуше. Будут иностранные гости… слухи пойдут быстро.
Виллиам ничего не ответил. Окинув отца равнодушным взглядом, он молча вышел и направился к себе. Завтра предстоял не менее трудный день.
Кардинал давно понял, что быстро оперившийся птенец, которого он подобрал больным телесно и душевно, давно ведёт двойную игру, и не был уверен, что победив с его же помощью, сын не избавится от него, как от ненужной политической силы, унаследовав все богатства. Ришелье видел в сыне себя, только куда более опасного, потому что тот обладал молодостью и красотой, а ещё умом своей матери. И чем-то необъяснимым. Чем-то, что было только у истинных королей. Это означало, что нужно успеть стать регентом, прежде чем последний принц Валуа будет случайно убит в собственной постели.
Для того же, чтобы никто не мог испортить восхождение Виллиама на престол, нужно убрать де Ла Фера, который скрывается под вымышленным именем и служит в королевском полку. Люинь, ещё один ненужный свидетель, был давно мёртв, и теперь оставался только граф, которому король пообещал не только помилование, но и возвращение всех графств и имущества за особые заслуги перед Францией на военной службе, если, разумеется, его не убьют раньше, чем он будет награждён. Только Виллиам, в ненависти которого к графу, Ришелье был долгое время уверен, зачем-то спасал этого предателя и неудавшегося убийцу. Ни одно чудесное спасение Атоса не проходило мимо Ришелье, и «благодарить» за это оставалось лишь собственного сына. Кардиналу, как никому другому, было известно, сколько раз Виллиам возвращался с заданий с серьёзными ранениями из-за де Ла Фера, и сколько раз этот зверь, узнав несбывшуюся жертву, организовывал засады и подсылал наёмных убийц. Как последний трус.
Мысли кардинала Ришелье потекли в этом русле незаметно, и, опомнившись, он понял, что имеет в руках ни с чем не сравнимое оружие. И это не рвущийся к власти Ла Фер, и не безумный от любви сын. Это слабость. Обычная человеческая слабость, управлять которой очень просто. Если Виллиам не сможет добиться их общей цели, и нависнет угроза разоблачения Ришелье в заговоре против короля, стереть с лица земли все доказательства существования какого бы то ни было «дополнительного» наследника станет легче всего.
- Глупый мальчишка, - криво усмехнулся кардинал, глядя на восходящее солнце - Такой же падкий на чувства, как и его мать.
*
Вечером наступившего дня баронесса Шеффилд сидела в гостиной своей подруги, собирая точёным пальчиком крем с пирожных, и отправляя его в рот. Было ровно семь часов, когда в покоях королевы раздались рыдания, и фрейлины замитушились вокруг горестной Анны Австрийской, которая рыдала так безутешно, что даже лицемерной де Шеврез стало её жаль. Герцогиня вошла в свои покои, и, заперев дверь на засов, протянула своей милой Энн бархатный мешочек.
- Спрячь немедленно, - усмехнулась она, присаживаясь рядом, и слизывая сливки с пальцев «подруги», - Что ещё дашь мне за это?
- Я вся твоя, можем продолжить прямо здесь, но я думаю, что королева позовёт тебя первой, - пряча мешочек в декольте, прошептала кареглазая красотка, и жеманным движением откинула чёрные локоны с плеч.
- О да, - вздохнула герцогиня, - Бедняжке даже в голову не придёт, что почерк Бекингема подделала я, ровно как подбросила королю эту «благодарственную записку».
- А что ты там такое написала?
- Ничего особенного, - пожала плечами де Шеврез, - Всё просто: «Милая Анна, эти два подвеска, что вы послали мне на память с вашим слугой, конечно же, не могут затмить озёрной синевы ваших очей, однако, будут служить самым прелестным напоминанием о вашей благосклонности ко мне, несчастному. Навеки ваш, Джордж Вильерс».
- Обожаю твою изобретательность. И что король?
- А что ещё мог этот дурак? Ворвался к ней полчаса назад и ткнул этой запиской в лицо. При всех. Она заявила, что эта гнусная клевета – неслыханное оскорбление её чести, а он потребовал в ответ, чтобы она показала подвески. Тогда уже вмешалась я, уверив, что подвески находятся в Фонтенбло, и Бекингем никак не мог их получить, и тогда Луи приказал Анне явиться в них на бал в ратуше. Оттого ж и рыдает она теперь.
- А результатом станет война, объявленная Людовиком Британии, - задумчиво произнёс Виллиам, - Что ж, неплохо.
- Меня только насторожила эта маленькая дрянь Бонасье… он исчез сразу, как только разразился скандал в покоях королевы.
Виллиам замер на мгновение. До сих пор он не брал в расчёт романчик, который закрутил д’Артаньян с маленьким пажом, поскольку при дворе почти не осталось тех, с кем бы похотливый гасконец не провёл хотя бы ночи.
- А вот маленькую дрянь пора бы убрать, - сосредоточенно глядя в глаза де Шеврез, сказал Виллиам.
С этими словами он поднялся, и поцеловав герцогиню в лоб, оставил её покои. Фрейлины видели, как баронесса Шеффилд покинула женскую половину дворца и направилась в ту, где обитал король со своей свитой.
Однако Миледи опоздала. Уже из-за колонны наблюдала она, как из кабинета короля выходят Атос и Д’Артаньян. Паж оказался проворнее и испортил всю игру – если мушкетёры не сумеют добыть подвески, то их ожидает Бастилия, если не кое-что похуже, а они не сумеют их добыть, даже если перехватят Бекингема на пути в Лондон. Ришелье вышел от короля с победоносной ухмылкой, которую Виллиам тоже понял - перед ним открылась роскошная перспектива убрать с шахматной доски не только королеву, но и неугодных офицеров, в частности, де Ла Фера. И неважно, что одной детали он не знал – у Бекингема подвесков не было, они были у Виллиама, и письмо было подделано. Теперь на кону была не честь монарха, а жизнь Арманда, что никак не вписывалось в планы.
Не медля больше ни минуты, Виллиам направился обратно к де Шеврез, чтобы уговорить её отказаться от задуманного им же. Спустя полчаса герцогиня сдалась, хотя долго упорствовала, доказывая, что они упускают колоссальный шанс. Только об одном недостижимая мечта французского двора умолчала, уговаривая Мари де Шеврез «найти» подвески – о том, что в погоню за Бекингемом отправился не только д’Артаньян, но и Атос. Виллиам представил всё так, что Бонасье хлопочет ради карьерного повышения своего любовника, а возвращение подвесков – лишь повод блеснуть отвагой перед королём. Нелюбовь де Шеврез к гасконцу объяснялась просто – он был непомерно амбициозен, не имея достаточно оснований. Был груб, прост, и совал свой длинный нос в политику, не осознавая до конца, чего стоят его «невинные шалости», но был.
- Послушай меня, глупыш, - всё увещевала герцогиня упрямую Миледи, пока они прогуливались по парку, - д’Артаньян – пешка, которая ни шагу не делает без де Ла Фера. Я уверена, что даже в погоню отправился вместе с ним. Гасконец - марионетка. На Атоса пока ничего не имею, но мой тебе совет – убей. Ты же… ты же не любишь его до сих пор?
Подруги остановились у маленького пруда. Виллиам взглянул на кувшинки, парящие над прозрачной гладью, а затем пристально посмотрел в глаза де Шеврез. Она склонила голову, впиваясь в него взглядом в ответ, и пытаясь рассмотреть истину, скрывающуюся под веерами чёрных ресниц. Она не увидела ничего.
- Я никого не люблю.
*
Чуть позже, вечером, во дворце вновь воцарился переполох, но на сей раз разыскивали клеветника, распустившего грязный слух о Её величестве, и подкинувшего поддельную записку. Сама Анна Австрийская, доселе проклинавшая вероломного англичанина, едва чувств не лишилась, когда в очередной раз открыв ларец, чтобы взглянуть на причину своих бед, насчитала в нём все двенадцать, а не десять, как было утром. Людовику Тринадцатому было доложено, что подвески прибыли из Фонтенбло в обычном количестве, мушкетёров отозвали, а Бонасье было выдвинуто обвинение в пособничестве клеветнику, после чего его в кандалах увезли в Бастилию.
To be continued…
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ВИСНОВКИ | | | Персоналии XVIII века |