Один и Тор. Песнь о Харбарде

Эта песнь «Эдды» повествует не о подвигах богов и не об их стремлении ко всеведению, не об асах на престолах могущества, а, на первый взгляд, о «быте».

Тор возвращался пешком с востока — и лишь указание этой стороны света заставляет думать, что он был в Стране великанов, Ётунхейме. Бог подошел к некоему проливу и увидел по ту сторону перевозчика с лодкой.

Тут затевается диалог, который сразу предвещает конфликт. Тор спрашивает, что за парень стоит у пролива — вопрос об имени, как мы знаем, самый естественный вопрос при встрече, тем более, что встреча эта происходит на границе Ётунхейма. Но перевозчик отвечает вопросом на вопрос — он спрашивает, что за старик кричит там, за проливом.

В этом поступке уже содержится вызов: к тому же «парень»-перевозчик явно противопоставляет себя «старику» Тору и по возрасту. Бог готов пойти на мирное продолжение переговоров и обещает «парню» еды за перевоз — сам он вдоволь наелся селедки с овсянкой (обычная еда эпохи викингов). И тут разговор принимает совершенно неожиданный оборот: «Ты хвалишься тем, что сыт сегодня, — говорит перевозчик, — а сам не ведаешь своей судьбы — даже того, жива ли твоя мать».

Тор не готов к такому повороту и возмущается тем, что готов ему напророчить перевозчик, тот же продолжает свои насмешки: с виду путник совсем не богат, едва ли владеет тремя дворами, да и одежка у него худая. Тор все же надеется на мирное завершение возникающей перебранки и спрашивает, кому принадлежит лодка. Перевозчик называет имя хозяина, но продолжает разговор в том же духе — хозяин, дескать, не велел ему перевозить бродяг и конокрадов, а брать на челнок лишь известных людей.

Тор должен назвать свое имя, хоть и понимает, что он среди врагов; он Сын Одина и отец Магни — Мощи, сам именующийся владыкой богов — громовержец Тор. Теперь, говорит бог, очередь назваться перевозчику.

Тот притворяется, что тоже отвечает откровенно: его имя Харбард.

Но Тор не так прост (как иногда думают исследователи «Песни о Харбарде»); он понимает, что это не только не настоящее имя, но и вызов на дальнейшее словесное состязание: ведь «Харбард» означает «Седобородый», а на том берегу пролива стоит «парень», а не старик. Он делает вид, что не замечает вызова, но его ответ содержит намек на возможный конфликт: скрывать имя престало тому, кто, затеяв распрю, боится расплаты.

У Харбарда готов ответ: он не боится Тора — смерть зависит только от судьбы. Громовержец, наконец, выходит из себя и говорит, что проучил бы мальчишку, если бы не ноша, которую ему неохота мочить, переправляясь вброд. Харбард продолжает издеваться и говорит, что подождет Тора на своем берегу, — ведь бог не видал таких храбрецов с тех пор, как в давние времена погиб великан Хрунгнир.

Здесь, после словесной разминки, начинается серьезный поединок, именуемый в древней Исландии «сравнением мужей»: перед битвой противоборствующим героям-богатырям принято было прославлять свои подвиги и хулить соперника.

Тор принимает вызов и вспоминает, как он убил каменноглавого турса Хрунгнира в славном бою, а вот что сделал Харбард?

Харбард же пять зим сидел на некоем острове, где убивал врагов, но больше прославился тем, что соблазнял дев, которые во всем были ему покорны, готовы были даже вить веревки из песка; он добился любви сразу семи сестер.

Настал черед Тора, и он вспомнил, как убил великана Тьяцци, а глаза его забросил на небо — две звезды, лучшие свидетели его подвига, горят там до сих пор. Если читатель помнит конец рассказа Снорри о великанском строителе Асгарда, то он поймет, что Тор здесь «присваивает» себе деяние, совершенное Одином: ведь это он превратил глаза великана в звезды. Неясно, сохранилась ли в «Старшей Эдде» другая версия мифа, или Тор решил спровоцировать соперника на то, чтобы он, наконец, раскрыл свое имя.

Но Харбард продолжает в своем духе: он соблазнял ночных наездниц — ведьм; храбрый турс Хлебард дал ему волшебный жезл, Харбард же, воспользовавшись подарком, лишил его рассудка. Такая расплата за дар была вопиющим нарушением всех архаичных норм варварского общества, и Тор не упускает случая попрекнуть Харбарда, что тот заплатил злом за подарок. Ответ Харбарда прост: «Всяк должен печься о себе — чем еще может похвалиться Тор?»

Громовник продолжает повествование о подвигах: на востоке он истреблял злобных великанш, бежавших от него в горы; там они так расплодились, что их потомство могло заполонить Мидгард. Харбард в ответ рассказал, как в Валланде (так в Скандинавии именовали Францию, но слово можно понимать и как «Страна павших в битвах») он подстрекал конунгов к битвам, не склоняя их к миру. Зато, утверждает Харбард, почти раскрывая себя, у Одина — ярлы и герои, павшие в битвах, у Тора — рабы.

Конечно, называя громовержца богом рабов, Харбард хотел унизить Тора, но за этими словами хулы мы уже видим вполне серьезные проблемы, волновавшие слушателей саг и эддической поэзии. Один действительно был богом избранных героев, Тор же — богом народа в целом: герои Одина, вроде Старкада, не внушали любви этому народу. И Тор отвечает скрывающему свое имя сопернику, что если бы он имел власть, то делил бы людей несправедливо.

Этот упрек, видимо, достигает цели, ибо Один-Харбард в ответ припоминает Тору, пожалуй, единственный случай в его мифологической биографии, когда громовник можно было попрекнуть в трусости. Замороченный колдовской силой великана Фьялара, Тор со спутниками спрятался в его рукавице.

Громовержец снова вскипает от гнева, Харбард же продолжает состязание на безопасном расстоянии, рассказывая, как он развлекался с девой и выслушивая, как Тор истреблял жен берсерков.

Здесь состязание переходит на новое тематическое поле, и Харбард говорит, что истреблять жен — это позорное дело. Громовержец оправдывается — ведь то были не женщины, а злобные ведьмы-волчицы, разбившие его лодку, прогнавшие слугу и грозившие железными палицами самому Тору. Чтобы не остаться в долгу, он вновь задает вопрос о деяниях Харбарда и слышит в ответ, что тот спешил сюда с дружиной, чтобы окровавить копье.

Это — очередная насмешка: ведь с «парнем»-перевозчиком нет никакой дружины. Харбард спешит только досадить ему, говорит Тор. За такую досаду, ответствует Харбард, он готов расплатиться кольцом, если посредники будут мирить соперников на таких условиях. Но это — не предложение о мире: Харбард утверждает (и не без основания), что он выиграл в словесном поединке, и Тор оказывается той стороной, которая нуждается в возмещении ущерба.

Тор вроде бы признает поражение и спрашивает, где научился Харбард таким глумливым речам? Ответ достоин Одина — он слышал эти речи от древних людей, что живут в домовинах под курганами. Действительно, из могильного жилища бог поднял вёльву, чтобы выведать у нее тайные знания.

Но и Тор в своем последнем ответе не остается в долгу: «Хорошо же ты придумал — называть каменные кучи курганами». Знающие погребальные обычаи скандинавов поймут, на что намекает Тор: под курганами покоятся благодетельные предки, под кучами камней — вредоносные мертвецы и колдуны; от них Харбард и набрался срамных речей.

Тор еще грозит расплатиться с обидчиком, переправившись через залив; тот взвоет пуще волка, когда отведает удар молота Мьёлльнир! Скорее, отвечает Харбард, Тору придется совершать подвиги, повстречавшись в собственном доме с любовником Сив. Пока же простой перевозчик оказался помехой на пути громовержцу. Тор сдается и просит указать дорогу к дому; отказ был быстрым, да путь будет долгим, говорит Харбард. Тору еще придется брести до Страны людей (Верланд), пока он не встретит свою мать Фьёргюн, которая и укажет ему дальнейший путь в землю Одина. На прощание Тор обещает отмстить, в ответ же слышит знакомое нам проклятие: «Да возьмут тебя тролли!» С этими словами питомец Одина Гейррёд оттолкнул лодку своего брата, оказавшегося в Стране великанов.

Исследователи этой эддической песни спорят о времени ее составления — в те языческие времена, когда еще верили в богов, или после победы христианства, когда эти боги вызывали насмешку. Безусловно, «Песнь о Харбарде» служила развенчанию языческих богов — ведь сам их глава, которого, конечно, сразу узнали читатели этой песни, признается, в грехах, равно мерзких и христианам и даже язычникам. Проблема в том, что Одину — богу распрей и вождю павших героев — действительно были присущи свойства, которые не могли быть присущи нормальному человеческому обществу. В языческую эпоху эти свойства воплощал Тор, бог всего народа, а не избранных для последней битвы героев-мертвецов.

Дата добавления: 2015-08-03