Творческий путь Гоголя.

Николай Васильевич Гоголь родился 20 марта (1 апреля) 1809 года в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губер­нии. Писатель происходил из помещичьей семьи среднего достатка: у них было около 400 душ кре­постных и свыше 1000 десятин земли. Предки писателя со стороны отца были потомственны­ми священниками, однако уже дед Афанасий Демьянович оставил духовное поприще и посту­пил в гетманскую канцелярию; именно он при­бавил к своей фамилии Яновский другую — Го­голь, что должно было продемонстрировать происхождение рода от известного в украин­ской истории XVII века полковника Евстафия (Остапа) Гоголя (факт этот, впрочем, не находит достаточного подтверждения).

Отец писателя, Василий Афанасьевич, служил при Малороссийском почтамте. Мать, Марья Ивановна, происходившая из помещичьей се­мьи Косяровских, слыла первой красавицей на Полтавщине, замуж за Василия Афанасьевича она вышла четырнадцати лет. В семье помимо Николая было еще пятеро детей. Детские годы будущий писатель провел в родном имении Васильевке (другое название Яновщина), наведы­ваясь вместе с родителями в окрестные мес­та — Диканьку, принадлежавшую министру вну­тренних дел В. П. Кочубею, в Обуховку, где жил писатель В. В. Капнист, но особенно часто в Кибинцы, имение бывшего министра, дальнего родственника Гоголя со стороны матери — Д. П. Трощинского. С Кибинцами, где была об­ширная библиотека и домашний театр, связаны ранние художественные впечатления будущего писателя. Их дополняли исторические предания и библейские истории, в частности рассказыва­емое матерью пророчество о Страшном суде и неминуемом наказании грешников. С тех пор Гоголь, по выражению исследователя К. В. Мочульского, постоянно жил «под террором за­гробного воздаяния».

Вначале Гоголь учился в Полтавском уездном училище (1818—1819), потом брал частные уро­ки у полтавского учителя Гавриила Сорочинского, проживая у него на квартире, а в мае 1821 го­да поступил в только что основанную Нежин­скую гимназию высших наук. Учился Гоголь довольно посредственно, зато отличался в гим­назическом театре — как актер и декоратор. К гимназическому периоду относятся первые литературные опыты в стихах и прозе, преиму­щественно «в лирическом и сурьезном роде», но также и в комическом духе, как, например, сатира «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан» (не сохранилась). Больше всего, однако, Гоголя занимает в это время мысль о государст­венной службе на поприще ЮСТИЦии; такое ре­шение возникло не без влияния профессора Н. Г. Белоусова, преподававшего естественное право и уволенного впоследствии из гимназии по обвинению в «вольнодумстве» (во время рас­следования Гоголь давал показания в пользу профессора).

По окончании гимназии Гоголь в декабре 1828 го­да вместе с одним из своих ближайших друзей А. С. Данилевским приезжает в Петербург. Но его ожидают лишь разочарования: не удается получить желаемого места; поэма «Ганц Кюхельгартен», написанная, очевидно, еще в гим­назическую пору и изданная в 1829 году (под псевдонимом В. Алов), получает убийственные

отклики рецензентов (Гоголь тотчас же скупает почти весь тираж книги и сжигает его); к этому, возможно, прибавились любовные переживания, о которых он говорил в письме к матери (от 24 июля 1829 года). Все это заставляет Гоголя внезапно уехать из Петербурга в Германию.

По возвращении в Россию (в сентябре того же года) Гоголю наконец удается поступить на службу — сперва в Департамент государствен­ного хозяйства и публичных зданий, а затем в Департамент уделов. Чиновничья деятель­ность не приносит Гоголю удовлетворения, зато новые публикации (повесть «Бисаврюк, или Ве­чер накануне Ивана Купала», статьи и эссе) об­ращают все большее внимание читающей рос­сийской общественности. Писатель завязывает обширные литературные знакомства, в частности В. А. Жуковским, П. А. Плетневым, который у себя дома в мае 1831 года (очевидно, 20-го) представил Гоголя А. С. Пушкину.

Осенью того же года выходит первая часть сборника повестей из украинской жизни «Вече­ра на хуторе близ Диканьки» (в следующем году появилась вторая часть), восторженно встреченная Пушкиным: «Вот настоящая веселость, ис­кренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!..» Вме­сте с тем «веселость» гоголевской книги обнару­живала различные оттенки — от беззаботного подтрунивания до мрачного комизма, близкого к черному юмору. При всей полноте и искренно­сти чувств гоголевских персонажей мир, в кото­ром они живут, трагически конфликтен: происхо­дит расторжение природных и родственных свя­зей, в естественный порядок вещей вторгаются таинственные ирреальные силы (фантастичес­кое опирается главным образом на народную демонологию). Уже в «Вечерах» проявилось нео­быкновенное искусство Гоголя создавать цель­ный, законченный и живущий по собственным законам художественный космос.

После выхода первой прозаической книги Го­голь становится знаменит. Летом 1832 года его с воодушевлением встречают в Москве, где он знакомится с М. П. Погодиным, С. Т. Аксако­вым и его семейством, М. С. Щепкиным и дру­гими известными деятелями культуры. Следую­щая поездка Гоголя в Москву, столь же успеш­ная, состоялась летом 1835 года. К концу этого года он оставляет педагогику (с лета 1834 года занимал должность адъюнкт-профессора все­общей истории Санкт-Петербургского универ­ситета) и целиком посвящает себя литератур­ному труду.

1835 год необычайно плодотворен: выходят следующие два сборника прозаических произ­ведений — «Арабески» и «Миргород» (оба в двух частях), начата работа над поэмой «Мертвые ду­ши», закончена в основном комедия «Ревизор», написана комедия «Женихи» (будущая «Женить­ба»). Сообщая о новых достижениях писателя, в том числе и о предстоящей в петербургском Александринском театре премьере «Ревизора» (19 апреля 1836 года), Пушкин отмечал в «Со­временнике»: «Г-н Гоголь идет еще вперед. Же­лаем и надеемся иметь часто случай говорить о нем в нашем журнале». Кстати, в пушкинском журнале Гоголь активно публиковался, в частно­сти как критик (статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году»).

«Миргород» и «Арабески» обозначили новые

художественные миры на карте гоголевской

вселенной. Тематически близкий к «Вечерам»

(«малороссийская» жизнь), миргородский цикл, объединивший повести «Старосветские помещи­ки», «Тарас Бульба», «Вий», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», обнаруживает резкое изменение ракурса и изобразительного масштаба: в ряде случаев вместо сильных и резких характеристик — пош­лость и безликость обывателей, вместо поэтиче­ских и глубоких чувств — вялотекущие, почти жи­вотные рефлексы. Обыкновенность современной жизни оттенялась колоритностью и экстрава­гантностью прошлого, однако тем разительнее проявлялась в нем, в этом прошлом, глубокая внутренняя конфликтность (например, в «Тара­се Бульбе» — столкновение индивидуализирую­щегося любовного чувства с общинными инте­ресами).

Мир же «Петербургских повестей» из «Арабе­сок» («Невский проспект», «Записки сумасшед­шего», «Портрет»; к ним примыкают опублико­ванные позже, соответственно в 1836 и 1842 го­дах, «Нос» и «Шинель») — это мир современного города с его острыми социальными и этически­ми коллизиями, изломами характеров, тревож­ной и призрачной атмосферой.

Наивысшей степени гоголевское обобщение достигает в «Ревизоре», где «сборный город» как бы имитировал жизнедеятельность любого более крупного социального объединения, вплоть до государства, Российской империи, или даже человечества в целом. Вместо тради­ционного активного двигателя интриги — плута или авантюриста — в эпицентр коллизии по­ставлен непроизвольный обманщик (мнимый ревизор Хлестаков), что придало всему проис­ходящему дополнительное, гротескное освеще­ние, усиленное до предела заключительной «не­мой сценой». Освобожденная от конкретных де­талей «наказания порока», передающая прежде всего сам эффект всеобщего потрясения (кото­рый подчеркивался символической длительнос­тью момента окаменения), эта сцена оставляла возможность самых разных толкований, вклю­чая и эсхатологическое — как напоминание о неминуемом Страшном суде.

В июне 1836 года Гоголь (снова вместе с Да­нилевским) уезжает за границу, где он провел в общей сложности более 12 лет, если не счи­тать двух приездов в Россию — в 1839—1840 и в 1841 —1842 годах. Писатель жил в Германии, Швейцарии, Франции, Австрии, Чехии, но доль­ше всего в Италии, продолжая работу над «Мертвыми душами».

Свойственная Гоголю обобщенность получала теперь пространственное выражение: по мере развития чичиковской аферы (покупка «ревиз­ских душ» умерших людей) русская жизнь долж­на была раскрыться многообразно — не только со стороны «низменных рядов ее», но и в более высоких, значительных проявлениях. Одновре­менно раскрывалась и вся глубина ключевого мотива поэмы: понятие «мертвая душа» и выте­кавшая СТСЮДЗ антитеза «живой—мертвый» из сферы конкретного словоупотребления (умер­ший крестьянин, «ревизская душа») передвига­лись в сферу переносной и символической се­мантики. Возникала проблема омертвления и оживления человеческой души и в связи с этим — общества в целом, русского мира преж­де всего, но через него и всего современного человечества. Со сложностью замысла связана жанровая специфика «Мертвых душ» (обозначе­ние «поэма» указывало на символический смысл произведения, особую роль повествова­теля и позитивного авторского идеала). После выхода первого тома «Мертвых душ» (1842) работа над вторым томом (начата еще в 1840 году) протекала особенно напряженно и мучительно. Летом 1845 года в тяжелом ду­шевном состоянии Гоголь сжигает рукопись второго тома, объясняя позднее свое решение именно тем, что «пути и дороги» к идеалу, воз­рождению человеческого духа не получили до­статочно правдивого и убедительного выра­жения. Как бы компенсируя давно обещанный второй том и предвосхищая общее движение смысла поэмы* Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями» (1847) обратился к бо­лее прямому, публицистическому разъяснению своих идей. С особенной силой была подчерк­нута в этой книге необходимость внутреннего христианского воспитания и перевоспитания всех и каждого, без чего невозможны никакие об­щественные улучшения. Одновременно Гоголь работает и над трудами теологического характе­ра, самый значительный из которых — «Размыш­ления о Божественной литургии» (опубликован посмертно в 1857 году).

В апреле 1848 года, после паломничества в Святую землю к гробу Господню, Гоголь окон­чательно возвращается на родину. Многие ме­сяцы в 1848 и 1850—1851 годах он проводит в Одессе и Малороссии, осенью 1848 года наве­дывается в Петербург, в 1850 и 1851 годах посе­щает Оптину пустынь, но большую часть време­ни живет в Москве.

К началу 1852 года была заново создана редак­ция второго тома, главы из которой Гоголь читал ближайшим друзьям — А. О. Смирновой-Россет, С. П. Шевыреву, М. П. Погодину, С. Т. Аксакову и другим. Неодобрительно отнесся к произве­дению ржевский протоиерей отец Матвей (Константиновский), чья проповедь неустанного нравственного самоусовершенствования во многом определяла умонастроение Гоголя в по­следний период его жизни.

В ночь с 11 на 12 февраля в доме на Никитском бульваре, где Гоголь жил у графа А. П. Толстого, в состоянии глубокого душевного кризиса пи­сатель сжигает новую редакцию второго тома. Через несколько дней, утром 21 февраля, он умирает.

Похороны писателя состоялись при огромном стечении народа на кладбище Свято-Данилова монастыря (в 1931 году останки Гоголя были пе­резахоронены на Новодевичьем кладбище).

В исторической перспективе гоголевское творчество раскрывалось постепенно. Для не­посредственных его продолжателей, предста­вителей так называемой натуральной школы, первостепенное значение имели социальные мотивы, снятие всяческих запретов на тему и материал, бытовая конкретность, а также гума­нистический пафос в обрисовке «маленького человека». На рубеже XIX и XX столетий с осо­бенной силой раскрылась христианская философско-нравственная проблематика гоголев­ских произведений. Впоследствии восприятие творчества Гоголя дополнилось еще ощущени­ем особой сложности и иррациональности его художественного мира и провидческой смелос­тью и не традиционностью его изобразительной манеры. «Проза Гоголя по меньшей мере четы­рехмерна. Его можно сравнить с его современ­ником математиком Лобачевским, который взо­рвал Евклидов мир...» — оценил творчество Го­голя В. Набоков. Все это определило особое место творчества Гоголя в современной миро­вой культуре.

20. Трагедия Пушкина «Борис Годунов». Проблема историзма.

http://www.a4format.ru/pdf_files_bio2/47551782.pdf

21. Творчество и судьба Кольцова.

Алексей Васильевич Кольцов

Будущий поэт родился в Воронеже 3 октября 1809 года, в многодетной купеческой семье торговца скотом Василия Петровича Кольцова, тяжкими трудами выбившегося в люди, хозяина жесткого и упрямого, на все имевшего свое мнение и не уступавшего никому. Поневоле и Алеша, как наследник отцовых дел, перенял многие черты его характера. С детства мальчик занимался перегоном и продажей скота. Был сыт, одет, но редко обласкан; в семье царил домострой.

Алексеем никто не занимался, но он, тем не менее, освоил с помощью воронежского семинариста грамоту и в 1818 году поступил в первый класс уездного училища. Через полтора года отец Алешу из училища забрал, и для полуграмотного подростка началась трудовая жизнь, в которой была одна отрада - донская степь, да рассыпанные по ней деревни и хутора, а ночами вой волков и безмолвие звезд. Тайком, урывками читал грошовые издания - стихи И. Дмитриева, французские романы, сказки - народные и "Тысячи и одной ночи"; с 16 лет, скрывая от всех, пробовал сочинять вирши. Известно, что первое его стихотворение (затем уничтоженное) называлось "Три видения". Познакомившись с воронежским книгопродавцем Кашкиным и подружившись с поэтически одаренным семинаристом Серебрянским, Кольцов из общения с ними вынес много знаний о стихосложении. Юноша вошел в кружок молодежи, увлекавшейся литературой, кумирами которой были Жуковский, Дельвиг, Пушкин и другие русские поэты; писал подражательные стихи, к концу 1820-х годов поймав свою мелодию и нащупав новые поэтические образы.

Тогда же Алексей Кольцов полюбил жившую в их доме крепостную девушку Дуняшу, купленную его отцом у одного из соседних помещиков. Отец, не желая "мезальянса", в одну из отлучек сына продал девушку на Дон, где та вскоре вышла замуж. Душевная рана саднила у поэта всю его жизнь.

Вскоре после этого Алексей передал знакомцу Сухачеву стихи для публикации в Москве, где тот опубликовал их анонимно в 1830 году. Ряд случайностей стал закономерностью: часто бывая по делам отца в обеих столицах, Алексей познакомился с московским литератором Станкевичем, а через него - с Белинским, которые помогли напечатать ему несколько стихотворений в журнале "Листок" и в "Литературной газете". Публикацию предваряла рекомендация Станкевича "самородного поэта, который нигде не учился и, занятый торговыми делами по поручению отца, пишет часто дорогой, ночью, сидя верхом на лошади". Знакомство с критиком вскоре переросло в сердечную дружбу. Две статьи Белинского "Стихотворения Кольцова" (1835 г.) и "О жизни и сочинениях Кольцова" (1846 г.) сыграли исключительную роль в творческой судьбе поэта. Великий критик увидел в своем друге великого поэта сродни Пушкину и Лермонтову. Он даже назвал его "гениальным".

В 1835 году на средства Станкевича были изданы "Стихотворения Алексея Кольцова" (18 пьес: "Не шуми ты, рожь", "Размышление поселянина", "Крестьянская пирушка" и другие), тепло встреченные публикой и критикой. Свел знакомства начинающий поэт и с В. Жуковским, П. Вяземским, В. Одоевским, Н. Полевым, А. Пушкиным, который опубликовал в "Современнике" (1836 г.) стихотворение Кольцова "Урожай". Писатели относились к молодому поэту с необыкновенной для литературного мира нежностью.

Весьма характерны слова Полевого о Кольцове как о "чистой, доброй душе" - "с ним он грелся, как будто у камина". Новые друзья помогали Алексею не только в делах литературных, но и в делах житейских. Во всяком случае, многие отцовские дела, в том числе и судебные процессы, поэт решал в столицах с их благосклонной помощью.

Засим последовала пора небывалого творческого подъема поэта. В "Отечественных записках", "Современнике", "Литературной газете", "Московском наблюдателе" выходили его думы, лирические стихотворения ("Божий мир", "Молитва", "Косарь", "Цветок"). Кольцов ревностно собирал устное народное творчество, составил сборник "Русские пословицы, поговорки, приречья и присловия", записывал народные песни. В 1837 году вышел прочувствованный "Лес", посвященный памяти Пушкина, о котором Алексей Васильевич Кольцов написал: "Прострелено солнце".

Большую часть времени поэт вынужден был проводить не в кругу новых друзей, а на родине, в Воронеже, в постоянных заботах о хлебе насущном и о большой семье, что, в конце концов, стало тяготить его. Да и с родными он из-за своих "поэтических вольностей" потерял и без того небольшой душевный контакт. "Жить дома, в кругу купцов, - признавался Алексей, - решительно я теперь не могу; в других кругах тоже... Безрадостная самая будущность у меня впереди. Я, кажется, собой одно выполню во всей точности: ворону... И, ей-Богу, я ужасно похож на нее, остается лишь сказать: она к павам не попала, а от ворон отстала. Больше этого ко мне ничего нейдет".

За два года до кончины Кольцов А.В. писал: "Я не хочу быть человеком богатым - и никогда не буду.. Нет голоса в душе быть купцом, а все мне говорит душа день и ночь, хочет бросить все занятия торговли - и сесть в горницу, читать, учиться. Мне бы хотелось теперь сначала поучить хорошенько свою русскую историю, потом естественную, всемирную, потом выучиться по-немецки, читать Шекспира, Гете, Байрона, Гегеля, прочесть астрономию, географию, ботанику, физиологию, зоологию..." Увы, двух лет ему не хватило, чтобы осилить эти задачи, к тому же практически все это время он тяжело болел. Могучий организм был сломлен непосильными трудами, острыми переживаниями, многими неумеренностями, которые были свойственны этому человеку, чахоткой и дурной болезнью, подхваченной от одной из воронежских одалисок, в которую он был горячо влюблен.

Друзья предлагали Кольцову открыть в северной столице книжную лавку, сделаться управляющим "Отечественных записок" А. Краевского, но поэт не мог оторваться от дел семьи, от запутанных торгов и долгов отца, которыми был повязан прочнее кожаных ремней. В последнюю свою поездку в Москву и Петербург в 1841 году Кольцов хоть и выиграл в суде одно из двух дел отца, но все деньги потратил, к тому же большая часть перегоняемого им стада погибла от эпизоотии. Дома дела оказались не лучше. Стихи писались все реже и реже...

В Воронеже чахотка доконала поэта. 29 октября 1842 года он скончался, его руку сжимала в своей руке старуха-няня... Похоронен был на Митрофаньевском кладбище. На памятнике поэту его отец написал: "Просвещеной без наук природою награжден Монаршею милостию скончался 33 годов и 26 дней в 12 часу брака не имел". Сегодня того кладбища нет - это уже центр Воронежа, но "несколько могил мемориально выделено, обнесено стеной и обихожено" - в их числе и последний приют Алексея Кольцова. На памятнике вместо отцовской эпитафии строки самого поэта: В душе страсти огонь Разгорался не раз, Но в бесплодной тоске Он горел и погас...

Уже через полвека после смерти Кольцова тираж его изданий перевалил за миллион экземпляров, а число читателей за сотню миллионов. Многие "пьесы" его переложили на прекрасные песни и романсы, в которых "поет душа народа", - М. Глинка, А. Варламов, А. Даргомыжский, А. Гурилев, Н. Римский-Корсаков, М. Мусоргский, М. Балакирев, А. Рубинштейн, С. Рахманинов, А. Глазунов и другие русские композиторы.

---

Дата добавления: 2015-08-03