Черника

Вручили деду плачущих детей,

Бегом в машину, меньше будут хныкать.

На волю, в лес, где просто, без затей

Созрела, налилась и ждет черника.

Струится воздух, обжигает сталь,

Гудит пчела, довольная судьбою.

И вкусно пахнет плавленый асфальт,

Смешавшись с запахом смолы и зверобоя.

И вот Смелиж. С гранитного столба

Ленивый аист медленно взлетает.

Старуха вытирает пот со лба,

Старик газету местную читает.

Пройдем пешочком – старожилам честь.

И старики ворочаются к гостю.

- а что, бабуля, ягода-то есть?

- чего ж не быть? Я вижу, люди носют…

Пусть люди носят. Нам не по пути.

Иду едва заметною тропинкой.

Уж я-то знаю, где должна расти

Иссиня-черная, с серебряною дымкой.

На кочки, на пожарную межу,

В болоте, меж корней, в окопе

Я ползаю, стою, иду, лежу

На корточках, коленках и на жо..

Ведро с вершком. Измучившись вконец,

Мы рядом с ним попадали устало

Почти что умерли, когда б не огурец,

Картошка, яйца, молоко и сало.

Мы словно негры, но наоборот,

Мы словно негатив на кинопленке.

Черны ладони, также черен рот

И поцелуй с черничною каемкой.

Обратный путь приятен и нескор.

Но туча цвета перезревшей сливы…

- успеем до дождя?

- давай на спор?

- да не беги, ты видишь, как красиво…

Как раз успели. Водопады в крыш,

Илья-пророк в гремящей колеснице…

Уйдем на пенсию, поедем жить в Смелиж?

А нам до пенсии еще лет тридцать.

Я наварю варенья вечерком,

С таким расчетом, чтоб хватило на год.

В моем ведре, обвязанном платком,

Несчитанные тыщи черных ягод.

***

Из беды не выбросишь ни строчки.

Дерево без сучьев и комля

Не распустит по весне листочки,

Но сойдет для мачты корабля.

Из любви не выбросишь ни строчки.

Напоровшись на подводный риф,

Мы едва спаслись поодиночке,

Корабельных крыс опередив.

Из судьбы не выбросишь ни строчки.

Но карабкаясь на каменистый мыс,

В каждой запятой и в каждой точке

В новой жизни вижу новый смысл.

***

Цветы политы, дети сыты,

Будильник заведен и вот,

Мы, уходя с дневной орбиты

В ночной отправились полет.

Тревожно дремлют изумруды

Внимательных кошачьих глаз,

Предчувствуя явленье чуда,

Когда пробьет двенадцать раз.

И мы, умытые в купели

Весенних луж и детских слез,

Вдруг превратимся в ожерелье

Чистейших безымянных звезд.

Седой монах в унылой келье

Почуял непонятный грех,

Открыв, что звезды полетели

Не сверху вниз, а снизу вверх.

Космические экипажи

Устроили в эфире крик,

Что кто-то там летал и даже

В окно показывал язык.

А мы, спустившись к колыбели

Испуганного сорванца,

Ему всю ночь тихонько пели

О том, что жизни нет конца.

Ломали лед в хрустящих лужах…

И в самый предрассветный час

К нам возвратились наши души,

Так непохожие на нас.

***

Тогда в Суземке не было асфальта…

Едва приплюснутый колесами машин

Разлегся снег лениво и богато,

Лесную глушь молчаньем оглушив.

Но ближе к майским отступала стужа,

И занимала трон на долгий срок

Без края, без конца – царица Лужа

И русский царь – резиновый сапог.

Затылком чувствуя дрожание вокзала,

Среди мешков, баулов и корзин,

По шею спрятавшись в граните пьедестала,

Смотрел Ильич на хлебный магазин.

Простая безлошадная пехота

Бежала ровным строем на завод…

Так незаметно в буднях и заботах

Шел семьдесят восьмой обычный год.

Как быстро пробежала четверть века!

На том же месте лужа и вокзал,

Стоит, как прежде дом с аптекой,

Как мудрый Блок когда-то предсказал.

Спасибо за науку, добрый барин!

И мы искали истину в вине.

Но истина перекачалась в баррель

И это вовсе не вино, а нефть.

Земная кровь дороже человечьей.

Завернутая в полосатый флаг,

На жертвеннике бедная овечка –

Печеный в собственном соку Ирак.

И на троих наш Бог, Аллах и Будда

Разыгрывают лучшие места

В театр войны, театр абсурда.

Их совесть безразмерная чиста.

Я в семьдесят восьмом была моложе,

Я только поступила в …детский сад.

Я толком и не помню, может,

Чего там было столько лет назад.

Но из альбома весело и ясно

Сияют звездочки огромных детских глаз.

Бант развязался, мне немного страшно,

Немного страшно, так же, как сейчас.

Дата добавления: 2015-08-05