Кризис новой власти 4 страница

Сближение Ленина с Троцким произошло по мелкому поводу монополии на внешнюю торговлю и укрепилось на основе расхождений со Сталиным по «грузинскому вопросу», возникшему в то же самое время (см. ниже). В отсутствие Ленина ЦК проголосовал за предоставление советским предпринимателям и фирмам большей свободы в сотрудничестве с иностранными державами. Красин, считая, что это раскалывает государственную монополию на торговлю с заграницей, выступил против, так как монополия, по его мнению, дает Советской России большое преимущество перед конкурирующими иностранными государствами и предприятиями¹⁴⁰. Для Ленина монополия на иностранную торговлю была одной из «командных высот», удерживаемых государством при нэпе. Его гнев подогревался ощущением, что соратники хотят воспользоваться его отсутствием, чтобы уступить установленные им защитные рубежи против реставрации капитализма. Узнав, что Троцкий разделяет его взгляды, 13 и 15 декабря Ленин надиктовал записки к нему с просьбой отстоять их общую позицию на следующем заседании Пленума ЦК¹⁴¹. Троцкий так и поступил и 18 декабря на Пленуме без большого труда добился признания позиции Ленина.

Эти мелкие бюрократические поражения и призрак возможного альянса Ленина—Троцкого насторожили триумвират, ведь их политическое благополучие обусловливалось полным отстранением Ленина от руководства. 18 декабря, в тот день, когда Троцкий одержал победу на Политбюро, Сталин и Каменев добились от Пленума мандата, дающего Сталину права распоряжаться режимом работы Ленина. Ключевой пункт, в передаче его Сталиным секретарю Ленина Лидии Фотиевой, звучал так: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками [партработниками], так и переписки»¹⁴².

Согласно инструкциям Сталина Ленин должен был работать лишь короткими периодами, диктуя секретаршам, одной из которых была жена Сталина Н.И.Аллилуева. Как ни парадоксально, но с Лениным и его женой обошлись словно с умственно неполноценными. Ленин тотчас же заподозрил, что ЦК действует, не столько прислушиваясь к рекомендациям врачей, сколько указывая врачам, что говорить ему¹⁴³.

Чувствуя, как его все туже оплетает паутина интриги, нити которой соединяются в руках Сталина, Ленин обратился за помощью к Троцкому, который был в сходных стесненных обстоятельствах. Согласно Троцкому, а другими свидетельствами мы не располагаем, в частной беседе где-то в первой половине декабря — это был последний непосредственный контакт Ленина с Троцким — Ленин снова стал уговаривать Троцкого принять пост заместителя председателя Совнаркома. Но на этот раз, как утверждает Троцкий, Ленин пошел дальше, предлагая ему вступить в «блок» против бюрократии вообще и Оргбюро в частности. Троцкий понял это как союз против Сталина¹⁴⁴.

В ночь с 15 на 16 декабря Ленина сразил еще один удар, после чего врачи предписали ему полный покой и воздержание от всякой политической деятельности. Ленин отказывался подчиниться¹⁴⁵. Он ощущал, что стоит на пороге полной недееспособности и, вероятно, скорого конца и хотел оставить после себя порядок во всех делах. 22 декабря он попросил Фотиеву достать ему цианистого калия, на случай, если лишится дара речи¹⁴⁶. С подобной просьбой он обращался и к Сталину в начале мая, и в этом факте Мария Ульянова видела доказательство особого его доверия к Сталину*.

* Известия ЦК КПСС. 1989. № 12/299. С. 197-198. Эти воспоминания инициировал Бухарин по просьбе Сталина, и они сохранились в записи рукой Бухарина, что дает основания усомниться в их достоверности (Роговин В. Была ли альтернатива? М., 1992. С. 71). В 1939-м, незадолго до убийства, Троцкий припоминал об одном эпизоде, произошедшем на заседании Политбюро в феврале 1923 г., на котором Сталин со зловещей улыбкой сообщил о том, что Ленин просил его достать яду, чтобы покончить со своим безнадежным положением (Троцкий Л.Д. Портреты. Benson, Vt., 1984. С. 45—49). Троцкий до конца дней считал вполне вероятным, что Ленин умер от яда, которым его снабдил Генеральный секретарь (Houghton Library, Harvard University, Trotsky Archive, dMS Russian 13 T-4636, T-4637, T-4638). Троцкий, однако, несколько лукавил, ведь в его распоряжении была телеграмма Дзержинского от 1 февраля 1924 года, в которой сообщалось, что при вскрытии следов яда в крови Ленина не обнаружено (РЦХИДНИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 322). По свидетельству Фотиевой, Сталин никогда не приносил Ленину яда (Московские новости. 1989. № 17. 23 апр. С. 8).

21 декабря, видимо, не доверяя своим секретарям, Ленин продиктовал Крупской дружественную записку Троцкому, поздравляя его с победой в битве за монополию иностранной торговли, достигнутой «без единого выстрела простым маневренным движением». Он убеждал его усилить наступление¹⁴⁷. Содержание этой записки стало тотчас же известно Сталину, получившему подтверждение своим подозрениям, что Ленин и Троцкий объединились против него. На следующий день он позвонил Крупской, грубо отругал ее за то, что она писала под диктовку мужа, нарушая режим, который он, Сталин, установил по воле партии, и угрожал ей разбирательством в Центральной контрольной комиссии. После разговора с Крупской случилась истерика: она рыдала и каталась по полу¹⁴⁸. В ту ночь, прежде чем она успела рассказать Ленину о том, что произошло, его сразил еще один удар. Крупская написала Каменеву, что за все годы в партии никто не разговаривал с нею так, как Сталин. Кто же больше беспокоится о здоровье мужа, чем она, и кто лучше нее знает, что ему хорошо, а что нет¹⁴⁹? Узнав об этом письме, Сталин почел за лучшее позвонить Крупской и принести свои извинения; но, действуя в сговоре с Каменевым, он предпринял дополнительные меры для усиления карантина Ленина. 24 декабря, следуя инструкции Политбюро (Бухарин, Каменев и Сталин), врачи велели Ленину ограничить диктовку 5—10 минутами в день. К надиктованным текстам относились скорее как к личным заметкам, чем как к средству двустороннего общения с вождем: таким изощренным путем можно было закрыть ему доступ к государственным делам и прервать переписку с Троцким. «Ни друзья, ни домашние, — гласила инструкция, — не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений»¹⁵⁰. Так, под предлогом заботы о его здоровье, Сталин и его друзья по сути поместили Ленина под домашний арест*. Излюбленные Лениным политические приемы дорого стоили ему. Двадцать лет он безраздельно властвовал над своими соратниками, а теперь им, вкусившим власти, не терпелось самим встать у руля. Свой по сути тихий государственный переворот они оправдывали передаваемыми шепотом в партийных кругах разговорами о том, что «старик» неконтактен, почти «умственный инвалид»¹⁵¹. Троцкий вероломно присоединился к заговорщикам. В январе 1923 г. Ленин передал в «Правду» статью, адресованную предстоящему партийному съезду, в которой он выражал беспокойство вероятным расколом в партии и предлагал способы избежать его¹⁵². На совместном заседании Политбюро и Оргбюро обсуждался вопрос о публикации этой статьи, способной вызвать недоумение и ужас у рядовых членов партии, даже не подозревавших о существовании разногласий в рядах руководства. Поскольку Ленин пожелал увидеть выпуск «Правды» со своей статьей, В.В.Куйбышев предложил отпечатать один-единственный экземпляр, чтобы успокоить вождя. В конце концов было решено обнародовать статью без абзаца, где говорилось о том, что на заседаниях Политбюро должны присутствовать представители Центральной контрольной комиссии (ЦКК), которые ни при каких условиях не могут испытывать влияния «личности», в том числе и в особенности Генерального секретаря¹⁵³. В то же самое время руководство разослало в губернские и уездные партийные организации циркуляр, предназначенный нейтрализовать предполагаемый вредный эффект статьи. В письме от 27 января, составленном Троцким и подписанном собственноручно всеми членами Политбюро и Оргбюро, включая Сталина, сообщалось, что Ленин болен и не может посещать заседания Политбюро. Этим объясняется его неосведомленность о реальном положении дел, не дающем ни малейших оснований предполагать раскол в партии¹⁵⁴. Знай Ленин об этом документе, он вполне мог бы повторить слова Николая II, которые тот записал в своем дневнике после отречения: «Кругом измена, трусость и обман!»

* Этот эпизод получил зловещее продолжение 30 лет спустя. Осенью 1952 года врач Сталина нашел его состояние неудовлетворительным и потребовал немедленно прекратить работу. Сталин, по-видимому, памятуя о том, что случилось с его предшественником, приказал арестовать врача (Яковлев Е. // Московские новости. 1989. № 4/446. 22 янв. С. 9).

В качестве награды за поддержку Сталин в январе еще раз предложил Троцкому место зама в ВСНХ или Госплане. Троцкий вновь отказался¹⁵⁵.

Ленин отбивался, как загнанный зверь. В минуты просветления, неизменно подробно осведомляясь о деятельности «тройки», он готовил мощную кампанию против нее. Хотя его физическое состояние явно не соответствовало этому, он планировал участвовать в работе намеченного на март XII съезда партии, чтобы с помощью Троцкого провести коренные перемены в политическом и экономическом управлении страной. Троцкий был его естественным союзником, ибо находился почти в такой же политической изоляции. Если бы Ленину удалось проделать то, что он задумал, то карьера Сталина была бы серьезно поколеблена, если не сокрушена до основания.

* * *

Раздражение Ленина поведением Сталина, принимавшее все более ощутимые формы, усугублялось высокомерием последнего в отношении национальных меньшинств, проживающих на территории страны. Ленин придавал особое значение национальному вопросу, не только потому, что от его успешного решения напрямую зависела целостность государства, но и из-за его широкого резонанса среди колониальных народов. По существу вопроса у Ленина со Сталиным расхождений не было: национализм был «буржуазным предрассудком», которому не место при «диктатуре пролетариата». Не вызывало сомнений и то, что Советское государство должно быть безусловно централизованным и решения правительства обязательны для всех его субъектов без различия национальности. Однако сталинских методов Ленин не одобрял. Ленин полагал, что малые народы имеют право не любить русских за все, что им пришлось претерпеть от них в прошлом. И эту историческую неприязнь он предполагал преодолеть путем существенных уступок вроде формального предоставления им федерального статуса и некоторой культурной автономии, а также и прежде всего соблюдая особый такт в отношениях с ними. Человек, абсолютно лишенный национального чувства, он презирал великорусский шовинизм и боялся его, как угрозы мировым интересам коммунизма.

Сталин, грузин, говоривший по-русски с неистребимым акцентом, смотрел на вещи по-иному. Он давно понял, что основную силу коммунизм черпает из русского народа. Из 376 тыс. членов партии в 1922 г. 270 тыс., или 72%, были русскими, а из остальных большая часть — половина украинцев и две трети евреев — русифицированными или ассимилированными¹⁵⁶. Более того, в ходе гражданской войны и еще более — войны с Польшей наблюдалось невольное смешение понятий коммунизма с русским национализмом. Ярчайшим проявлением этого явилось движение «Смены вех», снискавшее популярность среди консервативной части русского зарубежья, объявив Советское государство единственным защитником величия России и призывая всех ее эмигрантов к возвращению на родину. На X съезде партии (1921) один из делегатов заметил, что достижения Советского государства «наполнили гордостью сердца всех тех, кто был связан с этой русской революцией, и создался своего рода русский красный патриотизм»¹⁵⁷. Для такого тщеславного политика, как Сталин, более заинтересованного в реально осязаемой власти у себя дома и сейчас, чем в грядущем облагодетельствовании всего человечества, такое развитие представлялось не опасностью, а, напротив, удобным стечением обстоятельств. С самого начала партийной карьеры, и с каждым годом своего диктаторства все более и более, Сталин становился на позиции русского национализма в ущерб интересам национальных меньшинств.

К 1922 году большевики завоевали большую часть приграничных территорий. Разумеется, решающим фактором в ходе имперской экспансии служила Красная Армия, но немалый вклад внесла пропагандистская и подрывная деятельность местных коммунистов, и после установления новой власти они захотели получить свою долю властных полномочий. Но их притязания не находили почти никакого отклика в центре: в качестве наркомнаца (наркома по делам национальностей) Сталин каждую из так называемых советских республик воспринимал как неотъемлемую часть России, не далеко уйдя в этом смысле от политики царского правительства. Результатом стали обиды и конфликты между местными коммунистами и московским аппаратом, в конце 1922 года обратившие на себя внимание Ленина.

Самое серьезное столкновение на этой почве наблюдалось в Грузии. Сталин считал покоренное гнездо меньшевизма своей собственной епархией, и после завоевания Грузии он с помощью своего соратника грузина Серго Орджоникидзе, главы Кавказского бюро РКП(б), стал бесцеремонно командовать здешними коммунистами. Применяя ленинскую инструкцию об интегрировании экономики Закавказья, Орджоникидзе объединил Азербайджан, Армению и Грузию в единую федерацию, подготавливая ее присоединение к Советской России. Местные коммунисты, такие как Буду Мдивани и Филипп Махарадзе, воспротивились и пожаловались в Москву на высокомерное поведение Орджоникидзе¹⁵⁸. Приняв во внимание эти протесты, Ленин на некоторое время приостановил политическую и экономическую интеграцию Закавказья, но затем, в марте 1922 года, распорядился возобновить прерванный процесс. К этому моменту Орджоникидзе объявил о создании Федеративного союза советских социалистических республик Закавказья: большинство полномочий правительств трех республик должны были делегироваться новому руководящему федеративному органу. Протесты из Тифлиса не тронули Ленина, который в таких вопросах полагался на рекомендации Сталина.

Летом 1922 года коммунистическая империя состояла из четырех республик: России (РСФСР), Украины, Белоруссии и Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики (ЗСФСР). Формальные отношения между ними определялись двусторонними соглашениями; в действительности все четыре находились под прямым руководством Российской коммунистической партии. Теперь было решено, что настало время поставить отношения между республиками на более прочную основу. В августе 1922 года Ленин поручил задачу выработки принципов федеративного союза комиссии под председательством Сталина¹⁵⁹. Сталин придумал поразительно простое решение: три нерусские республики должны войти в состав РСФСР на правах автономий, а центральные государственные органы Российской республики должны принять на себя федеральные функции. При таком устройстве не возникает никаких различий в конституционном статусе между Украиной или Грузией, с одной стороны, и автономными республиками в составе РСФСР, как, например, Якутия или Башкирия, с другой стороны. Это было в высшей степени централизованное устройство, при котором все важнейшие государственные функции вручались Москве¹⁶⁰. В действительности этим возрождался исповедуемый царизмом принцип «единой и неделимой России».

Ленин предполагал нечто совсем иное. Уже в 1920 году он задумывал образование двух типов советских республик — «союзных», наделенных всеми формальными признаками суверенитета, для крупных национальных общностей, и «автономных» для меньших наций. Но Сталин считал эти различия умозрительными, поскольку в административной практике Москва не делала разграничений между большими и малыми народами¹⁶¹. Получив мандат от Ленина, он начал проектировать новую государственную структуру согласно собственным представлениям.

Тезисы Сталина, основанные на концепции «автономизации», были переданы на одобрение самим республикам, где были встречены крайне враждебно. Более всех возмущались грузинские коммунисты, которые 15 сентября 1922 года объявили намеченные меры «преждевременными»¹⁶². Орджоникидзе отклонил возражения и сообщил Сталину от имени Закавказской федерации, что тезисы одобрены. Украина воздержалась от оценки, а Белоруссия заявила, что солидаризируется с решением Украины. Комиссия же Сталина единодушно приняла его план.

Ленин ознакомился с тезисами Сталина 25 сентября. Он прочел также и резолюцию ЦК КП Грузии, к которой Сталин приложил необычно пространную (для него) объяснительную записку. Он оправдывал свой план тем, что в реальности невозможно найти компромисс между истинной независимостью каждой из республик и их объединением в одно целое. К сожалению, писал Сталин, в годы гражданской войны, когда «мы... вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах»¹⁶³.

Ленину очень не понравились как содержание, так и тон. Сталин не только пренебрег доводами местных коммунистов, но и весьма грубо о них отзывался. 26 сентября вождь вызвал Сталина на беседу, которая длилась два часа и сорок минут и после которой он направил в Политбюро записку, в которой сурово раскритиковал тезисы Сталина¹⁶⁴. Вместо трех республик, входящих в состав Российской, он предложил, чтобы все они наряду с РСФСР образовали новое наднациональное объединение с предположительным названием «Союз Советских Республик Азии и Европы». Опуская в названии нового государства слово «Россия», Ленин хотел, с одной стороны, подчеркнуть равенство всех входящих в него членов (по его выражению, «чтобы не дать пищу сепаратистам») и создать ядро, вокруг которого могли бы консолидироваться страны, которые придут в будущем к коммунизму*. Ленин, кроме того, предлагал не возлагать на ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет) функций союзного органа, как планировал Сталин, а сформировать с этой целью новый Всесоюзный ЦИК.

* Как отмечал Сталин в то время, новый союз явился «новым решительным шагом по пути к объединению трудящихся всего мира в Мировую Советскую Социалистическую Республику» (Сталин И.В. Соч. Т. 5. М., 1947. С. 155).

В ответ на ленинскую критику Сталин не выказал полагающегося по отношению к партийному лидеру почтения. Соглашаясь с мнением Ленина относительно структуры государства и представляя комиссии пересмотренный проект, он продолжал упрямо настаивать на превращении ЦИК РСФСР во Всесоюзный ЦИК. Иные возражения Ленина он отверг как несущественные, а в одном пункте упрекнул Ленина в «национальном либерализме»¹⁶⁵. В конце концов ему все же пришлось принять все ленинские пожелания и соответствующим образом исправить свой проект¹⁶⁶. В таком виде проект стал хартией Союза Советских Социалистических Республик, об образовании которого было формально объявлено 30 декабря на X съезде Советов РСФСР. Дополненный представителями трех республик, съезд объявил себя Первым Всесоюзным съездом Советов.

Грузины стояли на своем: они не могли примириться с тем обстоятельством, что, в то время как Украина и Белоруссия вступают в Союз как суверенные республики, им приходится фигурировать в составе Закавказской федерации в качестве автономных единиц. Поверх сталинского секретариата, они объявили Кремлю, что если предложение пройдет, их ЦК в полном составе уйдет в отставку¹⁶⁷. В своем ответе Сталин сообщил им, что ЦК единодушно отклонил их возражения. 21 октября пришла телеграмма от Ленина: он тоже осудил грузинский ЦК — и суть их протеста, и тон, в котором он был выражен¹⁶⁸. Получив ответ, весь ЦК Грузинской КП подал в отставку — беспрецедентный случай в истории Компартии¹⁶⁹. Орджоникидзе воспользовался этим обстоятельством для обновления состава ЦК недавно вступившими в партию коммунистами, покорными его и Сталина воле. 24 октября Сталин телеграфировал об одобрении его действий ЦК РКП(б)¹⁷⁰.

До этого времени Ленин соглашался со Сталиным по грузинскому вопросу. Но в конце ноября, в раздражении на Сталина, изучая поступившие из Тифлиса материалы, он пришел к выводу, что все не так уж ясно в грузинском деле. Он потребовал отправить в Грузию особую комиссию по изучению фактов. Сталин поставил во главе комиссии Дзержинского. Не доверяя действиям Генерального секретаря и желая наладить собственный контакт с Тифлисом, Ленин попросил Рыкова также отправиться в Грузию. Один из секретарей Ленина отметил, что он со жгучим нетерпением ожидал результатов расследования¹⁷¹.

Дзержинский вернулся из Тифлиса 12 декабря. Ленин тотчас же выехал из Горок в Москву на встречу с ним. Дзержинский полностью оправдывал Орджоникидзе и Сталина, но Ленина это не убедило. Особенно его удручил рассказ о том, что в ходе политического спора Орджоникидзе ударил товарища по партии (тот назвал Орджоникидзе «сталинским ишаком»¹⁷²). Ленин приказал Дзержинскому вернуться в Грузию и собрать дополнительные свидетельства. На следующий день (13 декабря) он в течение двух часов беседовал со Сталиным — это была их последняя встреча. После этого разговора Ленин собирался послать Каменеву подробную записку по национальному вопросу, но еще один удар, случившийся 15 декабря, не позволил ему осуществить это намерение.

Ленин чувствовал себя преданным своими соратниками, и в оставшиеся ему 13 месяцев жизни он категорически отказывался встречаться с кем бы то ни было из них, общаясь лишь через своих секретарей. По хронике его жизни видно, что в течение 1923 года он не виделся ни с Троцким, ни со Сталиным, ни с Зиновьевым, Каменевым, Бухариным или Рыковым. Никого из них не допускали к нему по его прямому распоряжению¹⁷³. Такое отстранение от ближайших соратников напоминало поведение Николая II, который в последние месяцы царствования решил порвать, отношения с великими князьями.

* * *

Ленин вновь приступил к работе в конце декабря и в оставшиеся два месяца в короткие промежутки просветления сознания надиктовывал отрывочные заметки, в которых выражал крайнюю озабоченность направлением, какое приняла советская политика во время его болезни, и указывал пути реформирования. Эти записки характерны отсутствием связности, нарушением логики построения фразы, повторами — всеми симптомами помутнения сознания. Самые острые из них оставались не опубликованными вплоть до смерти Сталина. Поначалу использованные преемниками Сталина с целью его дискредитации, позднее, в 80-е годы, они послужили оправданием процесса перестройки, начатого Михаилом Горбачевым. Записки посвящены экономическому планированию, проблемам кооперации, реорганизации Рабоче-крестьянской инспекции и отношениям между партией и государством. Во всех статьях и речах Ленина последнего времени проходит сквозной темой беспокойство об отчаянно низком культурном состоянии страны, в котором он стал видеть главное препятствие для построения социализма. «Раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т.д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную "культурную" работу»¹⁷⁴. Этими словами Ленин признавал, что тридцать лет назад он ошибался, отвергая как «буржуазные» рассуждения Петра Струве о том, что России прежде, чем перейти к социализму, следует признать пробелы в культуре и пройти школу капитализма¹⁷⁵.

Самые важные из поздних статей Ленина посвящены проблемам преемства власти и национальному вопросу. Между 23 и 26 декабря, а затем еще и 14 января, готовясь к предстоящему XII съезду, Ленин составил отдельные персональные характеристики своих ближайших соратников, составившие так называемое «Завещание Ленина»*. Обеспокоенный соперничеством между Сталиным и Троцким, он предлагал расширить состав ЦК с 27 до 100 человек, набирая новых членов из рабочих и крестьян. Таким образом достигалась двойная цель: смыкание пропасти между партией и «массами» и рассредоточение власти руководящих партийных органов, теперь находящихся целиком в руках Сталина.

* Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 343—348. Весной 1924 г. Крупская, по просьбе Ленина, передала его записки товарищам по партии. Каменев зачитал «Завещание» Совету старейшин XIII съезда партии в 1924 году. Благодаря предложению Зиновьева не ворошить прошлого Сталин избежал острой ситуации, которая могла возникнуть, если бы текст был роздан всем делегатам. Невзирая на возражения Крупской, но при поддержке Троцкого, было решено, что делегатов с документом ознакомят, однако опубликован он не будет (Яковлев Е. // Московские новости. 1989. № 4/446. 22 янв. С. 8—9). Содержание его впервые стало известно из статьи Макса Истмена в «Нью-Йорк тайме» 18 октября 1926 года. Троцкий, который в 1925 году категорически отрицал существование «завещания» (Большевик. 1925. № 16. С. 68), десять лет спустя опубликовал его под заголовком «Скрытое завещание Ленина». Здесь он припомнил, что, когда «Завещание» зачитали лидерам партии, Сталин, услышав замечания Ленина о нем, выругался; что именно сказал Сталин, Троцкий не сообщает (Скрытое завещание Ленина. С. 16). В СССР «Завещание» было впервые опубликовано в 1956 году.

Ленин требовал, чтобы эти и подобные им документы хранились в строгом секрете в запечатанных конвертах, которые вскрывать имеют право только он сам или Крупская. Однако секретарша М.А.Володичева, записывавшая за Лениным с 23 декабря, не решаясь взять на себя ответственность за сокрытие столь важного документа, обратилась за советом к Фотиевой, которая предложила показать его Генеральному секретарю. Прочтя его в присутствии Бухарина и Орджоникидзе, Сталин попросил Володичеву сжечь бумаги, что она и сделала, не сказав, что в Горках в сейфе хранится еще четыре копии¹⁷⁶.

Не подозревая ничего дурного, Ленин на следующий день продиктовал Володичевой еще более резкие характеристики ведущих деятелей партии¹⁷⁷. Он опасался, что Сталин, получивший на посту Генерального секретаря «необъятную власть», не сумеет «всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». 4 января он продиктовал Фотиевой следующее дополнение: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д.»¹⁷⁸.

Ленин, как можно видеть, уловил лишь мелкие пороки Сталина, сводившиеся к вспыльчивому темпераменту, а его садистскую жестокость, манию величия, ненависть ко всем и всякому, кто может быть в чем-то выше его, так до конца и не разглядел.

Троцкого Ленин охарактеризовал как, «пожалуй, самого способного человека в нынешнем ЦК, но при этом чрезмерно самоуверенного и чрезмерно увлекающегося чисто административной стороной дела». Под последним вождь подразумевал не пристрастие к бумажной работе, а неколлегиальный, командный стиль руководства. Он припомнил постыдное поведение Зиновьева и Каменева в 1917 г., когда они выступили против захвата власти, однако нашел несколько добрых, хотя и сдержанных, слов в адрес Бухарина и Пятакова — первого он оценил как самого выдающегося теоретика и любимца партии, хотя и ненастоящего марксиста, немного схоластичного*. Кого он сам предпочел бы видеть на посту Генерального секретаря, Ленин не говорит, но ясно, что не Сталина. Эти обрывочные записки оставляют впечатление того, что Ленин не находил среди своего ближайшего окружения никого, кто был бы достоин принять на себя его функции. Фотиева немедленно сообщала содержание записок Сталину¹⁷⁹.

* За год до того Ленин давал такие уничижительные эпитеты Каменеву: «бедненький, слабенький, боязливенький, интимидированный» (РЦХИД-НИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 22300).

Другой постоянной темой размышлений последних дней Ленина был национальный вопрос, которому посвящены три записки, надиктованные 30—31 декабря. В них он резко раскритиковал манеру обращения партийного аппарата с нацменьшинствами*. Основной пафос записок: сталинские тезисы «автономизации», к тому времени уже отклоненные, совершенно не учитывают обстановки и имеют целью дать возможность советской бюрократии, пережитку царизма, распространиться по стране. Он обвинял Сталина и Дзержинского в шовинизме: первого он назвал «не только истинным и настоящим "социал-националистом", но и "великорусским держимордой"». Сталин и Дзержинский должны нести персональную политическую ответственность за «эту истинно великорусскую националистическую кампанию» против грузин. В практическом плане Ленин требовал укрепления Союза, но, в то же время, предоставления народам максимума прав, не нарушающих национального единства: всякое посягательство на независимость со стороны республиканских министерств, подчеркивал Ленин, «может быть парализовано достаточно партийным авторитетом». Это типично ленинское решение — скрыть за демократическим фасадом тоталитарную сущность. Знал или нет Сталин об этих заметках по национальному вопросу, неизвестно: во всяком случае у него не могло быть сомнений, что Ленин разворачивает против него широкую кампанию, в результате которой он может лишиться многих, если не всех, своих постов. (Троцкому Ленин открылся, что «готовит бомбу» против Сталина на XII съезде партии.) Сталин боролся за свое политическое существование: при всем его могуществе в единоборстве с Лениным у него не оставалось шансов на победу. Он мог надеяться лишь на плохое физическое состояние вождя, на то, что он потеряет дееспособность прежде, чем успеет низвергнуть Сталина.

Дата добавления: 2015-08-05