Этнический и расовый факторы в истории Новгородской земли IX - ХV вв.

В последние годы исследователи стали пересматривать традиционные представления об изначальной этнической однородности восточного славянства. Правда, сложившиеся в конце I тысячелетия н. э. восточнославянские союзы племен по-прежнему весьма осторожно характеризуются как «этнические (этносоциальные, этнокультурные) общности». На наш взгляд, есть все основания прямо считать древлян, волынян и прочих самостоятельными этносами. При этом мы исходим из разделяемого сейчас все большим числом историков положения, что «ту или иную общность людей делает этносом наличие у нее особого этнического самосознания, для которого характерно четкое осознание различий между

этносом "своим" и "чужим"»56.

Источники не содержат прямых указаний на то, кем прежде всего ощущал себя, скажем, кривич - кривичем или славянином? Однако Нестор в своем этногео-графическом введении к «Повести временных лет» отмечает, что союзы племен «имяху... обычаи свои и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав»57. Между тем именно в нравах и обычаях и проявляются различия между "своими" и "чужими" в характере, ментальности - те различия, на которых, собственно, и базируется этническое самосознание.

Существование явных этнических различий между восточно- славянскими землями еще в домонгольское время заставляет нас по-иному взглянуть на историю этих земель - прежде всего, Новгородской. Представляется, что изучение этнической психологии ее населения может пролить дополнительный свет на причины уникальности ее исторического пути - явившего и самобытную политическую традицию, и неповторимую традицию художественную, и масштабнейшую внешнюю экспансию.

Основную часть славянского населения Новгородской земли составил племенной союз словен (в литературе их часто именуют словенами ильменскими), осевший здесь, по-видимому, в VIII в. С одной стороны, словене относительно рано начали интегрироваться в новый этнос, получивший в науке название древнерусской народности. Уже повествуя о битве с эстами-сосолами весной 1061 г., новгородский летописец ставит знак равенства между новгородцами и русскими: "И изидоша противу им плесковице и новгородци на сечю, и паде Руси 1000, а Сосол бещисла"58.

56 Флоря Б.Н. Формирование славянских народностей. Их этническое самосознание в эпоху раннего Средневековья и перспективы его дальнейшего развития // Очерки истории культуры славян. М., 1996. С.387.

57 Повесть временных лет. Ч.1. М.-Л., 1950, C.14. (Далее: ПВЛ). Ср.: Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего Средневековья. М.,1982. С.99.

58 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л.,1950. С.163. (Далее:

"Русином" новгородский житель именуется и в договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1191 или 1192 г.59Однако для епископа Нифонта, отвечавшего на вопросы духовных лиц между 1130 и 1156 гг., житель Новгорода – все еще не русин, а "словенин"60. Еще больше запутывает вопрос "Житие Александра Невского", написанное (по-видимому, суздальцем) в 1280-х гг. Зимой 1242 г., сообщает автор "Жития", Александр

«пойде на землю Немецкую в велице силе, да не похвалятся, ркуще: "Укорим Словеньскый язык ниже себе"»61. Немецкие хроники ХIII в. свидетельствуют, что тогдашние немцы называли новгородцев (и псковичей, и полочан, и суздальцев) не "славянами", а "русскими". Поэтому вышеприведенная фраза могла быть вложена в их уста только автором или его информатором-новго- родцем. Со своей стороны, под "словенским языком" эти последние явно подразумевали не всех славян Руси (как, например, Нестор), а именно словен ильменских. Ведь немецкая агрессия в 1240-1242 гг. была направлена только против Новгородской земли. Но тогда получается, что новгородцы продолжали ощущать себя словенами (и именно как самостоятельным "языком", т.е. этносом) еще в середине ХШ в.!

Во всяком случае, можно утверждать, что начавшаяся в XI в. интеграция словенского (словенско-ильменского) этноса в древнерусскую народность не завершилась и в ХIII в., и что новгородцы второй половины XI-ХIII вв. должны считаться, по меньшей мере, ярко выраженным субэтносом в составе древнерусской народности. Что же касается XIV-ХV вв., когда самоназвание "словене" уже окончательно вышло из употребления, то, как будет показано ниже, жители Новгородской земли сохраняли свои этнические особенности и в это время. Следовательно, и в ХIV-ХV вв. новгородцы представляли собой, по меньшей мере, субэтнос - только уже в составе формирующейся из части древнерусской великорусской народности.

Впервые - и очень емко - этнический характер средневековых новгородцев был очерчен московским летописцем ХV в. Это, писал москвич, "беша... человеци суровы, непокоривы, упрямчивы, непоставни..."62.

На первое место поставлена, таким образом, суровость новгородского характера. Возможно, наиболее яркое свое воплощение она нашла в новгородском стиле ведения боя - достаточно рельефно проступающем на страницах хроник.

ЖД).

59 Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Д., 1949. С.56. О датировке договора см.:

Рыбина Е.А. О двух древнейших торговых договорах Новгорода // Новгородский исторический сборник. 3(13). Л.,1989. С.48.

60 Вопросы Кирика, Саввы и Илии, с ответами Нифонта, епископа новгородского, и других иерархических лиц // Русская историческая библиотека. Изд.2-е. Т.6. СПб, 1908. Стб.33.

61 Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы ХШ века "Слово о погибели Русской земли". М.-Л.,1965. C. 190.

62 Приселков М.Д. Троицкая летопись. М.-Л., 1950. С.439.

Оценивая накануне битвы на реке Липице своих противников, один из суздальских бояр прежде всего отметил, что "Новгородци и Смолняны дерзъки суть к боеви"63. Однако изучение летописного рассказа о Липицкой битве 21 апреля 1216 г. показывает, что это не та ярость, которой отличались, например, тогдашние галичане - быстро вспыхивающая и быстро же гаснущая... На Липице, чтобы атаковать суздальцев, новгородской пехоте надо было преодолеть заросшую лесом и заболоченную долину ручья Тунег,

а затем, едва выдрав ноги из апрельской грязи, наступать вверх по склону холма. Тем не менее первоначальный боевой порыв растерян не был; новгородцы врубились в ряды врага с такой яростью, что сразу же опрокинули его, не ослабляли натиска даже тогда, когда пробились к суздальскому обозу. Призыв новгородского князя Мстислава Удалого не отвлекаться на грабеж "товаров" оказался совершенно излишним.

Перед нами предстают действительно суровые - не любящие шутить, по-настоящему яростные люди, которые, встречаясь с препятствиями, лишь сжимают от напряжения зубы, а внутри распаляются все больше и больше. И новгородский бой - это не только ярость, но и неукротимость натиска, когда "ломить стеною" не переставали до конца сражения.

Случайно ли, что к подобному выводу позволяет прийти уже рассказ о Липицкой битве - единственное в русских источниках подробное описание сражения с участием новгородцев? По-видимому, нет. Такую же картину рисует нам и шведская хроника Эрика, повествующая - со слов участников событий - о штурме новгородцами шведской крепости Ландскрона летом 1300 г.:

И русские так стремительно подбежали, словно хотели сказать: я хочу

пройти туда во что бы то ни стало, никого не спросив; Хельсинг (здесь: швед.- А.С.) стрелял, рубил, колол.

Но русские все продолжали наступать...64

Заметим, что хроника Эрика стремится всячески принизить боевые качества русских. Однако не отметить эту неукротимость новгородского натиска хронист не смог - слишком, по-видимому, большое впечатление произвела она на его информаторов.

Историки давно уже подметили устойчивую нелюбовь новгородцев к ведению боя в конном строю. Новгородские конники были своеобразными средневековыми драгунами - "ездящей пехотой", использовавшей коня только как транспортное средство. Так, они спешились, прежде чем атаковать смолян в сражении на Кулачке в феврале 1097 г. На Липице в 1216- м новгородцы прямо заявили Мстиславу Удалому: "Къняже, не хочем

63 Полное собрание русских летописей. Т.IV. СПб., 1848. С.22. (Далее: ПСРД).

64 Цит. по: Шаскольский И.П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в ХIV веке. Л.,1987. С.20.

измерети на коних, нъ яко отчи наши билися на Кулачьскеи пеши"65, - после чего опять-таки слезли с коней и атаковали в пешем строю. Пешим бился со шведами и герой Невской битвы 15 июля 1240 г. - Миша - человек, имевший собственную дружину и, следовательно, достаточно богатый для того, чтобы служить в коннице.

Рискнем утверждать, что пристрастие новгородцев к пешему бою прямо вытекает из особенностей их этнического характера. Новгородская "суровость" - это качество, необходимое прежде всего хорошей пехоте - стойкой и одновременно напористой, настойчивой, неутомимой, шаг за шагом теснящей противника и надежно закрепляющей за собой захваченную местность.

Эта природная суровость характера, порождавшая волю к борьбе и победе, ярость и неукротимость в бою, может, как представляется, объяснить не одно явление словенско-новгородской истории. Например, причины поразительно быстрого покорения новгородцами необъятных пространств Европейского Севера. Нет сомнений в том, что на всем пути к Уралу и Оби - который и без того был "непроходим пропастьми, снегом и лесом" - новгородцы встречали упорное сопротивление местных племен - "чуди заволочской". Порукой тому небывало богатая и точная историческая память русского населения Архангельской области. Еще в середине XX в. на Пинеге и Мезени не только помнили, что, например, у деревни Резя новгородцы долго "резались" с чудью, что на реке Поганце было еще более упорное сражение с "погаными", а у Кровавого плеса на Мезени новгородцы прижали чудь к полынье - к т.п. Нет, «старики даже покажут, где пролегала "ратная дорога", по которой отступали ―чудаки‖», где находились укрепленные городки чуди и откуда именно она пускала стрелы в наступавших

новгородцев66. — И тем не менее не позднее третьей четверти XI в. новгородцы уже перевалили через Полярный Урал и проникли в Западную Сибирь! А приуральские племена Печоры в это время уже были их данниками.

Не забудем, что к ХIII в. новгородцы сумели подчинить также значительную часть нынешней Финляндии и даже часть современной шведской области Норботтен на западном берегу Ботнического залива.

Более понятными оказываются, далее, и невероятные успехи новгородских ушкуйников, в 1375 г. прорвавшихся - сметая все на своем пути - в самое сердце Золотой Орды.

Суровый новгородский характер породил и суровую новгородскую архитектуру. "Одного взгляда на крепкие, коренастые памятники Великого Новгорода, - отмечал еще И.Э.Грабарь, - достаточно, чтобы понять идеал новгородца - доброго вояки, не очень обтесанного... но себе на уме... Идеал новгородца - сила, и красота его - красота силы"67. Сложенные из грубо об-

65 НПД. С.56.

66 Мильчик М.И. По берегам Пинеги и Мезени. Л., 1971. C. 15, 20, 56, 155, 156.

67 Грабарь И. Андрей Рублев. Очерк творчества художника по данным реставрационных

тесанного камня, лишенные затейливого декора, с предельно лаконичными, простыми формами, похожие на монолиты, новгородские храмы XI - ХV вв. выглядят суровее, строже и киевских, и смоленских, и суздальских, и московских; от них веет мощью и неукротимой волей. За толстенными стенами этих монолитов - такой же строгий, простой интерьер.

«Такова же и новгородская живопись - яркая по краскам, сильная, смелая, с мазками, положенными уверенной рукой, с графами, прочерченными без колебаний, решительно и властно»68. Столь же просты, резки, экспрессивны линии новгородских резчиков; в их княжеских печатях ХIII в. эти черты даже "гипертрофируются, стремясь к созданию угрожающего, воинственного образа"69. "Новгородцы, - подчеркивал В.Н.Лазарев, - не обладали развитым чувством пластичного...они умели ценить цвет и красоту сильной выразительной линии". Их искусство "лишено душевной тонкости, мягкой поэтичности и изящества московского искусства"70. Это искусство суровых, волевых, неистово-яростных - как и их краски - людей.

Кстати, новгородские иконы и фрески ХII - ХV вв. не только отражают вкусы этих людей, но и фактически показывают воочию их самих. Уже в росписях второй половины ХII в. мы видим волевые, мужественные, "с тяжелыми, крупными чертами"71лица; энергичные, пронзительные взгляды. Это - новгородские купцы с тех трех лодей, что отбились в 1142 г. от 60 шведских судов; это - липицкие бойцы, яростно искрошившие суздальский полк; это - "вои" Ярослава Мудрого под Любечем в 1016 г. - оттолкнувшие после высадки на вражеский берег лодки и оттеснившие-таки киевскую

дружину к замерзшему озеру...

Средневековая новгородская живопись (как и архитектура) дает основания говорить о суровости не просто характера, но всего мировосприятия новгородцев. Так, если в образе Спаса на среднерусских иконах «звучит тема "Умиления" и та интонация, которая может быть выражена эпитетом "Всемилостивый" Спас», то Спас икон новгородских близок к "суровому и грозному типу Пантократора, Вседержителя"72. Святые Борис и Глеб для новгородского художника - это прежде всего павшие от

руки врага воины; они изображаются не прекраснодушными, исполненными милосердия мучениками (как на московских иконах), а ширококостыми,

работ 1918 - 1925 гг. // Вопросы реставрации. I. Сборник Центральных государственных реставрационных мастерских. М.,1926. С.57.

68 Там же.

69 Гордиенко Э.А. Десять эмалевых ковчегов на окладе иконы "Богоматерь Знамение" и их место в художественной культуре Новгорода // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию Валентина Лаврентьевича Янина. М., 1999. С.370.

70 Лазарев В.Н. Живопись и скульптура Новгорода // История русского искусства. Т.П. М.,1954. С. 281; Он же. Новгород Великий // История русского искусства. Т.П. C. 15.

71 Лазарев В.Н. Живопись и скульптура Новгорода. С. 82-83.

72 Смирнова Э.С. Живопись Великого Новгорода. Середина ХIII - начало IV века. М.,1976. С.55.

мужественными витязями, в руках у которых - крест и меч. Суровы образы и других святых. Их лики "нахмурены и неприступны, жесты внушительны, формы массивны, силуэты тяжеловесны" - все в них выражает "идеал духовной непреклонности, заступничества и подвига"73.

Суровому, мужественному характеру соответствует и многократно отмечавшийся исследователями74лаконичный стиль речи новгородцев. Здесь явно не любили бросать слова на ветер - и потому умели обходиться немногими, но предельно выразительными. Официальные заявления Новгорода ХII-ХIII вв. словно вырублены на камне; таково, например, послание великому князю Ярославу Ярославичу, который в 1270 г. двинул на Новгород ордынскую рать: "Княже, сдумал еси на святую Софью; поеди, ать иэъ-мрем честно за святую Софью; у нас князя нетуть, но бог и правда и святая Софья, а тебе не хочем"75. "Оударил еси пятою Новъгород", - так был квалифицирован там поступок внука Юрия Долгорукого Мстислава Ростиславича, променявшего в 1176 г. новгородское княжение на ростовское76. Важно отметить, что в новгородских летописях этой фразы нет; ее приводит суздальский летописец - писавший в совершенно иной манере и, конечно, не способный так стилистически обработать ответ новгородцев. Можно поэтому считать, что перед нами точная запись новгородской фразы и что речевой лаконизм действительно был присущ новгородцам вообще - а не одним только тамошним летописцам. О том же свидетельствуют и записки новгородцев, побывавших в ХIII-XIV вв. в Константинополе - Добрыни Ядрейковича, Стефана и других.

Впрочем, подлинные шедевры подобного стиля чаще встречаются именно у летописцев. Сравним, например, два сообщения об окончании внутренних смут - суздальской летописи под 1216 г. и новгородской под 1220 г. «…Но пакы Бог и крест честный и молитва отца их и дедня введе я (Константина и Юрия Всево-лодичей - А.С.) в великую любовь... и бысть радость велика в земли Суждальстеи, а дьявол един плакате своея погибели»,

- пишет суздалец77. А вот как излагает абсолютно ту же мысль новгородец:

«Богом и святою Софиею крест възвеличян бысть, а дьявол попран; а братья вся въкупе быша»78.

Краткость, простота и ясность изложения, присущие литературным памятникам Новгорода, связаны также с той особенностью новгородской ментальности, которая лучше всего раскрывается в записках новгородских путешественников. Деловитость и предельная конкретность, с которой описываются греческие диковинки; схожесть записок со служебными

73 Там же. С.54-55.

74 См., напр.: Лихачев Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI - ХVII вв. М., 1959. С.45-46.

75 НПЛ. С.89.

76 ПСРЛ. T.I. М.,1962. Стб.382.

77 Там же. Стб. 440.

78 НПД. С.60.

отчетами, в которых заботятся лишь о точности передачи фактов, - все это ясно указывает на присущий новгородцам трезвый, практичный, тяготеющий к конкретности склад ума. Новгородец "не терпел сложных иносказаний, схоластически-напряженных умствований"79; эта его особенность проявилась и в новгородской иконописи. Не случайна распространенность в ней "житийных" икон - этих точных и подробных иллюстраций к житиям конкретных святых; - не случайны предельно простая композиция

новгородских икон ХIII - ХV вв., их ясный, не затененный "лишними" фигурами сюжет, их многочисленные поясняющие надписи. Смотревшему на новгородские иконы не было нужды сосредоточенно вникать в оттенки душевного состояния, чувств и раздумий персонажей - эти последние изображались "как нечто решенное", "обладающее дельностью и односложностью внутреннего состояния". Получались "четкие и внушительные "формулы", рассчитанные на массовую доступность, наглядность художественного образа", на "активность восприятия, а не ровную, мягкую сосредоточенность". Да и сами "формулы" являют собой "не

философов, а подвижников, наставников среди простолюдинов"80.

Вообще, это люди, не склонные к созерцанию; люди действия, люди дела. Характерна реакция новгородцев на обращение к ним за военной помощью Ярослава Мудрого в I015 г. - Ярослава, который только что (!) истребил славнейших новгородских воинов. Естественно ожидать, что горожане не преминут попрекнуть князя, прочитать ему нравоучение, позлорадствовать. Однако их ответ (в передаче новгородского летописца) краток и деловит: "А мы, княже, по тобе идем"81 - помочь Ярославу в борьбе с Киевом в интересах Новгорода, а после драки кулаками не машут...

Любопытно, что южнорусскому книжнику, перерабатывавшему новгородский летописный свод середины XI в., такая "бесчувственность" показалась неправдоподобной, и он заставил новгородцев все-таки попрекнуть Ярослава: "Аще, княже, братья наша исечена суть, можем по тобе бороти"82. Но именно такие - целеустремленные, не склонные к рефлексии - люди и могли пройти с боями до Лапландии и Урала!

Все вышесказанное не позволяет согласиться с утверждением В.Л.Янина о том, что раскопки в Новгороде "перечеркнули" "возникшее было представление о примитивной простоте и суровости рядового новгородца", о различиях в характере Новгородцев и суздальцев83. Во- первых, исследователи никогда не объявляли простоту, к которой тяготели новгородцы, примитивной. А во-вторых, аргументация В.Л.Янина заключается лишь в том, что "многие деревянные предметы, повседневно

79 Бочаров Г.Н. Прикладное искусство Новгорода Великого. М., 1969. С.44.

80 Смирнова Э.С. Указ.соч. С.40, 60, 56, 38.

81 НПД. С.175.

82 ПВЛ. Ч.1. С.96.

83 Янин В.Л. Древнее славянство и археология Новгорода // Вопросы истории. 1992. № 10. С.59.

служившие человеку, украшены такой же причудливой и тонкой резьбой, как и стены владимирских храмов"84. При этом игнорируются не только все прочие аспекты новгородской культуры (живопись, литература, стилистика устной речи и др.), но и наличие в резном искусстве Новгорода черт, вполне сочетающихся с представлениями о "простоте и суровости" новгородца85. Да и строгость облика новгородских храмов отнюдь не определялась одним лишь отсутствием резного "узорочья".

Другое дело, что трезвость новгородского мировосприятия была трезвостью одухотворенной. Эту особенность прекрасно передает, например, сообщение Новгородской I летописи о смерти Александра Невского: "Той же ночи и преставися; и везоша и в Володимерь, и положиша и в манастыри у святой Богородици Рожества; и снемшеся епископи и игумени с митрополитомь Кюриломь и со всем ереискымь чиномь и с черноризци и со всеми суждалци, погребоша и честно месяца того же в 23, на святого Амфилохия, в пяток; дай, господи милостивый, видети ему лице твое в бу-

дущий век, иже потрудися за Новъгород и за всю Русьскую землю"86. Каким органичным, естественным выглядит это завершение сухого делового сообщения сильными, исполненными героики и строгой торжественности воинского ритуала словами!

Вместо: "соблюдать клятву" здесь говорят: "блюсти новгородскую душу"87...

Что же касается отмеченных московским летописцем непокорства и упрямства новгородцев, то следует подчеркнуть, что корни их - в исключительно развитом чувстве собственного достоинства. Это чувство сквозит уже в ранних летописных сюжетах, рисующих нам жителей Новгорода. Так, они не просят, а фактически требуют в 969 г. у Святослава Игоревича дать им собственного князя: "Аще не пойдете к нам, то налезем князя собе"88. Они не желают отречься по приказу из Киева от веры своих

отцов - так что насильственное крещение новгородцев в 989 г. становится возможным только после сожжения города (археологи подтверждают это известие Иоакимовской летописи89). Они не желают сносить насмешки врага накануне битвы со Святополком Окаянным под Любечем в 1016 г. - и ставят своего князя перед фактом: "Заутра перевеземъся на ня; аще кто не поидеть с нами, сами погнем его"90. Вообще, задевать этих суровых и гордых людей опасно - можно поплатиться жизнью, как поплатились в 1015 г. скандинавские наемники, начавшие было преследовать жен новгородцев.

84 Там же.

85 См.: Бочаров Г.Н. Указ.соч. С.58, 92,94; Гордиенко Э.А. Указ.соч. С.370-373.

86 НПЛ. С.84.

87 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т.4 // Сочинения. В 18 кн. Кн.II. М.,1993. С.575.

88 ПВЛ. Ч.1. С.49.

89 Янин В Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город. Вып.7. М.,1984. С.56.

90 ПВЛ. Ч.1. С.96.

В ХII в., в глазах суздальских летописцев, гордость была уже главной отличительной чертой новгородцев. Характерна оценка этими летописцами причин бедствий (пожаров, военных поражений, осад, разграблении), постигших в 1160-х - 1180-х гг. жителей различных городов Руси. Если киевляне, владимирцы, ростовцы терпят бедствия за свои "грехи", то новгородцы - за свою "гордость"91.

Любопытно также сравнить два договора, регулировавших отношения между русскими и иностранцами - Новгорода с немецкими городами и Готландом (1191 или 1192 г.) и Смоленска с Ригой и Готландом (1229 г.). Эти акты разделяет всего около сорока лет; одной из договаривающихся сторон в обоих случаях выступают северные немцы и шведы. Тем показательнее различный подход этих договоров к проблеме ответственности за оскорбле- ние действием и нанесение телесных повреждений. Смоленский договор ставит размер штрафа в зависимость от вида посягательства (удар деревянным предметом, удар по лицу и т.д.) и от степени тяжести нанесенных увечий (выбит ли зуб, повреждены ли другие части тела, обошлось ли вовсе без повреждений). Новгородский же отвергает подобную конкретизацию и назначает единый штраф за любое оскорбление "мужа" действием. Различно и отношение к такой мере как лишение свободы. Если смоленский договор допускает возможность заключения ответчика в тюрьму,

то новгородский делать это однозначно запрещает92. Можно полагать, что и здесь отразилось повышенное, обостренное чувство собственного достоинства, присущее словенам ильменским - новгородцам.

Дополнительный штрих в эту характеристику привносит предание "Повести временных лет" о шелковых парусах, пожалованных словенам Олегом Вещим после победы над греками в 907 г. (И.Я.Фроянов убедительно показал, что речь здесь идет именно о словенах ильменских93). Когда налетевший ветер рвет эти паруса - менее прочные, чем пожалованные княжеской дружине (руси) "паволочитые", - словене резюмируют: "Имемся своим толстинам, не даны суть словеном пъре паволочиты"94. В отличие от И.Я.Фроянова, мы усматриваем во второй части этой фразы не насмешку киевского летописца, а слова самих словен. На самоиронию (которая явно звучит в них) способны только уверенные в себе, знающие себе цену люди.

Это обостренное чувство собственного достоинства, эта высокая самооценка, несомненно, должны были сыграть немалую роль в утверждении у словен республиканских порядков. Заметим, что традиции вечевого самоуправления в раннем средневековье имелись у всех восточнославянских этносов. "Новгородци бо изначала, - подчеркивал в конце ХII в. суздальский

91 ПСРЛ. T.I. Стб.354, 362. 382, 392-394.

92 Памятники русского права. Вып.2. М.,1953. С.59-60; Грамоты Великого Новгорода и Пскова. С.55-56.

93 Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала ХIII столетия. СПб.,1992. C. 118-119.

94 ПВЛ. Ч.1. С.25.

летописец, - и Смолняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти (т.е. волости; выделено мной.- А.С.), яко на думу, на веча сходятся"95. Однако лишь в Новгородской и Полоцкой землях эти традиции развились до превращения веча в орган верховной власти, оттеснивший князя на второй план. Историки указывали на то, что в Новгороде этому способствовали отсутствие собственной княжеской династии и частая смена князей - а также раннее уси- ление новгородского боярства, быстро превратившегося в экономически мощную корпорацию96. Однако к середине ХII в. сходные условия создались и в Киевской земле, которая также стала своего рода проходным двором для представителей различных линий Рюрикова дома. В этой ситуации многое стало зависеть и от киевских бояр (которые уже обзавелись многочисленными селами и ощущали себя именно "киевскими", а не "княжьими"), и от киевского веча (которое только в 1146-1154 гг. 7 раз приглашало князей, 2 раза изгоняло, 3 раза ограничивало княжескую волю, а однажды вообще постановило князя убить97). Тем не менее республиканские порядки, характерные для Новгорода, в Киеве так и не сложились. Рискнем предположить, что здесь сказался этнический характер полян - отличный от описанного выше словенско-ильменского.

Возразят, что и Полоцкая земля (где в конце ХП в. утвердился республиканский строй98), и Смоленская (где этого не произошло) не только имели каждая свою княжескую династию, но и были населены одним и тем же этносом - кривичами. Однако наукой давно уже выявлена неоднородность кривичей99. Более того, можно полагать, что полоцкие и смоленские кривичи

- это разные этносы. Так, Нестор прямо противопоставляет "полочан" и "кривичей"; последние, по его словам, живут только "на верх Волги, и на верх Двины и на верх Днепра", т.е. в Смоленской земле - "туде бо седят кривичи"100. У разных же "племен", по Нестору, "обычаи", "закон", "преданья" и "нрав" тоже разные… Не случайны, видимо, и различия в типе смоленских и полоцких височных колец Х-ХIII вв.101- украшения, считающегося характерным этническим признаком. Характерно и то, что полочане и смоленские кривичи "хорошо дифференцируются

95 ПСРЛ. T.I. Стб.377.

96 См., напр.: Соловьев С.М. Об отношении Новгорода к великим князьям. М.,1846. C.16; Янин В.Л. Древнее славянство я археология Новгорода. С.47.

97 Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л.,1987. С.40.

98 Рукавишников А.В. Об организации власти в Полоцке в конце ХII - середине ХIII века //

Вопросы истории. 1999. № 3, С.122.

99 Седов В.В. Кривичи // Советская археология. I960. № I. С. 60-62; Мачинский Д.А. Миграция славян в I тысячелетии н.э. (по письменным источникам с привлечением данных археологии) // Формирование раннесредневековых славянских народностей. М.,1981. С.44; Булкин В.А. О формировании границ в области Днепро-Двинского междуречья // Археологическое изучение Новгородской земли. Л., 1984. С.62-63.

100 ПВЛ. Ч.1. C.13.

антропологически". Первые отличались от вторых более широким (скуловая ширина 135,6 против 132,2) и менее плоским (величина зигомаксиллярного угла 124,5 против 126,9) лицом, сильнее выступающим носом (угол наклона носовых костей к линии профиля 32 против 27,5), более круглым черепом (черепной указатель 73,1 против 71,7)102. То же обстоятельство, что для летописца ХII в. города Полоцкой земли - это область кривичей, а полоцкие князья - это "Кривитьстеи"103, - следует объяснить общностью про- исхождения полочан и смоленских кривичей. Точно так же (по убедительной гипотезе Р.Г.Скрынникова) еще в Х в. помнили про общее происхождение полян, радимичей и вятичей, объединяя всех их под общим именем "лендзяне"104.

Обратим теперь внимание на одно очень важное обстоятельство. "Этнографические" и антропологические различия между полоцкой и смоленской "локальными группами" кривичей В.В.Седов связывал с тем, что две группы кривичей, придя в VIII в.: одна - в будущую Полоцкую, а другая - в будущую Смоленскую землю, смешались там с двумя различными этническими общностями105. Но, как было показано выше, полоцкие и смоленские кривичи Х-XIII вв. оказываются не "локальными группами" одного этноса, а двумя самостоятельными этносами - полочанами и

(смоленскими) кривичами. Смешение, таким образом, привело к распаду единого кривичского этноса на два. Обнаруживается, следовательно, прямая связь между изменением антропологического типа и изменениями в характере, ментальности этноса - между внешним обликом и психическим складом этноса.

Указанное обстоятельство заставляет нас обратить внимание и на антропологический тип словен ильменских. Этот последний реконструирован В.В.Седовым и Т.И.Алексеевой по черепам из курганов XI- ХIV вв., сосредоточенных на северо-западе Новгородской земли, в основном по средней Луге и на Ижорском плато (а также у Наровы и близ устья Шелони).

Главное, что выделяет словен среди одиннадцати других восточнославянских союзов племен в расовом отношении - это их мезо- или суббрахикрания. Словене более круглоголовы, чем все другие восточнославянские этносы раннего средневековья (средняя величина черепного указателя 77,6 против 74,1-75,9 у вятичей, полян, древлян, уличей и тиверцев и 71,7-73,5 у остальных шести союзов племен). Еще один характерный их внешний признак - это сильно выступающий нос (угол наклона носовых костей к линии профиля 31,5 - больше, чем у всех других

102 Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М.,1973. С.51, 287-288; Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы (краниологическое исследование). М.,1969. C.I76.

103 ПСРЛ. T.I. Стб.297; Т.П. М.,1962. Стб.304.

104 Скрынников Р.Г. История Российская. IX-ХVII вв. М.,1997. С.32-33.

союзов племен, за исключением древлян, волынян и полочан). Словен от- личало также низкое (низко-среднее), сравнительно узкое лицо (скуловая ширина 132,1 против 129,3-131,7 у вятичей, северян и радимичей, 132-133 у полян, смоленских кривичей и дреговичей и 134,4-136,6 у остальных пяти союзов племен) с сильной горизонтальной профилировкой (величина зигомаксиллярного угла 125,8; меньше - лишь у полочан)106. В целом (наряду с полочанами, дреговичами, радимичами, смоленскими кривичами и, возможно, волынянами) это - северные европеоиды107.

Эти выводы относительно внешнего облика средневековых словен подтверждаются и уточняются результатами проведенного в 1939 г. антропологического обследования поозеров - жителей северо-западного берега озера Ильмень. Дело в том, что "население Поозерья в массе представляет собой непосредственных потомков древних новгородцев.

...Если в Новгороде спросить любого человека, сколько-нибудь интересующегося прошлым своего края, где надо искать самых "чистых" новгородцев, он непременно укажет на Поозерье. Сами поозеры глубоко убеждены в своем аборигенном происхождении и на вопрос о позднейших переселениях отвечают отрицательно"108. Результаты антропологического обследования поозеров тем более показательны, что Поозерье было центром первоначальной, "коренной" племенной территории словен в Приильменье109.

Как и средневековые словене, поозеры - это мезокефалы (головной указатель 79,5; следовательно, величина черепного составит примерно 77,5) со средне-высоким, узким лицом, отличающимся сильной, резкой горизонтальной профилировкой; сильно выступающим носом с прямой или слегка выпуклой спинкой. Можно полагать, что, подобно поозерам XX века, средневековые новгородцы были выше среднего (для своей эпохи) роста, светлоглазы и относительно темноволосы (у 60 % обследованных в 1939 г. поозеров глаза были светлого - серого или голубого - цвета, у 39,2 % - смешанного и только у 0,8 % - темного, карего; 20,8% имели черные волосы,

51,9 % - темно-русые, 19,8 % - русые и 7,5 % - светло-русые)110.

Бросается в глаза ярко выраженная самобытность антропологического типа словен. В.В.Седов, опираясь на измерения М.С.Великановой, Г.Ф.Дебеца, Т.И.Алексеевой и свои, выделил четыре антропологических типа

106 Алексеева Т.И. Указ.соч. С.54 и 56, 62, 65, 158, 285, 288, 300, 302, 303, 307-308, 312;

Алексеев В.П. Указ. соч. C. 176; Седов В.В. К палеоантропологии восточных славян // Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М.,1977. С.151.

107 Алексеева Т.И. Указ. соч. С.243.

108 Чебоксаров Н.Н. Ильменские поозеры // Труды Института этнографии имени Н.Н.Миклухо-Маклая. Новая серия. T.I. Памяти Д.Н.Анучина (1843 - 1923). М.-Л.,1947. С.239.

109 Носов Е.Н. Новгород и Новгородская округа IX - Х вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода) // Новгородский исторический сборник. 2(12). Л.,1984. С. 19, 31.

110 Чебоксаров Н.Н. Указ. соч. C.239-24I, 245-247.

восточных славян Х-ХIV вв. К трем из них принадлежало по несколько союзов племен, ареал же четвертого практически полностью совпадает с областью расселения словен ильменских.

"Сложение суббрахикефального узколицего антропологического типа на севере Восточной Европы, - подчеркивает В.В.Седов, - необъяснимо местными материалами. Средневековые черепа прибалтийско-финского населения, на территории которого расселились новгородские славяне

...характеризуются широколицестью (скуловой диаметр водских черепов - 136, восточных эстов - 134, ижоры - 138,8, приладожской веси - 135), почему следует решительно отказаться от мысли о формировании новгородского антропологического типа под воздействием (финского - А.С.) субстрата"111. Прибалтийская "чудь" отличалась еще и уплощенным лицом, и слабо выступающим носом, т.е. примесью монголоидных черт. Черепа же словен "выражение европеоидные"112. "Не может быть исходным для славян Поильменья и ни один из антропологических типов Верхнего и Среднего Поднепровья", т.е., в частности, балтских (также широколицых). Ближайшие аналогии черепам словен ильменских обнаруживаются лишь у раннесредневековых балтийских славян - в частности, у живших в нынешнем Мекленбурге ободритов113.

Напрашивается вывод о том, что словене ильменские (в отличие, например, от кривичей, вятичей, северян) не смешивались с другими этносами в такой степени, чтобы это повлияло на их, словен, антропологический тип. Высокую степень однородности словен в расовом отношении отмечает и В.В.Седов114. Это обстоятельство тем более достойно внимания, что словене жили на самой окраине славянского мира, будучи с трех сторон окружены финскими и балтскими племенами.

Это сохранение словенами в неприкосновенности своего генетического кода и обусловило, по-видимому, устойчивость их этнического характера, их ментальности. На подобную связь указывал еще Л.Вольтман: "Германцы до Карла Великого держались внутриплеменного брака. Только этим объясняется то обстоятельство, что отдельные племена, также без смешений, обнаруживают бросающиеся в глаза различия, преимущественно в своем темпераменте. Они не все в одинаковой степени были воинственными и

111 Седов В.В. К палеоантропологии восточных славян. С.151. Правда, в другой своей работе (практически синхронной цитируемой!) В.В.Седов делает прямо противоположный вывод: новгородские словене "сформировались в результате метисации племен, принесших славянский язык, с финноязычными аборигенами". Ведь эти последние никуда не уши (Седов В.В. Этнический состав населения Новгородской земли

// Финно-угры и славяне. Л.,1979. С.75). Однако на фоне приведенных выше наблюдений того же автора подобная аргументация выглядит откровенно легковесной.

112 Алексеева Т.И. Указ.соч. С.64.

113 Седов В.В. К палеоантропологии восточных славян. С.151, 154.

114 Там же. С.151.

склонными к странствиям, и в духовном отношении по-видимому особенно высоко были одарены готы"115.

Следовательно, можно полагать, что устойчивость генетического кода словен обусловила и отмечавшуюся многими исследователями устойчивость основных черт новгородской культуры, устойчивость художественных вкусов новгородцев, их (по оценке Э.С.Смирновой) "прочную и доходящую едва ли не до несокрушимости привязанность" "ко всему своему", традиционному116. Устойчивость генетического кода помогла новгородцам устоять против экспансии византийской культуры и создать (по точному определению В.Ф.Андреева) "самобытную, подлинно национальную культуру"117. Христианизация и контакты с соседними этносами не могли, естественно, не привести к культурным заимствованиям - но общий облик, стержень словенско-новгородской культуры оставались неизменными с языческих времен. Суровая простота, грубоватая выразительность, яркая, "варварская" декоративность, "красота силы" - все это уходит корнями в словенскую языческую старину.

Характерно, что ни одну из психических черт новгородцев мы не встречаем у средневековых славян Ярославского и Костромского Поволжья - хотя славянскими первонасельниками этих мест также были словене ильменские. Переселенцы из Приильменья в сильной степени смешались здесь с местными финскими племенами, так что их внешний облик значительно изменился; изменился, по-видимому, и этнический характер.

Итак, своеобразие этнического характера, ментальности словен- новгородцев оказывается тесно переплетенным со своеобразием их расового типа. Можно, думается, говорить о новом звучании, которое приобретают слова В.В.Мавродина о том, что "история народов есть вопрос не только развития их быта, культуры и языка, но и эволюции физического типа"118.

115 Вольтман Л. Политическая антропология. Исследование о влиянии эволюционной теории на учение о политическом развитии народов. СПб., 1905. С.267-268.

116 Смирнова Э.С. Указ.соч. С.62.

117 Андреев В.Ф. Северный страж Руси. Очерки истории средневекового Новгорода. Л.,1983. С.142.

118 Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М.,1971. С.170.

С.Б.Морозов

Дата добавления: 2015-08-05