Глава 26. Алиса вела машину по пустому утреннему шоссе

Алиса вела машину по пустому утреннему шоссе. У нее слипались глаза. Ночью она не могла уснуть, все прокручивала в голове долгий разговор с американцем. И сейчас, проезжая по той же дороге, по которой всего два дня назад они с Деннисом ехали в Иерусалим, она продолжала мучить себя вопросом: не слишком ли была откровенна с человеком, представившимся сотрудником посольства США и другом Денниса?

С самого начала разговора Баррет настойчиво добивался от нее деталей, которые ни малейшего отношения к смерти Денниса не имели. Его интересовало, например, не возникало ли у нее здесь, в Израиле, неприятного чувства из-за обилия военных и полицейских патрулей, встретит ли их с Максимом кто-нибудь в Москве, сообщила ли она кому-то из близких о том, что возвращается раньше времени.

Он долго сочувственно расспрашивал, связано ли ее решение уехать домой только лишь с нервным потрясением ребенка, или есть еще какие-то причины.

– Тур стоит недешево, и компания не вернет деньги за неиспользованные дни. Вы не станете потом жалеть, что сгоряча уехали раньше? Сейчас наконец установилась чудесная погода, самое время отдохнуть. Первый шок пройдет, вы успокоитесь…

– Не только ребенок, я тоже не могу отдыхать здесь после того, что произошло.

– Значит, вы все-таки немного отвечали Деннису взаимностью? – спросил старик с неуместной игривой улыбкой.

– Какое это теперь имеет значение? – пожала плечами Алиса.

– Но из-за смерти совершенно постороннего человека вы бы не стали так переживать?

– Мои переживания – это неинтересно, мистер Баррет.

– Да, конечно… простите, – старик смутился, – просто я думал, вам нелегко сейчас, и если вы поделитесь со мной, вам станет немного легче.

– Спасибо.

– Деннис был прав, когда говорил, что вы замкнутый человек…

«Далась им моя замкнутость… – с раздражением подумала Алиса. – У американцев не принято изливать свои чувства, особенно печальные, первому встречному. Твои проблемы должны оставаться только твоими. Для всех, кроме самых близких родственников, ты обязан быть всегда „окей“. Верх неприличия на вопрос „как дела?“ ответить „плохо“. Если ты себе такое позволяешь, тебе обеспечено одиночество, неудачи в карьере и личной жизни. У нас, наоборот, неприлично быть „окей“. Надо повздыхать, на что-нибудь пожаловаться, хотя бы на несварение желудка или дурную погоду. А у них все всегда отлично – желудок, погода, настроение. Неамериканское любопытство Денниса к моим проблемам можно было оправдать чисто мужским интересом ко мне. А этот Баррет? Ему нужна информация, точная, детальная, конкретная. А зачем понадобились мои личные душевные трудности? Он такой сострадательный человек?»

Когда она рассказала ему о нападении в Иерусалиме, он стал выяснять, впервые ли с ней такое случилось.

– Впервые, – ответила Алиса, – я настоящий выстрел услышала впервые в жизни так близко.

«Не стоит говорить ему про пистолет, – решила она, – пусть считает, будто я не знаю о пистолете. Сам-то он наверняка знает…»

– Значит, полиция так и не выяснила, кто стрелял?

– Не было возможности, – пожала плечами Алиса, – арабы разбежались.

– Как вы думаете, мог кто-то заранее запланировать нападение?

– Странно… я о том же спросила Денниса, – выпалила Алиса и тут же прикусила язык.

Именно с этого вопроса и начался ночью в Иерусалиме поток ее откровений. Она сорвалась, не выдержала, выложила малознакомому человеку свою тайну, которую многие годы скрывала даже от себя. И вот этот человек мертв. Опять, кроме нее, никто не знает тайны. Конечно, Деннис погиб не из-за того, что узнал, просто потому, что был рядом с ней и с Максимом.

«Мы теперь как прокаженные, – усмехнулась она про себя, – и это только начало. Я больше никому не расскажу, никому… А все-таки я сама Деннису захотела рассказать? Или он осторожно подвел меня к этому? „Вы одна не справитесь, Алиса.. Вы чего-то боитесь…“ Между прочим, если кто и мог подстроить нападение в Иерусалиме, то только он, Деннис, – она даже вздрогнула от этого идиотского предположения. – Господи, как мне могло в голову прийти? Ерунда! Зачем ему?»

– Вы задали Деннису тот же вопрос? – американец вскинул брови. – И что он вам ответил?

– Деннис, как человек разумный, сказал, что это случайность. Мы сами виноваты. Забрели в арабский квартал, да еще поздно вечером.

– А почему вам пришло в голову, что нападение могло быть запланировано заранее? – слегка прищурившись, спросил Баррет.

– Мало ли что может померещиться со страху! улыбнулась Алиса.

– Ну а сейчас вам не кажется, что между этими двумя случайностями есть какая-то связь? Я спрашиваю потому, что мне, например, эта мысль не дает покоя.

– Нет, нападение никак не могло быть запланировано, – покачала головой Алиса, – ну подумайте сами. Предположим, кто-то следил за нами, шел по пятам и выбрал подходящий момент. Но такого момента могло и не быть. Напасть в еврейской части города никто бы не решился, там полно полиции. А заставить нас забрести в арабский квартал – для этого надо быть гипнотизером, ввести нас троих в состояние, глубокого транса. Но главное – кому и зачем это понадобилось? Мы накануне вечером еще не знали сами, что утром отправимся в Иерусалим. Сложно представить неких злоумышленников, которые на всякий случай ночевали на автостоянке у гостиницы, ждали до рассвета: а вдруг мы поедем в удобное для атаки место? Тогда уж было бы логичней с их стороны напасть сразу, на пустынном шоссе. – Она заметила, что уговаривает не столько американца, сколько себя.

– То есть вы считаете, что если за вами кто-то следил, то с самого начала? Еще здесь, в Эйлате…

– Я не считаю, что за нами кто-то мог следить, – быстро произнесла Алиса.

– А утром, на катере, еще до того, как Деннис прыгнул в воду, вас что-нибудь насторожило?

– Пожалуй, ничего.

– Слышу сомнение в вашем голосе, – улыбнулся Баррет, – все-таки было что-то необычное?

– Ничего, – покачала головой Алиса, – совершенно ничего необычного.

– Вы находились в трюме или на палубе?

– На палубе.

– Давайте по порядку, с самого начала. Вы поднялись на борт…

– Да, мы поднялись на борт. Народу было много. Все шло по программе рассказ экскурсовода, завтрак, бедуинский ансамбль.

– Никаких происшествий? Даже совсем незначительных? – Баррет слегка склонил голову набок и вдруг напомнил Алисе старого полысевшего сеттера, который прислушивается к далекому шороху живой дичи в кустах.

– Рядом с нами сидел пожилой араб. Во время завтрака у него опрокинулся стакан, он полез за платком, из кармана посыпались деньги. Ему было трудно наклоняться, мы все трое стали ему помогать, собирать деньги под скамейкой. Если это можно считать происшествием…

– Можно, – кивнул Баррет. – Как он выглядел?

– Очень пожилой. Длинная седая борода. Темные очки. Обычная арабская одежда, на голове платок.

– Он был один?

– Нет. По катеру бегало большое арабское семейство, множество детей разного возраста.

– А почему вы решили, что старик принадлежал к этому семейству?

– Ну, такой пожилой человек вряд ли отправился бы один на морскую прогулку, – неуверенно произнесла Алиса и подумала: «Правда, с чего я взяла, что арабский дед принадлежал к этому семейству? Просто сразу так решила, и все. А между тем никто из детей и взрослых ни разу не подошел к старику».

– Где стояли тарелки с едой, пока вы собирали деньги? – спросил Баррет после долгой паузы.

– На скамейке.

– Что за еда?

– Баранина и рыба с рисом, овощи.

– Содержимое ваших тарелок чем-то обличалось?

– Да. Деннис ел баранину, Максим и я – рыбу. Напитки в стаканах тоже были разные. У Максима виноградный сок, у Денниса – томатный, у меня минеральная вода.

Опять повисла долгая напряженная пауза. Алиса закурила и неуверенно произнесла:

– Когда мы причалили, мне показалось, что старик слишком молодо сбежал по трапу на берег.

– Вы сказали об этом полиции?

– Нет. Меня допрашивали только на катере. Сюда, в гостиницу, приходили полицейские, я видела их у стойки администратора, но со мной они не беседовали.

– Конечно, – Баррет усмехнулся, – зачем им с вами еще раз беседовать, если, по их мнению, Деннис умер без посторонней помощи?

– А вы, мистер Баррет, делились с ними вашими подозрениями?

– Разумеется. Меня вежливо выслушали, потом сообщили официальное заключение о причинах смерти.

– Вы все-таки считаете, Денниса убили? – тихо спросила Алиса.

– Вы тоже так считаете. А возможно, догадываетесь, кто и почему.

Глаза его моментально сделались колючими, холодными, от трогательного участия не осталось и следа.

«Эй, мистер, а ведь вы такой же сотрудник посольства, как тот человек на катере – старый араб, – подумала Алиса, – то есть, возможно, вы и работаете в посольстве, но служите в ЦРУ. Вы меня мастерски допрашиваете, используя целый спектр специальных приемов. Вы пытались мне понравиться, сначала последовательно поиграли на эмоциях: на женском самолюбии, на сострадании к несчастному отцу Денниса, потом признались, что ваша сентиментальность – блеф. Далее вы взяли деловой тон, перешли к фактам. Ну а теперь вы пошли в атаку и провоцируете меня. Ну что ж, я сообщила вам все, что могла. Добавить мне нечего».

– Простите, мистер Баррет, – произнесла Алиса, спокойно выдержав его взгляд, – вы знали Денниса многие годы. Я – всего несколько дней, следовательно, ваши собственные догадки и предположения куда существенней моих.

– Денниса убил человек, который плыл с вами на катере в костюме араба, с приклеенной седой бородой. Когда вы собирали его рассыпанные деньги, он добавил яд в еду либо в томатный сок. Больше никто не мог этого сделать.

– Да, вероятно, вы правы, – медленно произнесла Алиса, – у него была такая возможность – незаметно добавить яд. Тогда все понятно – и про судороги под водой, и про острую сердечную недостаточность.

– А что именно вам понятно, Алиса? – В ярком фонарном свете было видно, что зрачки его сузились до точек.

– Картина смерти. Человек в арабском костюме рассчитал все с точностью до минуты. Ведь было известно, когда катер бросит якорь, когда ныряльщики начнут прыгать в воду… Однако зачем? Почему? И кто он такой, этот маскарадный дед?

– Скажите, вам знакомо имя Карл Майнхофф? – быстро спросил Баррет.

– Впервые слышу.

– Этой ложью вы вредите прежде всего себе и своему сыну.

– Послушайте, мистер Баррет, у нас с вами был серьезный разговор, а теперь начался диалог немого с глухим. Вы чего-то добиваетесь от меня, обвиняете во лжи. А по какому праву, собственно? Я не понимаю…

– Все вы прекрасно понимаете, – поморщился Баррет, – много лет назад, в России, вы познакомились с Майнхоффом, международным террористом. Не знаю, какие у вас с ним были отношения, что вас связывало. Здесь, в Эйлате, вы случайно встретились с ним и узнали друг друга. Теперь он ходит за вами по пятам. Он убил Денниса. Карлу Майнхоффу что-то надо от вас, у него какой-то очень серьезный интерес. А у вас – страх, растерянность, паника, детское желание спрятаться, удрать от опасности. Не удерете, Алиса. Вы вляпались в очень скверную игру, и лучше скажите мне правду. Я помогу вам. Поверьте, у меня есть такая возможность.

– Мистер Баррет, я вам все сказала, – Алиса откровенно зевнула, прикрыв рот ладонью. – Чего вы от меня хотите? Какой террорист? Завтра нам вставать чуть свет. Простите. Спокойной ночи…

Она здорово переиграла. Любой человек на ее месте, услышав такое, удивился бы, возмутился, но не стал бы равнодушно зевать. Однако исправлять ошибку было поздно. Баррет, судя по его лицу, моментально просек фальшь и сделал соответствующие выводы.

– Если у вас осталась капля здравого смысла, Алиса, позвоните по одному из этих телефонов. – Он вытащил из кармана визитную карточку и ручку. – Здесь мой сотовый и рабочий. Это Тель-Авив. Я буду там уже сегодня. И еще я напишу вам номер, по которому вы можете позвонить в Москве. Вы просто назовете свое имя, передадите привет от Вилли Баррета, и вам помогут. Говорить можете по-русски.

– В чем мне помогут, да и с какой стати?

– Хватит валять дурака, Алиса. Не потеряйте карточку, спрячьте ее получше. Всего доброго.

Когда его шаги в коридоре затихли, Алиса подумала, что он совершенно прав. Она вляпалась в очень скверную игру, причем не здесь, не сейчас, а страшно давно, пятнадцать лет назад, в студенческом международном лагере. И никто не поможет ей выпутаться. За каждым предложением «помочь» стоит все та же игра. Деннис Шервуд с его ухаживаниями, влюбленностью, долгими задушевными разговорами тоже, оказывается, был игрок. Скорее всего он из ЦРУ. Они давно охотятся за Карлом, как и многие секретные службы. Между прочим, хотели бы давно поймали. С их-то возможностями, агентурой, аппаратурой…

По обе стороны дороги простиралась пустыня. Серые груды спрессованного песка, желтые, облитые свежим утренним солнцем холмы у горизонта. Изредка виднелись вдали палатки бедуинов. Максимка крепко спал на заднем сиденье. У него тоже была трудная ночь. Он вскрикивал, вертелся, один раз даже заплакал во сне.

Проснувшись сегодня утром, он опять стал вспоминать, как лихо Деннис отбился от арабов и потом, в машине, первые полчаса пути говорил без умолку. Засыпая, пробормотал с тяжелым вздохом:

– Знаешь, мамочка, мне кажется, пока мы о нем говорим, он как бы не совсем умер…

Алиса прищурилась, вглядываясь в далекий дорожный указатель. Название городка было написано на иврите огромными буквами, а по-английски меленько, издали не разберешь. Кажется, здесь развилка. Надо повернуть направо.

Холмы подступали к обочине. Именно здесь они застряли с Деннисом, когда возвращались из Иерусалима в Эйлат. Хлестал дождь, выл ветер, потоки воды смывали окаменевшие песчаные глыбы с высоких отвесных холмов. Били в лицо прожектора военного кордона.

Теперь светит солнце, на небе ни облачка, они с Максимкой возвращаются домой, уже завтра будут в Москве. Если бы славный американец Деннис Шервуд не начал прихлестывать за соседкой по гостинице, выполняя свой служебный долг, был бы сейчас жив.

Дорога стала петлять. Из-за поворота на небольшой скорости выехал белый седан, остановился и резко просигналил. Из открытого окна появилась рука, пришлепнула мигалку к крыше машины. Алиса съехала к обочине. Из седана вышел полицейский.

– Куда вы направляетесь, мэм? – спросил он по-английски.

– В Тель-Авив.

– Откуда?

– Из Эйлата.

Этот вопрос каждый раз задавали на контрольных пунктах солдаты, после чего с улыбкой желали счастливого пути. Но полицейский был настроен иначе.

– Пожалуйста, ваши документы.

Алиса протянула в окошко водительские права.

– Паспорт, пожалуйста.

Максимка заворочался на заднем сиденье. Полицейский долго разглядывал документы, потом вежливо попросил пройти в его машину.

– А в чем дело? Я ничего не нарушала.

– Вы превысили скорость.

– Ничего подобного. Я ехала, как положено, девяносто километров.

– Будьте любезны, пройдите в мою машину, мэм. Оставалось подчиниться. Документы были у него.

– Малыш, не волнуйся, я сейчас вернусь, – сказала она Максиму, заметив, что он приоткрыл глаза.

– А что? Почему? – сонно пробормотал ребенок, поднимаясь.

– Ничего страшного. Говорят, скорость превысила. В полицейской машине на специальном табло светилась цифра «сто». Алиса не сомневалась, что почти всю дорогу ехала на скорости девяносто, а то и восемьдесят километров.

– Ваша аппаратура неисправна, – сказала она, – здесь не правильные показатели.

– Вы нарушили, мэм, и обязаны заплатить штраф.

– Хорошо. Сколько? – Она открыла сумочку.

– Нет. Не здесь и не сейчас, – покачал головой полицейский, – я выпишу вам квитанцию. В Тель-Авиве вы заплатите по ней в любом банке.

– Сколько?

– Тысячу шекелей.

Алиса поперхнулась. Это больше трехсот долларов. У нее на карточке осталось двести долларов, и около пятидесяти в шекелях лежит в кошельке..

– Простите, я не ослышалась? Тысяча шекелей за нарушение, которого не было? – медленно произнесла она, глядя в ледяные серые глаза.

– Вы превысили скорость. На этой трассе ограничение девяносто километров. Вы ехали со скоростью сто, следовательно, подвергали опасности себя, своего ребенка, а также других водителей. – Он уже заполнял какой-то бланк на иврите.

– Самая большая опасность на этой дороге – встреча с вами, сэр.

– Я понимаю, – кивнул он, продолжая заполнять бланк.

– Подождите, офицер. Могу я взглянуть на ваши документы?

– Пожалуйста. – Он сунул ей в лицо маленькую пластиковую карточку с цветной фотографией.

– Я не знаю иврит. Напишите мне английскими буквами ваше имя, фамилию, звание.

– Да, конечно. Если вы хотите пожаловаться, оспорить штраф, вы можете обратиться в суд в Тель-Авиве.

– Какой суд? Мы улетаем сегодня ночью. У меня просто нет этой суммы.

– В таком случае вас не выпустят из страны. Алиса достала из кошелька сорок шекелей и протянула полицейскому.

– Возьмите, офицер. И давайте разойдемся по-хорошему.

– Вы предлагаете мне взятку, мэм?

У него было совершенно неподвижное, чистое, гладкое лицо. Чуть вздернутый нос, тонкие губы. Никаких эмоций эта физиономия не выражала. Вообще никаких. Только рот двигался, как отдельный механизм.

– Я хочу с вами договориться по-человечески, – Алиса заставила себя улыбнуться, – возьмите деньги, офицер, и простите меня, если вам показалось, будто я нарушила правила.

– Вы хотите дать взятку должностному лицу? Это грубое нарушение закона. Я вас арестую, мэм.

– Слушайте, вы не сумасшедший? – спросила Алиса, прищурившись и внимательно вглядываясь в серые застывшие глаза.

– Уберите деньги, мэм. Вот ваша квитанция. Здесь на полях я написал свое имя и звание по-английски.

– Вы соображаете, что творите? Вы офицер полиции, должностное лицо, занимаетесь грабежом на дороге! Я ничего не нарушала. Я иностранка, сегодня улетаю домой. Даже если я на каком-то участке пути и превысила скорость, все равно это абсурд. Ни в одной стране мира нет таких огромных штрафов…

– Не я устанавливаю суммы штрафов. Вы нарушили правила и обязаны заплатить. Еще раз предупреждаю, что в случае неуплаты вас не выпустят из страны. Счастливого пути, мэм.

– Подождите. Объясните мне, зачем вам это нужно? Вот лично вам – зачем? Если так хочется денег – я вам их предлагаю. Но этот штраф – вы же не положите его в свой карман! Или вам идет надбавка с каждой жертвы?

– Я вас больше не задерживаю, мэм. Вот ваши документы и квитанция.

– Человек в полицейской форме грабит женщину с ребенком посреди пустой дороги, причем не для себя лично, а в пользу государства. Да вы бандит, самый настоящий! – не выдержала Алиса. – Вы хуже бандита. Административный зомби, вот вы кто.

– Вы оскорбляете меня при исполнении служебных обязанностей. Я вас арестую, мэм.

– Если будете продолжать в том же духе, сэр, кто-нибудь рано или поздно пристрелит вас на этой дороге. И будет совершенно прав. Я вам этого не желаю.

Алиса не кричала, говорила вполне спокойно, но в голосе и в глазах предательски дрожали слезы. Еще не хватало разреветься при этом дегенерате. Она чувствовала свою абсолютную беспомощность перед ним и почему-то вдруг вспомнила такое же гладкое, такое же мертво-неподвижное лицо с механическим ртом. Майор ФСБ Харитонов разговаривал с ней примерно так же много лет назад.

– А пошел ты… – Алиса вылезла из полицейской машины и, прежде чем подойти к своей, вытащила из паспорта квитанцию, на глазах у полицейского быстро разорвала ее в мелкие клочья и сдунула с ладони прямо в ветровое стекло его машины.

Дата добавления: 2015-08-05