Древние люди: обретение лекарств и врачебных навыков

Начала медицины, как и первые зачатки культуры вообще, теряется в глубине тысячелетий. О них мы можем судить исходя из двух источников научной информации — археологии и этнографии.

Во-первых, от доисторического человека сохранились сравнительно многочисленные костные остатки и некоторые следы его жизнедеятельности. Найденные археологами при раскопках древнейших поселений и особенно погребений, эти кости и камни тщательно изучаются с помощью разных естественнонаучных методик (антропологами, генетиками, врачами, химиками). По тем или иным отклонениям от нормы в них можно судить о течении определенных болезненных процессов, а иногда и о лечении таковых. Например, в нескольких погребениях неандертальцев и кроманьонцев были зафиксированы прижизненные повреждений костей, вплоть до ампутации руки. Значит, серьезно раненых соплеменников смогли спасти, выходить, вернуть в строй дееспособных членов общества. Кроме скелетов находятся и довольно точно датируются каменные и костяные орудия труда, остатки жилищ и хозяйственных зон вокруг них, первые произведения искусства (мелкая пластика, росписи пещер), прочие артефакты, оставшиеся от стоянок и погребений древнего человека.

Во-вторых, как сохранялось относительное здоровье и лечились болезни при самом низком уровне развития культуры, кое-что может прояснить наблюдение за народами, и сегодня оставшимися на низкой ступени развития. По образу жизни коренных народов Африки, Южной Азии, Океании, Австралии, Южной Америки, Арктики можно, не рискуя впасть в ошибку, судить и о полностью первобытных людях. Даже в довольно развитых социумах сохраняются элементы старинной медицины и фармации, именуемых народными. Такие пережитки дают нам похожую информацию об отдаленном прошлом лекарственно-врачебных навыков.

Картина примитивной медицины и фармации может быть очерчена следующим образом. Основанием всякой врачебной деятельности служат, вероятно, простые, инстинктивные действия; по своему характеру у первобытного человека они не отличаются, в сущности, от того, что мы видим у захворавших животных. Как собака, чувствуя тяжесть в желудке, ест траву, чтобы вызвать рвоту и опорожнить таким образом желудок; как обезьяна своей лапой извлекает из кожи попавший туда осколок дерева или занозу, способную давлением остановить кровотечение, так и первобытный человек производит в аналогичных случаях ряд простых действий, не углубляясь при этом в теоретическую сторону дела. Тот факт, что в известном случае та или иная мера принесла пользу, устранив боль или уменьшив неприятные ощущения, заставлял прибегать в аналогичных обстоятельствах к этому же средству; с другой стороны, наблюдение за вредным действием того или иного реагента, естественно, удерживало от повторного применения его.

Животные залечивают свои раны, другие травмы, справляются с болезнями инстинктивно или же погибают от них. Наши далекие предки — первые представители вида Человека разумного должны были направить свои качественно выросшие интеллектуальные способности, в том числе и даже в первую очередь, на решение в общем-то сходных медицинских проблем. Ведь их жизни и здоровью на заре истории угрожали куда большие опасности, чем любым другим представителям животного мира. Выиграв в сложности психической организации, получив от эволюции высший дар — разум, человек проигрывает большинству живых существ по части внешней защищенности, физической силы, выносливости, тонкости органов чувств, природных орудий нападения и защиты. Правда, клыкам, когтям и клювам своих конкурентов и жертв в животном мире люди смогли противопоставить смертоносное оружие из камня, кости и дерева, а также прирученный ими огонь; освоенные для укрытия, жилья гроты, пещеры, построенные из подручных материалов хижины, землянки. Однако вместе с расширением экологической ниши первые люди столкнулись с необходимостью выживать в постоянно меняющихся условиях природной среды, как-то справляться со всё новыми и новыми угрозами со стороны хищных и ядовитых существ, с гаммой инфекций, да и вынужденным несовершенством собственного организма. Достаточно обратить внимание, что только у нашего вида животных роды у самок протекают очень болезненно и нередко угрожают жизни матери (слишком большой череп новорожденных для такой конструкции тазовых костей, которая необходима для устойчивого прямохождения). Ни у одного другого вида животных детёныши не остаются так долго (несколько лет) беспомощными, как у людей. Люди с их нежной кожей хуже защищены от холода и травм, чем большинство животных с их крепкими шкурами.

Судя по скелетам неандертальцев и кроманьонцев, они то и дело переживали поверхностные и глубокие повреждения мягких тканей и костей; переломы последних; ампутации фаланг пальцев и целых конечностей; выкидыши у беременных; страдали артритом, остеомиелитом; и, несомненно, многими такими заболеваниями, которые не сказываются прямо на костной системе организма (некоторые ископаемые скелеты лишены внешних следов патологии). Как показали специальные анализы структуры зубной эмали, которая нарастает неравномерно в зависимости от диеты и прочих условий жизни, большинство древних людей переживали голодовки и прочие физические и психологические стрессы.

История первобытного общества охватывает огромный период — от возникновения Человека разумного (около 2–4 миллионов лет назад, судя по последним находкам останков древнейших антропоидов и гоминид) и вплоть до возникновения (около IV тыс. до н. э.) в отдельных районах Земли первых цивилизаций (предполагавших деление общества на классы, раннюю государственность, письменность и тому подобные достижения).

Раскопки древнейших поселений человека, еще не вполне Разумного, а Неандертальского (т.е. более примитивного), позволили выдвинуть гипотезу о том, что уже первые люди собирали растения для медицинских целей, формировали некоторые другие врачебные представления. Так, в знаменитой пещере Шанидар (Ирак) на разной глубине были обнаружены погребения девяти человек, самое древнее из которых было совершено около 70 тысяч лет назад. Эти древнейшие на Земле похороны уже представляли собой определенный обряд. В нем органично сочеталась обычная санитария — избавление от трупного яда живых сородичей — с явно религиозными их же представлениями о загробном мире. Скелеты лежали в ямах, вырытых в полу пещеры. Большинство покойников были уложены в позу спящего на боку, скорчившись, человека; трупы помещены на подстилку из лесного хвоща, под головами — каменные подушки; рядом заупокойные жертвы — каменные орудия, куски жареного мяса.

В одной из могил специальный анализ грунта на пыльцу растений выявил присутствие поздневесенних (сорванных с конца мая по начало июля) цветов — васильков, чертополоха, штокрозы и других. Это, по всей видимости, следы украшения покойника перед отправкой его в последний путь (обычай, доживший до наших дней). Ведь цветы были связаны в букеты и принесены в пещеру издалека. Не исключено, что растения собраны не только по их разноцветной красоте, но и в силу целебных свойств (из восьми видов растений, положенных в эту могилу, пять обладают целебными свойствами; один съедобен, а еще один одновременно целебен и съедобен; некоторые из них до сих пор используются в ближневосточной народной медицине для лечения ран, воспалений). Тогда перед нами может быть погребение целителя, одного из первых на всей Земле. Этот человек между тем при жизни стал инвалидом. Судя по особенностям его скелета, он был преклонного возраста (около 60 лет, большая редкость для неандертальцев), слепым на левый глаз, страдал артритом, остеомиелитом, имел почти полностью стертые зубы и в довершение всего пережил перелом одной из костей правой стопы и ампутацию правой руки выше локтя. За этим явно беспомощным калекой долгие годы ухаживали заботливые соплеменники. Происходило это примерно 45 тыс. лет назад.

Первобытную культуру, однако, не стоит идеализировать. Целый ряд находок указывает на периодический каннибализм наших далеких предков. На стоянке Крапивна (Югославия) человеческие кости, расколотые для извлечения мозга и обожженные, оказались на кухонном участке стоянки. В пещере Гуаттари на стоянке Чирчео (Италия) в отдельном помещении был обнаружен человеческий череп, кругом обложенный камнями. Его обладатель был убит ударом в правый висок — с этой стороны череп дважды проломлен. У черепа также выломано затылочное отверстие — явно для того, чтобы извлечь и съесть головной мозг. Прижизненные повреждения тупыми и острыми орудиями обнаружены на многих других древнейших черепах; часть их к тому же подверглась такой же кухонной обработке и ритуальному захоронению, как и головы добытых на охоте животных (медведей, оленей, туров и др.). Возможно, неандертальцы таким образом надеялись унаследовать ум и силу тех, кого пожирали. Однако неандертальской расе суждено было погибнуть то ли в результате экологической катастрофы, то ли будучи истребленной и ассимилированной более культурными кроманьонцами.

Суровый в Евразии климат периода древнего камня — палеолита, длившийся примерно до 12 тысячелетия до н. э., должен был сильно осложнять прогресс первобытного врачевания. Охота на крупных животных (мамонтов, носорогов, диких лошадей, пещерных медведей и т.п.) была наиболее рискованной. А жизнь в зоне наступавшего на Европейский континент из Скандинавии огромного ледника напоминала арктическую тундру с ее вечной мерзлотой. Загонная охота с использованием ям-ловушек, огня, снежного покрова, в которой участвовало большинство членов первобытного коллектива, требовала от них запредельных усилий. Тем не менее они находили время и силы для занятий искусством — погребения и стоянки эпохи древнего камня изобилуют не только кремневыми орудиями труда, но и вырезанными из кости и камня фигурками животных и людей; тогда же появляются многокрасочные росписи пещер на границе Испании и Франции, а также у нас на Урале. Некоторые изображения сочетают в себе черты человека и зверя — возможно, перед нами переодетые шаманы, от действий которых их соплеменники ждали исцеления от недугов и вообще удачи.

Некоторое увеличение продолжительности жизни было, очевидно, достигнуто в период среднего каменного века — мезолита (в Европе примерно 14 000–6 000 лет назад), когда с изобретением лука и стрел, отступлением ледника и потеплением климата основными занятиями человечества стала индивидуальная охота на мелкую и среднюю дичь, разнообразное рыболовство, собирательство плодов и ягод. Сбалансированные физические нагрузки в сочетании с разнообразным питанием оказались наиболее полезны для организмов наших предков. Однако экологическая ниша для множества скитающихся по Земле групп охотников и собирателей оказалась не бесконечна. Хищническое истребление многих видов животных в период их сезонных миграций заставило большинство представителей человечества более прочно приспосабливаться к природе.

В период нового камня — неолита (начиная с 6 000 тыс. до н. э.)люди начали переходить к оседлому образу жизни, земледелию и скотоводству, что позволило резко увеличить общую численность населения планеты и масштабы его концентрации на поселениях. Устойчивые источники пищи качественно повысили благосостояние их обитателей, стимулировали межрегиональную торговлю, специализацию ремесла. Всё это должно было повысить в том числе и качество медицинской помощи. Вместе с тем переход к производящему хозяйству породил ряд новых медицинских угроз, как негативную плату за достигнутый культурный прогресс.

На поздних стадиях первобытности, в эпохи неолита и особенно ранних металлов (меди, бронзы; наконец, железа) большинство человечества перешло к оседлому образу жизни, присваивающее хозяйство (охота, рыболовство, собирательство) было оттеснено на второй план производящим (одомашнивание диких животных, земледелие; специализированное ремесло, дальняя торговля). Все эти практические нужды привели к значительному расширению физических знаний о различных веществах и биологических представлений о растениях, домашних животных и самих людях. В результате качественно выросли возможности оказания медикаментозной помощи разного рода больным соплеменникам.

С другой стороны, многократный рост населения, его скученность в поселках и первых городах с их неизбежными спутниками — паразитами, насекомыми и грызунами, и, как правило, антисанитарными условиями быта, всё это привело к новым медицинским угрозам. То тут, то там в первых очагах цивилизации вспыхивали инфекционные заболевания вроде дизентерии, брюшного тифа, туберкулеза. Развитие скотоводства, в свою очередь, повышало угрозу заразных заболеваний — эпидемий и эпизоотий. Именно на пороге цивилизации людей поразили корь, грипп, оспа и т.п. болезни, при которых вирус так или иначе передавался от животных к человеку. Борясь с ними, первобытная медицина местами (например, в Восточной Африке, на Северном Кавказе) стихийно пришла к примитивным прививкам ослабленных форм страшной болезни. Пищевой рацион земледельцев, да и скотоводов стал более однообразным, что повышало опасность авитаминоза, недостатка животных белков и других необходимых организму веществ. Ставшие регулярными войны сыграли свою роль в усовершенствовании хирургии, которая с развитием металлургии вооружилась превосходными инструментами. Похоже, что именно к эпохе холодного оружия восходят соответствующие термины современной медицины: «прострел», «колющая», «режущая», «стреляющая» боль и т.п. [5][5]

Сравнение образов жизни наиболее примитивных по своей социальной организации народов, отставших в своем историческом развитии от передовых цивилизаций, позволяет выдвинуть обоснованные предположения о том, как велась борьба с болезнями, какими способами укреплялись сила и безопасность людей на дописьменных стадиях развития человечества. В родах и племенах охотников, собирателей полезных растений и прочих плодов земли, рыболовов, да и у первых скотоводов и примитивных земледельцев со временем выделялись такие их представители, которые специализировались на культовой, религиозной практике, включая ее целительские и обережные от всякого рода напастей функции. Во всяком случае, одни погребения эпохи камня носят скромный, а другие — пышный характер (сопровождаются богатыми украшениями, сложным инвентарем). Так, более тысячи выточенных из камня и кости бусин украшали одежду старика, захороненного на стоянке Сунгирь под Владимиром (Россия). Меха, пошедшие на его одеяния, разумеется, давным-давно истлели. Рядом археологи нашли парное погребение двух подростков 12–13 лет. Их тела были обращены головами друг к другу. Они тоже были одеты в расшитые массой бусин меховые костюмы; имели кольца и браслеты из слоновой кости; длинные копья из выпрямленных и заостренных бивней мамонта (длиной 2,4 и 1,7 м); пару вырезанных из кости скипетров. Сунгирская стоянка относится к началу позднего палеолита, ей около 23 тысяч лет. Значит, среди первобытных сородичей находились особо уважаемые и довольно богатые люди. Орнамент на их украшениях позволяет предполагать развитые навыки счета и какой-то календарь. На таком уровне развития материальной и духовной культуры должно было найтись место для чего-то вроде первобытной аптеки.

Магические зелья обычно изготовлялись шаманом или же старшими, самыми опытными членами большой семьи — рода. Обычно именно этот человек был «ответственным» за всё сверхъестественное, происходящее с его сородичами. В том числе диагностировал и лечил самые тяжелые или хронические болезни. Им составлялись лекарства, облегчающие страдания больного и предотвращающие влияние злых чар или духов. Подобная практика была распространена среди древних людей и продолжалась почти на всем протяжении истории человечества. К числу таких доморощенных целителей относились, вероятно, вожди и старейшины; пожилые женщины — хранительницы коллективного очага (быть может, именно их изображают так называемые «палеолитические Венеры» — статуэтки женщин, как правило утрированно массивного телосложения); первые священнослужители — проводники в мир духов (на одной из пещерных фресок во Франции изображен пляшущий человек, одетый в шкуру оленя с головой и рогами; голову мужчины, захороненного в гроте Кавийон (на Итальянской Ривьере) украшала корона из оленьих зубов и головной убор, обложенный сотнями раковин моллюсков).

Вместе с тем определенными гигиеническими навыками, знаниями о лечебных средствах растительного, животного, минерального происхождения так или иначе обладали не только шаманы, но все остальные их соплеменники.

Вот довольно реалистическое описание обсуждаемой ситуации в историческом романе о первобытных людях: «Многие защитники становища погибли в этой неравной схватке. Тела погибших мужчин перенесли к скале и подолгу причитали над каждым, восхваляя его славные подвиги и проклиная его врагов. Больше всего они плакали над телом вождя. Они окружили его, вложили ему в руку топор и, кивая в такт головами, затянули протяжную песню без слов.

Женщины занялись ранеными. Они прикладывали к их ранам разжеванные листья подорожника, обматывали большими, прохладными листьями и перевязывали ремешками из древесной коры. Даже тяжелораненые не жаловались, они переносили боль стойко, вверяя себя судьбе. Кто останется жить — хорошо, снова будет ходить на охоту, кто не выдержит — что ж, таков суровый закон жизни охотников.» [6][6]

В таких условиях примитивная (по позднейшим меркам) медицина и соответствующая фармация стали необходимой частью повседневной жизни кланов первобытных охотников, рыболовов и собирателей даров природы, расселявшихся по всей Земле в поисках новых охотничьих, промысловых угодий. Первобытный человек довольно рано научился различать свойства растений, в том числе те, которые можно было использовать в медицинских целях (рвотное, слабительное, кровоостанавливающее и т.д.). «Изучение» шло путем мириад случайных проб и множества ошибок, наблюдения за поведением животных.

Скажем, австралийские аборигены с лечебными целями употребляли до сорока видов дикорастущих растений. Избавляясь от зубной боли, допустим, они прикладывали к больному месту так называемую «змеиную траву», содержащую наркотические вещества. С похожими целями боливийские индейцы издревле использовали листья коки. Африканские бушмены подметили, что козы, объедающие кофейные деревца, резвятся всю ночь, а не спят. Тогда сами охотники и пастухи стали жевать кофейные зерна, когда им нужно было бодрствовать. Русский путешественник С.П. Крашенинников в своем «Описании земли Камчатки» (за 1737–1841 гг.) упоминает, что местное население по весне спасалось от цинги, поедая дикий лук — черемшу (как теперь известно, это растение соперничает с шиповником или капустой по концентрации витамина С). Настойка из ивовой коры заменяла первобытным знахарям аспирин.

С развитием охоты древняя аптека пополнилась целебными веществами животного происхождения: жиром, костным мозгом, печенью, пантами (молодыми рогами оленей) и т.д. Поиск сырья для изготовления орудий труда и прочего инвентаря познакомил древних людей с различными видами минеральных веществ, часть которых, в свою очередь, использовалась в оздоровительных целях.

Значительная часть природных субстанций и готовых форм для изготовления лекарств сохраняется, с теми или иными изменениями, в современной фармакологии с древнейших времен. Среди них хинин, кокаин, каскара, касторка, ревень, адонис верналис и многие другие.

Разумеется, вполне рациональные средства и приемы врачевания в древних и застойных социумах чаще всего сопровождались магическими действиями и мифологическими представлениями о причинах заболеваний и способах избавления от них. Например, папуасы от головной боли применяли разные средства, включая массаж, а если они не помогали, то делали на лбу пациента надрезы, чтобы боль сама покинула его голову. С похожей целью многие варварские и даже раннецивилизованные народы практиковали, причем в массовом порядке, трепанацию черепа.

Однако колдовские приемы оказывали на многих представителей традиционных культур мощное психотерапевтическое действие и, как правило, усиливали действие лекарственных снадобий и процедур. Без всей этой реликтовой медицины и рудиментарной фармации человечество не преодолело бы долгий и тернистый путь завоевания Земли.

Таким образом, в конце концов, возник — стихийно-эмпирически — целый ряд относительно простых лечебных средств и приемов; первобытный человек научился принимать внутрь части тех или иных растений (трав, кореньев, цветов, коры и прочих); добытых им животных, рыб, насекомых; минеральных веществ (вроде охры, глины), оказавшихся по его опыту целебными; пользоваться с лечебной целью силами природы (водные источники, гейзеры, солнце, тень и т.д.); прибегать в случае необходимости к тем или иным ручным приемам, растирая или разминая заболевшие части тела, удаляя инородные предметы и т.д. Те сородичи, соплеменники, у кого подобные манипуляции выходили удачнее, пользовались авторитетом целителей и мало-помалу специализировались на лечебно-фармацевтической практике.

Все эти знания по первичной медицине, фармакологии, токсикологии переходили от одного поколения первобытных людей к другому; развитие соответствующих навыков, многократные упражнения вели к усовершенствованию их походной «больницы» и «аптеки». Человек при своем появлении и расселении на Земле овладел элементарными способами залечивания ушибов, переломов, вывихов и ран, удаления больных зубов, и прочих не слишком сложных хирургических операций; лечения простуды, нарывов, ядовитых укусов и других видимых осложнений в собственном организме. Таким образом, уже в незапамятные времена была заложена основа всего позднейшего развития медицины. Причем сразу же наметились основные разделы врачебного искусства: консервативная (внутренняя) терапия, хирургия и фармация.

Многие из весьма действенных лекарств научная медицина переняла сравнительно поздно у достаточно отсталых в культурном отношении народов Земли (а именно хинную корку, листья коки, сенегу, ипекакуану и многое другое). Целый ряд препаратов и врачебных приемов был позаимствован современными медиками из арсенала народной медицины разных регионов. Знание ядовитых свойств растений и животных широко применялось на охоте и в рыболовстве. Одновременно были открыты и противоядия.

Отсюда ясно, что «дикарю» в высокой степени присуща способность наблюдать действие различных веществ на человеческий организм; эта обостренная наблюдательность зависит, несомненно, от близости первобытного человека к природе. О том же говорят и различные, зафиксированные этнографами и нередко сохраненные современной гигиеной, приемы, с помощью которых первобытные народы борются против самых разнообразных внутренних страданий. Таковы, скажем, закаливание холодной водой; антипростудные паровые ванны, лечение разных недомоганий потением. Последнее совершалось обыкновенно в небольшом замкнутом помещении, где на раскаленные докрасна камни поливалась вода. Североамериканские индейцы потели в вигвамах из бизоньих шкур; эскимосы — в ледяных хижинах-иглу; славяне — в полуземлянках. Вот, например, как описал на рубеже XI–XII вв. русский летописец Нестор парную баню у восточных славян (в районе Новгорода) конца I тыс. н. э.: «Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются мытелью, и возьмут веники, и начнут хлестаться, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут». Пришельцу из региона, где такой традиции не было, банный обычай оказался в диковинку: «И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят не мытье себе, а мучение» [7][7]. Нетрудно видеть, что банная культура, в различных ее вариантах (римские, турецкие, финские, русские бани), процветает и тысячу лет спустя приведенного летописного известия.

Можно предположить, что парные бани явились культурным ответом на такую эволюционную особенность древнейших людей, как их первоначальная жизнь в жарком африканском климате; при условии трудовой активности в самый жаркий отрезок суток. Вероятно, для охоты и подбирания трупов убитых другими хищниками животных первые гоминиды использовали самое знойное время дня, когда другие крупные хищники (львы, леопарды) отдыхали, укрывшись от нестерпимого, с их волосяным покровом, солнца. Подобная практика на протяжении многих тысячелетий привела у наших предков к постепенной утрате густых волос на большей части тела и к возросшей зависимости от потоотделения, которое в жару понижает температуру тела. Человек потеет гораздо сильнее, чем любое другое млекопитающее, хотя наши потовые железы, с учетом размеров тела, такой же величины. Другие хищники для охлаждения тела часто и тяжело дышат, что эффективно только при кратковременном напряжении сил, к тому же ведет к опасной для организма гипервентиляции. Одышка животных позволяла древнейшим гоминидам загонять свою жертву до полного изнеможения. Так что потение явилось для первых людей единственным способом выжить в жарком климате. При неизбежных миграциях в средние и даже арктические широты наши предки изобрели бани, как некий искусственный аналог тропической ниши антропогенеза.

Но не всегда паровая баня была столь полезна для здоровья ее любителей. У древних кочевников Алтая, чьи замерзшие могилы с мумиями и всем остальным содержимым (IV–III вв. до н. э.) изучены археологами, выявлено резкое превышение нормы содержания меди и соответственно понижение содержания цинка в волосах и ногтях. У детей в несколько раз, у женщин в 4 раза, у мужчин в 20 раз. Это должно было привести к грубому нарушению метаболизма, ряду заболеваний и, как следствие, преждевременной смерти (возраст мужчин — от 30 до 50 лет; женщин в два раза меньше; детей около 10 лет). Ученые объясняют это обычаем, который применительно к скифам описал еще «отец истории» Геродот: «Взяв конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают на раскаленные камни. От этого подымается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия». В одном из алтайских курганов находился медный котелок с обгоревшими зернами конопли. Вместе со слабонаркотическим паром люди вдыхали соединения меди, которые образовывались при соприкосновении раскаленных камней с поверхностью медного сосуда. «Медная лихорадка» сопровождается расстройствами нервной системы, печени и почек, другими поражениями организма, вплоть до летального исхода [8][8]. Приведенный пример лишний раз демонстрирует, что древняя фармация сочетала удивительные открытия с вопиющим невежеством.

Элементарные приемы лечебного воздействия на организм изначально применялись комплексно. То же самое мытье часто сопровождалось массажем, набором приемов мануальной терапии. При ней объектом действия служит натруженная, либо больная часть тела; лечащим орудием — руки и усиливающие их воздействие механические или асептические аксессуары (легкое поглаживание, более крепкое давление и разминание, поколачивая кулаком или коленом; вплоть до сечения веником из дуба, березы, крапивы и подобных растений; растирание глиной, пемзой и прочие лечебно-профилактические мероприятия). При явно неправильном положении плода у будущей матери знахарь осторожным массажем придавал ему нужный поворот.

Переход к хирургии в собственном смысле слова представляют широко распространенные у первобытных народов методы кровопускания — от простых кровососных банок, живых пиявок и до вскрытия кровеносных сосудов. Одни дикари ограничиваются расцарапыванием кожи при помощи какого-либо острого инструмента из камня, кости, рыбьей чешуи и прочего, с последующим высасыванием крови ртом или каким-либо полым предметом; другие прибегают прямо к отворению самого сосуда. Некоторые пользуются при этом странными на цивилизованный взгляд приемами: так, папуасы из Новой Гвинеи вскрывают вену с помощью маленькой стрелы, пуская ее на близком расстоянии из туго натянутого лука. Кровопускание применяют против разного рода местных воспалений, нарывов и других недугов.

При нередких на лоне дикой природы травмах всегда и везде применялись перевязки, припарки, холодные и горячие компрессы (в том числе с помощью растопленного воска), массаж. Повсеместно применяются как сухие, так и влажные повязки из различных веществ, а также и затвердевающие повязки, материалом для которых обычно служит глина; холодные и горячие компрессы, в том числе с использованием речного ила. Заживление ран предоставляется природе, но у некоторых племен употреблялось и наложение швов; лубков, шин при переломах. Кровотечение останавливалось с помощью паутины, золы, жира ящерицы-игуаны, мха, различных клейких веществ. При укусе змеи или насекомого ранка прижигалась, зараженная кровь высасывалась. Болезни желудка врачевались касторовым или иным маслом, эвкалиптовой смолой, луковицей орхидеи; кожные заболевания — прикладыванием глины, промыванием мочой и прочими подручными средствами. Оригинальным во многих отношениях методом пользуются бразильские индейцы: муравьев с сильными челюстями помещают в ряд вдоль раны так, чтобы они захватили челюстями оба ее края; после отрывают им головы от туловища и получают как бы ряд скобок; таким остроумным способом индейцы не только достигают сближения краев раны, но и (бессознательно) обеззараживают ее выделяемой насекомыми муравьиной кислотой.

Видное место в хирургической деятельности первобытных народов принадлежит удалению из тела попавших в него инородных предметов — осколков, заноз, стрел, пуль и т.п. Соответствующие операции производятся обычно очень ловко; причем извлечение совершается или просто пальцами, или при помощи различных инструментов. Инородные тела извлекаются и в том случае, если они проникли глубоко в тело; по крайней мере, многочисленные костные остатки показывают, что доисторический человек умел справляться и с такими тяжелыми повреждениями. Найден, например, позвонок с глубоко вонзившимся в него бронзовым наконечником стрелы; значительное разрастание костного вещества в окружности стрелы ясно показывает, что раненый на много лет пережил свое повреждение.

Во всяком случае, хорошо развитая техника наложения повязок у отдельных диких народов, с одной стороны, а с другой — многочисленные находки хорошо заживших переломов костей, ампутированных фаланг пальцев, целых конечностей, свидетельствуют о том, что первобытный человек был уже неплохо знаком с этой отраслью хирургии. Изучению внутренностей человеческого организма способствовали, вероятно, опытность в разделывании туш добытых на охоте животных, а также кое-где существовавшие практики каннибализма и мумификации умерших.

Наряду с малыми операциями (как, например, вскрытие абсцессов, обрезание крайней плоти у мальчиков, производившееся обычно из соображений гигиенического и ритуального порядка, и т.п.) древняя медицина знала операции, которые мы до сих пор причисляем к числу сложных. Заслуживает упоминания такое хирургическое вмешательство, которое практиковалось многими примитивными народами; оно же, как показывают некоторые костные находки, было известно первобытному человеку. Речь идет о трепанации черепа. Она производилась то ли путем просверливания кости, то ли путем постепенного соскабливания ее. Должно быть, таким путем старались «выпустить злых духов, вселившихся в пациента» (нервно- или иначе больного). «Если больной не умирал в результате такой «операции», то в некоторых случаях, например при травматической эпилепсии, таким способом, возможно, и удавалось прекращать припадки. Разрывая спайки, образующиеся между веществом мозга и его оболочками, первобытный «хирург» ликвидировал непосредственную причину припадка. Немало способствовало эффекту и искусственное окошко в черепе, с помощью которого уменьшалось внутреннее давление» [9][9]. Эта операция лучше всего показывает, что довольно серьезные операции можно было предпринимать чисто эмпирически, мало зная о механизме их действия.

Узнавая о сложных оперативных вмешательствах, на которые были способны представители весьма примитивных по уровню культуры племен и народов, не следует преувеличивать возможности «первых хирургов». Такие «специалисты» находились не везде и не всегда. Инвалидность и смертность от травм в первобытном и традиционном обществах всегда оставались колоссальными. Приведем впечатляющее описание эпизода, довольно-таки типичного для североамериканских индейцев позапрошлого века. «Па-ке-кун-не-гах-бо (Стоящий в дыму) … был особенно искусным охотником, но … произошел несчастный случай: целый заряд дроби попал охотнику в локоть, раздробив кость в суставе. Рана не только не заживала, но причиняла всё больше мучений, и он стал просить всех встречных индейцев и белых отрезать ему руку. Но никто не соглашался на это, и все отказывались даже помочь ему самому сделать ампутацию. Тогда индеец, улучив момент, когда в палатке никого не было, взял два ножа, насек один из них наподобие пилы и отрезал правой рукой левую. Затем он забросил ампутированную руку как можно дальше. Через некоторое время больной заснул, и друзья застали его уже спящим. Индеец потерял много крови, но всё же выздоровел и, хотя остался без руки, опять завоевал славу искусного охотника. После этого за ним укрепилось прозвище Кош-кин-не-кайт (Отрезанная Рука)» [10][10].

Представителям индустриальной цивилизации, воспитанным в необ-
ходимости самой строгой асептики, кажется странным, даже чудесным,
заживление раны в антисанитарных условиях. Причину того, что некие
операции все-таки могли производиться с успехом, необходимо видеть,
прежде всего, в том, что у первобытного человека, живущего в естествен-
ных условиях, способность к заживлению ран выражена резче, чем у куль-
турного человека; кроме того, несомненно также и то, что и первобытный
человек, сам того не зная, пользовался асептикой, основанной на том
элементарном наблюдении, что рана лучше заживает, когда она не загряз-
няется и обрабатывается каким-то природным обеззаражи-
вающим веществом.

Закономерен и такой вопрос: как могли наши предки переносить болезненные операции без наркоза? Наверное, первобытный человек был способен терпеть гораздо более жестокую боль, чем изнеженный представитель современной культуры. Этому способствовала повышенная внушаемость дикаря, его мифо-магическое мироощущение. Кроме того, в распоряжении диких народов имеются средства, при помощи которых они умеют снять или, по крайней мере, уменьшить боль страждущего соплеменника. При хирургических операциях носители традиционных культур прибегают к самым разнообразным оглушающим или опьяняющим средствам: алкогольным напиткам (продуктам простого брожения), добытым из растений наркотическим веществам и т.п.

Как ни разнообразны описанные лечебные мероприятия и какими ни кажутся они разумными даже по современным представлениям, речь тут идет, во всяком случае, лишь о стихийно-эмпирическом, донаучном познании здоровья и болезней. Как, например, предотвращались слишком частые зачатия? Ведь в связи с этой задачей возникал вопрос контроля численности группы первобытных людей, поддержание работоспособности женщин. По этнографическим данным известно, что представительницы традиционных обществ кормили грудью своих младенцев в среднем по три-четыре года, а то и до шести-семи лет. Периодическое посасывание ребенком женской груди стимулирует в организме матери выработку пролактина, а этот гормон в большинстве случаев подавляет овуляцию, не дает возобновиться менструациям. Не подозревая об истинной природе деторождения, наши предки неосознанно устанавливали нужную им частоту родов. Судя по обычаям аборигенов Австралии и других примитивных народов, младенческая смертность оставалась высокой, достигала 20% всех живорождений. А до наступления совершеннолетия умирало до 50% детей. Явных уродов, одного из близнецов, незаконнорожденных младенцев, порой девочек обрекали на быструю смерть потому, что в первобытных условиях мать была не в состоянии выкармливать и растить более одного ребенка младшего возраста. Среднее число деторождений в далеком прошлом достигало, как видно, 4–6 для женщины, достигшей среднего возраста [11][11].

У тех народов, которые перешли к скотоводству, появилась возможность вскармливать младенцев не только женским, но и коровьим, козьим молоком. Благодаря этому резко возросла частота родов и численность соответствующих племен (в том числе индоевропейских, чьи нашествия в последние тысячелетия до н. э. покорили огромные пространства Евразии).

Из первобытной эмпирии настоящее врачебное искусство в том виде, как мы его теперь понимаем, возникает лишь тогда, когда у человека является стремление проникнуть в причинно-следственное взаимоотношение между тем или иным явлением, действием и влиянием его на свой организм. Зачатки такого подхода появляются только при переходе от дикости и варварства к первым цивилизациям, а постепенный переход медицины и фармации на научные основы осуществлялся в рамках таких позднейших цивилизационных этапов мировой истории, как индустриальное общество Нового времени в Западной Европе XVII–XVIII вв.

Так что не стоит преувеличивать возможности первобытной медицины и фармакологии. Как вполне выяснила археологическая антропология, средний возраст человека каменного века, да и периода ранних металлов редко превышал 30–40 лет. Лица преклонного возраста (до 60–70 лет) встречались и тогда, но их в каждом роде-племени насчитывались буквально единицы. Изучение найденных археологами скелетов показало, что среди неандертальцев 20-летнего возраста не достигала и половина обитателей стоянок; у кроманьонцев этот возрастной рубеж стал доступен примерно двум третям населения; до 40 лет доживал один из десяти кроманьонцев, по сравнению с одним на двадцать среди неандертальцев. Ужасающе высокой была детская, женская (при родах) смертность первобытных людей. Раскопанные археологами коллективные захоронения лиц разного пола и возраста (вплоть до младенцев и зародышей) свидетельствуют не только о жестоких военных столкновениях, но и о нередких эпидемиях неведомых древним людям заболеваний.

Дата добавления: 2015-08-05